За основу берутся некоторые реальные события и личности, хотя хронометраж событий и даты жизни могут и не совпадать — это не точная калька с истории.
Каре показалось, что внизу, на первом этаже, еле слышно скрипнула входная дверь. Девушка тотчас открыла глаза. Сна как не бывало. Посмотрела в окно — ночь. Опять Себастьяна задержали в Кастилио-де-ла-Корте. И конца этому не предвиделось.
Судьба жены служителя боевого креста оказалась намного сложнее, чем Кара думала. Возможно, дело было еще и в том, что ее муж являлся не просто братом Ордена, но и родным сыном ее крестного – великого инквизитора Альвароссы. Пусть даже о последнем обстоятельстве, слава Богу, знали только они трое: сам монсеньор, Себастьян и Кара.
Ее предупреждали, что так будет… И она терпела, сколько могла, потому что по-прежнему любила Себастьяна и не представляла себе жизни без него. Пусть он служит Ордену, пусть он проклятый оборотень… Это не имело никакого значения.
Кара притянула к себе подушку мужа, уткнулась в нее лицом и закрыла глаза, вдыхая еле ощутимый запах. После того, как они поселились в Кастель-Рива, Себастьян постоянно пропадал в резиденции Ордена. С женой почти не виделся. Приходил ночью. Падал на кровать и практически терял сознание. Иногда Кара просыпалась в тот момент, когда он обнимал ее, засыпая. И тогда она еще долго лежала, слушая мерное дыхание любимого, наслаждаясь этой мимолетной близостью. Но сколько так могло продолжаться? Кара была вынуждена жить в одиночестве в доме, который подарил им крестный к свадьбе. Хороший оказался дом. Даже с крохотным двориком и фонтаном. Но одной там было не просто скучно, а кошмарно скучно.
Выходило странно — счастливым временем был период, когда Себастьян и Кара постоянно балансировали над пропастью. Да, это было страшно, подчас смертельно опасно, иногда захлестывало отчаяние. Они теряли и вновь находили друг друга, и все-таки были вместе. А теперь, когда, казалось бы, можно хоть ненадолго предаться тихому семейному счастью, Кара осталась одна. Совсем одна. Служба в Ордене потребовала от Себастьяна полной самоотдачи. До такой степени, что ни на что иное времени уже не оставалась. С каждым днем Кара скучала по мужу все больше и больше. Бесконечное ожидание превращалось в пытку.
Отношения с крестным тоже не ладились. Кара даже не могла себя заставить навестить его и спросить, чего он добивается, настолько загружая Себастьяна. Девушка не хотела видеть человека, пусть и невольно, но лишившего ее родителей. Мать она не знала, с этим было проще, но отец… ее любимый отец, который до самой своей смерти являлся для нее целым миром… Как такое можно простить? Как о таком можно забыть?
В первые дни после возвращения в Кастель-Рива Тано метался между отцом и женой, из последних сил пытаясь примирить между собой этих двух близких людей. Потом махнул рукой, осознав, что все попытки обречены, а потом уже и времени ни на что не осталось.
Тихо стукнула щеколда, и Кара быстро встала с кровати. На сей раз ей непременно нужно было застать мужа бодрствующим. Она выбежала навстречу Себастьяну.
Тано выглядел измученным и традиционно небритым, но про расческу пока еще помнил. Увидев жену, удивился:
— А ты почему не спишь? Рассвет близко.
— Я ждала тебя. Хотела поговорить.
— Кара…
Девушка ощутила укол совести — муж выглядел так, будто уже спал на ходу.
— Тано. Это очень важно!
Услышав ее слова, Себастьян нервно втянул носом воздух, потом чуть расслабился.
— Ну, если важно...
— Попроси монсеньора, пусть он отпустит тебя хоть на день! Я не могу больше сидеть в одиночестве. Мне надоели эти стены. Здесь нечем заняться. Даже библиотеки, и той нет. Если ты не придумаешь хоть что-нибудь, я уеду в Орте. Какая разница: что я здесь тебя не вижу, что не буду видеть там. Но там у меня хотя бы есть где погулять, что почитать и занятий больше. И про Венгрию лучше даже не заикаться? Я все лето провела одна в душном городе. Уже осень. И я по-прежнему одна.
