ГЛАВА 1
Семья Чэн не была большой или действительно богатой, но некоторую известность в Чанъане всё же имела. Возможно, дело было в том, что старшая сестра молодого главы семьи была любимой наложницей Старшего князя, а возможно всему виной был талант его младшей сестры к сочинению стихов.
Как бы то ни было, семья про нужду в деньгах забыла уже много лет назад, когда бабушка молодого главы поступила в услужение наследного принца. Эта женщина вовсе не была красива, но она была умна. Принц любил её речи и руки, дважды спасшие его от яда. В благодарность он нашёл ей достойного мужа и помог ему стать младшим чиновником при дворе.
А ещё, пожалуй, не стоило забывать про матушку главы. Именно она, будучи дочерью торговца, выполняла за мужа всю бумажную работу в министерстве финансов и способствовала продвижению по карьерной лестнице. Благодаря её цепкому взгляду, хитрой улыбке и тонким пальцам, до кровавых мозолей работавших с счетами, отец главы из простого младшего чиновника превратился в личного секретаря заместителя министра финансов.
Что же до жены главы семьи? О, это была весьма непривлекательная женщина, которая начала стареть ещё до того, как вышла замуж. У неё было плохое зрение, ведь она тайно читала книги в темноте, чего женщинам, разумеется, делать не стоило. И косметикой она пользоваться не умела, ведь пока нормальные девицы прихорашивались, она была занята изобретением какого-то совершенно бессмысленного устройства. Лишь выйдя замуж и получив поддержку любимой золовки, она наконец создала то, что помогло различать мелкие иероглифы не только ей, но и полу-слепому императору.
Разумеется, будучи хорошей женой, она не стала искать славы, отдав её мужу, словно надеясь хоть на капельку любви или заботы взамен. Но разве нужна такая женщина, ставшая ещё уродливее после рождения трёх бесполезных дочерей, богатому мужчине, которому император за его изобретение пожаловал должность министра финансов и одну из своих танцовщиц?
А та танцовщица хоть и родилась красавицей, была совершенно отвратительна. Мало того, что она даже не была невинна, так ещё и спускала кучу денег мужа на косметику и одежду, при этом ничего не зная и не имея. Вероятно, во всём Чанъане было не найти женщины бесполезнее, ведь она даже ребёнка родить не смогла. Только и толку от неё, что забота о лежачем дедушке мужа и детях старшей жены, которая после трёх родов была слишком слаба, чтобы заботиться самостоятельно. Ну и, конечно, распоряжение прислугой и деньгами семьи, что она делала либо плохо, либо и вовсе ужасно.
Но, на самом деле, это всё было совершенно неважно. Все эти женщины были всего лишь женщинами, и их судьбы не имели особого значения. В семье Чэн женщин не особо любили, ведь они по своей природе были глупы и бесполезны.
Порой, глядя на своих дочерей, глава семьи никак не мог понять, где же он так провинился перед судьбой, что вместо долгожданного наследника она подарила ему…
Это.
Мало того, что они все были девочками, так они ещё и пошли в свою мать. Страшные до такой степени, что будущие женихи всяко в обморок упадут, стоит невестам веер отвести от лица.
У первой лицо квадратное и лоб размером с императорский дворец, у второй кожа вся в прыщах, словно на неё напала стая комаров, а у третей нос кривой, губы толстые, да ещё и зубы лезут не в те стороны.
Пожалуй, глава семьи бы себе ещё пару наложниц взял, чтобы хоть одна из них родила ему сына, но из-за этих отвратительных женщин, совершенно одинаковых что дома, что в борделе, здоровье ему не позволяло.
А потому оставалось довольствоваться тем, что было.
Старшую дочь он назвал Чжэньмэй*. Второй дал имя в честь растущей за окном зимней вишни и назвал Сяоин*. А именем третьей дочери он и вовсе не стал утруждать себя. Просто Саньнян*.
*Истинная красота.
*Маленькая вишня.
*Третья дочь.
Когда родилась Чэн Саньнян, её отец, которому всего пару дней назад врачи настоятельно порекомендовали воздержаться от встреч с женщинами, был до того зол, что сорвался на свою бесполезную наложницу.
