Глава первая. Пылкий юноша
— Знаете, Сергей Фёдорович, мой жизненный опыт говорит, что женщины — создания нежные и прекрасные, но беспокойные умом по своей природе. И некоторым образом склонны выдумывать проблемы, если таковых не имеется в наличии, — заявил вдруг Кречетов сразу же после ставшим обычным обменом новостями и едва заметно покосился в сторону Эмилии. — Себе и другим, — закончил он провокационное умозаключение.
Сделал значительную паузу, затем, придирчиво присмотревшись к содержимому вазочки, выбрал печенье в форме сердечка и целиком отправил его в рот.
Эмилия и бровью не повела — Кречетову не удастся добиться желаемого. Не сегодня, по крайней мере.
А желал он, как и всегда, реакции. Словом, выражением лица, эмоцией, мыслью.
Первое и второе Эмилия со временем научилась не допускать в присутствии ментальщика. За три года их знакомства он взрастил в ней такое самообладание, что она могла превзойти в блефе самого прожжённого картёжника. Однако фасадная невозмутимость никоим образом не скрывала от Кречетова внутреннюю бурю. Эфемерную эмоционально-мысленную составляющую человеческого бытия подвергнуть жёсткому контролю Эмилия так и не сумела.
Нет, мысли ему доступны не были при всех его талантах, а вот эмоции он считывал чётко, умело, да и сам мог внушить что угодно.
А Эмилия ни за что не хотела становиться для него открытой книгой, ни целиком, ни частями. Поэтому щиты возводила старательно, но сама никогда до конца не знала, надёжно ли те скрывают самое сокровенное.
Казалось, будто Кречетов это прекрасно осознаёт, и именно поэтому каждый раз не упускает случая нарушить её внешнее спокойствие, пошатнуть уверенность в собственных силах. Чтобы выпустила эмоции наружу, выболтала сиюминутные мысли.
Эмилия невозмутимо взялась за ручку пузатого фарфорового чайника.
— Ещё чаю? — обворожительно улыбнулась она, изо всех сил расточая безмятежность.
Кречетов проводил её движение взглядом, пряча крошечную смешинку в глазах.
— Да, спасибо, — немного разочаровано кивнул он.
Придуманное умиротворение всамделишным теплом разлилось в груди Эмилии.
Несостоявшуюся пикировку, пусть шуточную, можно записать в собственные, до обидного немногочисленные, победы. Если только провокатор не решит довершить начатое…
— Сдаётся мне, Дмитрий Георгиевич, ты слишком требователен к представительницам прекрасного полу, — хитро усмехнулся себе в усы папенька. — И умаляете способность мужчин на поприще создания трудностей.
— Зрите в корень, Сергей Фёдорович! Мужчины именно что создают! — тут же возбудился Кречетов. — А дамы же всё ж — мастерицы их выдумывать.
Эмилия про себя чертыхнулась: не уймётся никак этот несносный Кречетов! И она хороша — так и подмывает вставить язвительное замечание или колкость. Сопроводив медоточивой улыбкой, разумеется.
Но разлюбезный Дмитрий Георгиевич обойдётся этим вечером одной только улыбкой.
В сахаре.
— Вот не далее как на прошлой неделе, некая дама тонкой душевной организации — не будем упоминать имён, — деликатно понизив голос, продолжал тот, — уверила себя в том, что ей крайне необходима беседа с безвременно ушедшим в мир иной питомцем, мопсом по происхождению. На каком языке она собиралась вести переговоры с духом несчастного, история умалчивает.
Ну вот, припас душещипательную историю для благодарной публики.
Кречетов приподнял чашку и сделал глоток чаю — надо же подогреть интерес слушателей передышкой!
— И что же случилось потом? — подбодрил рассказчика папенька.
— Далее любящий супруг той самой дамы пригласил медиума — мастера в этом деле, чтобы животрепещущие вопросы нашли ответы, а тревога сменилась утешением. Медиум, к слову сказать, оказался малый не промах: взял на себя труд не только переводить с собачьего на русский, но ещё и передать все пожелания усопшего в точности. Само собой, это были пустяковые, не стоящие слишком больших хлопот, поручения — принести кое-какие ценности (памятные вещи, естественно!) на могилку безвременно ушедшего в мир иной мопсика, дабы упокоить его дух. И втайне от всех, конечно же.
