Алиска голубым кулем висит на шее у симпатичного парня, типа ноги ее не держат. Чел, конечно, ошарашен нападением, но выглядел достойно. Не послал, как положено, а готовился добровольно отдать маньячке предмет личной гигиены, лишь бы она его им не придушила».
– Что случилось, Филимон? – заинтересовалась ситуацией бледная девица в плаще.
Дашин прожектор осветил «бледную» с ног до головы, не оставив места догадкам и предположениям. Девица тянула лет на девятнадцать, была высока, стройна и красива. Трагическая подводка глаз, синие губы и черные волосы выдавали принадлежность озерной гурии к движению готов.
Алиса отцепилась от полотенца и зажмурилась. По телу пронеслась жаркая волна, накрыв щеки, уши и лоб. Пылая ярко-красной физиономией, Шуйская стояла в центре пересечения лучей, онемев от потрясения.
– Похоже, я напугал девушку, – признал вину невидимый Филимон, и Дашин прожектор переместился на ответчика. – Печалька, – добавил тот.
Луч света выхватил из мрака ночи мощную фигуру в плаще с капюшоном. Лицо прикрыто мелкой сеткой. Филимон повозился, стаскивая «украшение» с головы. На суд людской объявился коротко стриженый молодчик с чуть кривоватым носом и приятным широкоскулым лицом.
– Космос! – поплыла Громова. – Подруга, не бойся. Местные кадры такие крутые, что запросто гуляют по озеру с топором.
Алиса переводила взгляд с одного персонажа на другого, а после отступила от благоухающего одеколоном спасителя и увидела очень высокого широкоплечего парня, несколько озадаченного ее истерической выходкой. Его светлые волосы топорщились густым ежиком, а брови казались на пару тонов темнее волос.
– Вас Алисой зовут? – улыбнулся он, и на правой щеке появилась симпатичная ямочка.
– Красивое имя, – согласился хозяин топора. – А я – Филимонов или просто Филимон.
Девушка с красивым именем кивнула. Лимит эмоций, слов и криков был превышен ею сегодня в несколько раз. Следует допустить, что молчание украшает женщину, а прохладная сдержанность решит некоторые проблемы.
– У меня тоже ламповое имя, – влезла Громова. Она не позволила подруге завладеть вниманием качка с топором. Плохие парни были в духе отважной байкерши. – Родители Дашей нарекли, а друзья Дашуней зовут.
Графину надоело взаимное расшаркивание, и он вмешался в затянувшийся процесс:
– Может, вернемся к костру и там познакомимся? А то наша Алиса еще что-нибудь вообразит в темноте.
Он заметил, как одобрительно хмыкнула бледная девица.
– Ваш крик до сих пор в ушах звенит, – обвинила она Шуйскую.
Враги множились, сбивались в тандемы и пугали слаженностью выступлений.
– Да ладно, Крис! – не поверил Филимон. – С чего это ты стала нервной?
Все пришли в движение. Графин, как настоящий проводник, возглавил отступление. Даша потянулась следом, каждую минуту оглядываясь на душку Филимона. Ее пристальное внимание заставляло последнего отворачиваться, заслоняя глаза от потока света. Дашуня отложила на время изучение загадочного субъекта.
Младшенький Громов догнал Филимонова и протянул ему руку.
– Эдик. Давно здесь?
– Два с половиной часа, как приехали, – ответил парень, пожимая ладонь. – Наши палатки на соседней поляне.
Алиса обнаружила, что все это время она цеплялась за светловолосого. Честь ему и хвала, он не стал отбирать у нее руку, а повел за собой вверх по тропинке. Припадая на обе ноги, Шуйская брела за спасителем и страдала: кроссовки хлюпали с неприличным звуком, она вела себя как истеричка, комары путались в волосах и кружились возле носа. Ко всему прочему, надо еще установить палатку и попробовать в ней заснуть.
Короткую процессию замыкала черноволосая Крис. Она тоже вооружилась фонариком. Желтый луч уткнулся в спину Алисы, прочертил прямую линию, осветив растрепанные светлые волосы, а после извилистым путем опустился вниз, оценив рост и параметры впечатлительной блондинки.
