И она осеклась, поджала губы, словно сомневаясь, говорить ли дальше.
– Да, тейна Элизабет?
– Не знаю, вправе ли я… Но раз уж вы – невеста Макса, наверное, стоит предупредить. Катрина – она… Словом, вам лучше держаться от нее подальше.
Ничего не понятно. Если эта самая Катрина замечена в каких-либо неблаговидных поступках, то двери приличных домов для нее были бы закрыты. На ум приходило только одно объяснение – девушка сама нацелилась на моего жениха, и приезд невесты с материка ее не обрадовал. Но подтвердить свои догадки я не сумела. Тейна Элизабет не стала ничего пояснять, пробормотала скороговоркой, что мы и так непростительно задерживаемся, и первой принялась спускаться по широкой лестнице, устланной темно-бордовым ковром.
Дер Питер оказался высоким громогласным мужчиной средних лет, корпулентным, с холеной каштановой бородкой и проседью в волосах. Он рассыпался в комплиментах и принялся расспрашивать меня о жизни в Атинайе, не давая собственной дочери вставить и слова в беседу. Та, впрочем, и не рвалась. Я разглядывала Катрину исподтишка, пытаясь понять, чем же вызвано предостережение тейны Элизабет.
Красивая, очень красивая. Темно-рыжие волосы, сливочно-белая кожа. Удлиненные карие глаза под опахалами черных ресниц. Пухлые губы. Тонкий изящный носик. Женственная фигура со всеми полагающимися округлостями. В ложбинку в декольте спускалась тонкая цепочка с кулоном-слезой из темного матового камня, привлекая к этому самому декольте внимание. Если дочь дера Питера действительно имела виды на Максимилиана Карлайла, то непонятно, почему он не ответил ей взаимностью.
Зато фасон ее сапфирово-синего платья не слишком отличался от моего собственного, и настроение мое улучшилось: значит, не выгляжу старомодно или нелепо одетой. Катрина заговорила о чем-то с тейной Элизабет, и я попыталась прислушаться, но ничего не вышло: голос ее отца перекрывал все прочие.
А где же мой жених? Ни его, ни Маркуса Эдингнотта в гостиной не наблюдалось. Дер Расбастан Эйк зато стоял у столика с напитками, смешивал коктейли – модная забава, недавно дошедшая и до Атинайи с Островов. Тот редкий случай, когда первопроходцем оказалась колония.
– Что предпочитаете, тейна Вайолет?
– Что-нибудь без алкоголя.
От вина у меня немилосердно болела голова, что и выяснилось в тот единственный раз, когда я им угостилась на дне рождения приятельницы по пансиону. А о том, чтобы попробовать что-то покрепче, даже речи не шло.
– Тогда сок? – несколько, как мне показалось, разочарованно спросил дер Рабастан.
Я кивнула. Катрина вообще попросила налить ей воды с лимоном и мятой, а вот в бокалах тейны Элизабет и дера Питера колыхалось нечто яркое, слоистое, разноцветное.
Маркус Эдингнотт появился за несколько минут до удара гонга. Раскланялся с соседом, поцеловал руку его дочери.
– Вы прекрасны, как и всегда, Катрина.
На бледной коже вспыхнули яркие пятна румянца.
– А вы, как всегда, мне льстите.
– Что вы! Ни в коей мере.
Мне было любопытно наблюдать за этим легким флиртом. Вернее, таковым он был, похоже, только для Маркуса, а вот Катрина… Катрине явно нравился сосед, а, возможно, что и не просто нравился. И она недовольно поджала губы, когда в их милую беседу вмешался отец.
– Вы ездили сегодня к Сонной роще, Марк?
Не наблюдай я в тот момент пристально за лицом Маркуса Эдингнотта, то и не заметила, как изменилось оно всего лишь на одно мгновение. Будто тень промелькнула.
– Да.
Коротко, отрывисто. И любому понятно, что тему развивать тейн Эдингнотт не желает.
– Дирк видел вас с Максом.
– Дирку следовало бы заниматься учебой, а не глазеть по сторонам, – ядовито процедила Катрина.
