Мартин ан Розен расхаживал по спальне, то и дело пиная подворачивавшиеся по пути стулья.
– И что ты теперь намерен делать?
Димас ан Сонгрен пожал плечами.
– Не знаю. Посмотрю по обстоятельствам.
Он сказал правду. Теперь, когда первая злость на выскочку Рейн выветрилась, сложившаяся ситуация его… забавляла. Да, именно так. И когда на перемене к нему подскочила бледная, с трясущимися губами, Линда ан Делан и спросила, правдивы ли слухи, что ширятся по Академии, он только ухмыльнулся и промолчал. Если глупышка ан Делан поверит – ее проблемы. Димаса ее прилипчивость уже изрядно достала. Слова «нет» избалованная красавица упорно не слышала, а в последнее время еще и Патрик, ее отец, слишком уж часто начал намекать старшему ан Сонгрену на объединение семейств. Так что Димас даже испытывал некоторую благодарность к тому, кто принялся распускать эти глупые сплетни: благодаря им у него появился шанс избавиться от Линды.
– И что, ты так все оставишь? – недоверчиво спросил Мартин.
Димас лениво потянул.
– Кто тебе это сказал, друг мой? Разумеется, не оставлю. Рейн еще поплатится за свою выходку, просто я пока еще не придумал, как именно.
И все же он готов был поклясться, что ей понравился поцелуй! Понравился, несмотря на брошенную уничижительную фразу. Димас помнил, как она вздрогнула, как подалась к нему на мгновение всем телом, как приоткрылись ее губы навстречу его напору. Воспоминания будоражили. Пожалуй, он не отказался бы повторить еще раз. И еще. И еще. Только без свидетелей.
– Да! – воодушевился Мартин. – Покажи выскочке ее место!
И он потер, поморщившись, ладонь. Содрал кожу, не заметив под слоем раскисшей грязи камень во время отжиманий.
Ее место… Хм, Димас охотно указал бы его Рейн. Вот только далеко не так, как представлял его наивный друг. О нет, совсем, совсем иначе.
Она раздражала его вот уже третий год. Уроженке Нижнего города нечего делать в Академии? Конечно, Димас был согласен с этим утверждением. Вот только участия во всеобщей травле нищенки не принимал, считал подобное поведение ниже достоинства ан Сонгрена. Да он толком не замечал Рейн, не помнил ее имени. До тех пор, пока она не обошла его.
Тогда он еще подумал, что это не более, чем досадная случайность. Повезло, бывает. Даже посмеялся с друзьями над собственной неудачей, правда, несколько безрадостно. А потом Рейн опередила его снова. И еще. И еще. Нет, она не всегда была первой, часто высший балл присуждали и ему. Но конкурировать с безродной девицей из Нижнего города? Всерьез считать ее соперницей? Одна только эта мысль жгла и разъедала внутренности похлеще любого ядовитого зелья. А потом известия о новой одаренной студентке дошли до отца.
Димас не любил вспоминать тот разговор. Очень не любил. Ледяным тоном отец сообщил, что очень разочарован. Какое-то отребье учится лучше, чем его сын, наследник древнего рода! На робкие попытки возразить, что самым успешным студентом все еще считается Димас, старший ан Сонгрен только презрительно ухмыльнулся.
– Подумай как следует. Понимаю, тебе кажется, что у меня не осталось рычагов влияния на тебя, но это не так. Пусть тебе и перешло по завещанию все состояние твой матери, но я в силах испортить твою жизнь, если ты посмеешь меня опозорить. Так что делай выводы, Димас.
И он сделал. Правда, далеко не те, которых ожидал от него родитель. Димас наконец-то распрощался с детской мечтой о любящем отце, который всегда поможет и поддержит, который будет им гордиться. Для старшего ан Сонгрена сын значит меньше, чем его охотничьи псы – так тому и быть. Больше никаких усилий, чтобы привлечь внимание отца, заслужить его скупую похвалу. Теперь Димас собирался жить, руководствуясь только собственными желаниями.