В деревянной колоде, что возвышалась в центре поляны, торчал изуверский топор Филимона, а его колоритный хозяин подбрасывал ветви в угасающий костер. Наконец, огонь разгорелся, осветив примятую траву, большую кучу хвороста и туристов, копошащихся подле вывернутых рюкзаков. Даша сняла со лба фонарик и поправила волосы, после чего занялась осадой Филимона.
– Ваш костер не потухнет? – заботливо осведомилась она, кивая на кустарник, сквозь который проблескивали едва заметные оранжевые сполохи.
– Разожжем. Давай на ты?
– Давай.
Она так искренне обрадовалась конструктивному сближению, что Филимон не удержался и засмеялся в ответ. Он потянулся к брезентовому мешку, который рыжая девица страстно прижимала к груди.
– Помочь? – чуть склонился и шагнул вперед. Даша ринулась навстречу.
Два одиночества, столкнувшись головами, встретились… и разбежались. Громова прикрывала лоб, а Филимон зубы, причем чехол с палаткой странным образом оказалась в левой руке последнего.
Шуйская улыбнулась, покосившись на поглупевшую физиономию подруги, и вытащила из рюкзака полиэтиленовый пакет с вещами. Краем глаза она видела, как большой и маленькая сошлись во втором раунде. Раздался женский возглас, гортанный смех и мужские извинения.
Алиса опустилась на колоду рядом с топором, вознамерившись снять мокрую обувь. Она возилась с насмерть затянутыми шнурками и ругалась жалобным шепотом. Сегодня даже кроссовки решили испортить ей жизнь.
В какой-то момент возле ее ног присел парень-спаситель. Если первому приятному впечатлению он был обязан одеколону и полотенцу, то вторым замечательным открытием оказался его рост. Он колебался в районе ста девяноста сантиметров, что привело Алису в хорошее расположение духа.
– Меня зовут Данила, для друзей – Даня.
– Алиса. Чем занимаешься, Даня?
– Студент, но летом подрабатываю проводником. Вон привез ваших соседей по лагерю. Давай развяжу.
Он как-то быстро справился с мокрыми шнурками, за что Алиса была ему безмерно благодарна. Второй раз выручает.
– Натерла, – констатировал Данила.
Она кивнула, глядя на оторванные пластыри и волдыри. Ей было стыдно за свою неуклюжесть.
– Совсем чуть-чуть, – стоически отреагировала она. – Больше устала с непривычки.
– Бедненькая, – из темноты вынырнула готическая девица и метнула в огонь корявую палку. Столб искр взметнулся в небо, заставив Алису и Данилу отпрянуть в разные стороны.
– Племянница, притуши эмоции, – раздался спокойный голос Филимона. – Моя родственница, – объяснил он коротко.
Конфликт не имел продолжения, потому что к племяннице подступил младший Громов. Вдохновленный любовными перспективами, он пригладил рыжие кудри и затеял знакомство.
– Меня зовут Эдик. А тебя как?
– Никак, – отрезала черноволосая и пошла к березке, под которой прятался Графин.
Алиса прищурилась: размытые силуэты и красная точка горящей сигареты в темноте. Поодаль Даша и Филимонов раскатывали в траве палатку, причем эти двое действовали столь слаженно, что, казалось, они давным-давно работают в связке.
– …решили не напрягаться. Отдохнули в Караганде, проехали с ветерком двести с лишком кэмэ, отметились в Каркаралинской управе и сюда. Пока палатки поставили…
– На чем с ветерком ехали? – Громова разогнулась и с недоверием уставилась на рассказчика.
К Филимону подступил Эдик с колышками.
– Как зовут вашу племянницу?
– Кристина, – ответил тот, аккуратно расправляя палатку, и обернулся к Даше. – На мотоцикле, – и снова к Эдику. – Девица с вывертами. Вроде неглупая, но упрямая. В июне вместо того, чтобы сдавать сессию, связалась с готами и ушла в отрыв. Теперь экзамены осенью пересдавать, иначе… – хмыкнул и махнул рукой.
– На мотоцикле, – повторила Даша ошеломленно и захлебнулась восторгом. – Этого быть не может! Ты – байкер? Твою мать! Что за агрегат?