Дер Питер отмахнулся.
– Парнишке нужно бывать на свежем воздухе, иначе вконец зачахнет над книгами. Послушайте, Марк, скоро полнолуние…
– Я в курсе, – довольно невежливо перебил его Маркус Эдингнотт. – Кстати, мой брат просил передать извинения, он немного задерживается. Присоединится к нам за ужином.
И стоило ему это произнести, как по комнатам поплыл низкий гулкий звук. Гонг собирал домочадцев и гостей к ужину.
***
Столовая освещалась свечами. Нет, я заметила на стенах и привычные светильники с кристаллами, но сейчас они не горели, зато пылали толстые восковые свечи в золоченых причудливо изогнутых канделябрах. И такое расточительство я встречала впервые. Огоньки отражались в хрустале бокалов и столовом серебре, а мягкие тени делали лицо сидящей напротив меня тейны Элизабет моложе и прекраснее. Что до Катрины, то она и вовсе казалась в этом причудливом освещении не обычной женщиной из плоти и крови, а духом холмов, из тех, о ком в Атинайе рассказывают страшные сказки. Соблазнительницей, что уводит мужчин от людских поселений, заморачивает им головы и выпивает жизненные силы.
Я вздрогнула. Ну и ерунда же примерещится! Это все от усталости, нервов и перемены климата, не иначе.
Хлопнула дверь еще раз.
– Питер, Катрина! Тетушка, дорогая невеста! Прошу прощения за задержку.
Максимилиан Карлайл быстрым шагом пересек столовую и уселся во главе стола. Мне показалось, что за те несколько часов, что миновали с момента нашего знакомства, лицо жениха побледнело и немного осунулось. Или это неверное освещение виновато? Именно оно очертило темные полукружия под лихорадочно блестевшими глазами и резко обозначило острые скулы?
Безмолвными тенями скользили слуги, все как один темноволосые, смуглые, гибкие, подавали незнакомые блюда. Я могла опознать только ингредиенты, да и то далеко не все. Часть овощей и фруктов мне никогда прежде не то, что пробовать, а и видеть не доводилось. И еще специи. Специи на Островах добавляли повсюду, даже, кажется, в десерты. Во всяком случае, горячий шоколад точно оставил после себя жгучий привкус.
Текла неспешная застольная беседа: приятный разговор ни о чем. Погода, прогнозы урожая, последние новости из Атинайи – здесь все внимание устремилось ко мне. Политические сплетни и слухи. Мода на шляпки – эту тему подняла тейна Элизабет, а Катрина поддержала, как мне почему-то подумалось, не слишком охотно. Она вообще говорила мало, эта красавица-соседка. Певуче протягивала гласные хрипловатым низким голосом, в мою сторону бросала изредка взгляды из-под полуопущенных длинных черных ресниц. И от взглядов ее мне становилось не по себе, так что я даже обрадовалась, когда ужин закончился. Собравшиеся перешли в гостиную, и дер Эйк предложил сыграть в гон-кан-но, игру, зародившуюся далеко на востоке, но получившую не столь давно широкое распространение. В гостиных Атинайи она вошла в моду в прошлом сезоне, так что правила я знала. Число игроков могло быть любым, главное, чтобы парным. И мне, разумеется, выпало составить пару с женихом.
– Я воздержусь, – произнесла тейна Элизабет и устроилась в кресле с альбомом репродукций. – Марк, дорогой, можешь взять в напарники…
– Я сыграю с Питером, – перебил ее Маркус Эдингнотт, не дожидаясь, пока она произнесет имя. – В прошлый раз мы разгромили всех, надеюсь, повторим.
Дер Питер усмехнулся и громогласно заявил:
– У них нет шансов против такой команды!
А вот губы его дочери, вынужденной играть в паре с Рабастаном Эйком, сложились в недовольную гримасу. Зло сверкнули темные глаза. Но свое место за столиком Катрина заняла молча. И игроком оказалась превосходным: внимательным, хладнокровным, расчетливым. И способным блефовать.
