Зябко поёжившись, Лия поправила сползший с плеча палантин и протянула руки к пылавшему в камине огню. Она вздрогнула, когда холодные пальцы коснулись её спины, отводя длинные золотистые волосы в сторону.
– Испугалась? – раздался над ухом чуть хрипловатый низкий голос.
– Я не слышала, как ты пришёл, – ответила Лия, склоняя голову влево и позволяя холодным губам коснуться пульсирующей на шее вены. По коже побежали мурашки.
– Впрочем, как и всегда.
Лия не видела его лица, но точно знала, что он улыбается.
– Как наш гость?
– Он решил нас покинуть.
Лия стремительно повернулась и испуганно спросила:
– Что ты с ним сделал?
Короткий смешок, от которого мороз по коже.
– Ты сама подписала ему смертный приговор. Или ты и правда думала, что я не узнаю, что этот мальчишка имел наглость прикоснуться к тебе, – холодные пальцы взяли её руку, – обнять тебя, – пробежались по ладони, рисуя узоры, – и даже поцеловать, – короткий поцелуй на запястье.
Лия закрыла глаза, с горечью вспоминая смешного и немного самоуверенного парнишку, заблудившегося ночью в Ардамском лесу и, на свою беду, набредшего на их замок. Ему всего лишь нужен был ночлег, чтобы не попасть в когти всей той нечисти, что населяла лес. Он и не подозревал, что оказался в логове того, кто намного страшней любого чудовища. Лие казалось, что она всё ещё чувствует на губах порывистый поцелуй – сладкий, как вино, и такой горячий. До того момента, как Нед – так звали парня – заключил её в свои объятья, она и не подозревала, как сильно замёрзла. Ей хотелось согреться, но ни огонь камина, ни тёплый палантин не помогали. Ей нужно человеческое тепло.
– Бедный, – прошептала Лия, – Он наказан за свою доброту к такому жалкому существу, как я.
– Ошибаешься, ты достойна всех сокровищ мира, – ставший ненавистным ей хозяин замка обнял её и попытался поцеловать. Но она уклонилась.
– У меня есть одна просьба.
– Всё что пожелаешь.
– Отпусти меня.
– Нет, – его глаза гневно блеснули.
Лия сняла с шеи цепочку, на которой висела сделанная в виде капли подвеска из чёрного бриллианта, и протянула ему. Но он не взял:
– Это ничего не изменит.
Лия молча положила подвеску на столик и направилась к выходу.
– Я сказал, что не отпущу тебя!
Вихрь пронёсся по комнате, потушив свечи и с силой захлопнув дверь перед Лией. Пламя камина затрепетало, отчего по комнате заплясали зловещие тени.
– Ну вот, ты испугалась, – мягко произнёс хозяин замка, точно уговаривал маленькую капризную девочку. – Давай больше не будем говорить об этом. День выдался долгим. Ты просто устала и тебе нужно отдохнуть.
– Нет! Нет и нет! – воскликнула Лия. – Я больше не поддамся на твои уговоры. Я так больше не могу!
– Я сказал – нет. Я не отпущу тебя. Ты будешь вечно жить здесь со мной!
– Мне больше не нужно твоё разрешение, – улыбнулась Лия. В её руке оказался нож. Миг! Платье окрасилось в красный, а пульсирующая венка на шее, которую он так любил целовать, замерла.
– Нет, Лия! – в отчаяние вскричал он и попытался поймать маленький золотой огонёк, вырвавшийся из груди девушки. Но огонёк проскользнул сквозь его руку, прошёл через закрытую дверь и помчался вверх в бескрайнюю чёрную бездну ночного неба, где сияли миллионы-миллионов таких же огоньков, как и он.
– Нет, вернись! – хрипел хозяин замка, круша всё на своём пути в неистовом приступе гнева, а потом вдруг застыл перед портретом на стене. – Ты вернёшься! – сказал он портрету. – Однажды ты уже вернулась ко мне и вернёшься снова. Я подожду.
