Яблоня

В каждой более-менее крупной деревне есть свой дурачок. Как правило, таковым становится молодой неженатый юноша, большую часть времени либо слоняющийся без дела, либо занятый чем-то уж очень сомнительным. Обычно такие юноши хороши внешне и не бездарны, ведь иначе соседи не могли бы судачить о попусту растраченном таланте.
       А ещё им почти всегда меньше двадцати, ведь к двадцати они либо обзаводятся семьёй и становятся серьёзнее, либо получают более унизительное клеймо со стороны общественности.
       Хайтан был типичным деревенским дурачком, и об этом знали все. И, как и у любого другого дурачка, у него была своя странность.
       Он старался спасти всё, что можно было спасти в теории.
       А порой и то, что спасти было нельзя.
       Капли крови окрасили нежную траву в тёмный цвет боли, а белоснежные перья, подобно траурным одеяниям, скрыли эту боль под своим покровом.
       На землю упали два аиста, насквозь пронзённые стрелами мальчишек, известных в деревне за свои успехи в охоте.
       Вот этих мальчишек никто бы не назвал дурачками. Ими гордилась вся деревня. Сильные и ловкие, они уже нашли себе невест несмотря на свой юный возраст.
       Хайтаном же никто не гордился.
       — Что вы делаете?! — заметив, как падают на землю убитые птицы, в ужасе выкрикнул он, выронив деревянный таз с только что постиранным бельём.
       Не обратив на него внимания, старший из мальчишек натянул тетиву самодельного лука, собираясь сбить гнездо с крыши дома старейшины деревни.
       Вот только прежде, чем он успел выстрелить, Хайтан прыгнул ему на спину, придавив к земле.
       Вероятно, будь это любой другой взрослый, мальчишка бы молча снёс столь грубое вмешательство в его планы. Однако вмешательство дурачка, который был всего на пару лет его старше, лишь сильнее разозлило его.
       С силой ударив Хайтана в плечо и оттолкнув его в сторону, он поднялся на ноги, с отвращением отряхнув свои одежды.
       — Почему твой брат позволяет тебе выходить из дома?! — возмутился мальчишка. — Сумасшедших нельзя выпускать на улицу!
       Он хотел ударить лежащего на земле Хайтана ногой, но, вспомнив весьма грозный облик его брата, нехотя сдержался, подняв взгляд на гнездо аистов.
       На фоне небольшого домика старейшины, эта штука выглядела весьма громоздко и не особо безопасно. И так считал не только юный охотник.
       — Старейшина приказал убить аистов и убрать их гнездо с крыши, — уже спокойнее пояснил мальчишка. — Он боится, что крыша не выдержит. Так что не мешай.
       Опасения старейшины были не безосновательны, и Хайтану следовало подчиниться и собрать бельё, которое он выронил, однако вместо белья он схватил лук мальчишки.
       — Нельзя убивать тех, кто не может защитить себя! — выкрикнул он. — Вообще никого нельзя убивать!
       Мальчишки переглянулись. Они просто не могли понять, о чём думал этот дурак, и откуда он взялся.
       Около года назад семнадцатилетний Хайтан и его старший брат приехали в их деревню, вызвав немало интереса к своим персонам. Сильный и умный Чэн Юй быстро снискал всеобщее уважение, вскоре став завидным женихом, в то время как Хайтан…
       Вероятно, если бы жители деревни не побаивались Чэн Юя и его меча, этого юношу бы уже давно кто-нибудь прибил, до того много проблем он доставлял.
       — Хайтан, ты из монастыря сбежал? — раздражённо спросил старший из мальчишек, попытавшись отобрать у Хайтана свой лук. — Если так, то возвращайся обратно. А если нет, то прекрати строить из себя святого монаха. Сильный ест слабого — таков закон природы. Я — сильный. Ты — слабый. Если будет нужно, я и тебя съем.
       Вырвав лук из цепких, но слабых пальцев, он с отвращением посмотрел в тёмные глаза юноши, в которых в равных пропорциях перемешались решимость с осознанием собственной беспомощности.
       Хайтану и впрямь не было места в мире простых людей. Было бы лучше, живи он за высокими стенами храма, брил голову и носил пёстрые одежды из лоскутов. Поклонялся бы Будде, возжигая благовония и слушая наставления старших, а состарившись, сам бы начал читать наставления юным монахам.