К моему удивлению, наша пара выиграла три партии из пяти и была признана безоговорочным победителем. Поздравляя, Маркус Эдингнотт сжал мои ладони в своих, крепких, теплых, сильных, и странное волнение на миг охватило меня. Закружилась голова, забилось встревоженно сердце. Ерунда, это все усталость, усталость и ничего больше. А вот взгляд Катрины мне не понравился. Задумчивый, изучающий. Она не видела во мне соперницу, эта южная красавица, и, как ни претило мне это, я вынуждена была признать ее правоту. Ни одна из знакомых мне женщин не могла бы тягаться с дочерью дера Питера. Но чем-то я вызвала ее интерес, и пристальное внимание это тревожило, не давало покоя. Так зудит комариный укус: ничего вроде бы серьезного, но позабыть о нем не выходит, и раздражает он с каждой минутой все сильнее. И я вздохнула с облегчением, когда соседи наконец-то откланялись и отбыли домой. Дер Питер настойчиво звал меня нанести им ответный визит, и пришлось пообещать, что непременно загляну по-соседски. Вот только освоюсь немного на новом месте и наведаюсь. Обязательно.
Когда я поднялась в отведенную мне спальню, стрелки часов уже подбирались к полуночи. Роза разобрала постель, подготовила ночную рубашку из тончайшего батиста, украшенную искусной вышивкой. Я не припоминала, чтобы заказывала подобную швее, но списала на волнение перед отъездом. Должно быть, позабыла все обновки. Или тетушка выбрала.
Наскоро обмылась, благо, горячая вода исправно текла по трубам. Хотя особняк и производил впечатление построенного не в этом и даже не в предыдущем веке, хозяева его явно не чуждались прогресса и переделывали дом в соответствии с самыми современными веяниями. И накопители здесь точно стояли мощные, дорогие. Как и преобразователи. И на магоэнергию тратились немалые суммы – либо же кто-то из братьев был сильным магом.
Я прикусила губу и растерла пальцами виски. Головная боль пришла внезапно, накатывала волнами, и средство от нее было лишь одно: лечь в постель и попытаться уснуть. Если получится, есть шанс выспаться и встать отдохнувшей. Если же нет, то маяться придется всю ночь. Главное – не упустить момент. И я поспешно погасила освещение и забралась под одеяло.
Мне повезло: сон пришел почти сразу, отогнал разламывающую виски боль, окутал пеленой. И снилось мне что-то светлое, радостное. Что-то из детства. А разбудило прикосновение. Осторожное, несмелое. Холодное, очень холодное. Будто ледяной водой в лицо плеснули.
Я вздрогнула. Распахнула глаза и увидела склонившуюся надо мной женщину.
– Что за… Кто вы?
Она прижала палец к губам. Полупрозрачный жемчужный палец к полупрозрачным же белым губам. И только теперь я сообразила, что с этой женщиной не так.
Она вся была будто соткана из тумана. Печальное лицо, показавшееся мне знакомым, распущенные длинные волосы. Странное платье свободного покроя. Тонкие руки, хрупкие пальцы. Она была… нет, ее не было! И быть не могло!
– Призраков не существует! – произнесла я громко, надеясь, что звук моего голоса отпугнет непрошеную гостью. – Это доказано наукой. Остаточные эмоциональные слепки в местах трагических событий разного рода всего лишь воспроизводят картины прошлого.
Но процитированный абзац учебника впечатление на призрака не произвел. Во всяком случае, развеиваться незнакомка не спешила. Уголки ее рта приподнялись в усмешке, не то грустной, не то издевательской. А по моей шее поползла струйка противного холодного пота. Я на локтях отползла к изголовью, села, опираясь на спинку кровати. И спросила у гостьи, хоть сама мысль с нею заговорить и представлялась бредовой:
– Вы жили здесь? В этом доме?
И она кивнула. Проклятие, она кивнула! Словно слышала мою речь и осознавала смысл сказанного! Но это противоречило всем известным мне постулатам! Эмоциональные слепки не могут общаться с людьми, они всего лишь раз за разом показывают то, что так сильно впечатлило тех, с кого они сняты, при жизни. Как правило, это предсмертные воспоминания, и приятного в них мало, но и опасного ничего нет. А вот чего ожидать от посетившей мою спальню незнакомки – я и представить не могла.