Лёжа на дне телеги и упёршись согнутыми в коленях ногами о большой кованный железом сундук, я отчаянно сражалась с морской болезнью. В животе побулькивало – то радостно плескались три чашки чая, которые я выпила за завтраком, уминая целую тарелку пирожков госпожи Рорран. Наверное, я слегка увлеклась, и мне не стоило так усердствовать. Но Бездна, эти пышные, румяные, пахнущие сладкой сдобой пирожки с начинкой из мелко-нарубленного, потушенного с лучком и пряными травами фарша, которые так и таяли во рту, просто невозможно было не попробовать. Главной же причиной своей дурноты я считала разбитую дождями дорогу, на которой телегу сильно трясло, от чего уже через пятнадцать минут езды я почувствовала подступающую тошноту.
– Что, совсем плохо? – участливо спросил у меня мастер Рорран.
– Могло быть и хуже,– промычала я, не разжимая зубов.
– На-ка, возьми, может полегчает.
Я протянула руку и на мою ладонь лёг тканевый мешочек, внутри которого оказались круглые домашние леденцы бледно-оранжевого цвета. Я тут же положила один из них в рот и зажмурилась от удовольствия. Леденец оказался сладким, как мёд, но с небольшой пряной кислинкой.
– Вкусно?
– Угу.
– То-то, – мастер Рорран тепло улыбнулся. Из-за верхней губы показались крепкие зубы с острыми, выдававшими его волчью породу, клыками. – Мне Калли всегда с обедом что-нибудь вкусненькое заворачивает.
– Далеко нам ещё?
– Где-то с час езды. И как тебя только занесло в нашу глухомань? – недоумевал оборотень.
– В наказание, – пояснила я. Мастер Рорран только хмыкнул. Да и что тут скажешь. В последнее время все важные события в моей жизни происходят в наказание.
Вообще-то, у меня замечательная, любящая семья. А дедушкой – многоуважаемым мастером Хейсом Киганом – я особенно горжусь. Кто бы мог подумать, что обычный мальчишка из бедной человеческой семьи сможет из простого поварёнка дослужиться до главного повара при императорском дворе.
У папы, помимо таланта к приготовлению еды, проявилась ещё и деловая жилка. Взяв заём в банке и дедушкины рецепты, он открыл таверну на окраине столицы. Дела быстро пошли в гору, так что заём скоро был закрыт, а через десять лет маленькая таверна разрослась в один из самых дорогих и известных ресторанов в центре столицы и в два десятка кафе по всей империи. И пусть перед именем нашей семьи не значилось громкого титула, по размеру состояния мы давно уже были на равных со многими знатными домами. Точнее, почти на равных.
Во время учёбы в пансионе я познакомилась с леди Дэлией или Ди, как она просила её называть. У девушки оказалось огромное количество знакомых и друзей. Я быстро влилась в их весёлую компанию. Катания на лодках и летающих ящерах, посиделки в ресторанах – мне всё это ужасно нравилось.
Однажды, мы всей компанией завалились в ресторан «Драконья радость». Парни, большинство из которых, разумеется, были магами, желая произвести впечатление на девчонок, затеяли спор. Будь они трезвыми, им бы и в голову не пришло использовать картины на стенах в качестве мишеней для огненных шаров. Но беда в то, что они не были трезвыми… Дальше события развивались стремительно. Красно-оранжевые вспышки, языки огня, слизывающие со стен дорогую обивку, крики, вопли, разбегающиеся в панике гости, патруль Ночной стражи и ночь за решёткой, которую, если не считать двух пьяных гоблинов в соседней камере, я коротала одна. Юных лордов и леди отпустили почти сразу под честное темнейшее, что они больше так не будут. В моём случае, как не бился папин законник, такой фокус не прошёл.
Мастер Гурт – владелец «Драконьей радости», оказался главным конкурентом отца. В его глазах моя глупая детская выходка превратилась в хорошо продуманный коварный план по уничтожению ресторана соперника. Мастер Гурт отказался решать дело миром, пока ему не возместят убытки. И так как кроме всего прочего Гурт оказался самым настоящим гномом, в список убытков попали не только расходы на ремонт, упущенная выгода за время ремонта и последующие семь месяцев после открытия ресторана – Бездна знает, почему именно семи – но также мазь от ожогов для работников и успокоительные капли для госпожи Гурт.