— Кара, пойдем, — Тано помрачнел.
Они молча поднялись наверх в спальню. Сев на кровать, Себастьян потянул жену за руку, усадив к себе на колени.
— Я откладывал этот разговор… Хотел хоть немного побыть с тобой, а потом…
Девушка посмотрела на него испуганными глазами.
— Опять твое проклятие? — чуть ли не шепотом спросила она.
— Что? — удивился Тано, но потом помотал головой. — Нет. Нет, не это. Хотя и это тоже отчасти. Просто монсеньор нашел повод отправить меня в Венгрию. Но повод довольно опасный.
— Тебя? — чуть не подскочила Кара. — Тебя? Ты должен отправиться туда один? Но…
— Я знаю, знаю, мы хотели поехать вместе. Ситуация изменилась. Меня отправляют с поручением, которое, как я уже сказал, может быть опасным. И я не готов рисковать тобой. Так же, как и монсеньор. Несмотря на то, что ты не желаешь его даже видеть, он по-прежнему любит свою крестницу. Думаю, на время моего отсутствия ты могла бы съездить в Орте, чтобы не скучать здесь.
Сказать, что Кара в этот момент почувствовала себя преданной — ничего не сказать.
— Зачем я вообще тебе нужна была? Зачем было… — она сердито попыталась вырваться из объятий мужа — с тем же успехом можно было бы вырываться из лап медведя.
— Затем, что ты моя, — шепнул ей на ухо Себастьян, и от звука его голоса — низкого, чуть хриплого, как бывало в такие минуты, — в голове Кары все смешалось. — А завтра мы сбежим в сады Верде Тесоро и весь день проведем вместе. Обещаю. И сейчас тоже…
Кара замерла, когда он начал целовать ее в шею, медленно опускаясь все ниже и ниже. Белая камиза (*Камиза — нижняя рубашка. Прим. авт.) послушно соскользнула сначала с одного плеча, потом с другого. Девушка еще пыталась злиться, но с каждой минутой делать это было все сложнее и сложнее.
— Перестань, Тано! Мы же о серьезных вещах говорили. Зачем все это, если я совсем тебя не вижу, а теперь ты еще и уедешь на несколько месяцев?! — она уперлась руками мужу в грудь, изо всех сил пытаясь сопротивляться его попытке закончить неприятный разговор.
— А потом вернусь, и мы опять сбежим. На месяц. Хочешь? Я договорюсь. Только ты и я. И никакой инквизиции, никаких братьев, никакого монсеньора, — Себастьян посмотрел на жену. Глаза сверкнули зеленью в слабом свете луны, проникающем в комнату через тонкую слюдяную пластину в окне. Кара до сих пор не могла привыкнуть к этой особенности мужа — становилось жутковато. — Иди же ко мне… Я соскучился.
И Кара сдалась. Себастьян хорошо знал, что она не в состоянии на него сердиться слишком сильно и слишком долго, и беззастенчиво этим пользовался.
— И как ты прикажешь это понимать? — монсеньор был изрядно разгневан. Его черные пронзительные глаза с яростью вперились в виновника дурного настроения. Правда, оного виновника гнев великого инквизитора вовсе не впечатлил.
— Вот так и понимай, что ты сам благословил нас с Карой. У меня есть жена, отец, ей нужно уделять время. И я хочу быть с ней, понимаешь? Хоть иногда, — Себастьян не опасался, что их услышат, так как разговор с монсеньором состоялся в стенах «тихой комнаты», специально созданной для защиты от лишних ушей. Ее толстые стены не пропускали ни звука, когда закрывалась тяжелая дубовая дверь. Подслушать было невозможно и потому не приходилось старательно подбирать слова.
— Но ты мог хотя бы предупредить, а не скрываться с женой в неизвестном направлении на целые сутки.
— Не мог. Так получилось. Я дал ей слово.