– И вы здесь умерли?
Она покачала головой. Прижала к груди полупрозрачные изящные ладони в пене призрачных кружевных манжет. И из левого глаза покатилась медленно слезинка.
Да что это, в бездну, такое?
Незнакомка подалась назад, протянула ко мне руку. Она как будто хотела что-то сказать, о чем-то попросить. Губы ее беззвучно шевелились. Мне стало не по себе. Вот бы сюда всех этих ученых, проводивших опыты, ставивших эксперименты и заявивших в итоге, что призраки – суть выдумка и суеверие. Как бы они объяснили появление у моей постели привидения?
Это сон. Всего лишь сон, и призрачная тейна мне снится. Ухватившись за спасительную мысль, я ущипнула себя за руку, чтобы проснуться, и взвизгнула от боли. А вот незнакомка никуда не делась, смотрела на меня укоризненно, качала головой.
– Что? Должна же я была убедиться, что не сплю!
И жаль, что не убедилась в обратном.
Призрачная гостья опять заговорила, но до меня не донеслось ни звука. Только легкое дуновение прохладного ветерка мазнуло по щеке – и по позвоночнику прошелся холодок.
– Вы… вам что-то от меня нужно?
Она прикусила губу, посмотрела с сомнением. И все-таки, кого она мне напоминает? Догадка обожгла внезапно.
– Вы – тейна Карлайл? Мать Маркуса и Максимилиана? Сестра тейны Элизабет?
И вновь она покачала головой, отрицая. Я даже растерялась: как же так? Фамильное сходство теперь угадывалось отчетливо: тот же прямой нос, тот же чувственный изгиб верхней губы, те же высокие скулы. Да она определенно состояла в близком родстве с хозяевами дома!
– Вы…
Но договорить я не успела. Снаружи сквозь распахнутое окно донесся странный звук, от которого у меня кровь заледенела – вот теперь-то я поняла, что никакая это не фигура речи! Стало холодно, замерло сердце, перехватило дыхание, занемели руки и ноги. Не слышанный мною прежде низкий плачущий не то стон, не то рев. И незнакомка вздрогнула, закрыла ладонями лицо и растаяла в воздухе. Растворилась. Исчезла.
Смолк непонятный звук, и возможность дышать снова вернулась ко мне. А с ней и способность двигаться. И горячая кровь заструилась по жилам, согревая. И я вскочила с кровати и бросилась к окну, чтобы выглянуть наружу. Мне непременно нужно было узнать, что же напугало мою гостью столь сильно и произвело на меня такое жуткое впечатление. В тот момент я не подумала об опасности, что могла мне угрожать, мной двигало одно лишь желание: выяснить, что случилось.
Округлившаяся, с почти незаметной щербинкой, луна ярко освещала сад. Так ярко, что находись кто под моим окном, незамеченным бы не остался. Но никого не было. Лишь ветерок покачивал ветви старой магнолии и доносил до меня слабый аромат роз. Вот и все.
Но на завывание ветра услышанный мной звук никак не походил. Да и дуновение его было слабо, не буря и не ураган. Так, небольшие порывы, достаточные, чтобы надуть пузырями занавески – и только. Пришлось возвращаться в постель, не получив ответа ни на один вопрос. Но крепко уснуть все происходящие в доме жениха странности на удивление мне не помешали. И я сладко спала до той самой минуты, пока Роза не постучала робко в дверь и не спросила, желает ли молодая хозяйка завтракать в постели либо же готова присоединиться к тейне Элизабет в столовой.
***
Тейна Элизабет уже допивала крепкий черный кофе, когда я спустилась к завтраку. Идея есть в постели меня не привлекла. Тетушка Летисия и вовсе удивилась бы, услышав такое предложение, да и в пансионе ученицам накрепко вбили в головы, что подобным образом имеют право питаться разве что те, кто тяжело болен и с этой самой постели толком не встает. А на Островах, получается, привычки иные.