Папа согласился на всё, не торгуясь, так что уже к обеду следующего за злополучной ночью дня я была свободна. Папа лично приехал в отделение Ночной стражи, чтобы меня забрать. Никогда не забуду тот миг, когда увидела его. Измученный бессонной ночью, с залёгшими под глазами тенями, он молча смотрел на меня, точно задавался вопросом: действительно ли перед ним его добрая, заботливая дочь и когда только успела так измениться? Лучше бы ругался. От стыда хотелось провалиться в Бездну. При мысли, что разочаровала, что не оправдала надежд и папа никогда не простит и не будет любить так, как прежде, на глаза наворачивались слёзы. Простил и любить не перестал – он же мой папа. Но от соблазнов столичной жизни отправил в Ардам в Академию проклятий, чтобы дочка училась и ни на какие глупости времени не оставалось. И я училась, и всё шло хорошо до этого года.
Да, я знаю, что проклятья не произносят вслух, но такая уж у меня привычка с детства, когда только на пальцах училась считать, бубнить себе под нос условие и решение задачи.
И да, я знаю, что проклятье ложится на того, на кого смотришь в момент его произнесения. И так как из-за врождённой скромности я предпочитала занимать места подальше от преподавателя, а в момент бубнёжа мой взгляд бесцельно блуждал по аудитории, то задело почти всю группу. Хорошо ещё, что подобный казус со мной случился на занятии по бытовым проклятиям профессора Сэдра, а не смертельным – профессора Тесьме. Результатом моего случайного проклятья стали: облысение – клочками, зуд – во всех доступных и недоступных для почёсывания местах, икота – художественная, с особо громким иком на третьем такте, и мшистые высыпания яркого зелёно-жёлтого цвета. Но всё же закончилось хорошо! Никто не умер, а ардамские маги и лекари довольно быстро всех вылечили за мой счет, разумеется.
Наказанием за мой проступок стало место практики. Разумно рассудив, что с моими привычками меня лучше держать подальше от людей, да и нелюдей тоже, профессор Сэдр отправил меня в замок Матэмхэйн, где я точно не могла никому навредить. Замок стоял в лесной глуши и уже долгое время был необитаем – все его владельцы умирали, не прожив в нём и года.
Чёрные тучи заволокли небо, и на лес обрушился проливной дождь. Завернувшись в плащ, я уселась на сундук. Дождь был такой сильный, что вокруг всё исчезло. Не знаю, как мастер Рорран умудрялся что-то видеть в окружающей нас хмари, но дорогу окончательно развезло, так что телегу болтало из стороны в сторону и меня вместе с ней. Я с силой вцепилась руками в крышку сундука – промокшая до нитки, выстукивающая зубами дробь от холода. Зато морская болезнь отступила.
Не знаю, сколько прошло времени, но мы вдруг остановились. Мастер Рорран обошёл телегу, чтобы помочь мне слезть и спустить сундук.
– Ух, тяжёлый, – натужно выдохнул оборотень, ставя сундук на землю. – Уверена, что сама справишься?
– Да, он же на колёсиках, докачу как-нибудь, – заверила я.
– Ох, девонька, как-то боязно тебя здесь одну оставлять. Кругом лес, да ещё этот замок. Плохое место – гиблое. Знаешь, что у нас в деревне про него говорят.
– Не переживайте, не станет же академия своих адептов непонятно куда на практику посылать, – улыбнулась я, отчаянно желая верить в то, что говорю.
– Ох, – мастер Рорран ещё раз тяжело вздохнул, – я через пару дней на дальнюю делянку поеду, заодно и к тебе загляну проведать.
– Спасибо.
Я смотрела за тем, как мастер Рорран забирается в телегу, как машет мне рукой, как лошадка трогает с места. Дождь заглушал цокот копыт и скрип колёс, размывал очертания. Ещё миг и я осталась одна посреди серого безмолвия. Впереди чернела ведущая к замку дорога.
