После гнома и бронника Гедже и думать забыла про опасность морока. То есть, про опасность-то помнила, но какое уж тут благоразумие, когда предлагают настолько потрясающее! Так что смотрела во все глаза. Нет, конечно, она «захотела бы с ним», даже вздумайся Арману с какой-нибудь придури позвать ее любоваться на проклятущие платьишки для бала, но бронник — это же совсем особое дело! О Черногорье Гедже ничего не знала, только слышала урывками что-то про подземные гномские кузницы и отменных мастеров, зато, судя по всему, знает Арман, и ничто не мешает выспросить все по пути.
И то ли Арман тоже умел превращаться в большое ухо-сердце, то ли просто все было написано большими буквами у Гедже на лбу, но ответа он не ждал. Только крепко взял за руку и сказал, покосившись на Рогнеду и Олесю:
— Бежим, пока нас не поработили!
К мосту, а вернее, к воротам перед мостом, рвалось, кажется, не меньше половины адептов. Галдели, шумели, ругали вахтершу, слишком медленно пропускавшую весь этот безумный поток сквозь узкую калитку. Рассказывали, кто куда собрался в городе, делились адресами лавок и именами торговцев, у которых можно урвать скидку. Гедже поначалу даже растерялась. Хоть и привыкла за это время к толпам и гвалту, но вот такая толпа, стискивавшая со всех сторон, нервировала и напрягала.
— Потерпи, — чуть слышно сказал Арман. — За мостом все разбегутся в разные стороны.
Ну да, в вопросах чуткости он был почти как Олеся, но это все равно каждый раз удивляло.
— Лучше объясни, как я пройду тетку Громилу, — проворчала Гедже. Громилой называли бессменную вахтершу, проверявшую пропуска у адептов и способную поучить строгости и непреклонности даже адского цербера.
— Обыкновенно, — улыбнулся Арман. — Как положено, по пропуску. Все учтено!
Вот ведь какой коварный! Кто-нибудь со стороны запросто обманется. Отвлечется этими его золотыми кудрями-невинным видом и ни за что не заподозрит за безобидной, даже слегка легкомысленной внешностью умение строить хитрые планы!
У Армана и правда оказалось все учтено: раздобыл где-то пропуск для Гедже и даже подписал у кого-то из магистров, да еще и на словах объяснил злобной вахтерше, что за вот эту вот первокурсницу отвечает лично он, как назначенный на сегодня куратор. Гедже слушала, помалкивала и удивлялась, хотя больше всего, конечно, радовалась: его хитро-коварные планы на этот раз касались лично ее и строились заранее. Получается, он хотел повести ее сегодня в город, и не так уж важно, к броннику или еще куда.
От этих мыслей Гедже чувствовала удивительную легкость. Так бывает, когда снимаешь тяжелый доспех и остаешься в одной нижней рубахе. Горячее, распаренное после тренировки тело обдувает легкий солнечный ветер, и ты чувствуешь себя легче пера, того и гляди — взлетишь. Радость и легкость пузырились внутри, как невиданный коктейль, но Гедже старалась не расплескивать их вокруг: с непривычки казалось, что это будет слишком уж… по-девчачьи, не по-орочьи. Хотя Арман, кажется, и так все видел и понимал.
По мосту адепты неслись, как орочий клан на приступ, только боевых кличей не хватало. А на той стороне реки толпа и правда как-то очень быстро поредела, а потом и вовсе рассосалась. Гедже и опомниться не успела, как оказалось, что они с Арманом идут вдвоем по извилистой узкой улочке, украшенной волшебными огоньками и гирляндами, все вокруг блестит и переливается, и никого не заботит, что сейчас день на дворе! Ярко подсвечиваются витрины лавок и всякоразных городских едален, из которых так и тянет вкуснючими запахами, а встречные прохожие заняты своими делами и не обращают на них внимания. И всем здесь все равно, что Арман вдруг взял ее за руку и не торопится отпускать. Не все равно только самой Гедже. Новое и такое волнующее ощущение прорастает постепенно, как нежные, но упорные стебли первоцветов. И ведь вроде зима, так почему кажется, будто, если закроешь глаза, учуешь весенний ветер?