– Да, тейна Элизабет?
– Не знаю, вправе ли я… Но раз уж вы – невеста Макса, наверное, стоит предупредить. Катрина – она… Словом, вам лучше держаться от нее подальше.
Ничего не понятно. Если эта самая Катрина замечена в каких-либо неблаговидных поступках, то двери приличных домов для нее были бы закрыты. На ум приходило только одно объяснение – девушка сама нацелилась на моего жениха, и приезд невесты с материка ее не обрадовал. Но подтвердить свои догадки я не сумела. Тейна Элизабет не стала ничего пояснять, пробормотала скороговоркой, что мы и так непростительно задерживаемся, и первой принялась спускаться по широкой лестнице, устланной темно-бордовым ковром.
Дер Питер оказался высоким громогласным мужчиной средних лет, корпулентным, с холеной каштановой бородкой и проседью в волосах. Он рассыпался в комплиментах и принялся расспрашивать меня о жизни в Атинайе, не давая собственной дочери вставить и слова в беседу. Та, впрочем, и не рвалась. Я разглядывала Катрину исподтишка, пытаясь понять, чем же вызвано предостережение тейны Элизабет.
Красивая, очень красивая. Темно-рыжие волосы, сливочно-белая кожа. Удлиненные карие глаза под опахалами черных ресниц. Пухлые губы. Тонкий изящный носик. Женственная фигура со всеми полагающимися округлостями. В ложбинку в декольте спускалась тонкая цепочка с кулоном-слезой из темного матового камня, привлекая к этому самому декольте внимание. Если дочь дера Питера действительно имела виды на Максимилиана Карлайла, то непонятно, почему он не ответил ей взаимностью.
Зато фасон ее сапфирово-синего платья не слишком отличался от моего собственного, и настроение мое улучшилось: значит, не выгляжу старомодно или нелепо одетой. Катрина заговорила о чем-то с тейной Элизабет, и я попыталась прислушаться, но ничего не вышло: голос ее отца перекрывал все прочие.
А где же мой жених? Ни его, ни Маркуса Эдингнотта в гостиной не наблюдалось. Дер Расбастан Эйк зато стоял у столика с напитками, смешивал коктейли – модная забава, недавно дошедшая и до Атинайи с Островов. Тот редкий случай, когда первопроходцем оказалась колония.
– Что предпочитаете, тейна Вайолет?
– Что-нибудь без алкоголя.
От вина у меня немилосердно болела голова, что и выяснилось в тот единственный раз, когда я им угостилась на дне рождения приятельницы по пансиону. А о том, чтобы попробовать что-то покрепче, даже речи не шло.
– Тогда сок? – несколько, как мне показалось, разочарованно спросил дер Рабастан.
Я кивнула. Катрина вообще попросила налить ей воды с лимоном и мятой, а вот в бокалах тейны Элизабет и дера Питера колыхалось нечто яркое, слоистое, разноцветное.
Маркус Эдингнотт появился за несколько минут до удара гонга. Раскланялся с соседом, поцеловал руку его дочери.
– Вы прекрасны, как и всегда, Катрина.
На бледной коже вспыхнули яркие пятна румянца.
– А вы, как всегда, мне льстите.
– Что вы! Ни в коей мере.
Мне было любопытно наблюдать за этим легким флиртом. Вернее, таковым он был, похоже, только для Маркуса, а вот Катрина… Катрине явно нравился сосед, а, возможно, что и не просто нравился. И она недовольно поджала губы, когда в их милую беседу вмешался отец.
– Вы ездили сегодня к Сонной роще, Марк?
Не наблюдай я в тот момент пристально за лицом Маркуса Эдингнотта, то и не заметила, как изменилось оно всего лишь на одно мгновение. Будто тень промелькнула.
– Да.
Коротко, отрывисто. И любому понятно, что тему развивать тейн Эдингнотт не желает.
– Дирк видел вас с Максом.
– Дирку следовало бы заниматься учебой, а не глазеть по сторонам, – ядовито процедила Катрина.
Дер Питер отмахнулся.
