– Представляешь, я розу вчера потеряла, – понизив тон, сообщила Нинон.
Мы с подругой сидели за пустым столом в ее кухне и обсуждали вечерний форс-мажор.
– Спрашивается, где? – она эмоционально всплеснула руками. – Несла два пакета из магазина, локтем розочку прижимала. Вскарабкалась на третий этаж, хотела ее на подоконнике за геранями пристроить и обнаружила, что цветочка-то нет.
И замолчала, с подозрением уставившись во тьму коридора. Не доверяя глазам, бесшумно поднялась из-за стола, на цыпочках пересекла прихожую и проверила, насколько плотно заперта дверь в зал.
На диване в зале дремал благоверный, пока его распрекрасная женушка цветами дороги посыпала.
– Сколько уже было роз этих, – пожала плечами я. – Одной больше, одной меньше.
– Николя меня с ума сведет! – фыркнула подружка. – Веришь, во сне вижу, как прячу их и перепрятываю.
Начнем с того, что в течение первых десяти дней подношения Николя оседали в моей квартире. Каждый вечер прибавлял новую представительницу розового семейства, и я пережила широкий спектр чувств: здорово помотало от зависти с раздражением до усталости и скуки. К счастью, дальние родственники нагрянули ко мне в гости, и я не смогла принять на постой одиннадцатую красавицу.
В тот день Нинон придумала подарок "нечаянно оставлять": в квартиру нельзя, там законный супруг у порога встречает, отстаивает семейные ценности и не дает сойти с пути прямого. Она "теряла" розу возле памятников, в парке у фонтана, на белокаменной балюстраде, и пять раз на подоконнике в своем подъезде. Однако уже закончилась четвертая неделя, а розы шли конвейером. Романтичный воздыхатель поставил дело на поток и то, что раньше казалось волнующим и поэтичным, превратилось в проблему проблем.
В больницу, где подруга успешно работала сестрой-хозяйкой, приняли на работу нового электрика, по несчастью оказавшегося бывшим одноклассником Нинон. Коленька, как узрел Ниночку, нешуточно воспылал любовью и решил добиться ее взаимности с помощью роз и слез. Судя по нашим расстроенным нервам, электрик побеждал.
– Лиши его невинности! – просила я. – Сил моих больше нет. И чаю налей, хозяюшка! Печенье дай... что ли, а то я твою столешницу скоро сгрызу.
– Сама налей. Пф-ф, не настолько я его люблю… скажешь тоже, во мне нет и капли твоего цинизма… при живом-то муже!
Нинон взглянула на меня с осуждением, и поняла я, что покушалась на незыблемое, хотела завистью подточить устои дружной семьи, разорить гнездо уютное и домашнее.
– Гони подлеца.
– Бедный Николя! Жалко.
У подруги имелась потребность переименовывать друзей и знакомых на французский манер. Себя она окрестила Нинон. Супруг из Андрея стал Андре, а Коля-электрик превратился в Николя. По рабочему периметру больнички бродили Мишель, Вольдемар и Мари.
– Терзается, несчастный. Может, это его лебединая песня. И моя.
Меня же мучил вопрос: кто из лебедей первым сломает шею. Здесь развязка наклевывается в стиле «Отелло и Дездемона». Дездемону от большой любви могут и придушить общими усилиями.
"...и боле не рассыплется дробный стук каблучков Нинон по мраморному вестибюлю, и позабудут плотники, как виртуозно умеет посылать их в дальний путь добрая сестра-хозяйка, и заплачут уборщицы, вспоминая, как под чутким руководством гребли они осенние листья возле центрального корпуса и на горбу несли мешки на тракторный прицеп..."
Чай Нинон в рассеянности посолила. Мы обжигались кипятком и мучились раздумьями, куда девать розу грядущего понедельника, чтобы не унизить достоинство мирно почивающего супруга.
– А дальше я разберусь, – поклялась она.
В кухонную дверь постучали и поинтересовались голосом Андре:
– Дорогая, ты мою дорожную сумку не видела? Синенькую.
– В кладовке лежит. Куда это ты настропалился? – поднялась из-за стола дорогая.
– Директор в командировку посылает. На два дня и одну ночь, – посопел озабоченно. – И это... ты вечером по двору не шастай.
Нинон ограничений не признавала, а потому вскинулась на боевом кураже.