А еще бродят дурацкие мысли про то, что ее зеленой хламиде-мантии, к которой оказалось не так уж сложно привыкнуть, она сегодня особенно благодарна. Будь на ней доспех, держание за ручки смотрелось бы, пожалуй, совсем дико, а так… можно и подержаться. Ладонь у Армана теплая и крепкая, а на ладони — характерные шершавости и очень знакомые следы. Любой, кто знает, как обращаться с мечом, топором или дубиной, сразу все поймет. Гедже уже знала, что с оружием он обращаться умеет — говорил как-то, что магия магией, но боевым заклятьям никогда не помешает хороший меч. Но вспомнить об этом сейчас оказалось отчего-то очень приятно.
— Что за Черногорье такое? — спросила Гедже, когда поняла, что еще чуть-чуть, и окончательно размякнет, потеряется в этом всем приятно-волнующем, потому что в голову приходят неуместные, или, наоборот, слишком уместные мысли про настоящее свидание.
— О-о, — протянул Арман, — Черногорье… Там сходятся границы гномьих и гоблинских кланов. Там варят особую сталь, напитывают ее магией, закаляют тайными приемами, которые никто еще не разведал, — и вдруг, как-то очень мягко, но настойчиво, потянув ее за руку, свернул в едальню. — Давно мечтал попробовать рождественских пирогов у Кариды. Она печет их только три дня в году, мы ведь не можем упустить такой случай, верно?
— А раньше не пробовал? — проворчала Гедже, сглотнув слюну: пахло одуряюще вкусно.
— Раньше, о прекрасная воительница, я выбирался в город перед праздником только с компанией разудалых безумцев, и искали мы не пирогов, а приключений на одно не совсем приличное место и чего-то вроде того, чем так увлекла госпожу Рогнеду твоя подруга, — картинно прижав ладонь к груди, выдал он. — Сжальтесь же над бедным страдающим…
— И голодающим, — фыркнула Гедже, сдерживая смех. — Тебе вредно общаться с Хрумом. Он научил тебя плохому.
— Зато ты любишь его любым, даже только что из лужи, — с какой-то обезоруживающей серьезностью вдруг заявил Арман и раньше, чем потрясенная Гедже сумела как-то совместить друг с другом несколько абсолютно несовместимых слов — Хрум-Арман-лужа-любовь — сбежал к стойке, за которой румяная дородная торговка оделяла всех желающих — а их было немало — пышными, румяными пирогами.
Гедже хмуро потерла отчего-то полыхающие уши, присмотрела столик у окна, разукрашенного причудливыми зимними узорами, и решительно шагнула к нему. Сложности несовместимых слов требовали прояснений и уточнений. А сердце Гедже, которое так и норовило исполнить все те глупые вещи, о которых шептались по закоулкам академии влюбленные дурочки (в смысле — растаять, сладко заныть, затрепетать от волнения) требовало немедленно добраться до сути. Раз уж Арман сам об этом заговорил, то…
— Арман! Арман! Ты здесь? Как же так?! Мы думали… — будто эхом к ее мыслям, только уродливым, исковерканным каким-то злобным духом, вдруг заголосило от дверей. Внутрь ворвалась разноцветная шумная компания. Гедже мрачно считала. Две-три-четыре… пятеро! Девицы из Академии, наплевав на правила честной очереди, облепили Армана, оттесняя от него других посетителей. Алая мантия, три винно-бордовые — ну, кто бы сомневался, родной факультет не готов упустить свою добычу, одна золотая. И Гедже подозревала, что здесь не все. На Армане висли, к нему липли, его пытались заинтересовать, его не оставляли надолго в покое даже в библиотеке! Это была страшная и удручающая реальность, с которой Гедже успела если и не смириться, то свыкнуться. Она не слушала сплетен, держалась подальше от шушукавшихся компаний и не хотела иметь ничего общего со страдающими от ревности или бессильной злости влюбленными дурами. Арману она верила. И ни за что не подпустила бы так близко, если бы подозревала, что он еще кого-нибудь держит за руку так, как ее сегодня.