Алиса оглянулась на вопли взволнованной подруги.
– Зачем мать? «Сузуки».
Взрыв эмоций слегка удивил Филимона, но он сосредоточил внимание на палаточных растяжках.
Даша вскочила с колен и принялась с воодушевлением отбирать колья у брата. Тот сопротивлялся, не желая потворствовать новому увлечению сестрицы.
– Японец, представляешь? – с придыханием шептала та. – У меня башня съезжает. «Сузуки» в лесу!
Отобрав колья, покачалась с ними в обнимку, повернула бейсболку козырьком назад и сделала признание:
– Я люблю тебя, Филимон. Крепко.
Крепко любимый ухмыльнулся и направился к колоде, из которой без усилия выдернул такой необходимый топор. Небрежно перекинул из левой руки в правую – «не иначе, зарубить дурочку хочет» – и вернулся к палатке. Надеясь достучаться до разума сестры, Эдик ткнул пальцем ей в лоб и неудачно попал в свежую шишку. Даша зашипела от боли и, возжаждав мести, грудью двинулась на братца.
– В своем репертуаре, – попенял ей Эдик. – Алиска скоро под колодой уснет, а у тебя с башней непорядок. И хватает же энергии!
Он забрал колышек из рук сестры, из рюкзака вытащил маленький топорик и стал забивать в землю угловую растяжку. Оболваненная Даша пометалась между братом и Филимоном, а потом приняла решение и взялась подавать колышки исключительно избраннику.
Графин докурил сигарету и отправил окурок щелчком в костер.
– Ловко ставите. – Он прошелся рядом. – Молодцы. А царевна пускай отдыхает. Главное, чтобы не мешалась под ногами.
Кристина намеренно громко засмеялась, разворачиваясь к Алисе. Однако ей совершенно не понравилось то, что она увидела. На колоде рядом с белобрысой немочью сидел Данила, подавая поочередно пачку салфеток, кружку, бутылку с водой.
– Чтоб ты захлебнулась! – прошипела девица и отпрянула в темноту.
Проходивший мимо Филимон нечаянно задел племянницу локтем.
Между тем, пол у палатки был надежно закреплен. Эдик приподнял обеими руками брезентовый верх. Даша, нацепив на лоб прожектор, нырнула внутрь с двумя опорами. Сначала она вбила заднюю стойку, потом появилась из палатки и вставила в распорку переднюю.
– Алиска у нас, и правда, царских кровей, – неожиданно заявила она. – И фамилия у нее не абы какая, а Шуйская. Прапрабабка Алисы – я ее хорошо помню – умерла, когда мы учились во втором классе, и было ей лет сто. Или больше? Аделаида Шуйская – так звали прапрабабку – воспитанница Смольного института, между делом, танцевала на балах с кадетами и водила дружбу с великими княжнами. Эдик, не тупи, забивай колышек. Это я к чему? – нахмурила лоб и почесала шишку. – Великосветского потомка следует беречь и охранять, как… памятник архитектуры.
Графин молча кивнул, тем самым признавая право Шуйской являться памятником.
– Сидела бы дома, – не выдержала Кристина. – Зачем сюда?
Громова с прищуром рассматривала девчонку. Пока мужчины забивали колышки, она подошла к Кристине и очень душевно попросила:
– Хорош психовать, подруга? Сейчас палатки поставим, чайку попьем, – покосилась на Алису, – байкерского и породнимся навек. Будет у нас все тип-топ.
Утро наступающего дня трудно было назвать добрым. Полчаса назад Алиса проснулась и поняла, что смертельно больна. Еще подумалось, что агонию она бы предпочитала пережить в одиночестве, а не в тесном соседстве с довольно посапывающей Громовой. Умереть мечталось в тихом, живописном уголке, под цветущей, сладко пахнущей черемухой или липой. Слева, для умиротворения души, пусть будет альпийская горка, а справа – белый лилейник.