Тогда ему казалось, что судьба не любит его.
Но когда Чэн Саньнян исполнилось шесть и во время обеда она принесла любимой тёте огромную жабу, чтобы похвастаться своей любимицей, глава семьи понял, что ошибся.
Судьба не просто ненавидела его.
Судьба его прокляла.
ГЛАВА 2
Стоя на коленях посреди зала предков, Чэн Саньнян слегка покачивалась из стороны в сторону, то и дело поглаживая свой живот сквозь ткань складчатой розовой юбки, закреплённой плетёным поясом над грудью.
Казалось, она совершенно не понимала того, что была наказана, а злое лицо отца, читающего ей нотации, хоть и пугало, в большей степени смешило.
Она не часто виделась с этим человеком и большинство их встреч выглядели именно так.
Чэн Саньнян стояла на коленях в зале предков, а её отец ходил от одной стены к другой, гневно отчитывая её то за одно, то за другое.
Также, как Чэн Саньнян не понимала, что её наказывали, он не понимал того, что его слова совершенно не вызывали у неё ни покорности, ни дочерней покладистости.
Вероятно, дело было в том, что Чэн Саньнян то ли в силу возраста, то ли из-за слишком редких встреч лишь знала, что он был её отцом, но не чувствовала этого. А может, глава семьи уж очень старательно гримасничал, отчитывая её.
Однако, если бы кто-то рассказал ему про то, каковы были мысли и чувства его дочери, он бы подумал совершенно в другом направление.
Просто она была неправильной бесполезной девочкой.
Она до того не уважала ни его, ни остальных своих предков, что посмела заснуть во время своего наказания!
- Саньнян! - крикнул мужчина, толкнув уснувшую дочь в плечо. - Саньнян, ты слышала, что я говорил?!
С трудом удержавшись от падения, Чэн Саньнян нехотя открыла глаза и поджала полные губы.
- Саньнян слышала. Саньнян поняла.
На самом деле она ничего не слышала и ничего не поняла. Как она могла что-то слышать и понимать, если она спала?
Вернувшись в прежнее положение и поправив то, что было под её юбкой, Чэн Саньнян незаметно зевнула, сделав вид, что слушает речь отца, ставшую даже более гневной, чем до этого.
И всё же, одного взгляда на неё было достаточно, чтобы понять, что ничего она не слушала.
Окончательно взбешённый её поведением, глава семьи схватил лежащую у алтаря деревянную линейку, подойдя к дочери и одним движением подняв её на ноги.
- Руки! - приказал он, собираясь наказать её за непочтительность.
Чуть не упав от такой резкости, Чэн Саньнян вновь поджала губы, крепко обняв то, что прятала под юбкой.
- Я не могу, - заявила она, потерев свой нос, в самом деле кривоватый.
А между прочим, этот нос, который так не нравился её отцу, достался ей именно от него. У матушки нос был прямой.
Но отец об этом даже и не думал.
Зато он заметил, что Чэн Саньнян что-то прячет под своей юбкой. Его густые брови нахмурились, будто он был крайне недоволен и, вместе с тем, немного обеспокоен.
- Что у тебя там? - поинтересовался он, указав на часть юбки, под которой явно что-то двигалось.
Чэн Саньнян потёрла пол носком туфля, а после, отведя одну руку от своего чего-то, поправила лезущую в глаза чёлку.
- Ничего, - уверила она, громко шмыгнув носом.
Ни капли не поверив её, мужчина прищурил полнящиеся подозрения глаза, требовательно махнув рукой.
- Показывай. Иначе я заставлю.
Осторожно сделав шаг назад, Чэн Саньнян покачала головой.
- Тётушка сказала мне кричать, если какой-нибудь дядя будет пытаться обидеть меня. И я буду кричать.
Брови главы ещё более выразительно изогнулись, а с его губ слетел полный отчаяния стон.
За что судьба так его ненавидела, что послала ему это демоническое отродье, которое он был вынужден называть своей дочерью?