— И что же смутило осиротевшую даму в этой совершенно обычной просьбе? — уже откровенно хохотал папенька.
— Даму — ничего. А вот её супруга — безоглядная любовь благоверной к питомцу и полнейшее отсутствие критичности мышления. Правда, его справедливые вопросы оказались заданными слишком поздно — медиум уже успел покинуть город вместе хранящими нежные воспоминания о хозяйке колье с изумрудами и золотые часики на цепочке… И этим список, кажется, не исчерпан.
И Эмилия не выдержала, рассмеялась.
— Ты только что всё выдумал, я уверена, — уже с самой искренней улыбкой легко обвинила она. — Такую совершенно наивную доверчивость невозможно представить в наше время!
— Клянусь, эта история — чистая правда! Самолично принимал дело из рук пристава со всеми протоколами и объяснениями.
Ну вот, подковырнул, потом рассмешил. Сколь скоро она прекратит принимать каждое Кречетовское утверждение на свой счёт? И выходит так, что, говоря об изобретении женщинами проблем, он ведёт речь о чём-то обобщённом, а о ней и думать не мечтал сию секунду.
Всего-навсего вульгарная паранойя.
— Как продвигаются дела с практикой? — наконец невинно поинтересовался Кречетов.
— О, прекрасно! Это так мило с твоей стороны — интересоваться моими делами, — живо отозвалась Эмилия, снова разливая чай. — Вот, к примеру, нынешнее. Помнишь, Аркашу Шубина с артефакторного?
— А он должен был запомниться?
Эмилия пожала плечами.
За время учёбы в университете с Кречетовым они сталкивались нечасто, лишь на последнем курсе, не говоря уж о круге общения: с Эмилией — третьей по счёту за всю историю учебного заведения выпускницей, отличницей и профессорской дочкой — дружбу водили лишь белые вороны, вроде полусумасшедшего зубрилы Аркаши Шубина.
— Мне — запомнился. Приятный во всех отношениях юноша. Правда, очень застенчивый.
— Уж не Николая Максимовича Шубина ли сынок — аптекаря с Поварского? — уточнил папенька. — Хорошая семья, не грех и помочь.
— Его самого, папенька.
— Пылкий юноша, значит? — глянул в сторону Эмилии с некоторым неудовольствием Кречетов.
— Вовсе нет. Перспективный, — возразила та, раскладывая щипцами куски сахара по чашкам, два — Кречетову, три — папеньке.
Кречетов приподнял брови.
— В области наук. Окончил лицей в четырнадцать, в университете снискал славу одарённого матерьяльщика. Вундеркинд, словом. Так вот. Вчера ко мне обратился этот самый Аркаша, чтобы я помогла ему с наследством его тётушки.
— И ты объяснила пылкому юноше, что ему следует обратить свой пылкий же взор в направлении ближайшей нотариальной конторы...
— Почти. Но, как оказалось, тут требуется помощь именно адвоката. Поскольку ему трудно даются связи с незнакомыми людьми, к всеобщему удовольствию его выбор в области защиты его имущественных интересов пал на знакомую ему, а также всем присутствующим здесь, особу, — витиевато и торжественно закончила Эмилия.
— Так чем же он нуждается в защите?
— Дело в том, что Аркаша склонен витать в научных облаках и сферах, в связи с чем мало приспособлен к обычной жизни и боится упустить что-то важное. Принять меры в нужный момент. Видишь ли, детей у его тётушки не было, а из многочисленных дальних родственников подобрался форменный серпентарий.
Прода от 19.01.2025, 08:49
— В таком случае, оставь адрес этого серпентария, я присмотрю за тобой.
— Ещё чего! — тут же возмутилась Эмилия. — И вообще, друг мой, это адвокатская тайна, — нашлась с объективным аргументом она.
— Как раз в этом и не должно быть никакой тайны. Ни адвокатской, ни какой бы то ни было ещё, — не отступал Кречетов.
— А твоя служба? Обезглавишь сыскное отделение во имя сомнительных интересов?