Но чтобы отыскать это райское место, надо, прежде всего, подняться, а она ни рук согнуть не может, ни плеч развернуть. И поясницу чудовищно ломит. И неплохо бы перед смертью умыться и зубы почистить. Вчера Алиса даже не ужинала, сил не было. Как только мужчины поставили палатку, она нырнула внутрь. Разложила спальный мешок Громовой, потом обустроила свое место и это последнее, что помнит. Да еще снился сон, больше смахивающий на кошмар, и лучше не вспоминать, как она всю ночь летела вниз, пробивая головой пышные сосновые кроны.
Алиса завозилась, расстегнула мешок и, вытаращив глаза, согнулась в пояснице. Собрав остатки сил, воззвав к мужеству, принялась растирать ноющие руки и плечи.
– Куда меня понесло? Зачем? – бормотала она, не находя здравого смысла в поступках.
Последний год для Алисы был мучителен. В конце концов, она взбунтовалась против Виктора, систематически подавляющего ее волю. Но с какого перепуга она поддалась на уговоры друзей, тех еще манипуляторов?
– Господи боже, никому доверять нельзя! – пожаловалась она создателю, упираясь взглядом в брезентовый потолок.
Громова недовольно завозилась и запыхтела, после чего Алиса решила быть сдержаннее в чувствах.
– Схожу на озеро, – поделилась она планами со спящей подругой. – Поплаваю в качестве лечебной терапии.
Стараясь не шелестеть пакетами, достала из рюкзака купальник и медленно переоделась. Потом отыскала сумочку с туалетными принадлежностями. Выбираясь из палатки, мельком отметила, что беспечная Громова не удосужилась на ночь завязать полог. Так и спали, уповая на везение и порядочность людей.
Снаружи ее встретила утренняя идиллия: звонкоголосое щебетанье птиц, прохладный ветерок, обдувающий плечи, ласковые солнечные лучи, безоблачное небо и вода…
– …и вода, как зеркало.
Перебирая пальцами узкие ивовые листочки, она медленно спустилась по склону к озеру и тихо рассмеялась.
«Все плохое случилось вчера. Этот день ушел, растворился, как круги на воде».
Купальщица вытерла лицо полотенцем и обвязала его вокруг талии. Пока добросовестно расчесывала волосы – пятьдесят обязательных взмахов щеткой – бездумно разглядывала потемневшие мостки, метра на три выдающиеся в озеро из зарослей осоки. Ночью она их не заметила.
Нацепив шлепки, Алиса прошлась до мостков и с обратной стороны увидела темно-зеленую резиновую лодку, надежно привязанную к деревянной свае.
– Как спалось? – поинтересовался голос Филимонова.
Алиса вздрогнула и покраснела от досады. Второй день вести себя словно нервная барышня, это уже слишком. Она обернулась к вежливому соседу.
– Спасибо, хорошо, – и добавила, вопреки убеждению: – Доброе утро.
Собеседник улыбнулся в ответ, но его взгляд остался выжидающим.
– Доброе. Я с утра тоже добрый и без топора.
Алиса открыла рот и закрыла, сообразив, что у нее проблема не только с нервами, но и с шутками. Каждый раз, когда Филимонов приближался к ней, ей хотелось выкрикнуть: «Не подходи!» и отступить.
Сосед подвигал плечами, за спиной подпрыгнул небольшой рюкзак, и обошел немое препятствие. В правой руке он держал два спиннинга, а в левой – сетчатый садок для рыбы. Алиса отметила невысокие резиновые сапоги и черную футболку, в верхней части которой вызывающе алела эмблема «SUZUKI». Короткий рукав почти не прикрывал татуировку зеленого мотоцикла и смерти с косой.
А меж тем Филимонов прыгнул в лодку, устроив на озере внушительную рябь, и пока Алиса наблюдала за игрой воды, раздался женский смех и прозвучал заключительный аккорд истории:
– …и рыжий навернулся!
По склону спускались Данила с веслами и Кристина в ультракоротких шортиках. Волосы она закрутила, спрятав тугой узел под бейсболку.
Завидев Алису, девица умолкла, разглядывая бледнокожую соперницу в полотенчике.
– Привет! Рано проснулась, – радовался Данила, салютуя веслами.
«Проснувшуюся» чрезвычайно смущали ее мокрые волосы, незагорелое тело и неэстетичные пластыри на ногах.