— Ты отдаешь себе отчет в том, что твоя латынь до сих пор звучит слишком правильно для венгра? Что твой немецкий оставляет желать лучшего? Про рустико вообще молчу* (*В средние века в Венгрии говорили в основном на латыни или немецком языке. Также в Европе был распространен рустико — некий гибрид латыни, немецкого и славянских языков. Прим. авт.) Ты до сих пор путаешься в ядах и противоядиях, а твои знания местности далеко не безупречны! До отъезда всего пара недель. В этих условиях не то что каждый день — каждый час на счету! Кара умная девушка, она поймет. К тому же ей и деваться некуда при вашей связи. Потерпит. Сейчас важней, чтоб ты вернулся целым и невредимым.
— Я понимаю, что ты волнуешься за меня, но Кара ничего терпеть не будет. И что значит — деваться ей некуда? Она моя жена. Не рабыня. Ты-то что на нее взъелся? Кару я еще могу понять, да и то она молчит все больше. Но тебе что не так?
— Мне все так. Но это задание не дает мне покоя. Отправлять собственного сына в пасть к Эльзе Батори…
— Она, конечно, редкая злодейка, судя по отчетам, но не нужно до такой степени сгущать краски. Твой сын тоже не беззащитный младенец, знаешь ли. Уж как-нибудь справлюсь с этой женщиной. Мне кажется, ты слегка увлекся ролью заботливого отца. У твоего, как ты говоришь, собственного сына были приключения и поопасней.
— Вот в этом не уверен. Ты сильно недооцениваешь эту милую беззащитную женщину. И она там не одна. Слуг у Батори достаточно, коварства тоже хоть отбавляй. Есть и высокие покровители. Лучше б это было логово вампиров. Одно дело — бой. Пусть даже противников больше. Другое — когда с тобой ведут закулисную войну, улыбаясь в глаза и подбираясь со спины.
— И подготовкой к этому я занимаюсь уже два с лишним месяца. Меня тошнит от семейств Батори и Надашди, от их отношений с соседями, от их замков и тайных ходов, от modus operandi* (*Modus operandi (лат.) — образ действия. Прим. авт.), любимых способов пытать и убивать людей, а также от самих этих людей. Мне кажется, что я об Эльзе и ее супруге знаю больше, чем они сами. Могу представиться кузеном из Речи Посполитой. Вот только рост подкачал — Батори все невысокие.
— Не придумывай, — нахмурился монсеньор. — Твоя задача — отвезти одну вещь, получить взамен другую, отдать ее своему спутнику на проверку. Если он скажет, что все хорошо, просто возвращайтесь домой. Если вдруг Батори попробует тебя обмануть и подсунет не то, что должна отдать, дальнейшие указания тебе выдадут на месте.
— И скажи, пожалуйста, зачем мне рустико, коль скоро я еду от лица альваросской инквизиции?
— Потому что с большой вероятностью все пойдет не так, и тебе будет проще затеряться среди местных, если ты сможешь говорить и вести себя как они.
— Ну да, только с моим ростом знание местного языка вряд ли поможет, — хмыкнул Себастьян. — Но допустим. А с таинственным спутником меня когда познакомят?
— Только перед отъездом. Но потом вы вообще не будете с ним общаться.
— Как это?
— Вот так. Считай, каждый из вас едет сам по себе. Он будет при дворе Батори, но по своим собственным делам. Никто не должен заподозрить, что вы знакомы. Ты тайно отдашь ему полученный от Эльзы свиток и, если все будет хорошо, он сам его отвезет к нам.
— Что-то мне подсказывает, что после этого на меня будет объявлена охота. Отец, надеюсь, ты не считаешь меня совсем дураком?
— Не считаю. Именно поэтому и настоял, чтобы Кара с тобой не поехала. Когда дело будет сделано, тебе предстоит с максимально возможной скоростью покинуть Венгрию. Передашь шкатулку, убедишься, что все в порядке, и немедленно уезжай. Увидишь своего попутчика после этого — беги. Я не шучу. Он действительно опасен для тебя. И не пытайся разглядеть его лицо. Вообще как можно меньше на него смотри.
— В таком случае, мне нужно будет в самую первую очередь заняться своими проблемами.
— Да, но в очень спешном темпе. У тебя будет не больше двух дней.
— А если твой Хельвинг не сможет помочь и направит меня к кому-то еще?
— Если это по пути, то заедешь. Если нет, значит, не судьба.