И все же смотреть на этих… этих неуемных было неприятно, поэтому Гедже мрачно отвернулась к окну. Только для того чтобы через несколько минут увидеть, как эта пестрая компания утягивает Армана едва ли не за руки вниз по извилистой улочке. И он утягивается почти безропотно, забыв и про пироги, и про бронника, и про нее. А в горле отчего-то ужасно горько. И трудно дышать.
Всего-то и стоило — на мгновение представить, что Арман уходит по-настоящему, насовсем. Гедже медленно выдохнула, рассеянно оглядела витрину напротив — там падал волшебный снег, оседал разноцветными снежинками на острых башенках игрушечного замка, искрился под ногами искусно вырезанных деревянных лошадок, тянущих к замку по волшебным сугробам карету с коронами на дверцах. Около витрины толпилась стайка ребятни. Тыкали пальцами, что-то увлеченно обсуждали.
Гедже сглотнула. Противная горечь не проходила, ужасно хотелось чем-нибудь ее запить. Она задумчиво покосилась в сторону не желающей редеть толпы у стойки и уперлась взглядом в какого-то встрепанного, диковатого на вид парня. Он подлетел к ее столику, бухнул на него блюдище с пирогами и здоровенную кружку ягодного взвара. И попятился, встретившись с ней глазами. Даже руками замахал:
— Ой-ой, не смотрите на меня так, госпожа хорошая. Я все сделал как велено. От того, что господин маг дали, монетка лишняя осталась. Всего монетка, госпожа. Вот, — он выдернул из кармана балахонистого потрепанного одеяния блестящую монетку, опасливо протянул Гедже. — Господин маг велели сдачу забрать, но я верну, все верну, только не смотрите так.
— Оставь, — махнула рукой Гедже. Значит, Арман, прежде чем уйти, выцепил откуда-то этого чудика, дал денег и велел принести ей пирогов, чтобы не скучала? Что ж, пироги пирогами, а вот запить противную горечь насыщенным ягодным напитком, который даже пах очень правильно, совсем не помешает. — И чего ты так трясешься? У меня даже топора с собой нет.
— Х-хорошо, что нет, — обрадовался чудик. — И что господина кабана с вами нет, тоже хорошо.
— Хрума? — удивилась Гедже. — Он боевой вепрь, а не кабан. И откуда ты его знаешь?
— Так я это… по мелочи помогаю иногда в вашей столовой, а когда и госпоже Рогнеде. Магией меня при рождении обделили, но руками если помочь — я завсегда. То там, то здесь, — он как-то нервно дернул шеей в сторону не то стойки, не то двери, а Гедже заметила, как трепещут у него ноздри, когда до них доносится насыщенный пироговый дух от ее блюда. Значит, чудик из здешних, городских? Помогает чем придется кому придется, зарабатывает монетки на сдачу с чьей-то легкой руки? А «господин Хрум», видать, не вовремя хрюкнул в его сторону, иначе с чего бы ему так трястись при одном воспоминании?
Гедже взяла с блюда верхний, золотисто-румяный, блестящий смазанным запеченным боком пирожок и молча протянула чудику. Тот таращился на него с вожделением и опаской, но не брал, будто боялся, что то ли отберут, то ли обругают.
— Бери, — потребовала Гедже. — Нечего тут.
— Спасибо, добрая госпожа. Век не забуду, — чудик схватил пирожок и испарился быстрее ветра, только его и видели. Гедже даже моргнула от удивления — такой прыти, пожалуй, позавидовал бы и самый резвый орк из лучших бегунов.
— Что это было? — спросил Арман, которого улепетывающий странный парень, кажется, едва не сбил с ног в дверях.
— Пирожок дала, — пожала плечами Гедже. — Наверное, боялся, что отберу. Или догоню и поколочу.
— Руби неплохой парень, только пуганый и немного не в себе.