– Парнишке нужно бывать на свежем воздухе, иначе вконец зачахнет над книгами. Послушайте, Марк, скоро полнолуние…
– Я в курсе, – довольно невежливо перебил его Маркус Эдингнотт. – Кстати, мой брат просил передать извинения, он немного задерживается. Присоединится к нам за ужином.
И стоило ему это произнести, как по комнатам поплыл низкий гулкий звук. Гонг собирал домочадцев и гостей к ужину.
***
Столовая освещалась свечами. Нет, я заметила на стенах и привычные светильники с кристаллами, но сейчас они не горели, зато пылали толстые восковые свечи в золоченых причудливо изогнутых канделябрах. И такое расточительство я встречала впервые. Огоньки отражались в хрустале бокалов и столовом серебре, а мягкие тени делали лицо сидящей напротив меня тейны Элизабет моложе и прекраснее. Что до Катрины, то она и вовсе казалась в этом причудливом освещении не обычной женщиной из плоти и крови, а духом холмов, из тех, о ком в Атинайе рассказывают страшные сказки. Соблазнительницей, что уводит мужчин от людских поселений, заморачивает им головы и выпивает жизненные силы.
Я вздрогнула. Ну и ерунда же примерещится! Это все от усталости, нервов и перемены климата, не иначе.
Хлопнула дверь еще раз.
– Питер, Катрина! Тетушка, дорогая невеста! Прошу прощения за задержку.
Максимилиан Карлайл быстрым шагом пересек столовую и уселся во главе стола. Мне показалось, что за те несколько часов, что миновали с момента нашего знакомства, лицо жениха побледнело и немного осунулось. Или это неверное освещение виновато? Именно оно очертило темные полукружия под лихорадочно блестевшими глазами и резко обозначило острые скулы?
Безмолвными тенями скользили слуги, все как один темноволосые, смуглые, гибкие, подавали незнакомые блюда. Я могла опознать только ингредиенты, да и то далеко не все. Часть овощей и фруктов мне никогда прежде не то, что пробовать, а и видеть не доводилось. И еще специи. Специи на Островах добавляли повсюду, даже, кажется, в десерты. Во всяком случае, горячий шоколад точно оставил после себя жгучий привкус.
Текла неспешная застольная беседа: приятный разговор ни о чем. Погода, прогнозы урожая, последние новости из Атинайи – здесь все внимание устремилось ко мне. Политические сплетни и слухи. Мода на шляпки – эту тему подняла тейна Элизабет, а Катрина поддержала, как мне почему-то подумалось, не слишком охотно. Она вообще говорила мало, эта красавица-соседка. Певуче протягивала гласные хрипловатым низким голосом, в мою сторону бросала изредка взгляды из-под полуопущенных длинных черных ресниц. И от взглядов ее мне становилось не по себе, так что я даже обрадовалась, когда ужин закончился. Собравшиеся перешли в гостиную, и дер Эйк предложил сыграть в гон-кан-но, игру, зародившуюся далеко на востоке, но получившую не столь давно широкое распространение. В гостиных Атинайи она вошла в моду в прошлом сезоне, так что правила я знала. Число игроков могло быть любым, главное, чтобы парным. И мне, разумеется, выпало составить пару с женихом.
– Я воздержусь, – произнесла тейна Элизабет и устроилась в кресле с альбомом репродукций. – Марк, дорогой, можешь взять в напарники…
– Я сыграю с Питером, – перебил ее Маркус Эдингнотт, не дожидаясь, пока она произнесет имя. – В прошлый раз мы разгромили всех, надеюсь, повторим.
Дер Питер усмехнулся и громогласно заявил:
– У них нет шансов против такой команды!
А вот губы его дочери, вынужденной играть в паре с Рабастаном Эйком, сложились в недовольную гримасу. Зло сверкнули темные глаза. Но свое место за столиком Катрина заняла молча. И игроком оказалась превосходным: внимательным, хладнокровным, расчетливым. И способным блефовать.
ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ
К моему удивлению, наша пара выиграла три партии из пяти и была признана безоговорочным победителем. Поздравляя, Маркус Эдингнотт сжал мои ладони в своих, крепких, теплых, сильных, и странное волнение на миг охватило меня. Закружилась голова, забилось встревоженно сердце. Ерунда, это все усталость, усталость и ничего больше. А вот взгляд Катрины мне не понравился. Задумчивый, изучающий. Она не видела во мне соперницу, эта южная красавица, и, как ни претило мне это, я вынуждена была признать ее правоту. Ни одна из знакомых мне женщин не могла бы тягаться с дочерью дера Питера. Но чем-то я вызвала ее интерес, и пристальное внимание это тревожило, не давало покоя. Так зудит комариный укус: ничего вроде бы серьезного, но позабыть о нем не выходит, и раздражает он с каждой минутой все сильнее. И я вздохнула с облегчением, когда соседи наконец-то откланялись и отбыли домой. Дер Питер настойчиво звал меня нанести им ответный визит, и пришлось пообещать, что непременно загляну по-соседски. Вот только освоюсь немного на новом месте и наведаюсь. Обязательно.
Когда я поднялась в отведенную мне спальню, стрелки часов уже подбирались к полуночи. Роза разобрала постель, подготовила ночную рубашку из тончайшего батиста, украшенную искусной вышивкой. Я не припоминала, чтобы заказывала подобную швее, но списала на волнение перед отъездом. Должно быть, позабыла все обновки. Или тетушка выбрала.
Наскоро обмылась, благо, горячая вода исправно текла по трубам. Хотя особняк и производил впечатление построенного не в этом и даже не в предыдущем веке, хозяева его явно не чуждались прогресса и переделывали дом в соответствии с самыми современными веяниями. И накопители здесь точно стояли мощные, дорогие. Как и преобразователи. И на магоэнергию тратились немалые суммы – либо же кто-то из братьев был сильным магом.
Я прикусила губу и растерла пальцами виски. Головная боль пришла внезапно, накатывала волнами, и средство от нее было лишь одно: лечь в постель и попытаться уснуть. Если получится, есть шанс выспаться и встать отдохнувшей. Если же нет, то маяться придется всю ночь. Главное – не упустить момент. И я поспешно погасила освещение и забралась под одеяло.
Мне повезло: сон пришел почти сразу, отогнал разламывающую виски боль, окутал пеленой. И снилось мне что-то светлое, радостное. Что-то из детства. А разбудило прикосновение. Осторожное, несмелое. Холодное, очень холодное. Будто ледяной водой в лицо плеснули.
Я вздрогнула. Распахнула глаза и увидела склонившуюся надо мной женщину.
– Что за… Кто вы?
Она прижала палец к губам. Полупрозрачный жемчужный палец к полупрозрачным же белым губам. И только теперь я сообразила, что с этой женщиной не так.
Она вся была будто соткана из тумана. Печальное лицо, показавшееся мне знакомым, распущенные длинные волосы. Странное платье свободного покроя. Тонкие руки, хрупкие пальцы. Она была… нет, ее не было! И быть не могло!
– Призраков не существует! – произнесла я громко, надеясь, что звук моего голоса отпугнет непрошеную гостью. – Это доказано наукой. Остаточные эмоциональные слепки в местах трагических событий разного рода всего лишь воспроизводят картины прошлого.
Но процитированный абзац учебника впечатление на призрака не произвел. Во всяком случае, развеиваться незнакомка не спешила. Уголки ее рта приподнялись в усмешке, не то грустной, не то издевательской. А по моей шее поползла струйка противного холодного пота. Я на локтях отползла к изголовью, села, опираясь на спинку кровати. И спросила у гостьи, хоть сама мысль с нею заговорить и представлялась бредовой:
– Вы жили здесь? В этом доме?
И она кивнула. Проклятие, она кивнула! Словно слышала мою речь и осознавала смысл сказанного! Но это противоречило всем известным мне постулатам! Эмоциональные слепки не могут общаться с людьми, они всего лишь раз за разом показывают то, что так сильно впечатлило тех, с кого они сняты, при жизни. Как правило, это предсмертные воспоминания, и приятного в них мало, но и опасного ничего нет. А вот чего ожидать от посетившей мою спальню незнакомки – я и представить не могла.