— Я все, конечно, понимаю. Служба. Дела. Но… Отец, я не хочу тебя обманывать. Если моя проблема потребует не двух дней, а больше, я все равно буду заниматься ею. Ты же должен понять, насколько это невыносимо. Я каждый раз покрываюсь холодным потом, когда Кара сообщает: «Тано, нам нужно серьезно поговорить». Надеюсь, ты понимаешь, почему?
— Помнится, ты утверждал, что такая проблема не появится, и у тебя все под контролем, — монсеньор недоумевающе поднял бровь.
— Да, но… Не знаю, в последнее время все время в голове мысли: «А что, если…» Я должен понять, на что рассчитывать и что возможно. И если мне понадобится дополнительное время, то… В общем, сразу предупреди моего попутчика, что мы можем задержаться.
— Не буду. И ты, Тано, тоже не будешь с ним спорить. Я сказал — у тебя есть два дня. И у тебя есть два дня. Не больше. Думай, как уложиться. Я многого не могу тебе сказать. Но могу намекнуть. Если хочешь, чтобы Кара оставалась твоей женой и с вашей семейной жизнью все было хорошо, делай так, как я сказал. В Венгрию сможешь съездить в другой раз. Или даже рискнуть и заехать к Хельвингу на обратной дороге. Делай все, что в голову придет, но твой попутчик должен быть доволен твоей работой. Ты все понял?
— Да, отец, но…
— Никаких «но», Себастьян. Никаких торгов. Ты должен сделать так, как я сказал. Последствия твоего ослушания могут быть намного страшней, чем ты вообще можешь себе вообразить. Что бы твой попутчик тебе ни приказал, ты все выполнишь. Просто поверь мне, что от этого человека зависит очень многое.
— Да кто ж он такой…
— Никаких вопросов о нем, Тано.
— Хорошо. На время моего отсутствия Кара уедет в Орте.
— Она может остаться и здесь, неужели ты думаешь…
— Ей скучно и не с кем даже поговорить. Найди ей дело. И пусть остается здесь. Лично мне будет спокойней, если ты сможешь приглядеть за Карой. Но я уже отчаялся помирить вас.
Монсеньор вздохнул и покачал головой:
— Видит Бог, я пытался. Но ты же знаешь…
— Я знаю, потому и говорю, попробуй еще раз. И еще. И еще. Кроме нас, у нее нет больше никого. И я вижу, что ей не хватает вашего общения. В конце концов, все знают, что ты ее крестный. Это со мной тебе приходится таиться, но твои знаки внимания Каре будут восприняты как само собой разумеющееся. Она неплохо показала себя в Грассе. Назначь ей куратора. Пусть тренируется, учится. Со временем из нее выйдет неплохой следователь. Ты сможешь привлекать ее для неофициальных дел.
— Насчет этого не уверен. Если полученная от Хельвинга информация тебя обнадежит…
— Давай не будем загадывать, хорошо? Если да, мы все равно торопиться не будем. А если нет? А если я вообще не вернусь? Это маловероятно, но возможно. Я очень тебя прошу, займись Карой.
— Я попробую. Обещаю. Но тебя прошу: больше никаких побегов. Перед отъездом я дам тебе один день отдыха. Сможете побыть немного вместе. А сейчас — работа. Ступай.
Когда дверь за Себастьяном захлопнулась, монсеньор весь как-то сгорбился и совсем сник. Ему отчаянно не нравилось задание, на которое приходилось отправлять Тано. И еще меньше нравился спутник, с которым придется ехать его сыну. От этого человека хорошего ожидать было еще глупее, чем от Эльзы Батори. Вся беда в том, что остальные вообще не имели шансов выполнить это поручение. И с каждым днем великий инквизитор Дейго Саргори все чаще задумывался о том, а не нарочно ли все задумано, чтобы избавиться от Себастьяна.
Большая военная каракка* (*Каракка — парусное судно. Прим. авт.) отошла от причала и медленно удалилась, выйдя в фарватер величественной неторопливой Саркоссы, на берегу которой располагался город Кастель-Рива. Кара еще долго стояла и махала вслед уплывающему кораблю. Даже тогда, когда фигуру Себастьяна уже нельзя было различить.