Он всерьез подумывал о том, чтобы съехать из фамильного особняка, и даже снял небольшую квартиру, но потом решил, что они с отцом не так уж часто пересекаются, чтобы затевать переезд. Старший ан Сонгрен проводил много времени то на охоте, то на пирушках у многочисленных друзей, то в королевском дворце, а младший оказывался дома только во время каникул. Квартирка, впрочем, пригодилась: он приводил туда женщин. И ни одна не задержалась надолго.
Интересно, а как смотрелась бы Рейн на черных шелковых простынях? Наверное, неплохо. Весьма, весьма неплохо.
– Проклятый Тирренс, – выдернул его из фантазий Мартин. – Отжиматься! Пф-ф, подумать только! Будто мы какие деревенщины, записавшиеся в Легион.
– Боевому магу тоже не повредит хорошая подготовка, – заметил Димас. – Ты ведь не в целители собираешься после Академии?
Приятель фыркнул, показывая, что оценил шутку. Род ан Розен издавна славился именно боевыми магами, и никто не сомневался, что младший отпрыск пойдет по стопам предков.
– Кстати, – вспомнил он, – сегодня вывесили объявление, насчет практики. Нужно выбрать направление и записаться у куратора. Пойдем, а то нам мест не останется.
– Нам-то? – хохотнул Димас, но поднялся и потянулся за мантией. – Хорошо, поспешим, раз ты так переживаешь.
***
– Ты сошла с ума, – в благоговейном ужасе прошептала Касс. – Окончательно рехнулась.
Я сердито посмотрела на подругу.
– Прекрати! И ты вовсе не обязана записываться вместе со мной.
– Конечно, так я тебя и бросила! Нет, Ви, если уж влипать в неприятности – так всем вместе.
Этот спор длился с той самой минуты, как мы увидели объявление о практике и я объявила, что собираюсь записаться на Заставу. Друзья тут же принялись меня отговаривать, но Лейв и Тео быстро сдались, а Касс все еще продолжала бухтеть.
– Ви, может, все-таки пойдем в Королевский Госпиталь?
– Нет, – отрезала я. – Ни Госпиталь, ни Заповедник меня не интересуют. Только Застава.
– Ну почему? – возопила подруга. – Почему именно туда?
– Боевая магия, – лаконично пояснила я. – Высший балл. Хорошие перспективы.
И с этим было сложно поспорить. Наилучший карьерный путь действительно открывался перед теми, у кого в дипломе стоял значок огненного меча – символа магов-боевиков.
– В конце концов, – примирительно заметил Тео, – ты, Касс, на Заставе будешь чувствовать себя как дома.
Кассия презрительно скривилась.
– Как дома? Мой дом – это плодородные сады и виноградники, где ягоды в гроздях лопаются от сладкого сока. Это пышные кусты, усыпанные крупными белыми цветами. Это аромат роз, дурманящий голову. Это соленый ветер с моря, что приносит свежесть даже в полуденный зной. Это прохлада мраморных дворцов и журчание фонтанов во внутренних двориках, это сладости к послеобеденному мятному чаю и ледяная вода с ломтиками лимона в кувшинах. Вот что такое юг. А Застава…
И она осеклась, но мы прекрасно поняли, какие именно слова не прозвучали. В конце концов, всему королевству было прекрасно известно, что это за место такое – Застава.
ГЛАВА ШЕСТАЯ
Профессор Тирренс поднял голову от исчерканного неразборчивым почерком листа на столе перед собой и уставился на нас недоверчивым взглядом.
– На Заставу? Все четверо?
– Так точно, профессор! – по-молодецки браво гаркнул Лейв.
Тирренс скривился и потер лоб ладонью. Я отметила, что средний и указательный палец испачканы чернилами: сражаться профессору боевой магии доводилось куда чаще, нежели управляться с письменным прибором.
– Что-то раньше я не замечал за вами такой склонности к боевым искусствам, Фесс.
– Хочу испытать себя, профессор.
– Испытать? Хм. Похвальное стремление. Но вы ведь понимаете, что обратной дороги не будет? Вам не покинуть Заставу до окончания практики. Добровольно и без последствий, во всяком случае.
– Понимаем, сэр, – в унисон ответила наша компания.