– Ну что, поехали? – сказала я сундуку и упёрлась в обитую железом крышку, толкая.
Мы с сундуком довольно быстро докатились до высоких кованных ворот с украшенными завитушками литерами «ТМ» сверху. Я толкнула створки, и те с жалобным, протяжным скрипом провернулись на поржавевших петлях. На ладонях остались грязные, буро-оранжевые разводы. За воротами начиналась широкая, мощённая брусчаткой площадка. Время и здесь оставило свои следы. В стыках между камнями вольготно росли не только сорняки, но и тоненькие невысокие деревца, которые вгрызались своими корнями в булыжники мостовой, поднимая их из земли и дробя, медленно, из года в год творя свою незаметную глазу кропотливую работу. Трудно представить, что когда-то через кованные ворота на эту самую площадку въезжали великолепные, запряженные шестёркой лошадей, кареты и, сделав круг, высаживали нарядных гостей у входа в замок. Я подняла глаза на нависавшую надо мной чёрную громаду замка. Полыхнула длинная, ослепительная молния. Змеёй расчертив свинцовое небо, она угодила в высокий шпиль замка. По спине побежали мурашки, а сердце сжалось от дурного предчувствия. Захотелось развернуться и убежать. Только вот куда – до академии несколько дней пути, а до дома и того больше. Да и с каким лицом я там покажусь? Снова увидеть разочарование в глазах отца. Ни за что! Следующие две недели, чего бы мне это не стоило, я проведу в замке, выполняя всё, что положено делать на практике.
Не позволяя страху взять над собой верх, я поправила сползший на глаза капюшон и решительно толкнула сундук. Нужно как можно скорее добраться до замка, чтобы укрыться от продолжавшего лить как из ведра дождя и хоть немного согреться. Однако, у самых дверей замка меня ждал очередной неприятный сюрприз. Лестница! Высокая, крутая, ступеней в двадцать, а то и больше!
С трудом, прикладывая все силы, я дотащила сундук до середины ступеней. Но стоило только остановиться, чтобы перевести дух, как сундук, гремя и подпрыгивая, скатился вниз к подножью лестницы.
Сил почти не осталось, от усталости хотелось разреветься. Я посмотрела вверх на заветные двери, за которыми не было дождя, а потом вниз, на проклятый, Бездна его побери, сундук. Затащить его в замок не получится, но и бросить тоже нельзя. В сундуке провизия на неделю, сменное бельё, книги и, самое важное, методичка по практике. Если дождь продолжится до утра – всё же промокнет.
– Ладно, могло быть и хуже, – буркнула я и сбежала вниз. Достав из сундука сверток с палаткой, начала делать импровизированный навес. О том, как ставить палатку я знала чуть больше, чем ничего. Да ещё и ветер мешал, вырывая из рук края плотной ткани. С горем по полам я закрепила два края и кинулась крепить третий, но забыла колышек. Я вытянула ногу, стараясь подогнать его поближе к себе. Дождь хлестал в лицо, да ещё и капюшон лез на глаза.
– Держи, – затянутая в перчатку рука услужливо подала мне колышек.
– Спасибо, – поблагодарила я.
– Может что-то ещё?
– Да, подайте молоток, если вас не затруднит, – попросила, с усилием удерживая вырываемый из рук ветром материю и продевая через кольцо верёвку.
– Пожалуйста.
– А подержите вот тут, – попросила я, забирая молоток и передавая верёвку.
Установив колышек, я принялась вбивать его в землю. Тук–тук–тук. Где-то на третьем или четвёртом «тук» я вдруг поняла, что кроме меня здесь никого быть не может. Я замерла, нервно сглотнув, медленно повернула голову. Из темноты капюшона на меня смотрели вишнёво-красные глаза.
– АААА! – я в ужасе отпрянула назад, наступила на край плаща и плюхнулась на попу.
– Ты чего? – закутанная в черное фигура стянула с головы капюшон, и я увидела молодого мужчину примерно одного со мной возраста. Короткие светлые волосы, смуглое лицо с высокими скулами, раскосые с чуть заострёнными, как у хищника, уголками глаза самого обычного коричневого цвета.