ГЛАВА 1 — Задание
Каре показалось, что внизу, на первом этаже, еле слышно скрипнула входная дверь. Девушка тотчас открыла глаза. Сна как не бывало. Посмотрела в окно — ночь. Опять Себастьяна задержали в Кастилио-де-ла-Корте. И конца этому не предвиделось.
Судьба жены служителя боевого креста оказалась намного сложнее, чем Кара думала. Возможно, дело было еще и в том, что ее муж являлся не просто братом Ордена, но и родным сыном ее крестного – великого инквизитора Альвароссы. Пусть даже о последнем обстоятельстве, слава Богу, знали только они трое: сам монсеньор, Себастьян и Кара.
Ее предупреждали, что так будет… И она терпела, сколько могла, потому что по-прежнему любила Себастьяна и не представляла себе жизни без него. Пусть он служит Ордену, пусть он проклятый оборотень… Это не имело никакого значения.
Кара притянула к себе подушку мужа, уткнулась в нее лицом и закрыла глаза, вдыхая еле ощутимый запах. После того, как они поселились в Кастель-Рива, Себастьян постоянно пропадал в резиденции Ордена. С женой почти не виделся. Приходил ночью. Падал на кровать и практически терял сознание. Иногда Кара просыпалась в тот момент, когда он обнимал ее, засыпая. И тогда она еще долго лежала, слушая мерное дыхание любимого, наслаждаясь этой мимолетной близостью. Но сколько так могло продолжаться? Кара была вынуждена жить в одиночестве в доме, который подарил им крестный к свадьбе. Хороший оказался дом. Даже с крохотным двориком и фонтаном. Но одной там было не просто скучно, а кошмарно скучно.
Выходило странно — счастливым временем был период, когда Себастьян и Кара постоянно балансировали над пропастью. Да, это было страшно, подчас смертельно опасно, иногда захлестывало отчаяние. Они теряли и вновь находили друг друга, и все-таки были вместе. А теперь, когда, казалось бы, можно хоть ненадолго предаться тихому семейному счастью, Кара осталась одна. Совсем одна. Служба в Ордене потребовала от Себастьяна полной самоотдачи. До такой степени, что ни на что иное времени уже не оставалась. С каждым днем Кара скучала по мужу все больше и больше. Бесконечное ожидание превращалось в пытку.
Отношения с крестным тоже не ладились. Кара даже не могла себя заставить навестить его и спросить, чего он добивается, настолько загружая Себастьяна. Девушка не хотела видеть человека, пусть и невольно, но лишившего ее родителей. Мать она не знала, с этим было проще, но отец… ее любимый отец, который до самой своей смерти являлся для нее целым миром… Как такое можно простить? Как о таком можно забыть?
В первые дни после возвращения в Кастель-Рива Тано метался между отцом и женой, из последних сил пытаясь примирить между собой этих двух близких людей. Потом махнул рукой, осознав, что все попытки обречены, а потом уже и времени ни на что не осталось.
Тихо стукнула щеколда, и Кара быстро встала с кровати. На сей раз ей непременно нужно было застать мужа бодрствующим. Она выбежала навстречу Себастьяну.
Тано выглядел измученным и традиционно небритым, но про расческу пока еще помнил. Увидев жену, удивился:
— А ты почему не спишь? Рассвет близко.
— Я ждала тебя. Хотела поговорить.
— Кара…
Девушка ощутила укол совести — муж выглядел так, будто уже спал на ходу.
— Тано. Это очень важно!
Услышав ее слова, Себастьян нервно втянул носом воздух, потом чуть расслабился.
— Ну, если важно...
— Попроси монсеньора, пусть он отпустит тебя хоть на день! Я не могу больше сидеть в одиночестве. Мне надоели эти стены. Здесь нечем заняться. Даже библиотеки, и той нет. Если ты не придумаешь хоть что-нибудь, я уеду в Орте. Какая разница: что я здесь тебя не вижу, что не буду видеть там. Но там у меня хотя бы есть где погулять, что почитать и занятий больше. И про Венгрию лучше даже не заикаться? Я все лето провела одна в душном городе. Уже осень. И я по-прежнему одна.