       Но он читал наставления простым деревенским жителям, отчаянно пытаясь влезть в их быт, но не желая соответствовать общим требованиям.
       — Кто тут кого собирается съесть? — послышался глубокий голос мужчины, не спеша подошедшего к собравшейся компании.
       Мальчишки вздрогнули, а Хайтан шумно выдохнул, спешно подбежав к аистам в надежде, что хоть один из них жив.
       — Брат Чэн, он опять мешает всем жить! — выкрикнул старший из мальчишек, невежественно указав на Хайтана. — Старейшина приказал нам убрать гнездо с крыши его дома, а он мешает нам это сделать.
       Посмотрев на брата, безуспешно пытающегося спасти уже мёртвых птиц, Чэн Юй ничего не ответил, устало покачав головой.
       В нём уже давно не было ни нежности, ни доброты, что были так свойственны Хайтану.
       Возможно, в юности его сердце и лик тоже были мягкими и тёплыми, однако время беспощадно меняло людей. Желание всем помочь сменило осознание невозможности этого, а мягкое сердце покрылось жёсткой коркой. То же произошло и с телом. Закалённая в боях кожа была покрыта шрамами, один из которых почти делил лицо напополам.
       Чэн Юй был слеп на один глаз. Правда, это не мешало ему сражаться с демонами и охранять от них деревню.
       Не спеша подойдя к Хайтану, Чэн Юй похлопал его по плечу.
       — Они мертвы, — спокойно произнёс он. — Ты их уже не спасёшь.
       Хайтана едва ощутимо трясло. Не от злости на мальчишек, а от страха и нежелания признавать собственную беспомощность.
       Он боялся смерти. Чужой, своей…
       В его хрупкий мир не вписывалось это явление, а вид крови на своих руках и вовсе приводил его в ужас.
       Это было слишком страшно.
       Слишком нереалистично и, вместе с тем, слишком реально.
       Взяв Хайтана за руки, Чэн Юй хладнокровно стёр с них кровь платком, а после силой поднял его с колен.
       Он видел слишком много боли, крови и смертей, чтобы понимать страх своего маленького брата.
       Он не знал, как успокоить его.
       — Собери бельё и возвращайся домой, — холодно произнёс Чэн Юй. — Здесь ты уже ничем не сможешь помочь.
       Хайтан всхлипнул, потерев рукавом слезящиеся глаза, а после указал на гнездо аистов.
       — Там… птенец, — прошептал он.
       Устало вздохнув, Чэн Юй кивнул.
       Он уже устал от маленьких животных, которых Хайтан таскал в их дом, и с удовольствием сварил бы из них суп, но не хотел расстраивать маленького брата.
       — Я сниму гнездо, — пообещал он.
       Этого было достаточно, чтобы в значительной степени успокоить Хайтана.
       Чэн Юй всегда исполнял свои обещания. Даже если это было сложно. Даже если он не хотел этого делать. Пожалуй, в жизни Хайтана не было другого человека, которому он бы доверял в той же степени.
       Собственно, он в целом был единственным значимым человеком в жизни Хайтана.
       Понимая это, Чэн Юй всячески старался не разочаровать его, делая всё, что в его силах, и даже немного больше. Он даже делал вид, что его не раздражали спящие на кровати кошки, живущие в сарае совы и две огромные собаки, которые явно были лишние, и которых надо было чем-то кормить.
       Но после появления в доме аиста даже его терпение начало сдавать.
       На единственной кровати и так было не слишком много места, но Хайтану обязательно надо было устроить гнездо для птенца в углу кровати, так как это было самое тёплое место в доме.
       Это был уже не первый птенец, которого выхаживал Хайтан, но раньше птицы были значительно меньше размером, и за ними было проще ухаживать.
       Заботясь о них, Хайтан не сидел с полным скорби лицом, смотря на маленькую и ещё живую рыбу, что плескалась в ведре.
       Аиста надо было чем-то кормить.
       — Прекрати тяжело вздыхать — ты не прекрасная дева, которую насильно замуж выдают, — раздражённо произнёс Чэн Юй, поставив на кровать столик с обедом. — Если ты так не хочешь кормить эту тварь, я скормлю рыбу курицам.