– Почему?
– Маньяк в нашем дворе появился. Розы подбрасывает. То под окном оставит, то на подоконнике в подъезде, а вчера соседке на первом этаже на коврик у двери положил.
– Вот черт! – пробормотала подруга. – А я-то мучилась, куда...
– БабАня, что с двадцать шестой квартиры, сегодня шляпку с вуалью нахлобучила, тапки новые нацепила и ждет коварного соблазнителя на лавочке. Говорит, на красивых женщин подъезда нацелился развратник.
– Час от часу не легче, – закатила глаза Нинон. – Езжай уже. Без тебя с маньяком разберусь. Не гляди так! Если встречусь, то он у меня вот, где будет!
Она сжала пальцы в кулак и решительно грохнула им об стол. Чашки с блюдцами организованно подпрыгнули и лебединая песнь Николя явственно прозвучала в их нежном перезвоне.
Супруг сбежал, где-то в подсознании жалея развратника.
– Маньячка! – упрекнула я Нинон, разглядывая дно в чашке. – БабАню жалко: все приключение старушке сломаешь. Однако, подруга, ты в шаге от скандала. Как выследят тебя красивые бабушки этого подъезда и в полицию сдадут за провокацию.
– В понедельник – "финита ля комедия", – решилась Нинон.
В понедельник романтик Николя припечатал любимую женщину очередной чудо-розой, чей бордовый бутон воинственно торчал на колючем толстом стебле. Подарок, по традиции, проследовал в шкаф, где висел запасной халат рачительной сестры-хозяйки. Вечером подарок был извлечен и отправился "в ближайшее никуда".
Узнав, что прекрасная Нинон и роза сегодня свободны от присутствия супруга и семейных обязательств, электрик потащился за ними следом. Он писал круги и заманивал красавиц в сомнительные питейные заведения, но любимая оставалась верной принципам и была тверда в намерениях "покончить с романом раз и навсегда".
Почуяв неладное, соблазнитель изобразил грусть-печаль и вызвался проводить "пару дивных роз" домой. Позже они проходили мимо двухэтажного общежития Николя, и ему срочно потребовалось "на минутку сбегать по делам".
Последние дни августа выдались теплыми и солнечными. Лето вошло в раж, пустив по ветру паучков с паутинками и сбивая порядочных замужних женщин с пути истинного. В такую чудесную погоду спешить Нинон было некуда, и она терпеливо ждала вымоленные четверть часа. Романтичный ухажер с рюкзачком за плечами, в котором что-то позвякивало и постукивало, выскочил на три минуты раньше оговоренного времени.
На город опускались сумерки, и дорога домой, превратившись из прямой в кривую, пролегла через лесопарк, славившийся необъятными размерами, буйной растительностью и заросшими тропками. Одним словом, заблудиться здесь можно было на раз-два. Особенно в темноте. А пелена вечера уже обволакивала парочки, накидывая им на плечи темно-синее покрывало ночи.
В парке зажглись желтые огни фонарей, но он еще был полон пенсионеров, мамаш с вертлявыми детьми и шумных компаний вездесущих подростков. Николя и Нинон незаметно влились в ряды прогуливающихся, удаляясь от центральной дороги все дальше и дальше. Они много смеялись и разговаривали, утонув в бездонной глубине школьных воспоминаниях.
Воздух свободы окончательно опьянил Нинон. Изначально она держалась на каблуках бодрячком, потом стала идти чуть медленнее. Спустя полтора часа, завидев под одноглазым фонарем одинокую скамейку, с трудом доволокла усталые ноги до "места спасения".
– Пить хочу, – призналась "загулявшая", освобождаясь из тисков туфель, – но никуда не пойду.
– Ноу проблем! – почему-то обрадовался Николя и стащил с плеча рюкзак. – Я все предусмотрел. – И жестом фокусника вытащил из рюкзака две бутылочки с кока-колой. Одну протянул Нинон. – Держи.
Она крутанула пробку, и с выдохом облегчения приложилась к горлышку. Где-то на полпути сообразила, что с колой что-то не так. Да, холодная, но не шипит и вкус у напитка странный. Николя с удовольствием приканчивал свою бутылку.
– Что это я выпила? – сомневалась жертва электрика.
– Фирменный коктейль вечера: Коля, кола и коньяк!