— Уж поверь, я сумею совместить обязанности по службе с личными интересами.
— Личными? Хм-м…
Эмилия задумчиво прищурилась, оценивая Кречетовскую самоотверженность.
— Сергей Фёдорович, как же это? — не дал опомниться тот. — Отпустить её одну в серпентарий?!
— Эми, дорогая, тут я Дмитрия всецело поддержу. Негоже девице без заступничества остаться. Не вижу ничего дурного в благородном порыве Дмитрия Георгиевича.
— Ну па! Это же практика, не развлечение! — возразила Эмилия. — Что ж мне и в суде с нянькой выступать прикажешь?
— Не печалься об этом, нянька себя не выдаст: сяду тихонько в зале, — с серьёзным выражением лица пообещал Кречетов, однако лукавые смешинки в глазах, выдающие его с потрохами, скрыть не потрудился. — И даже аплодировать после твоей речи буду предельно сдержанно. Без оваций. И потом, оформление наследства не требует выступлений.
Эмилия в ответ только фыркнула. Папенька же вовсю забавлялся, наблюдая за перепалкой «детишек» и утирая время от времени умильную слезу.
Что ж, персоналии всё те же, картина та же. Действие до зубовного скрежета известное. Папеньку понять можно — при всей его прогрессивности за дочь всё ж тревожится. Но Кречетеву-то что за отрада — опекать её, как клушу?
Спор по обыкновению грозил затянуться чуть более чем навечно, если бы веселье не прервал дворецкий.
— Эмилия Сергеевна, к вам гость. Аркадий Николаевич Шубин, — откашлявшись, чинно доложил он.
— Ах, вот и он! — встрепенулась Эмилия. — Пригласи его, пожалуйста, Тихон.
Аркаша не заставил себя ждать и вошёл в гостиную буквально минутой позже.
— Приношу свои извинения за внезапное вторжение… У вас гости, я помешал, — робко прогнусавил Аркаша, пряча за очками взволнованный взгляд. — Эмилия Сергеевна, право же, я в другой раз зайду и лучше в контору.
— Ну что вы, Аркадий Николаевич, вы ни капли не помешали! — быстро возразила Эмилия. — Позвольте представить — мой папенька Сергей Фёдорович Соколов и друг нашей семьи Кречетов Дмитрий Георгиевич. Аркадий Николаевич Шубин, мастер артефакторного дела и научный изыскатель в области матерьяльных проявлений незримого, — презентовала присутствующих друг другу Эмилия.
— Весьма польщён знакомством, — пролепетал Аркаша, раскланялся с мужчинами и застыл изваянием, присев на краешек кресла.
Кречетов разглядывал Аркашу с вниманием энтомолога-любителя, обнаружившего ошибку природы среди эталонных представителей вида: любопытство пополам с лёгким недоумением — как оно живёт при таких-то биологических показателях?
Аркаша, признаться, и правда, представлял собою странное зрелище. Угловатое сухощавое телосложение, узловатые длинные пальцы, очки в роговой оправе с толстыми линзами бог знает во сколько диоптрий и непокорные проволочно-рыжие кудри. На фоне значительного ростом и разворотом плеч приглаженного голубоглазого брюнета Кречетова он выглядел комичным недоразумением.
— Аркадий Николаевич, чаю?
— Нет, спасибо. Эмилия Сергеевна, я лишь хотел сообщить, что похороны моей тётушки назначены на завтра. И я очень надеялся на ваше присутствие там… Со мной.
— Приглашение на похороны? — сухо уточнил Кречетов. — Как заманчиво… Эмилия, дорогая, ты должна хорошо подумать, прежде чем принять такое предложение.
Аркаша тут же сник и, кажется, побледнел лицом.
— Да, я понимаю со всей очевидностью, времяпрепровождение не из приятных, но оглашение завещания состоится сразу же после похорон, Арсентий Викентьевич пригласил нотариуса к четырем пополудни. И я боюсь…
— Аркадий Николаевич, конечно же, я составлю вам компанию, — прервала Аркашины оправдания Эмилия и одарила Кречетова негодующим взглядом. — И поддержу вас в тяжёлую минуту. И так, безо всяких сомнений, будет удобнее всего. В котором часу вы пришлёте коляску?