— Я заметила, — Гедже взяла с блюда еще один пирожок, с наслаждением вдохнула запах и, не сдержавшись, улыбнулась. Он пах сладковатым тестом, печью и мясной начинкой. Пах мирными передышками орочьих походов, уютным детством и редкой Бабшукиной лаской. Пах очень правильно и немного грустно.
Гедже подняла голову, Арман, неожиданно встрепанный, почти как этот сбежавший Руби, смотрел на нее внимательно, с задумчивым ожиданием. Она разломила пирожок пополам и протянула ему половину. Арман взял. Спросил:
— Не обиделась? Прости, я торопился увести их отсюда поскорее, если бы задержался предупредить и объяснить… — он поморщился.
— Знаю, — Гедже откусила от своей половины и едва не застонала в голос. Сочное, душистое, удивительно ароматное мясо в мягком, почти невесомом тесте — да за такое объеденье можно выстоять десяток самых длинных очередей! — М-м-м. Небо и все его духи. Это не пирог! Это… магия как есть! Не болтай. Ешь, пока горячее.
И они ели. Не торопясь, наслаждаясь такими редкими рождественскими пирогами этой самой Кариды. Гедже осторожно прихватывала губами мягкие края, глотала горячий, пряный мясной сок, чтобы не дай духи не уляпаться им по уши — было бы неловко. Все-таки не в походе, а в приличном месте. Да еще и с очень приличным спутником.
Думала, что ведь Арман и впрямь очень приличный, даже слишком приличный для нее. Насчет себя Гедже не заблуждалась. Все-таки не в чистом поле училась — было с кем сравнить. Девчонок в академии обреталась целая прорвища, и красивых, и страшненьких, и зазнаек, и попроще, и воспитанных, и совсем дикарок, куда похлеще нее. Но, конечно, было понятно, что ей не хватает ни манер, ни умения красиво говорить, ни желания занавесить себя проклятущими рюшечками или нацепить каких-нибудь блестящих драгоценных висюлек с камнями. Но ведь и не хотелось. Бабшука говорила, что украшать себя — нормально для женщины. Конечно, в подходящее время, в подходящем месте и особенно — для подходящего мужчины, но Гедже всем украшениям всегда предпочла бы прочный и удобный доспех или сапоги, мягкие, легкие, самой искусной выделки.
Она не умела ходить вокруг да около, очаровывать словами, увлекать многозначительными взглядами, но почему-то Арман был здесь, а не с пестрой компанией наверняка гораздо лучше нее обученных девиц, ел пироги, которые она упрямо разламывала пополам — почему-то так казалось особенно вкусно и правильно. Пил вместе с ней взвар из одной на двоих огромной кружки и выглядел ужасно довольным.
Нет, решила Гедже, доедая последнюю половину последнего пирога, она не станет сейчас спрашивать, почему так. И допытываться о любви к Хруму-из-лужи тоже не станет. Иногда слова — это просто слова. Они сами скажутся, когда придет время. Гораздо важнее то, как хорошо, сыто и тепло на душе. И как Арман улыбается, глядя на нее, будто слышит или угадывает ее мысли и полностью согласен.
Оружейная лавка пряталась в неприметном коротком тупичке, и даже вывески на ней не было. Что означало одно: те, кому надо, кто понимает — и так знают об этом чудесном месте, а праздным зевакам и случайным прохожим здесь не рады. Гедже такую, как говорили в академии, «систему» очень даже понимала: Абрук, доспех работы которого верно служил ей вот уже третий год, тоже не зазывал к себе покупателей. Зачем кого-то зазывать, расхваливать себя и свой товар, торговаться, выгадывая гроши, если и без того очередь на годы вперед? А потому на дверь без вывески посмотрела с уважением и вошла, ожидая увидеть далеко не рядовой товар.
Но точно не ждала, что прямо с порога угодит в разудалую драку!