– Привет. На рыбалку? – спросила она, поправляя полотенце.
– Что случилось, Филимон? – заинтересовалась ситуацией бледная девица в плаще.
Дашин прожектор осветил «бледную» с ног до головы, не оставив места догадкам и предположениям. Девица тянула лет на девятнадцать, была высока, стройна и красива. Трагическая подводка глаз, синие губы и черные волосы выдавали принадлежность озерной гурии к движению готов.
Алиса отцепилась от полотенца и зажмурилась. По телу пронеслась жаркая волна, накрыв щеки, уши и лоб. Пылая ярко-красной физиономией, Шуйская стояла в центре пересечения лучей, онемев от потрясения.
– Похоже, я напугал девушку, – признал вину невидимый Филимон, и Дашин прожектор переместился на ответчика. – Печалька, – добавил тот.
Луч света выхватил из мрака ночи мощную фигуру в плаще с капюшоном. Лицо прикрыто мелкой сеткой. Филимон повозился, стаскивая «украшение» с головы. На суд людской объявился коротко стриженый молодчик с чуть кривоватым носом и приятным широкоскулым лицом.
– Космос! – поплыла Громова. – Подруга, не бойся. Местные кадры такие крутые, что запросто гуляют по озеру с топором.
Алиса переводила взгляд с одного персонажа на другого, а после отступила от благоухающего одеколоном спасителя и увидела очень высокого широкоплечего парня, несколько озадаченного ее истерической выходкой. Его светлые волосы топорщились густым ежиком, а брови казались на пару тонов темнее волос.
– Вас Алисой зовут? – улыбнулся он, и на правой щеке появилась симпатичная ямочка.
– Красивое имя, – согласился хозяин топора. – А я – Филимонов или просто Филимон.
Девушка с красивым именем кивнула. Лимит эмоций, слов и криков был превышен ею сегодня в несколько раз. Следует допустить, что молчание украшает женщину, а прохладная сдержанность решит некоторые проблемы.
– У меня тоже ламповое имя, – влезла Громова. Она не позволила подруге завладеть вниманием качка с топором. Плохие парни были в духе отважной байкерши. – Родители Дашей нарекли, а друзья Дашуней зовут.
Графину надоело взаимное расшаркивание, и он вмешался в затянувшийся процесс:
– Может, вернемся к костру и там познакомимся? А то наша Алиса еще что-нибудь вообразит в темноте.
Он заметил, как одобрительно хмыкнула бледная девица.
– Ваш крик до сих пор в ушах звенит, – обвинила она Шуйскую.
Враги множились, сбивались в тандемы и пугали слаженностью выступлений.
– Да ладно, Крис! – не поверил Филимон. – С чего это ты стала нервной?
Все пришли в движение. Графин, как настоящий проводник, возглавил отступление. Даша потянулась следом, каждую минуту оглядываясь на душку Филимона. Ее пристальное внимание заставляло последнего отворачиваться, заслоняя глаза от потока света. Дашуня отложила на время изучение загадочного субъекта.
Младшенький Громов догнал Филимонова и протянул ему руку.
– Эдик. Давно здесь?
– Два с половиной часа, как приехали, – ответил парень, пожимая ладонь. – Наши палатки на соседней поляне.
Алиса обнаружила, что все это время она цеплялась за светловолосого. Честь ему и хвала, он не стал отбирать у нее руку, а повел за собой вверх по тропинке. Припадая на обе ноги, Шуйская брела за спасителем и страдала: кроссовки хлюпали с неприличным звуком, она вела себя как истеричка, комары путались в волосах и кружились возле носа. Ко всему прочему, надо еще установить палатку и попробовать в ней заснуть.
Короткую процессию замыкала черноволосая Крис. Она тоже вооружилась фонариком. Желтый луч уткнулся в спину Алисы, прочертил прямую линию, осветив растрепанные светлые волосы, а после извилистым путем опустился вниз, оценив рост и параметры впечатлительной блондинки.