– Хм, – еще раз хмыкнул Тирренс. – Что же, если вы все понимаете и представляете, хотя бы примерно, что вас ожидает, тогда не смею вам отказывать. Прошу.
И он распахнул толстую тетрадь в кожаном переплете. Мой взгляд выхватил в начале страницы номер нашего курса, а чуть ниже – две фамилии. И лучше бы я их не видела.
– Рейн? – поторопил меня профессор. – Чего застряли?
– Простите, сэр, – отмерла я. – Сейчас, сэр.
Склонилась над столом и вывела свою подпись прямо под подписью Димаса ан Сонгрена.
Тео скептически хмыкнул, расписываясь в блокноте, у Кассии чуть дрогнули губы. Лейв не сдержал нервного смешка, неуспешно попытавшись замаскировать его под кашель. А я ругала себя распоследними словами, припоминая все те выражения, что довелось мне слышать от грузчиков, торговок на рынке и прочих обитателей Нижнего города. И все они казались мне слишком слабыми, недостаточно уничижительными. Как, как я могла не подумать о том, что и ан Сонгрен запишется на практику к Тирренсу? Да мне просто в голову не пришло, что изнеженный аристократ добровольно согласится отправиться на Заставу, лишиться привычного комфорта, жить под палящим степным солнцем, спать на узкой койке и питаться похлебкой!
– Кажется, мы влипли, – беззвучно, одними губами выговорил Лейв, повернувшись ко мне.
Я подавила вздох. Если раньше была надежда, что за время практики глупая история хоть немного позабудется, то теперь она лопнула мыльным пузырем.
– Свободны! – распорядился профессор. – Рейн, задержитесь ненадолго.
Бросая на меня любопытные взгляды, друзья неохотно вышли за дверь.
– Профессор?
– Я не силен в дипломатии и не разбираюсь в этих ваших нежных чувствах, – отрывисто сказал он, глядя куда-то в сторону. – Ан Согнрена, зная его склонность к своевольным поступкам, я уже предупредил о том, как нужно себя вести, предупреждаю и вас. Никаких фокусов на Заставе. Ясно?
Кровь прилила к щекам, стало трудно дышать. Неужели сплетни дошли и до преподавателей? Хотя выходка ан Сонгрена во дворе без внимания уж точно не осталась. И что теперь подумает обо мне профессор?
– Сэр, – сорвавшимся голосом пискнула я, – сэр, позвольте объяснить…
– Мне не нужны объяснения, Рейн, – хмуро отчеканил он. – Еще раз повторяю: Застава – не место для выяснения отношений. Только безоговорочное подчинение приказам. Понятно?
– Так точно, сэр.
– Тогда свободны. Не смею задерживать.
***
– На Заставу? – ахнула тетушка Маргарет. – Да ты с ума сошла! Разве там место девушке?
– Туда берут всех, – пояснила я и стащила с тарелки румяный пирожок с яблоками. – Лишь бы отметки по боевке хорошими были. Ну, и вряд ли нас отправят в по-настоящему опасное место. Скорее всего, наглотаемся пыли, бегая кроссы, и проведем несколько учебных сражений. Может, еще поохотиться позволят на кого-нибудь достаточно безобидного. Пока мы студенты, за нас отвечает куратор практики. Вот получим дипломы – и можем лезть в любые переделки.
Тетушка поджала губы.
– И все-таки, Ви, не забывай, что ты – не одна из тех богатых девиц, за которыми стоят влиятельные родственники. Это за такими ваши профессора будут присматривать в оба, а перед кем нести ответ за тебя? Передо мной, что ли?
Я расхохоталась, искренне, от души.
– А вот тут ошибаешься! Профессор Тирренс – один из тех, кому наплевать на происхождение студентов. Пожалуй, что и единственный во всей Академии.
Похоже, тетушка мне не поверила. Она покачала головой и подвинула поближе ко мне чашку с исходящим паром какао.