Нинон хмыкнула. Мало того, что ноги гудят, сейчас еще и голова кругом пойдет, а потом она споет и, стоя на скамейке, стишок сомнительного содержания расскажет. Реакция такая нетривиальная на алкоголь.
"Все-таки права была БабАня насчет подлого соблазнителя!"
– Песня про лебедей на пруду и падшую звезду, – объявила исполнительница, закусив конфеткой с ликером.
Затянули в два голоса, причем у солистки был бархатный меццо-сопрано, а у соблазнителя козлиный тенорок ушлого сатира.
Жалобные песни перемежались душещипательными стихами. Сплотившись, они в два голоса прошлись по школьной программе: досталось Пушкину, Лермонтову, Есенину и даже Маяковскому. Раззадоренный Николя прикончил третью бутылку кока-колы, под шумок возложил буйную голову на мягкие женские колени и задремал. Минут через пятнадцать певица тоже утихомирилась, впав в целебную прострацию: то ли спала , то ли нирвану постигала. Много позже Нинон встрепенулась и достала из кармана почти разрядившийся мобильник.
– Час ночи? – не поверила она своим глазам и, выпрямившись, с удовольствием почесала поясницу, потом еще раз.
Сунула руку за спину и охнула. Позади нее лежал ощетинившийся шипами розовый бутон.
– И где мы? – поинтересовалась неверная жена, потирая уколотый палец.
Гордая роза не ответила. Темнота тоже. Влюбленный электрик зафыркал ежиком и подтянул коленки к груди, на глазах превращаясь в домашнее животное.
Нинон не умела спать на твердых скамейках и у нее появилось достаточно времени, чтобы обдумать сложившуюся ситуацию и сомнительную романтику. Через пару часов она совершенно разочаровалась в "любимом": спящий Николя издавал носом оглушительно-заливистые рулады и по-стариковски покрякивал. Раздосадованная Нинон время от времени трясла его за плечо и с нежностью вспоминала своего тишайшего супруга.
В половине пятого утра при тусклом свете фонаря Нинон нацарапала ключом на рейке эпическое "Коля - дурак" и попросила провидение указать ей путь домой.
Указатель пути материализовался в облике двух полицейских, которые из непонятный побуждений забрели в глубь лесопарка, где обнаружили престранную парочку заблудившихся. Мужская особь крепко спала, а женская пела ему колыбельные. При виде людей поющая девица обрадовалась и спросила-напела:
– ...нам теперь куда дорога?
Полицейские озадаченно чесали затылки, думая, как поступить, но потом махнули рукой в нужном направлении, посоветовали не сворачивать и сбежали в кусты. Вслед им прозвучала песня о лебединой верности, после чего Николя был насильно поднят и посажен на скамейку. Первые пять минут бедолага никак не мог сообразить, что он делает в ночном парке.
– И чо мы тут? Бр-р! Холодно!
И, подрагивая всем телом, прижимался плечом к Нинон, с вожделением поглядывая на ее вязаный лапсердак. Женщиной она была доброй, поэтому сжалилась и закутала Коленьку, автоматически разжалованного из Николя, в свою теплую одежку. Так и пошли, взявшись за руки, забыв розочку понедельника на самой дальней скамейке.
Нинон уверенно шла, а лебеденок Коленька с каждым шагом физически крепчал, однако его душевное состояние...
"Мы даже не поцеловались. Я – дурак".
Но было поздно или очень рано. Взбодрившегося Коленьку по-матерински втолкнули в трамвай и довели практически до самого общежития. Сдирая на пороге лапсердак, Нинон довела до его сведения категорическое:
– Коленька, роз больше не надо. Ни красных, ни бордовых, ни белых. Никаких. В восемь на работу.
И скрылась в темноте, оставив дрожащего электрика жалобно покрикивать. По-лебединому.
– И больше не пытался подкатить? – не верила я, в пятницу выспрашивая подробности эпического расставания.
Мы снова сидели на ее кухне. На столе толпились вазочки с конфетами и печеньями, ложечки волнительно позвякивали, задевая стенки тонких фарфоровых чашек.
– Пытался, – дернула плечом Нинон. – Весь вторник бегал с букетом наперевес, но мой кабинет был закрыт, а телефон не отвечал. Я инвентаризацией занималась, не до пустых романов. На следующий день с утра выловила, хорошенько отчитала, у него пыл любовный и угас. Сейчас крепко дружим, просто не разлей вода.