В деревянной колоде, что возвышалась в центре поляны, торчал изуверский топор Филимона, а его колоритный хозяин подбрасывал ветви в угасающий костер. Наконец, огонь разгорелся, осветив примятую траву, большую кучу хвороста и туристов, копошащихся подле вывернутых рюкзаков. Даша сняла со лба фонарик и поправила волосы, после чего занялась осадой Филимона.
– Ваш костер не потухнет? – заботливо осведомилась она, кивая на кустарник, сквозь который проблескивали едва заметные оранжевые сполохи.
– Разожжем. Давай на ты?
– Давай.
Она так искренне обрадовалась конструктивному сближению, что Филимон не удержался и засмеялся в ответ. Он потянулся к брезентовому мешку, который рыжая девица страстно прижимала к груди.
– Помочь? – чуть склонился и шагнул вперед. Даша ринулась навстречу.
Два одиночества, столкнувшись головами, встретились… и разбежались. Громова прикрывала лоб, а Филимон зубы, причем чехол с палаткой странным образом оказалась в левой руке последнего.
Шуйская улыбнулась, покосившись на поглупевшую физиономию подруги, и вытащила из рюкзака полиэтиленовый пакет с вещами. Краем глаза она видела, как большой и маленькая сошлись во втором раунде. Раздался женский возглас, гортанный смех и мужские извинения.
Алиса опустилась на колоду рядом с топором, вознамерившись снять мокрую обувь. Она возилась с насмерть затянутыми шнурками и ругалась жалобным шепотом. Сегодня даже кроссовки решили испортить ей жизнь.
В какой-то момент возле ее ног присел парень-спаситель. Если первому приятному впечатлению он был обязан одеколону и полотенцу, то вторым замечательным открытием оказался его рост. Он колебался в районе ста девяноста сантиметров, что привело Алису в хорошее расположение духа.
– Меня зовут Данила, для друзей – Даня.
– Алиса. Чем занимаешься, Даня?
– Студент, но летом подрабатываю проводником. Вон привез ваших соседей по лагерю. Давай развяжу.
Он как-то быстро справился с мокрыми шнурками, за что Алиса была ему безмерно благодарна. Второй раз выручает.
– Натерла, – констатировал Данила.
Она кивнула, глядя на оторванные пластыри и волдыри. Ей было стыдно за свою неуклюжесть.
– Совсем чуть-чуть, – стоически отреагировала она. – Больше устала с непривычки.
– Бедненькая, – из темноты вынырнула готическая девица и метнула в огонь корявую палку. Столб искр взметнулся в небо, заставив Алису и Данилу отпрянуть в разные стороны.
– Племянница, притуши эмоции, – раздался спокойный голос Филимона. – Моя родственница, – объяснил он коротко.
Конфликт не имел продолжения, потому что к племяннице подступил младший Громов. Вдохновленный любовными перспективами, он пригладил рыжие кудри и затеял знакомство.
– Меня зовут Эдик. А тебя как?
– Никак, – отрезала черноволосая и пошла к березке, под которой прятался Графин.
Алиса прищурилась: размытые силуэты и красная точка горящей сигареты в темноте. Поодаль Даша и Филимонов раскатывали в траве палатку, причем эти двое действовали столь слаженно, что, казалось, они давным-давно работают в связке.
– …решили не напрягаться. Отдохнули в Караганде, проехали с ветерком двести с лишком кэмэ, отметились в Каркаралинской управе и сюда. Пока палатки поставили…
– На чем с ветерком ехали? – Громова разогнулась и с недоверием уставилась на рассказчика.
К Филимону подступил Эдик с колышками.
– Как зовут вашу племянницу?
– Кристина, – ответил тот, аккуратно расправляя палатку, и обернулся к Даше. – На мотоцикле, – и снова к Эдику. – Девица с вывертами. Вроде неглупая, но упрямая. В июне вместо того, чтобы сдавать сессию, связалась с готами и ушла в отрыв. Теперь экзамены осенью пересдавать, иначе… – хмыкнул и махнул рукой.
– На мотоцикле, – повторила Даша ошеломленно и захлебнулась восторгом. – Этого быть не может! Ты – байкер? Твою мать! Что за агрегат?
Алиса оглянулась на вопли взволнованной подруги.
– Зачем мать? «Сузуки».