На топот, хэканье, боевой клич и грохот тело отреагировало само: пригнуться, уйти вбок, перехватить летевший топор, который точно раскроил бы голову или ей, или вошедшему следом Арману. Едва осознала это, внутри полыхнуло ледяной яростью, и так кстати прилетевший топор удобно лег в руку. С оружием сразу стало спокойно — теперь-то ее не возьмешь! Арман, конечно, со своей боевой магией тоже не беспомощный, но полагаться на магию Гедже все еще не привыкла.
И то ли Арман тоже умел превращаться в большое ухо-сердце, то ли просто все было написано большими буквами у Гедже на лбу, но ответа он не ждал. Только крепко взял за руку и сказал, покосившись на Рогнеду и Олесю:
— Бежим, пока нас не поработили!
ГЛАВА 4
К мосту, а вернее, к воротам перед мостом, рвалось, кажется, не меньше половины адептов. Галдели, шумели, ругали вахтершу, слишком медленно пропускавшую весь этот безумный поток сквозь узкую калитку. Рассказывали, кто куда собрался в городе, делились адресами лавок и именами торговцев, у которых можно урвать скидку. Гедже поначалу даже растерялась. Хоть и привыкла за это время к толпам и гвалту, но вот такая толпа, стискивавшая со всех сторон, нервировала и напрягала.
— Потерпи, — чуть слышно сказал Арман. — За мостом все разбегутся в разные стороны.
Ну да, в вопросах чуткости он был почти как Олеся, но это все равно каждый раз удивляло.
— Лучше объясни, как я пройду тетку Громилу, — проворчала Гедже. Громилой называли бессменную вахтершу, проверявшую пропуска у адептов и способную поучить строгости и непреклонности даже адского цербера.
— Обыкновенно, — улыбнулся Арман. — Как положено, по пропуску. Все учтено!
Вот ведь какой коварный! Кто-нибудь со стороны запросто обманется. Отвлечется этими его золотыми кудрями-невинным видом и ни за что не заподозрит за безобидной, даже слегка легкомысленной внешностью умение строить хитрые планы!
У Армана и правда оказалось все учтено: раздобыл где-то пропуск для Гедже и даже подписал у кого-то из магистров, да еще и на словах объяснил злобной вахтерше, что за вот эту вот первокурсницу отвечает лично он, как назначенный на сегодня куратор. Гедже слушала, помалкивала и удивлялась, хотя больше всего, конечно, радовалась: его хитро-коварные планы на этот раз касались лично ее и строились заранее. Получается, он хотел повести ее сегодня в город, и не так уж важно, к броннику или еще куда.
От этих мыслей Гедже чувствовала удивительную легкость. Так бывает, когда снимаешь тяжелый доспех и остаешься в одной нижней рубахе. Горячее, распаренное после тренировки тело обдувает легкий солнечный ветер, и ты чувствуешь себя легче пера, того и гляди — взлетишь. Радость и легкость пузырились внутри, как невиданный коктейль, но Гедже старалась не расплескивать их вокруг: с непривычки казалось, что это будет слишком уж… по-девчачьи, не по-орочьи. Хотя Арман, кажется, и так все видел и понимал.
По мосту адепты неслись, как орочий клан на приступ, только боевых кличей не хватало. А на той стороне реки толпа и правда как-то очень быстро поредела, а потом и вовсе рассосалась. Гедже и опомниться не успела, как оказалось, что они с Арманом идут вдвоем по извилистой узкой улочке, украшенной волшебными огоньками и гирляндами, все вокруг блестит и переливается, и никого не заботит, что сейчас день на дворе! Ярко подсвечиваются витрины лавок и всякоразных городских едален, из которых так и тянет вкуснючими запахами, а встречные прохожие заняты своими делами и не обращают на них внимания. И всем здесь все равно, что Арман вдруг взял ее за руку и не торопится отпускать. Не все равно только самой Гедже. Новое и такое волнующее ощущение прорастает постепенно, как нежные, но упорные стебли первоцветов. И ведь вроде зима, так почему кажется, будто, если закроешь глаза, учуешь весенний ветер?