Мы сидели в крохотной кухоньке за покрытым клетчатой скатертью столом. Даже в самые трудные времена тетя Маргарет умудрялась каким-то образом создать в доме уют. Хрустящие от крахмала белоснежные занавески, ярки половики, вывязанные из лоскутков. С моим поступлением в Академию все время маячивший на горизонте призрак нищеты отступил окончательно. Кроме продуктового довольствия и форменной одежды, мне полагалась еще и стипендия. Небольшая, для прочих студентов – сущие гроши, на разок покутить и то не хватит. Но для нас с тетей – настоящее подспорье.
– И все-таки нечего тебе делать на Заставе, – еще раз осуждающе покачав головой, заключила тетушка. – У вас что, парней не хватает, что ли?
– Кстати, о парнях, – спохватилась я. – Хотела же с тобой посоветоваться! Вот что мне делать?
И рассказала ей о глупой истории с пари, о том, как разозлился Димас, о выходке Линды. Поколебавшись, о стычке на полигоне упоминать не стала – тетя и без того выглядела расстроенной. А уж о происшествии во дворе (про себя я так его и называла – происшествие, чтобы не вспоминать лишний раз о том, что случилось на самом деле) из меня бы и клещами ни слова не вытянули. Я отказалась обсуждать его с любопытной Касс, на что подруга даже слегка обиделась. И себе накрепко запретила думать, но мысли все равно нет-нет да и возвращались в тот послеполуденный час.
Тетушка, выслушав меня, нахмурилась.
– И ты говоришь, он тоже записался на практику к этому профессору, как его?
– Тирренсу.
– Да, к нему. На Заставу.
– Да, он и Мартин, его подлипала.
Тетя тяжело вздохнула.
– Ви, они тебе житья не дадут. Еще и подставить могут, хорошо, если только перед профессором. В таком месте можно с легкостью организовать неприятности покрупнее, чем плохая оценка, уж я-то знаю.
Дзинь! Ложка, которой я помешивала какао, слишком сильно ударилась о стенку чашки.
– Тетя! – ахнула я. – Ты что, была там? На Заставе? Но когда? И зачем? И почему мне ничего об этом не известно? Ты никогда не говорила!
Тетушка побледнела, опустила взгляд, а потом и вовсе отвернулась.
– Нет, конечно, – ответила притворно сварливым тоном. – Что бы я там позабыла? Это тебе в голову приходят всякие глупости.
Но я не обманулась ни напускной суровостью, ни желанием переключить разговор на меня, и продолжала теребить ее.
– Ну, пожалуйста, ну, расскажи! Тебе известно, сказала ты, значит, была там!
– Ничего это не значит! – излишне резко ответила тетя. – Всякий, у кого есть уши, слышал о Заставе и о том, почему защитникам ее полагается двойной оклад, а тем, кто выжил после битвы – еще и пожизненное довольствие. А ты добровольно лезешь в это пекло, безмозглая девчонка!
От обиды защипало в глазах. Никогда прежде тетя Маргарет так со мной не разговаривала, напротив, всегда поддерживала во всех начинаниях. Была самым близким человеком, ближе, чем подруги детства, заметно охладевшие ко мне после поступления в Академию, ближе, чем Касс, Тео и Лейв. Да каусс подери, она всегда была на моей стороне, отчего же теперь столь нетерпима?
– Последняя крупная битва случилась давно, еще до моего рождения, – дрожащим голосом возразила я. – А сейчас происходят только мелкие стычки, да и то не на самой Заставе. Никто не пошлет студентов-недоучек в бой, защитников и без нас хватает.
– И все равно! – продолжала негодовать тетя. – Ты туда не поедешь, поняла? Я тебе запрещаю!
И это тоже новое в наших отношениях. Что-то не припоминаю я никаких запретов от единственной родственницы, кроме разве что давних, из детства: не подходить близко к плите, когда была совсем малышкой, не воровать яблоки из сада госпожи Греббо, не ходить ночью через кладбище. Последний, признаться, я частенько нарушала, да и первые два соблюдала не слишком строго. Стыда за это особого не испытывала, как не испытывала и сейчас, собираясь нарушить новый. Только теперь призналась честно:
– Не получится, тетя. Распоряжение уже подписано, списки составлены. Мой отказ профессор Тирренс воспримет как то самое нарушение дисциплины, которое считает самым страшным прегрешением. И мне останется только ждать отчисления.