Взрыв эмоций слегка удивил Филимона, но он сосредоточил внимание на палаточных растяжках.
Даша вскочила с колен и принялась с воодушевлением отбирать колья у брата. Тот сопротивлялся, не желая потворствовать новому увлечению сестрицы.
– Японец, представляешь? – с придыханием шептала та. – У меня башня съезжает. «Сузуки» в лесу!
Отобрав колья, покачалась с ними в обнимку, повернула бейсболку козырьком назад и сделала признание:
– Я люблю тебя, Филимон. Крепко.
Крепко любимый ухмыльнулся и направился к колоде, из которой без усилия выдернул такой необходимый топор. Небрежно перекинул из левой руки в правую – «не иначе, зарубить дурочку хочет» – и вернулся к палатке. Надеясь достучаться до разума сестры, Эдик ткнул пальцем ей в лоб и неудачно попал в свежую шишку. Даша зашипела от боли и, возжаждав мести, грудью двинулась на братца.
– В своем репертуаре, – попенял ей Эдик. – Алиска скоро под колодой уснет, а у тебя с башней непорядок. И хватает же энергии!
Он забрал колышек из рук сестры, из рюкзака вытащил маленький топорик и стал забивать в землю угловую растяжку. Оболваненная Даша пометалась между братом и Филимоном, а потом приняла решение и взялась подавать колышки исключительно избраннику.
Графин докурил сигарету и отправил окурок щелчком в костер.
– Ловко ставите. – Он прошелся рядом. – Молодцы. А царевна пускай отдыхает. Главное, чтобы не мешалась под ногами.
Кристина намеренно громко засмеялась, разворачиваясь к Алисе. Однако ей совершенно не понравилось то, что она увидела. На колоде рядом с белобрысой немочью сидел Данила, подавая поочередно пачку салфеток, кружку, бутылку с водой.
– Чтоб ты захлебнулась! – прошипела девица и отпрянула в темноту.
Проходивший мимо Филимон нечаянно задел племянницу локтем.
Между тем, пол у палатки был надежно закреплен. Эдик приподнял обеими руками брезентовый верх. Даша, нацепив на лоб прожектор, нырнула внутрь с двумя опорами. Сначала она вбила заднюю стойку, потом появилась из палатки и вставила в распорку переднюю.
– Алиска у нас, и правда, царских кровей, – неожиданно заявила она. – И фамилия у нее не абы какая, а Шуйская. Прапрабабка Алисы – я ее хорошо помню – умерла, когда мы учились во втором классе, и было ей лет сто. Или больше? Аделаида Шуйская – так звали прапрабабку – воспитанница Смольного института, между делом, танцевала на балах с кадетами и водила дружбу с великими княжнами. Эдик, не тупи, забивай колышек. Это я к чему? – нахмурила лоб и почесала шишку. – Великосветского потомка следует беречь и охранять, как… памятник архитектуры.
Графин молча кивнул, тем самым признавая право Шуйской являться памятником.
– Сидела бы дома, – не выдержала Кристина. – Зачем сюда?
Громова с прищуром рассматривала девчонку. Пока мужчины забивали колышки, она подошла к Кристине и очень душевно попросила:
– Хорош психовать, подруга? Сейчас палатки поставим, чайку попьем, – покосилась на Алису, – байкерского и породнимся навек. Будет у нас все тип-топ.
ГЛАВА 7, в которой наступает утро раннее и доброе
Утро наступающего дня трудно было назвать добрым. Полчаса назад Алиса проснулась и поняла, что смертельно больна. Еще подумалось, что агонию она бы предпочитала пережить в одиночестве, а не в тесном соседстве с довольно посапывающей Громовой. Умереть мечталось в тихом, живописном уголке, под цветущей, сладко пахнущей черемухой или липой. Слева, для умиротворения души, пусть будет альпийская горка, а справа – белый лилейник.
Но чтобы отыскать это райское место, надо, прежде всего, подняться, а она ни рук согнуть не может, ни плеч развернуть. И поясницу чудовищно ломит. И неплохо бы перед смертью умыться и зубы почистить. Вчера Алиса даже не ужинала, сил не было. Как только мужчины поставили палатку, она нырнула внутрь. Разложила спальный мешок Громовой, потом обустроила свое место и это последнее, что помнит. Да еще снился сон, больше смахивающий на кошмар, и лучше не вспоминать, как она всю ночь летела вниз, пробивая головой пышные сосновые кроны.