Я хмыкнула. Нинон умела быть прямой, как рельса, несгибаемой и суровой. Попробуй с такой не дружить.
Когда я покидала дом, в пяти метрах от подъезда обнаружилась четверка принаряженных бабуль, облюбовавших высокую скамейку. Они болтали ногами в новых тапках и поправляли сползающие на носы шляпки с вуалями. Когда в поле их зрения появился благообразный седой мужчина, дамы вытянули шеи в поисках того самого цветка-маркера и глухо заволновались. Но БабАня переиграла всех. Она начала громко смеяться, почти курлыкать, призывая своего лебедя не упустить позднее счастье. Лебедь поискал глазами источник звука, неожиданно остановился и со счастливым выкриком "Анечка!" встал на крыло.
Конец первого рассказа.
*** Вторая история "Увези, матушка, цветочек аленький!" Читаем?))
https://prodaman.ru/Yana-Taar/books/Uvezi-matushka-cvetochek-alenkij ***
Мы с подругой сидели за пустым столом в ее кухне и обсуждали вечерний форс-мажор.
– Спрашивается, где? – она эмоционально всплеснула руками. – Несла два пакета из магазина, локтем розочку прижимала. Вскарабкалась на третий этаж, хотела ее на подоконнике за геранями пристроить и обнаружила, что цветочка-то нет.
И замолчала, с подозрением уставившись во тьму коридора. Не доверяя глазам, бесшумно поднялась из-за стола, на цыпочках пересекла прихожую и проверила, насколько плотно заперта дверь в зал.
На диване в зале дремал благоверный, пока его распрекрасная женушка цветами дороги посыпала.
– Сколько уже было роз этих, – пожала плечами я. – Одной больше, одной меньше.
– Николя меня с ума сведет! – фыркнула подружка. – Веришь, во сне вижу, как прячу их и перепрятываю.
Начнем с того, что в течение первых десяти дней подношения Николя оседали в моей квартире. Каждый вечер прибавлял новую представительницу розового семейства, и я пережила широкий спектр чувств: здорово помотало от зависти с раздражением до усталости и скуки. К счастью, дальние родственники нагрянули ко мне в гости, и я не смогла принять на постой одиннадцатую красавицу.
В тот день Нинон придумала подарок "нечаянно оставлять": в квартиру нельзя, там законный супруг у порога встречает, отстаивает семейные ценности и не дает сойти с пути прямого. Она "теряла" розу возле памятников, в парке у фонтана, на белокаменной балюстраде, и пять раз на подоконнике в своем подъезде. Однако уже закончилась четвертая неделя, а розы шли конвейером. Романтичный воздыхатель поставил дело на поток и то, что раньше казалось волнующим и поэтичным, превратилось в проблему проблем.
В больницу, где подруга успешно работала сестрой-хозяйкой, приняли на работу нового электрика, по несчастью оказавшегося бывшим одноклассником Нинон. Коленька, как узрел Ниночку, нешуточно воспылал любовью и решил добиться ее взаимности с помощью роз и слез. Судя по нашим расстроенным нервам, электрик побеждал.
– Лиши его невинности! – просила я. – Сил моих больше нет. И чаю налей, хозяюшка! Печенье дай... что ли, а то я твою столешницу скоро сгрызу.
– Сама налей. Пф-ф, не настолько я его люблю… скажешь тоже, во мне нет и капли твоего цинизма… при живом-то муже!
Нинон взглянула на меня с осуждением, и поняла я, что покушалась на незыблемое, хотела завистью подточить устои дружной семьи, разорить гнездо уютное и домашнее.
– Гони подлеца.
– Бедный Николя! Жалко.
У подруги имелась потребность переименовывать друзей и знакомых на французский манер. Себя она окрестила Нинон. Супруг из Андрея стал Андре, а Коля-электрик превратился в Николя. По рабочему периметру больнички бродили Мишель, Вольдемар и Мари.
– Терзается, несчастный. Может, это его лебединая песня. И моя.
Меня же мучил вопрос: кто из лебедей первым сломает шею. Здесь развязка наклевывается в стиле «Отелло и Дездемона». Дездемону от большой любви могут и придушить общими усилиями.