       По своей натуре Чэн Юй был резок и груб. Вероятно, плохо знающий его человек не смог бы различить в его словах заботы, но Хайтан знал его достаточно хорошо.
       Он ещё помнил годы, когда Чэн Юй был более нежен и ласков.
       Годы до войны.
       Война не сделала Чэн Юя жестоким, отнюдь нет, но после кровопролитных сражений он в значительной степени замкнулся, мало кого подпуская к себе. Он перестал вкладывать свою любовь в слова, но его действия остались прежними.
       Забравшись с ногами на кровать, он поставил себе на колени свою миску с рисом, вторую пододвинув Хайтану.
       — Ешь, — холодно приказал он. — А то рис остынет.
       Ещё раз тяжело вздохнув, Хайтан вымученно улыбнулся, а после нехотя выловил маленькую рыбку из ведра, поднеся её к раскрытому клюву птенца.
       Этот маленький аист, определённо, уже не был несамостоятельным, но мог не слишком много.
       — Всё в порядке, — ответил Хайтан, вылавливая ещё одну рыбку. — Мне нравится холодный рис.
       Чэн Юй поморщился, не став спорить.
       Он знал, что Хайтану действительно нравилась холодная жидкая рисовая каша, и небезосновательно считал, что это отвратительно.
       У Хайтана в целом были очень странные предпочтения в плане еды. А о том, сколько способов приготовления тофу он знал, можно и вовсе было слагать байки и легенды. И это при том, что он никогда не готовил мясо или рыбу.
       Чэн Юй тоже не ел мясо и рыбу. Не потому что не любил мясо или заботился о животных, а потому что его слишком сильно напрягал укоризненный взгляд Хайтана.
       Порой это немного раздражало.
       Порой не немного.
       Даже яйца — и те вызывали у Хайтана жалость.
       — У нас нет петуха, — раздражённо напомнил Чэн Юй, глядя на то, как его маленький брат тяжело вздыхает над уже почти остывшим супом. — Ты никого не убиваешь. Так что пей суп.
       Пару раз кивнув, Хайтан поднял пиалу, сделав несколько глотков.
       Потратив большую часть дня на сбор фасоли, он несколько устал. Особенно если учитывать, что закончился этот сбор тем, что ему на спину прыгнула кошка, впиваясь когтями в обнажённую кожу.
       Когда птенец аиста был маленьким, эта кошка пару раз пыталась его съесть или просто потрепать его мягкие перья, однако аист рос, и теперь уже кошка спалась от него.
       Не переняв нежный характер своего кормильца, подросший аист держался с поражающей величавостью и надменностью, на агрессию отвечая ещё большей агрессией.
       Эта большая птица нередко весьма болезненно клевала кошек и совершенно не боялась собак, ластясь лишь к Хайтану.
       Однако не кошки и не собаки были главными врагами аиста. Хуже всего он ладил с Чэн Юем, который пытался выгнуть питомца брата если не из дому, то с кровати.
       — Он не специально… — нерешительно прошептал Хайтан, осторожно промывая царапину на спине Чэн Юя, которую своим клювом оставил аист. — Просто ему холодно спать на полу, поэтому он не хочет, чтобы ты выгонял его с кровати.
       Хайтану было не впервой обрабатывать раны брата, однако каждый раз ему было немного страшно прикасаться к ним. Он боялся сделать ещё больнее. Но он понимал, что если не обработать рану, то будет лишь хуже.
       Как-то раз Чэн Юй вернулся с рассечённым лицо и головой демона, который терроризировал небольшой город, в котором они жили. Кинув голову на пол, он долго стоял на пороге. С его порванных одежд стекала кровь и дождевая вода, а холодный и необычайно пустой взгляд был устремлён на побледневшего Хайтана.
       Взгляд только одного глаза. Второй он скрывал за рукой, не желая показывать своё лицо Хайтану.
       Но это не было самым страшным воспоминанием Хайтана.
       Ему было четырнадцать, когда началась война. И едва исполнилось пятнадцать, когда война закончилась. Когда Чэн Юй вернулся, всё его тело было покрыто старыми и новыми ранами, многие из которых отвратительно гнили, лишённые какого-либо лечения.
       Хайтан боялся, что Чэн Юй не выживет.