Алиса завозилась, расстегнула мешок и, вытаращив глаза, согнулась в пояснице. Собрав остатки сил, воззвав к мужеству, принялась растирать ноющие руки и плечи.
– Куда меня понесло? Зачем? – бормотала она, не находя здравого смысла в поступках.
Последний год для Алисы был мучителен. В конце концов, она взбунтовалась против Виктора, систематически подавляющего ее волю. Но с какого перепуга она поддалась на уговоры друзей, тех еще манипуляторов?
– Господи боже, никому доверять нельзя! – пожаловалась она создателю, упираясь взглядом в брезентовый потолок.
Громова недовольно завозилась и запыхтела, после чего Алиса решила быть сдержаннее в чувствах.
– Схожу на озеро, – поделилась она планами со спящей подругой. – Поплаваю в качестве лечебной терапии.
Стараясь не шелестеть пакетами, достала из рюкзака купальник и медленно переоделась. Потом отыскала сумочку с туалетными принадлежностями. Выбираясь из палатки, мельком отметила, что беспечная Громова не удосужилась на ночь завязать полог. Так и спали, уповая на везение и порядочность людей.
Снаружи ее встретила утренняя идиллия: звонкоголосое щебетанье птиц, прохладный ветерок, обдувающий плечи, ласковые солнечные лучи, безоблачное небо и вода…
– …и вода, как зеркало.
Перебирая пальцами узкие ивовые листочки, она медленно спустилась по склону к озеру и тихо рассмеялась.
«Все плохое случилось вчера. Этот день ушел, растворился, как круги на воде».
Купальщица вытерла лицо полотенцем и обвязала его вокруг талии. Пока добросовестно расчесывала волосы – пятьдесят обязательных взмахов щеткой – бездумно разглядывала потемневшие мостки, метра на три выдающиеся в озеро из зарослей осоки. Ночью она их не заметила.
Нацепив шлепки, Алиса прошлась до мостков и с обратной стороны увидела темно-зеленую резиновую лодку, надежно привязанную к деревянной свае.
– Как спалось? – поинтересовался голос Филимонова.
Алиса вздрогнула и покраснела от досады. Второй день вести себя словно нервная барышня, это уже слишком. Она обернулась к вежливому соседу.
– Спасибо, хорошо, – и добавила, вопреки убеждению: – Доброе утро.
Собеседник улыбнулся в ответ, но его взгляд остался выжидающим.
– Доброе. Я с утра тоже добрый и без топора.
Алиса открыла рот и закрыла, сообразив, что у нее проблема не только с нервами, но и с шутками. Каждый раз, когда Филимонов приближался к ней, ей хотелось выкрикнуть: «Не подходи!» и отступить.
Сосед подвигал плечами, за спиной подпрыгнул небольшой рюкзак, и обошел немое препятствие. В правой руке он держал два спиннинга, а в левой – сетчатый садок для рыбы. Алиса отметила невысокие резиновые сапоги и черную футболку, в верхней части которой вызывающе алела эмблема «SUZUKI». Короткий рукав почти не прикрывал татуировку зеленого мотоцикла и смерти с косой.
А меж тем Филимонов прыгнул в лодку, устроив на озере внушительную рябь, и пока Алиса наблюдала за игрой воды, раздался женский смех и прозвучал заключительный аккорд истории:
– …и рыжий навернулся!
По склону спускались Данила с веслами и Кристина в ультракоротких шортиках. Волосы она закрутила, спрятав тугой узел под бейсболку.
Завидев Алису, девица умолкла, разглядывая бледнокожую соперницу в полотенчике.
– Привет! Рано проснулась, – радовался Данила, салютуя веслами.
«Проснувшуюся» чрезвычайно смущали ее мокрые волосы, незагорелое тело и неэстетичные пластыри на ногах.
– Привет. На рыбалку? – спросила она, поправляя полотенце.