— Спасибо, Эмилия Сергеевна, вы безгранично милосердны! — вскочил Аркаша и сердечно припал к руке Эмилии. — К одиннадцати! Я сам прибуду за вами к одиннадцати.
Затем Шубин поспешно ретировался, раскланиваясь со всеми с излишним возбуждением.
Аркашин уход сделался, как показалось Эмилии, причиной окончания приятной беседы: Кречетов погрузился в задумчивость, а папенька взялся за газеты, а после и вовсе удалился к себе в кабинет, сославшись на усталость и оставив «детишек», предоставленными самим себе. Молчание выходило чем-то непривычным и даже тягостным, потому Эмилия принялась болтать без умолку о всякой чепухе: об обильном урожае яблок в их имении, о впечатлениях от выставке Фаберже в Императорском музее художественных искусств, о поступившем папеньке предложении вести разъяснительную колонку правоведа в вечерних Ведомостях.
— Не нравится мне этот пылкий Аркаша, — вдруг вступил Кречетов, прервав Эмилию на полуслове. — И затея ехать с ним в поместье безвременно усопшей Звягинцевой. Ещё и присутствие на похоронах…
Растерянность Эмилии от перемены темы длилась недолго.
— Во-первых, похороны будут проходить не в поместье, а здесь, в столице, на Тихорецком, объявление завещания состоится также в городском имении на Малой Невке. И во-вторых, не кажется ли вам, Дмитрий Георгиевич, что ваши размышления на этот счёт…
— Эмилия, это не размышления, а прочтения, как специалиста. Есть в нём что-то неправильное… Пока не знаю, что. А здравый смысл, да, также стоило бы присовокупить. Я тебе не раз советовал не принимать разъездные дела. Пусть и в пределах города. Лучше уж остаться без дела, чем…
— А ещё лучше — остаться не у дел! У меня ведь такой широкой выбор, не правда ли? — совсем разъярилась она. — Женщина-адвокат — поглядите на такую зверушку! Как она способна не наряды да кружева в голове держать, а уложения законов? Отбою от клиентов нет. Спасибо, что напомнил!
— Да я вовсе не об этом!
— Если ты хоть полслова отцу скажешь на эту тему или шпионить за мной примешься, я с тобой разговаривать не стану более!
Кречетов после объявленного переменился в лице.
— Шпионить? — холодно уточнил он, поднимаясь с кресла.
Эмилия отвернулась к окну, скрестив на груди руки и нервно кусая губы. В самом деле, вышло непростительно резко с её стороны.
— Что ж, дорогая Эмилия Сергеевна, не смею больше докучать вам ненужными советами в столь важном деле. Прошу меня извинить, — Кречетов чопорно склонил голову в поклоне и порывисто вышел за дверь.
Раскаяние за свой, неподобающий этикету, да и вообще их отношениям между собою, тон наступило незамедлительно. Вцепилось в сердце холодными пальцами, заняло все мысли в голове.
Обидела, если не сказать — оскорбила.
Ведь Кречетов при всей его бесцеремонности в области эмпатии и чтения никогда не дозволял себе грубости или злой насмешки в обращении с ней. Напротив, всегда подчёркнуто вежлив, предупредителен и даже склонен к некоторой заботе… Последнее, несомненно, дань вежливости её отцу — учителю, наставнику и доброму другу. С Эмилией у него отношения приятельского роду. Хотя за годы, проведённые вместе, их связь, пожалуй, вполне можно принять за… дружбу?
Прода от 21.01.2025, 15:17
Глава вторая. Обещанный серпентарий
Удивительно, но кладбище вовсе не отличалось зловещей атмосферой. Небо дышало осенней безветренной тишью, под ногами шуршали палые листья, солнце изредка деликатно выглядывало из-за облаков: словом, природа находилась в полном созвучии с происходящим. Здесь будто время остановилось и противилось внешней суете.
Раздражение, вызванное Аркашиным опозданием на целых четверть часа, сборами в совершеннейшей суматохе, а затем и движением в режиме скачек в непредназначенной для того коляске, немного улеглось.