А еще бродят дурацкие мысли про то, что ее зеленой хламиде-мантии, к которой оказалось не так уж сложно привыкнуть, она сегодня особенно благодарна. Будь на ней доспех, держание за ручки смотрелось бы, пожалуй, совсем дико, а так… можно и подержаться. Ладонь у Армана теплая и крепкая, а на ладони — характерные шершавости и очень знакомые следы. Любой, кто знает, как обращаться с мечом, топором или дубиной, сразу все поймет. Гедже уже знала, что с оружием он обращаться умеет — говорил как-то, что магия магией, но боевым заклятьям никогда не помешает хороший меч. Но вспомнить об этом сейчас оказалось отчего-то очень приятно.
— Что за Черногорье такое? — спросила Гедже, когда поняла, что еще чуть-чуть, и окончательно размякнет, потеряется в этом всем приятно-волнующем, потому что в голову приходят неуместные, или, наоборот, слишком уместные мысли про настоящее свидание.
— О-о, — протянул Арман, — Черногорье… Там сходятся границы гномьих и гоблинских кланов. Там варят особую сталь, напитывают ее магией, закаляют тайными приемами, которые никто еще не разведал, — и вдруг, как-то очень мягко, но настойчиво, потянув ее за руку, свернул в едальню. — Давно мечтал попробовать рождественских пирогов у Кариды. Она печет их только три дня в году, мы ведь не можем упустить такой случай, верно?
— А раньше не пробовал? — проворчала Гедже, сглотнув слюну: пахло одуряюще вкусно.
— Раньше, о прекрасная воительница, я выбирался в город перед праздником только с компанией разудалых безумцев, и искали мы не пирогов, а приключений на одно не совсем приличное место и чего-то вроде того, чем так увлекла госпожу Рогнеду твоя подруга, — картинно прижав ладонь к груди, выдал он. — Сжальтесь же над бедным страдающим…
— И голодающим, — фыркнула Гедже, сдерживая смех. — Тебе вредно общаться с Хрумом. Он научил тебя плохому.
— Зато ты любишь его любым, даже только что из лужи, — с какой-то обезоруживающей серьезностью вдруг заявил Арман и раньше, чем потрясенная Гедже сумела как-то совместить друг с другом несколько абсолютно несовместимых слов — Хрум-Арман-лужа-любовь — сбежал к стойке, за которой румяная дородная торговка оделяла всех желающих — а их было немало — пышными, румяными пирогами.
Гедже хмуро потерла отчего-то полыхающие уши, присмотрела столик у окна, разукрашенного причудливыми зимними узорами, и решительно шагнула к нему. Сложности несовместимых слов требовали прояснений и уточнений. А сердце Гедже, которое так и норовило исполнить все те глупые вещи, о которых шептались по закоулкам академии влюбленные дурочки (в смысле — растаять, сладко заныть, затрепетать от волнения) требовало немедленно добраться до сути. Раз уж Арман сам об этом заговорил, то…
— Арман! Арман! Ты здесь? Как же так?! Мы думали… — будто эхом к ее мыслям, только уродливым, исковерканным каким-то злобным духом, вдруг заголосило от дверей. Внутрь ворвалась разноцветная шумная компания. Гедже мрачно считала. Две-три-четыре… пятеро! Девицы из Академии, наплевав на правила честной очереди, облепили Армана, оттесняя от него других посетителей. Алая мантия, три винно-бордовые — ну, кто бы сомневался, родной факультет не готов упустить свою добычу, одна золотая. И Гедже подозревала, что здесь не все. На Армане висли, к нему липли, его пытались заинтересовать, его не оставляли надолго в покое даже в библиотеке! Это была страшная и удручающая реальность, с которой Гедже успела если и не смириться, то свыкнуться. Она не слушала сплетен, держалась подальше от шушукавшихся компаний и не хотела иметь ничего общего со страдающими от ревности или бессильной злости влюбленными дурами. Арману она верила. И ни за что не подпустила бы так близко, если бы подозревала, что он еще кого-нибудь держит за руку так, как ее сегодня.