– Испугалась? – раздался над ухом чуть хрипловатый низкий голос.
– Я не слышала, как ты пришёл, – ответила Лия, склоняя голову влево и позволяя холодным губам коснуться пульсирующей на шее вены. По коже побежали мурашки.
– Впрочем, как и всегда.
Лия не видела его лица, но точно знала, что он улыбается.
– Как наш гость?
– Он решил нас покинуть.
Лия стремительно повернулась и испуганно спросила:
– Что ты с ним сделал?
Короткий смешок, от которого мороз по коже.
– Ты сама подписала ему смертный приговор. Или ты и правда думала, что я не узнаю, что этот мальчишка имел наглость прикоснуться к тебе, – холодные пальцы взяли её руку, – обнять тебя, – пробежались по ладони, рисуя узоры, – и даже поцеловать, – короткий поцелуй на запястье.
Лия закрыла глаза, с горечью вспоминая смешного и немного самоуверенного парнишку, заблудившегося ночью в Ардамском лесу и, на свою беду, набредшего на их замок. Ему всего лишь нужен был ночлег, чтобы не попасть в когти всей той нечисти, что населяла лес. Он и не подозревал, что оказался в логове того, кто намного страшней любого чудовища. Лие казалось, что она всё ещё чувствует на губах порывистый поцелуй – сладкий, как вино, и такой горячий. До того момента, как Нед – так звали парня – заключил её в свои объятья, она и не подозревала, как сильно замёрзла. Ей хотелось согреться, но ни огонь камина, ни тёплый палантин не помогали. Ей нужно человеческое тепло.
– Бедный, – прошептала Лия, – Он наказан за свою доброту к такому жалкому существу, как я.
– Ошибаешься, ты достойна всех сокровищ мира, – ставший ненавистным ей хозяин замка обнял её и попытался поцеловать. Но она уклонилась.
– У меня есть одна просьба.
– Всё что пожелаешь.
– Отпусти меня.
– Нет, – его глаза гневно блеснули.
Лия сняла с шеи цепочку, на которой висела сделанная в виде капли подвеска из чёрного бриллианта, и протянула ему. Но он не взял:
– Это ничего не изменит.
Лия молча положила подвеску на столик и направилась к выходу.
– Я сказал, что не отпущу тебя!
Вихрь пронёсся по комнате, потушив свечи и с силой захлопнув дверь перед Лией. Пламя камина затрепетало, отчего по комнате заплясали зловещие тени.
– Ну вот, ты испугалась, – мягко произнёс хозяин замка, точно уговаривал маленькую капризную девочку. – Давай больше не будем говорить об этом. День выдался долгим. Ты просто устала и тебе нужно отдохнуть.
– Нет! Нет и нет! – воскликнула Лия. – Я больше не поддамся на твои уговоры. Я так больше не могу!
– Я сказал – нет. Я не отпущу тебя. Ты будешь вечно жить здесь со мной!
– Мне больше не нужно твоё разрешение, – улыбнулась Лия. В её руке оказался нож. Миг! Платье окрасилось в красный, а пульсирующая венка на шее, которую он так любил целовать, замерла.
– Нет, Лия! – в отчаяние вскричал он и попытался поймать маленький золотой огонёк, вырвавшийся из груди девушки. Но огонёк проскользнул сквозь его руку, прошёл через закрытую дверь и помчался вверх в бескрайнюю чёрную бездну ночного неба, где сияли миллионы-миллионов таких же огоньков, как и он.
– Нет, вернись! – хрипел хозяин замка, круша всё на своём пути в неистовом приступе гнева, а потом вдруг застыл перед портретом на стене. – Ты вернёшься! – сказал он портрету. – Однажды ты уже вернулась ко мне и вернёшься снова. Я подожду.