Демоническое отродье вновь шмыгнуло носом, рукавом светло-жёлтого жакета вытерев свои сопли.
Её небольшие чёрные глаза были широко распахнуты, но в них не было ни нежности, ни покорности.
Будто она совершенно не понимала, с кем разговаривает.
- Я твой отец! - возмутился глава семьи, сделав шаг вперёд.
- А я всё равно буду кричать! - повторив его тон, парировала Чэн Саньнян, отскочив ещё на пару шагов.
Казалось, мужчина, до крайности разгневанный её поведением, хотел сказать что-то ещё, но в этот момент из-под нежно-розовой юбки выпала огромная чёрная жаба и, громко квакнув, прыгнула прямо на него.
В этот раз отскочил глава, повалившись на стоящий за спиной алтарь, раздавив собой подношений и опрокинув часть мемориальных табличек.
Судя по звуку, который он издал, это было больно.
Моргнув, Чэн Саньнян вновь вытерла рукавом сопли. Подойдя к отцу, она сняла с его живота жирную чёрную жабу и запихала её обратно под юбку.
Это была её любимица, которую ей сказали выкинуть на улицу просто за то, что, по мнению отца и дедушки, она была страшной. А вот тётушке понравилась. Поэтому, вместо того, чтобы выбросить свою любимицу, Чэн Саньнян спрятала её под юбку, намереваясь позже ещё раз принести её тётушке.
Могло показаться, что из сложившейся ситуации она совершенно ничего не вынесла, но это суждение было бы ошибочно. Она вынесла очень важную вещь: в следующий раз, когда захочет показать что-то любимой тётушке, надо будет подождать, когда рядом не будет ни отца, ни дедушки.
Тем временем её отец, постепенно пришедший в себя, только и мог, что тяжело дышать и гневно смотреть на малолетнюю дочь, которая была не иначе, как маленьким демоном.
Чёрные глаза всё также распахнуты, собранные в два пучка волосы растрёпаны, с кривого носа текут сопли, а из-под юбки доносится кваканье.
Глядя на неё, глава семьи чувствовал, как у него болит сердце от сожалений, обид и гнева.
Быстро поправив все мемориальные таблички и подношения, он шумно выдохнул через нос и направился к Чэн Саньнян. Он хотел бить её по ладоням до тех пор, пока на них не полопается кожа, но в итоге понял, что не знает, куда отлетела деревянная линейка.
Взмахнув широкими рукавами, он покинул зал предков, захлопнув за собой дверь и оставив дочь в компании бдительных духов.
Некоторое время глядя на алтарь, Чэн Саньнян подошла ближе и взяла одну из раздавленных отцом булочек, запихнув её в рот и осмотревшись.
Её внимание привлекло слегка приоткрытое окно.
Своим гневным уходом глава семьи имел в виду, что хотел, чтобы она продолжила стоять на коленях и вымаливать прощение у предков, но, так как он не озвучил это вслух, Чэн Саньнян этого не поняла.
Подбежав к окну и открыв его пошире, она не без труда выбралась наружу, поддерживая жабу под своей юбкой.
Ещё буквально год назад она побежала бы играть к своей второй сестре, но сейчас она была старше и умней. Чэн Сяоин была невыносимой ябедой, до дрожи боявшейся отца, но при этом всячески старавшейся выслужиться перед ним и хоть как-то порадовать. Она даже терпела сына генерала Му, хоть тот и дёргал её волосы, грубо хватал за руки и задирал её юбку, а всё потому что отец хотел, чтобы они заключили помолвку.
Чэн Сяоин проводила очень много времени с тётушкой Ло, наложницей своего отца, и научилась у неё истинной женственности, терпимости и секретам красоты. Но Чэн Саньнян с детства хвостом ходила за Чэн Жои, приходящейся её отцу сестрой, а потому умела лишь таскать жаб под юбкой и лазить по деревьям.
Таким образом, цепляясь за ветви зимней вишни, что росла у окружающий их поместье стены, Чэн Саньнян благополучно ушла не только из зала предков, но и из дома в целом.