       Но Чэн Юй выжил. И покинул армию, убрав меч в ножны. Однако ножны так и не выкинул.
       — Сейчас лето, — раздражённо пробормотал Чэн Юй, зло смотря на уже уснувшую птицу. — Я не топлю печь, и на полу немногим холоднее.
       Тяжело вздохнув, Хайтан ничего не ответил. Закончив обрабатывать царапину на покрытой шрамами спине, он устроил голову на плече Чэн Юя, тоже устремив взгляд на аиста.
       Он прекрасно понимал, что сейчас Чэн Юй больше всего хотел сварить из этой птицы суп.
       — На полу вечный сквозняк, — возразил Хайтан. — Я тебе уже раз пять говорил починить дверь. Она не закрывается до конца.
       Чэн Юй закатил глаза.
       — Починю, — в который раз пообещал он. — Но аист — дикая птица. Он и не нуждается в тепле. По крайней мере в той мере, в коей ты говоришь. Меня очень радует, что скоро наступит осень и эта скотина летит на зимовку.
       — Он не умеет летать, — неуверенно произнёс Хайтан. — Едва ли он сможет улететь на зимовку.
       И впрямь.
       Даже когда пришла осень, и птицы начали улетать на юг, он не улетел.
       Величаво шагая по траве, что постепенно блекла, аист едва ощутимо ткнулся клювом в плечо сидящего на ступеньках Хайтана.
       Улыбнувшись, юноша осторожно погладил его по голове, а после вернулся к перебиранию собранных яблок.
       В этом году была тёплая весна и лето, а потому урожая было больше, чем обычно. Жители деревни радовались и увлечённо собирали урожай, забыв про Хайтана и его странности.
       Им было не до него.
       Особенно если учитывать, что старейшина деревни обещал холодную зиму.
       Старейшина редко ошибался в своих предсказаниях.
       Закутавшись в тёплое одеяло, Хайтан не спеша пил горячую воду, задумчиво смотря на то, как Чэн Юй пытается прогнать собак с кровати.
       Вероятно, будь на улице не так холодно, он бы даже не позволил впустить их в дом, но всё же чудовищные снега разбудили в нём жалость.
       — Прочь, — грубо приказал он собакам. — А то пущу на суп и плащ.
       Собаки никак не отреагировали, продолжив спать на тёплой кровати, будто и не слышали его угроз.
       Оттащив одну из них в угол, Чэн Юй всё же высвободил для себя немного места. Забрав у Хайтана опустевшую чашу и поставив её на стоящий на полу столик, он подкинул немного углей в маленькую жаровню, а после устроился на кровати.
       Хоть ему и не нравилось такое количество животных в доме и то, что они все спали на кровати, в этом были и свои плюсы.
       Так Хайтан реже мёрз.
       Рождённый и выросший в более южной провинции, он плохо переносил северный холод, болея по нескольку раз за зиму.
       Не одному ему тяжело приходилось зимой.
       Аист очень тосковал по рыбе и лягушкам, старательно отбирая у кошек редких мышей.
       Но зима не была вечной, и на смену ей приходила более тёплая весна. Снег и лёд постепенно таял. Будто вспомнив время, когда большая птица ещё была маленькой, Чэн Юй вновь стал приносить ему рыбу.
       Они всё ещё плохо ладили, но холодная зима чуть сплотила их.
       Кутаясь в тёплый плащ, Хайтан задумчиво разглядывал маленькие бутоны, что завязались на яблоне. Ему нравилось это дерево, а красивые цветы восхищали его.
       Вероятно, именно поэтому Чэн Юй называл его Хайтаном*.
       *Буквальный перевод прозвища Хайтана — «яблоня».
       — Ты не замёрз? — уточнил подошедший к дереву Чэн Юй, поправив капюшон плаща юноши.
       Покачав головой, Хайтан указал на бутоны яблони.
       — Скоро расцветёт, — радостно ответил он. — Как думаешь, успеет расцвести до нового года?
       Чэн Юй задумался, с нежность смотря на бутоны.
       — Если не ударят холода, — ответил он. — Но если похолодает, бутоны могут опасть. Тогда по осени не будет яблок.
       Кивнув, Хайтан продолжил любоваться яблоней, надеясь, что в этом году больше не будет холодов.
       Но на новый год вновь выпал снег.