***
Лёжа на дне телеги и упёршись согнутыми в коленях ногами о большой кованный железом сундук, я отчаянно сражалась с морской болезнью. В животе побулькивало – то радостно плескались три чашки чая, которые я выпила за завтраком, уминая целую тарелку пирожков госпожи Рорран. Наверное, я слегка увлеклась, и мне не стоило так усердствовать. Но Бездна, эти пышные, румяные, пахнущие сладкой сдобой пирожки с начинкой из мелко-нарубленного, потушенного с лучком и пряными травами фарша, которые так и таяли во рту, просто невозможно было не попробовать. Главной же причиной своей дурноты я считала разбитую дождями дорогу, на которой телегу сильно трясло, от чего уже через пятнадцать минут езды я почувствовала подступающую тошноту.
– Что, совсем плохо? – участливо спросил у меня мастер Рорран.
– Могло быть и хуже,– промычала я, не разжимая зубов.
– На-ка, возьми, может полегчает.
Я протянула руку и на мою ладонь лёг тканевый мешочек, внутри которого оказались круглые домашние леденцы бледно-оранжевого цвета. Я тут же положила один из них в рот и зажмурилась от удовольствия. Леденец оказался сладким, как мёд, но с небольшой пряной кислинкой.
– Вкусно?
– Угу.
– То-то, – мастер Рорран тепло улыбнулся. Из-за верхней губы показались крепкие зубы с острыми, выдававшими его волчью породу, клыками. – Мне Калли всегда с обедом что-нибудь вкусненькое заворачивает.
– Далеко нам ещё?
– Где-то с час езды. И как тебя только занесло в нашу глухомань? – недоумевал оборотень.
– В наказание, – пояснила я. Мастер Рорран только хмыкнул. Да и что тут скажешь. В последнее время все важные события в моей жизни происходят в наказание.
Вообще-то, у меня замечательная, любящая семья. А дедушкой – многоуважаемым мастером Хейсом Киганом – я особенно горжусь. Кто бы мог подумать, что обычный мальчишка из бедной человеческой семьи сможет из простого поварёнка дослужиться до главного повара при императорском дворе.
У папы, помимо таланта к приготовлению еды, проявилась ещё и деловая жилка. Взяв заём в банке и дедушкины рецепты, он открыл таверну на окраине столицы. Дела быстро пошли в гору, так что заём скоро был закрыт, а через десять лет маленькая таверна разрослась в один из самых дорогих и известных ресторанов в центре столицы и в два десятка кафе по всей империи. И пусть перед именем нашей семьи не значилось громкого титула, по размеру состояния мы давно уже были на равных со многими знатными домами. Точнее, почти на равных.
Во время учёбы в пансионе я познакомилась с леди Дэлией или Ди, как она просила её называть. У девушки оказалось огромное количество знакомых и друзей. Я быстро влилась в их весёлую компанию. Катания на лодках и летающих ящерах, посиделки в ресторанах – мне всё это ужасно нравилось.
Однажды, мы всей компанией завалились в ресторан «Драконья радость». Парни, большинство из которых, разумеется, были магами, желая произвести впечатление на девчонок, затеяли спор. Будь они трезвыми, им бы и в голову не пришло использовать картины на стенах в качестве мишеней для огненных шаров. Но беда в то, что они не были трезвыми… Дальше события развивались стремительно. Красно-оранжевые вспышки, языки огня, слизывающие со стен дорогую обивку, крики, вопли, разбегающиеся в панике гости, патруль Ночной стражи и ночь за решёткой, которую, если не считать двух пьяных гоблинов в соседней камере, я коротала одна. Юных лордов и леди отпустили почти сразу под честное темнейшее, что они больше так не будут. В моём случае, как не бился папин законник, такой фокус не прошёл.
Мастер Гурт – владелец «Драконьей радости», оказался главным конкурентом отца. В его глазах моя глупая детская выходка превратилась в хорошо продуманный коварный план по уничтожению ресторана соперника. Мастер Гурт отказался решать дело миром, пока ему не возместят убытки. И так как кроме всего прочего Гурт оказался самым настоящим гномом, в список убытков попали не только расходы на ремонт, упущенная выгода за время ремонта и последующие семь месяцев после открытия ресторана – Бездна знает, почему именно семи – но также мазь от ожогов для работников и успокоительные капли для госпожи Гурт.