Разумеется, она планировала вернуться чуть позже. Она не хотела расстраивать ни матушку, последнее время почти не поднимающуюся с постели, ни своих тётушек. А ещё она волновалась о бабушке. Та, потратив свою молодость на служение мужу и рождение шести детей, из которых выжил лишь один мальчик, тоже была слаба как телом, так и умом, хоть её и нельзя было назвать старой.
И ещё ужин, да.
В общем, уйти насовсем Чэн Саньнян не могла, да и не хотела.
Она просто хотела прогуляться к лотосовому озеру, что располагалось не слишком далеко от её дома и, вместе с небольшим чайным домом у него, принадлежало Старшему князю.
Старший князь был очень хорошим человеком. Порой он устраивал раздачи еды для бедных, любил читать и рисовать, а также слушать музыку и смотреть на красивых женщин и мужчин. Старшая тётушка Чэн Саньнян, бывшая одной из наложниц князя, отметила лишь две неприятные стороны его характера: лень и редкостное бесстыдство.
Сама Чэн Саньнян не была с ним знакома лично, но всё равно считала его хорошим, потому что он отправил ей большой подарок на шестилетие и не запрещал ей гулять у озера и ловить жаб.
Прыгая с камня на камень, при этом держа под лапки толстую жабу и слегка раскачивая её в такт своим движениям, Чэн Саньнян издалека наблюдала за происходящим на террасе чайного дома. Девушки из танцевальной труппы, которую содержал князь, облепили симпатичного мужчину лет тридцати пяти, который, возможно, и был князем.
Но, на самом деле, её мало интересовал этот мужчина, потому что большая и жирная жаба ей нравилась больше.
Внезапно, из чайного дома донёсся какой-то странный шум и женский крик, напугавший как находившихся внутри девушек, так и гуляющую снаружи Чэн Саньнян. Следом за криком на террасе показался молодой мужчина в простых чёрных одеждах, в одной руке которого был зажат большой комок бело-красного извивающегося меха, а во второй окровавленный меч.
Не обратив внимания на перепуганных красавиц и лишь что-то сказав обеспокоенному князю, мужчина быстрым шагом вышел из павильона и, отойдя на небольшое расстояние, швырнул животное на землю. Он был молод и очень хорош собой, а его занесённый над белым созданием меч ярко блистал на солнце, но вся эта красота вызывала лишь ужас и желание отстраниться.
И всё же люди на террасе пододвинулись к ограждению, желая увидеть, что же будет дальше. Один лишь князь нахмурил брови и остался стоять на месте, тоже наблюдая за происходящим, но не выражая особого любопытства.
Казалось, мужчина уже был готов одним ударом снести голову тяжело дышащему животному, как между ними влезла маленькая девочка, державшая в руках большую жабу.
- Дяденька, не обижайте собачку! - выкрикнула Чэн Саньнян, широко распахнутыми глазами глядя на мужчину в чёрном.
ГЛАВА 3
Мужчина так и замер с занесённым мечом.
Казалось, он раньше не замечал ни этой девочки, ни её жабы, а теперь, заметив, совершенно не знал, как реагировать.
Его губы скривились, а на холодном лице промелькнуло нечто среднее между неприязнью и отвращением. Очевидно, он не любил либо детей, либо жаб. А возможно и тех, и других.
И всё же, хоть эта девочка с жабой и вызвала у него лишь отрицательные эмоции, ранить их он не хотел.
- Пошла прочь, - несмотря на грубость слов, его тон был очень спокоен, будто он читал священный трактат, а не прогонял ребёнка. - Это не собака. Это девятихвостая лиса.
Чэн Саньнян медленно моргнула, а её жаба громко квакнула, попытавшись выбраться из тисков детских рук.
Ни девочка, ни жаба не понимали, что имел в виду мужчина в чёрном.
- Дяденька, не обижайте собачку, - повторила Чэн Саньнян, шмыгнув носом, но не стерев потёкшие с него сопли.
В конце концов, как она могла их стереть, если её руки были заняты жабой?
Казалось, это произвело определённое впечатление на мужчину. Однако он был вовсе не доброй нянечкой, которая бы бросилась вытирать ребёнку нос, а грозным воином.