– И вы здесь умерли?
Она покачала головой. Прижала к груди полупрозрачные изящные ладони в пене призрачных кружевных манжет. И из левого глаза покатилась медленно слезинка.
Да что это, в бездну, такое?
Незнакомка подалась назад, протянула ко мне руку. Она как будто хотела что-то сказать, о чем-то попросить. Губы ее беззвучно шевелились. Мне стало не по себе. Вот бы сюда всех этих ученых, проводивших опыты, ставивших эксперименты и заявивших в итоге, что призраки – суть выдумка и суеверие. Как бы они объяснили появление у моей постели привидения?
Это сон. Всего лишь сон, и призрачная тейна мне снится. Ухватившись за спасительную мысль, я ущипнула себя за руку, чтобы проснуться, и взвизгнула от боли. А вот незнакомка никуда не делась, смотрела на меня укоризненно, качала головой.
– Что? Должна же я была убедиться, что не сплю!
И жаль, что не убедилась в обратном.
Призрачная гостья опять заговорила, но до меня не донеслось ни звука. Только легкое дуновение прохладного ветерка мазнуло по щеке – и по позвоночнику прошелся холодок.
– Вы… вам что-то от меня нужно?
Она прикусила губу, посмотрела с сомнением. И все-таки, кого она мне напоминает? Догадка обожгла внезапно.
– Вы – тейна Карлайл? Мать Маркуса и Максимилиана? Сестра тейны Элизабет?
И вновь она покачала головой, отрицая. Я даже растерялась: как же так? Фамильное сходство теперь угадывалось отчетливо: тот же прямой нос, тот же чувственный изгиб верхней губы, те же высокие скулы. Да она определенно состояла в близком родстве с хозяевами дома!
– Вы…
Но договорить я не успела. Снаружи сквозь распахнутое окно донесся странный звук, от которого у меня кровь заледенела – вот теперь-то я поняла, что никакая это не фигура речи! Стало холодно, замерло сердце, перехватило дыхание, занемели руки и ноги. Не слышанный мною прежде низкий плачущий не то стон, не то рев. И незнакомка вздрогнула, закрыла ладонями лицо и растаяла в воздухе. Растворилась. Исчезла.
Смолк непонятный звук, и возможность дышать снова вернулась ко мне. А с ней и способность двигаться. И горячая кровь заструилась по жилам, согревая. И я вскочила с кровати и бросилась к окну, чтобы выглянуть наружу. Мне непременно нужно было узнать, что же напугало мою гостью столь сильно и произвело на меня такое жуткое впечатление. В тот момент я не подумала об опасности, что могла мне угрожать, мной двигало одно лишь желание: выяснить, что случилось.
Округлившаяся, с почти незаметной щербинкой, луна ярко освещала сад. Так ярко, что находись кто под моим окном, незамеченным бы не остался. Но никого не было. Лишь ветерок покачивал ветви старой магнолии и доносил до меня слабый аромат роз. Вот и все.
Но на завывание ветра услышанный мной звук никак не походил. Да и дуновение его было слабо, не буря и не ураган. Так, небольшие порывы, достаточные, чтобы надуть пузырями занавески – и только. Пришлось возвращаться в постель, не получив ответа ни на один вопрос. Но крепко уснуть все происходящие в доме жениха странности на удивление мне не помешали. И я сладко спала до той самой минуты, пока Роза не постучала робко в дверь и не спросила, желает ли молодая хозяйка завтракать в постели либо же готова присоединиться к тейне Элизабет в столовой.
***
Тейна Элизабет уже допивала крепкий черный кофе, когда я спустилась к завтраку. Идея есть в постели меня не привлекла. Тетушка Летисия и вовсе удивилась бы, услышав такое предложение, да и в пансионе ученицам накрепко вбили в головы, что подобным образом имеют право питаться разве что те, кто тяжело болен и с этой самой постели толком не встает. А на Островах, получается, привычки иные.