Папа согласился на всё, не торгуясь, так что уже к обеду следующего за злополучной ночью дня я была свободна. Папа лично приехал в отделение Ночной стражи, чтобы меня забрать. Никогда не забуду тот миг, когда увидела его. Измученный бессонной ночью, с залёгшими под глазами тенями, он молча смотрел на меня, точно задавался вопросом: действительно ли перед ним его добрая, заботливая дочь и когда только успела так измениться? Лучше бы ругался. От стыда хотелось провалиться в Бездну. При мысли, что разочаровала, что не оправдала надежд и папа никогда не простит и не будет любить так, как прежде, на глаза наворачивались слёзы. Простил и любить не перестал – он же мой папа. Но от соблазнов столичной жизни отправил в Ардам в Академию проклятий, чтобы дочка училась и ни на какие глупости времени не оставалось. И я училась, и всё шло хорошо до этого года.
Да, я знаю, что проклятья не произносят вслух, но такая уж у меня привычка с детства, когда только на пальцах училась считать, бубнить себе под нос условие и решение задачи.
И да, я знаю, что проклятье ложится на того, на кого смотришь в момент его произнесения. И так как из-за врождённой скромности я предпочитала занимать места подальше от преподавателя, а в момент бубнёжа мой взгляд бесцельно блуждал по аудитории, то задело почти всю группу. Хорошо ещё, что подобный казус со мной случился на занятии по бытовым проклятиям профессора Сэдра, а не смертельным – профессора Тесьме. Результатом моего случайного проклятья стали: облысение – клочками, зуд – во всех доступных и недоступных для почёсывания местах, икота – художественная, с особо громким иком на третьем такте, и мшистые высыпания яркого зелёно-жёлтого цвета. Но всё же закончилось хорошо! Никто не умер, а ардамские маги и лекари довольно быстро всех вылечили за мой счет, разумеется.
Наказанием за мой проступок стало место практики. Разумно рассудив, что с моими привычками меня лучше держать подальше от людей, да и нелюдей тоже, профессор Сэдр отправил меня в замок Матэмхэйн, где я точно не могла никому навредить. Замок стоял в лесной глуши и уже долгое время был необитаем – все его владельцы умирали, не прожив в нём и года.
Чёрные тучи заволокли небо, и на лес обрушился проливной дождь. Завернувшись в плащ, я уселась на сундук. Дождь был такой сильный, что вокруг всё исчезло. Не знаю, как мастер Рорран умудрялся что-то видеть в окружающей нас хмари, но дорогу окончательно развезло, так что телегу болтало из стороны в сторону и меня вместе с ней. Я с силой вцепилась руками в крышку сундука – промокшая до нитки, выстукивающая зубами дробь от холода. Зато морская болезнь отступила.
Не знаю, сколько прошло времени, но мы вдруг остановились. Мастер Рорран обошёл телегу, чтобы помочь мне слезть и спустить сундук.
– Ух, тяжёлый, – натужно выдохнул оборотень, ставя сундук на землю. – Уверена, что сама справишься?
– Да, он же на колёсиках, докачу как-нибудь, – заверила я.
– Ох, девонька, как-то боязно тебя здесь одну оставлять. Кругом лес, да ещё этот замок. Плохое место – гиблое. Знаешь, что у нас в деревне про него говорят.
– Не переживайте, не станет же академия своих адептов непонятно куда на практику посылать, – улыбнулась я, отчаянно желая верить в то, что говорю.
– Ох, – мастер Рорран ещё раз тяжело вздохнул, – я через пару дней на дальнюю делянку поеду, заодно и к тебе загляну проведать.
– Спасибо.
Я смотрела за тем, как мастер Рорран забирается в телегу, как машет мне рукой, как лошадка трогает с места. Дождь заглушал цокот копыт и скрип колёс, размывал очертания. Ещё миг и я осталась одна посреди серого безмолвия. Впереди чернела ведущая к замку дорога.
– Ну что, поехали? – сказала я сундуку и упёрлась в обитую железом крышку, толкая.