— Кара, пойдем, — Тано помрачнел.
Они молча поднялись наверх в спальню. Сев на кровать, Себастьян потянул жену за руку, усадив к себе на колени.
— Я откладывал этот разговор… Хотел хоть немного побыть с тобой, а потом…
Девушка посмотрела на него испуганными глазами.
— Опять твое проклятие? — чуть ли не шепотом спросила она.
— Что? — удивился Тано, но потом помотал головой. — Нет. Нет, не это. Хотя и это тоже отчасти. Просто монсеньор нашел повод отправить меня в Венгрию. Но повод довольно опасный.
— Тебя? — чуть не подскочила Кара. — Тебя? Ты должен отправиться туда один? Но…
— Я знаю, знаю, мы хотели поехать вместе. Ситуация изменилась. Меня отправляют с поручением, которое, как я уже сказал, может быть опасным. И я не готов рисковать тобой. Так же, как и монсеньор. Несмотря на то, что ты не желаешь его даже видеть, он по-прежнему любит свою крестницу. Думаю, на время моего отсутствия ты могла бы съездить в Орте, чтобы не скучать здесь.
Сказать, что Кара в этот момент почувствовала себя преданной — ничего не сказать.
— Зачем я вообще тебе нужна была? Зачем было… — она сердито попыталась вырваться из объятий мужа — с тем же успехом можно было бы вырываться из лап медведя.
— Затем, что ты моя, — шепнул ей на ухо Себастьян, и от звука его голоса — низкого, чуть хриплого, как бывало в такие минуты, — в голове Кары все смешалось. — А завтра мы сбежим в сады Верде Тесоро и весь день проведем вместе. Обещаю. И сейчас тоже…
Кара замерла, когда он начал целовать ее в шею, медленно опускаясь все ниже и ниже. Белая камиза (*Камиза — нижняя рубашка. Прим. авт.) послушно соскользнула сначала с одного плеча, потом с другого. Девушка еще пыталась злиться, но с каждой минутой делать это было все сложнее и сложнее.
— Перестань, Тано! Мы же о серьезных вещах говорили. Зачем все это, если я совсем тебя не вижу, а теперь ты еще и уедешь на несколько месяцев?! — она уперлась руками мужу в грудь, изо всех сил пытаясь сопротивляться его попытке закончить неприятный разговор.
— А потом вернусь, и мы опять сбежим. На месяц. Хочешь? Я договорюсь. Только ты и я. И никакой инквизиции, никаких братьев, никакого монсеньора, — Себастьян посмотрел на жену. Глаза сверкнули зеленью в слабом свете луны, проникающем в комнату через тонкую слюдяную пластину в окне. Кара до сих пор не могла привыкнуть к этой особенности мужа — становилось жутковато. — Иди же ко мне… Я соскучился.
И Кара сдалась. Себастьян хорошо знал, что она не в состоянии на него сердиться слишком сильно и слишком долго, и беззастенчиво этим пользовался.
— И как ты прикажешь это понимать? — монсеньор был изрядно разгневан. Его черные пронзительные глаза с яростью вперились в виновника дурного настроения. Правда, оного виновника гнев великого инквизитора вовсе не впечатлил.
— Вот так и понимай, что ты сам благословил нас с Карой. У меня есть жена, отец, ей нужно уделять время. И я хочу быть с ней, понимаешь? Хоть иногда, — Себастьян не опасался, что их услышат, так как разговор с монсеньором состоялся в стенах «тихой комнаты», специально созданной для защиты от лишних ушей. Ее толстые стены не пропускали ни звука, когда закрывалась тяжелая дубовая дверь. Подслушать было невозможно и потому не приходилось старательно подбирать слова.
— Но ты мог хотя бы предупредить, а не скрываться с женой в неизвестном направлении на целые сутки.
— Не мог. Так получилось. Я дал ей слово.