И все же смотреть на этих… этих неуемных было неприятно, поэтому Гедже мрачно отвернулась к окну. Только для того чтобы через несколько минут увидеть, как эта пестрая компания утягивает Армана едва ли не за руки вниз по извилистой улочке. И он утягивается почти безропотно, забыв и про пироги, и про бронника, и про нее. А в горле отчего-то ужасно горько. И трудно дышать.
ГЛАВА 5
Всего-то и стоило — на мгновение представить, что Арман уходит по-настоящему, насовсем. Гедже медленно выдохнула, рассеянно оглядела витрину напротив — там падал волшебный снег, оседал разноцветными снежинками на острых башенках игрушечного замка, искрился под ногами искусно вырезанных деревянных лошадок, тянущих к замку по волшебным сугробам карету с коронами на дверцах. Около витрины толпилась стайка ребятни. Тыкали пальцами, что-то увлеченно обсуждали.
Гедже сглотнула. Противная горечь не проходила, ужасно хотелось чем-нибудь ее запить. Она задумчиво покосилась в сторону не желающей редеть толпы у стойки и уперлась взглядом в какого-то встрепанного, диковатого на вид парня. Он подлетел к ее столику, бухнул на него блюдище с пирогами и здоровенную кружку ягодного взвара. И попятился, встретившись с ней глазами. Даже руками замахал:
— Ой-ой, не смотрите на меня так, госпожа хорошая. Я все сделал как велено. От того, что господин маг дали, монетка лишняя осталась. Всего монетка, госпожа. Вот, — он выдернул из кармана балахонистого потрепанного одеяния блестящую монетку, опасливо протянул Гедже. — Господин маг велели сдачу забрать, но я верну, все верну, только не смотрите так.
— Оставь, — махнула рукой Гедже. Значит, Арман, прежде чем уйти, выцепил откуда-то этого чудика, дал денег и велел принести ей пирогов, чтобы не скучала? Что ж, пироги пирогами, а вот запить противную горечь насыщенным ягодным напитком, который даже пах очень правильно, совсем не помешает. — И чего ты так трясешься? У меня даже топора с собой нет.
— Х-хорошо, что нет, — обрадовался чудик. — И что господина кабана с вами нет, тоже хорошо.
— Хрума? — удивилась Гедже. — Он боевой вепрь, а не кабан. И откуда ты его знаешь?
— Так я это… по мелочи помогаю иногда в вашей столовой, а когда и госпоже Рогнеде. Магией меня при рождении обделили, но руками если помочь — я завсегда. То там, то здесь, — он как-то нервно дернул шеей в сторону не то стойки, не то двери, а Гедже заметила, как трепещут у него ноздри, когда до них доносится насыщенный пироговый дух от ее блюда. Значит, чудик из здешних, городских? Помогает чем придется кому придется, зарабатывает монетки на сдачу с чьей-то легкой руки? А «господин Хрум», видать, не вовремя хрюкнул в его сторону, иначе с чего бы ему так трястись при одном воспоминании?
Гедже взяла с блюда верхний, золотисто-румяный, блестящий смазанным запеченным боком пирожок и молча протянула чудику. Тот таращился на него с вожделением и опаской, но не брал, будто боялся, что то ли отберут, то ли обругают.
— Бери, — потребовала Гедже. — Нечего тут.
— Спасибо, добрая госпожа. Век не забуду, — чудик схватил пирожок и испарился быстрее ветра, только его и видели. Гедже даже моргнула от удивления — такой прыти, пожалуй, позавидовал бы и самый резвый орк из лучших бегунов.
— Что это было? — спросил Арман, которого улепетывающий странный парень, кажется, едва не сбил с ног в дверях.
— Пирожок дала, — пожала плечами Гедже. — Наверное, боялся, что отберу. Или догоню и поколочу.
— Руби неплохой парень, только пуганый и немного не в себе.
— Я заметила, — Гедже взяла с блюда еще один пирожок, с наслаждением вдохнула запах и, не сдержавшись, улыбнулась. Он пах сладковатым тестом, печью и мясной начинкой. Пах мирными передышками орочьих походов, уютным детством и редкой Бабшукиной лаской. Пах очень правильно и немного грустно.