Мы с сундуком довольно быстро докатились до высоких кованных ворот с украшенными завитушками литерами «ТМ» сверху. Я толкнула створки, и те с жалобным, протяжным скрипом провернулись на поржавевших петлях. На ладонях остались грязные, буро-оранжевые разводы. За воротами начиналась широкая, мощённая брусчаткой площадка. Время и здесь оставило свои следы. В стыках между камнями вольготно росли не только сорняки, но и тоненькие невысокие деревца, которые вгрызались своими корнями в булыжники мостовой, поднимая их из земли и дробя, медленно, из года в год творя свою незаметную глазу кропотливую работу. Трудно представить, что когда-то через кованные ворота на эту самую площадку въезжали великолепные, запряженные шестёркой лошадей, кареты и, сделав круг, высаживали нарядных гостей у входа в замок. Я подняла глаза на нависавшую надо мной чёрную громаду замка. Полыхнула длинная, ослепительная молния. Змеёй расчертив свинцовое небо, она угодила в высокий шпиль замка. По спине побежали мурашки, а сердце сжалось от дурного предчувствия. Захотелось развернуться и убежать. Только вот куда – до академии несколько дней пути, а до дома и того больше. Да и с каким лицом я там покажусь? Снова увидеть разочарование в глазах отца. Ни за что! Следующие две недели, чего бы мне это не стоило, я проведу в замке, выполняя всё, что положено делать на практике.
Не позволяя страху взять над собой верх, я поправила сползший на глаза капюшон и решительно толкнула сундук. Нужно как можно скорее добраться до замка, чтобы укрыться от продолжавшего лить как из ведра дождя и хоть немного согреться. Однако, у самых дверей замка меня ждал очередной неприятный сюрприз. Лестница! Высокая, крутая, ступеней в двадцать, а то и больше!
С трудом, прикладывая все силы, я дотащила сундук до середины ступеней. Но стоило только остановиться, чтобы перевести дух, как сундук, гремя и подпрыгивая, скатился вниз к подножью лестницы.
Сил почти не осталось, от усталости хотелось разреветься. Я посмотрела вверх на заветные двери, за которыми не было дождя, а потом вниз, на проклятый, Бездна его побери, сундук. Затащить его в замок не получится, но и бросить тоже нельзя. В сундуке провизия на неделю, сменное бельё, книги и, самое важное, методичка по практике. Если дождь продолжится до утра – всё же промокнет.
– Ладно, могло быть и хуже, – буркнула я и сбежала вниз. Достав из сундука сверток с палаткой, начала делать импровизированный навес. О том, как ставить палатку я знала чуть больше, чем ничего. Да ещё и ветер мешал, вырывая из рук края плотной ткани. С горем по полам я закрепила два края и кинулась крепить третий, но забыла колышек. Я вытянула ногу, стараясь подогнать его поближе к себе. Дождь хлестал в лицо, да ещё и капюшон лез на глаза.
– Держи, – затянутая в перчатку рука услужливо подала мне колышек.
– Спасибо, – поблагодарила я.
– Может что-то ещё?
– Да, подайте молоток, если вас не затруднит, – попросила, с усилием удерживая вырываемый из рук ветром материю и продевая через кольцо верёвку.
– Пожалуйста.
– А подержите вот тут, – попросила я, забирая молоток и передавая верёвку.
Установив колышек, я принялась вбивать его в землю. Тук–тук–тук. Где-то на третьем или четвёртом «тук» я вдруг поняла, что кроме меня здесь никого быть не может. Я замерла, нервно сглотнув, медленно повернула голову. Из темноты капюшона на меня смотрели вишнёво-красные глаза.
– АААА! – я в ужасе отпрянула назад, наступила на край плаща и плюхнулась на попу.
– Ты чего? – закутанная в черное фигура стянула с головы капюшон, и я увидела молодого мужчину примерно одного со мной возраста. Короткие светлые волосы, смуглое лицо с высокими скулами, раскосые с чуть заострёнными, как у хищника, уголками глаза самого обычного коричневого цвета.