— Ты отдаешь себе отчет в том, что твоя латынь до сих пор звучит слишком правильно для венгра? Что твой немецкий оставляет желать лучшего? Про рустико вообще молчу* (*В средние века в Венгрии говорили в основном на латыни или немецком языке. Также в Европе был распространен рустико — некий гибрид латыни, немецкого и славянских языков. Прим. авт.) Ты до сих пор путаешься в ядах и противоядиях, а твои знания местности далеко не безупречны! До отъезда всего пара недель. В этих условиях не то что каждый день — каждый час на счету! Кара умная девушка, она поймет. К тому же ей и деваться некуда при вашей связи. Потерпит. Сейчас важней, чтоб ты вернулся целым и невредимым.
— Я понимаю, что ты волнуешься за меня, но Кара ничего терпеть не будет. И что значит — деваться ей некуда? Она моя жена. Не рабыня. Ты-то что на нее взъелся? Кару я еще могу понять, да и то она молчит все больше. Но тебе что не так?
— Мне все так. Но это задание не дает мне покоя. Отправлять собственного сына в пасть к Эльзе Батори…
— Она, конечно, редкая злодейка, судя по отчетам, но не нужно до такой степени сгущать краски. Твой сын тоже не беззащитный младенец, знаешь ли. Уж как-нибудь справлюсь с этой женщиной. Мне кажется, ты слегка увлекся ролью заботливого отца. У твоего, как ты говоришь, собственного сына были приключения и поопасней.
— Вот в этом не уверен. Ты сильно недооцениваешь эту милую беззащитную женщину. И она там не одна. Слуг у Батори достаточно, коварства тоже хоть отбавляй. Есть и высокие покровители. Лучше б это было логово вампиров. Одно дело — бой. Пусть даже противников больше. Другое — когда с тобой ведут закулисную войну, улыбаясь в глаза и подбираясь со спины.
— И подготовкой к этому я занимаюсь уже два с лишним месяца. Меня тошнит от семейств Батори и Надашди, от их отношений с соседями, от их замков и тайных ходов, от modus operandi* (*Modus operandi (лат.) — образ действия. Прим. авт.), любимых способов пытать и убивать людей, а также от самих этих людей. Мне кажется, что я об Эльзе и ее супруге знаю больше, чем они сами. Могу представиться кузеном из Речи Посполитой. Вот только рост подкачал — Батори все невысокие.
— Не придумывай, — нахмурился монсеньор. — Твоя задача — отвезти одну вещь, получить взамен другую, отдать ее своему спутнику на проверку. Если он скажет, что все хорошо, просто возвращайтесь домой. Если вдруг Батори попробует тебя обмануть и подсунет не то, что должна отдать, дальнейшие указания тебе выдадут на месте.
— И скажи, пожалуйста, зачем мне рустико, коль скоро я еду от лица альваросской инквизиции?
— Потому что с большой вероятностью все пойдет не так, и тебе будет проще затеряться среди местных, если ты сможешь говорить и вести себя как они.
— Ну да, только с моим ростом знание местного языка вряд ли поможет, — хмыкнул Себастьян. — Но допустим. А с таинственным спутником меня когда познакомят?
— Только перед отъездом. Но потом вы вообще не будете с ним общаться.
— Как это?
— Вот так. Считай, каждый из вас едет сам по себе. Он будет при дворе Батори, но по своим собственным делам. Никто не должен заподозрить, что вы знакомы. Ты тайно отдашь ему полученный от Эльзы свиток и, если все будет хорошо, он сам его отвезет к нам.
— Что-то мне подсказывает, что после этого на меня будет объявлена охота. Отец, надеюсь, ты не считаешь меня совсем дураком?
— Не считаю. Именно поэтому и настоял, чтобы Кара с тобой не поехала. Когда дело будет сделано, тебе предстоит с максимально возможной скоростью покинуть Венгрию. Передашь шкатулку, убедишься, что все в порядке, и немедленно уезжай. Увидишь своего попутчика после этого — беги. Я не шучу. Он действительно опасен для тебя. И не пытайся разглядеть его лицо. Вообще как можно меньше на него смотри.
— В таком случае, мне нужно будет в самую первую очередь заняться своими проблемами.
— Да, но в очень спешном темпе. У тебя будет не больше двух дней.
— А если твой Хельвинг не сможет помочь и направит меня к кому-то еще?
— Если это по пути, то заедешь. Если нет, значит, не судьба.