Гедже подняла голову, Арман, неожиданно встрепанный, почти как этот сбежавший Руби, смотрел на нее внимательно, с задумчивым ожиданием. Она разломила пирожок пополам и протянула ему половину. Арман взял. Спросил:
— Не обиделась? Прости, я торопился увести их отсюда поскорее, если бы задержался предупредить и объяснить… — он поморщился.
— Знаю, — Гедже откусила от своей половины и едва не застонала в голос. Сочное, душистое, удивительно ароматное мясо в мягком, почти невесомом тесте — да за такое объеденье можно выстоять десяток самых длинных очередей! — М-м-м. Небо и все его духи. Это не пирог! Это… магия как есть! Не болтай. Ешь, пока горячее.
И они ели. Не торопясь, наслаждаясь такими редкими рождественскими пирогами этой самой Кариды. Гедже осторожно прихватывала губами мягкие края, глотала горячий, пряный мясной сок, чтобы не дай духи не уляпаться им по уши — было бы неловко. Все-таки не в походе, а в приличном месте. Да еще и с очень приличным спутником.
Думала, что ведь Арман и впрямь очень приличный, даже слишком приличный для нее. Насчет себя Гедже не заблуждалась. Все-таки не в чистом поле училась — было с кем сравнить. Девчонок в академии обреталась целая прорвища, и красивых, и страшненьких, и зазнаек, и попроще, и воспитанных, и совсем дикарок, куда похлеще нее. Но, конечно, было понятно, что ей не хватает ни манер, ни умения красиво говорить, ни желания занавесить себя проклятущими рюшечками или нацепить каких-нибудь блестящих драгоценных висюлек с камнями. Но ведь и не хотелось. Бабшука говорила, что украшать себя — нормально для женщины. Конечно, в подходящее время, в подходящем месте и особенно — для подходящего мужчины, но Гедже всем украшениям всегда предпочла бы прочный и удобный доспех или сапоги, мягкие, легкие, самой искусной выделки.
Она не умела ходить вокруг да около, очаровывать словами, увлекать многозначительными взглядами, но почему-то Арман был здесь, а не с пестрой компанией наверняка гораздо лучше нее обученных девиц, ел пироги, которые она упрямо разламывала пополам — почему-то так казалось особенно вкусно и правильно. Пил вместе с ней взвар из одной на двоих огромной кружки и выглядел ужасно довольным.
Нет, решила Гедже, доедая последнюю половину последнего пирога, она не станет сейчас спрашивать, почему так. И допытываться о любви к Хруму-из-лужи тоже не станет. Иногда слова — это просто слова. Они сами скажутся, когда придет время. Гораздо важнее то, как хорошо, сыто и тепло на душе. И как Арман улыбается, глядя на нее, будто слышит или угадывает ее мысли и полностью согласен.
ГЛАВА 6
Оружейная лавка пряталась в неприметном коротком тупичке, и даже вывески на ней не было. Что означало одно: те, кому надо, кто понимает — и так знают об этом чудесном месте, а праздным зевакам и случайным прохожим здесь не рады. Гедже такую, как говорили в академии, «систему» очень даже понимала: Абрук, доспех работы которого верно служил ей вот уже третий год, тоже не зазывал к себе покупателей. Зачем кого-то зазывать, расхваливать себя и свой товар, торговаться, выгадывая гроши, если и без того очередь на годы вперед? А потому на дверь без вывески посмотрела с уважением и вошла, ожидая увидеть далеко не рядовой товар.
Но точно не ждала, что прямо с порога угодит в разудалую драку!
На топот, хэканье, боевой клич и грохот тело отреагировало само: пригнуться, уйти вбок, перехватить летевший топор, который точно раскроил бы голову или ей, или вошедшему следом Арману. Едва осознала это, внутри полыхнуло ледяной яростью, и так кстати прилетевший топор удобно лег в руку. С оружием сразу стало спокойно — теперь-то ее не возьмешь! Арман, конечно, со своей боевой магией тоже не беспомощный, но полагаться на магию Гедже все еще не привыкла.