— Я все, конечно, понимаю. Служба. Дела. Но… Отец, я не хочу тебя обманывать. Если моя проблема потребует не двух дней, а больше, я все равно буду заниматься ею. Ты же должен понять, насколько это невыносимо. Я каждый раз покрываюсь холодным потом, когда Кара сообщает: «Тано, нам нужно серьезно поговорить». Надеюсь, ты понимаешь, почему?
— Помнится, ты утверждал, что такая проблема не появится, и у тебя все под контролем, — монсеньор недоумевающе поднял бровь.
— Да, но… Не знаю, в последнее время все время в голове мысли: «А что, если…» Я должен понять, на что рассчитывать и что возможно. И если мне понадобится дополнительное время, то… В общем, сразу предупреди моего попутчика, что мы можем задержаться.
— Не буду. И ты, Тано, тоже не будешь с ним спорить. Я сказал — у тебя есть два дня. И у тебя есть два дня. Не больше. Думай, как уложиться. Я многого не могу тебе сказать. Но могу намекнуть. Если хочешь, чтобы Кара оставалась твоей женой и с вашей семейной жизнью все было хорошо, делай так, как я сказал. В Венгрию сможешь съездить в другой раз. Или даже рискнуть и заехать к Хельвингу на обратной дороге. Делай все, что в голову придет, но твой попутчик должен быть доволен твоей работой. Ты все понял?
— Да, отец, но…
— Никаких «но», Себастьян. Никаких торгов. Ты должен сделать так, как я сказал. Последствия твоего ослушания могут быть намного страшней, чем ты вообще можешь себе вообразить. Что бы твой попутчик тебе ни приказал, ты все выполнишь. Просто поверь мне, что от этого человека зависит очень многое.
— Да кто ж он такой…
— Никаких вопросов о нем, Тано.
— Хорошо. На время моего отсутствия Кара уедет в Орте.
— Она может остаться и здесь, неужели ты думаешь…
— Ей скучно и не с кем даже поговорить. Найди ей дело. И пусть остается здесь. Лично мне будет спокойней, если ты сможешь приглядеть за Карой. Но я уже отчаялся помирить вас.
Монсеньор вздохнул и покачал головой:
— Видит Бог, я пытался. Но ты же знаешь…
— Я знаю, потому и говорю, попробуй еще раз. И еще. И еще. Кроме нас, у нее нет больше никого. И я вижу, что ей не хватает вашего общения. В конце концов, все знают, что ты ее крестный. Это со мной тебе приходится таиться, но твои знаки внимания Каре будут восприняты как само собой разумеющееся. Она неплохо показала себя в Грассе. Назначь ей куратора. Пусть тренируется, учится. Со временем из нее выйдет неплохой следователь. Ты сможешь привлекать ее для неофициальных дел.
— Насчет этого не уверен. Если полученная от Хельвинга информация тебя обнадежит…
— Давай не будем загадывать, хорошо? Если да, мы все равно торопиться не будем. А если нет? А если я вообще не вернусь? Это маловероятно, но возможно. Я очень тебя прошу, займись Карой.
— Я попробую. Обещаю. Но тебя прошу: больше никаких побегов. Перед отъездом я дам тебе один день отдыха. Сможете побыть немного вместе. А сейчас — работа. Ступай.
Когда дверь за Себастьяном захлопнулась, монсеньор весь как-то сгорбился и совсем сник. Ему отчаянно не нравилось задание, на которое приходилось отправлять Тано. И еще меньше нравился спутник, с которым придется ехать его сыну. От этого человека хорошего ожидать было еще глупее, чем от Эльзы Батори. Вся беда в том, что остальные вообще не имели шансов выполнить это поручение. И с каждым днем великий инквизитор Дейго Саргори все чаще задумывался о том, а не нарочно ли все задумано, чтобы избавиться от Себастьяна.
ГЛАВА 2 — Экзорцист
Большая военная каракка* (*Каракка — парусное судно. Прим. авт.) отошла от причала и медленно удалилась, выйдя в фарватер величественной неторопливой Саркоссы, на берегу которой располагался город Кастель-Рива. Кара еще долго стояла и махала вслед уплывающему кораблю. Даже тогда, когда фигуру Себастьяна уже нельзя было различить.