"...и боле не рассыплется дробный стук каблучков Нинон по мраморному вестибюлю, и позабудут плотники, как виртуозно умеет посылать их в дальний путь добрая сестра-хозяйка, и заплачут уборщицы, вспоминая, как под чутким руководством гребли они осенние листья возле центрального корпуса и на горбу несли мешки на тракторный прицеп..."
Чай Нинон в рассеянности посолила. Мы обжигались кипятком и мучились раздумьями, куда девать розу грядущего понедельника, чтобы не унизить достоинство мирно почивающего супруга.
– А дальше я разберусь, – поклялась она.
В кухонную дверь постучали и поинтересовались голосом Андре:
– Дорогая, ты мою дорожную сумку не видела? Синенькую.
– В кладовке лежит. Куда это ты настропалился? – поднялась из-за стола дорогая.
– Директор в командировку посылает. На два дня и одну ночь, – посопел озабоченно. – И это... ты вечером по двору не шастай.
Нинон ограничений не признавала, а потому вскинулась на боевом кураже.
– Почему?
– Маньяк в нашем дворе появился. Розы подбрасывает. То под окном оставит, то на подоконнике в подъезде, а вчера соседке на первом этаже на коврик у двери положил.
– Вот черт! – пробормотала подруга. – А я-то мучилась, куда...
– БабАня, что с двадцать шестой квартиры, сегодня шляпку с вуалью нахлобучила, тапки новые нацепила и ждет коварного соблазнителя на лавочке. Говорит, на красивых женщин подъезда нацелился развратник.
– Час от часу не легче, – закатила глаза Нинон. – Езжай уже. Без тебя с маньяком разберусь. Не гляди так! Если встречусь, то он у меня вот, где будет!
Она сжала пальцы в кулак и решительно грохнула им об стол. Чашки с блюдцами организованно подпрыгнули и лебединая песнь Николя явственно прозвучала в их нежном перезвоне.
Супруг сбежал, где-то в подсознании жалея развратника.
– Маньячка! – упрекнула я Нинон, разглядывая дно в чашке. – БабАню жалко: все приключение старушке сломаешь. Однако, подруга, ты в шаге от скандала. Как выследят тебя красивые бабушки этого подъезда и в полицию сдадут за провокацию.
– В понедельник – "финита ля комедия", – решилась Нинон.
В понедельник романтик Николя припечатал любимую женщину очередной чудо-розой, чей бордовый бутон воинственно торчал на колючем толстом стебле. Подарок, по традиции, проследовал в шкаф, где висел запасной халат рачительной сестры-хозяйки. Вечером подарок был извлечен и отправился "в ближайшее никуда".
Узнав, что прекрасная Нинон и роза сегодня свободны от присутствия супруга и семейных обязательств, электрик потащился за ними следом. Он писал круги и заманивал красавиц в сомнительные питейные заведения, но любимая оставалась верной принципам и была тверда в намерениях "покончить с романом раз и навсегда".
Почуяв неладное, соблазнитель изобразил грусть-печаль и вызвался проводить "пару дивных роз" домой. Позже они проходили мимо двухэтажного общежития Николя, и ему срочно потребовалось "на минутку сбегать по делам".
Последние дни августа выдались теплыми и солнечными. Лето вошло в раж, пустив по ветру паучков с паутинками и сбивая порядочных замужних женщин с пути истинного. В такую чудесную погоду спешить Нинон было некуда, и она терпеливо ждала вымоленные четверть часа. Романтичный ухажер с рюкзачком за плечами, в котором что-то позвякивало и постукивало, выскочил на три минуты раньше оговоренного времени.
На город опускались сумерки, и дорога домой, превратившись из прямой в кривую, пролегла через лесопарк, славившийся необъятными размерами, буйной растительностью и заросшими тропками. Одним словом, заблудиться здесь можно было на раз-два. Особенно в темноте. А пелена вечера уже обволакивала парочки, накидывая им на плечи темно-синее покрывало ночи.
В парке зажглись желтые огни фонарей, но он еще был полон пенсионеров, мамаш с вертлявыми детьми и шумных компаний вездесущих подростков. Николя и Нинон незаметно влились в ряды прогуливающихся, удаляясь от центральной дороги все дальше и дальше. Они много смеялись и разговаривали, утонув в бездонной глубине школьных воспоминаниях.
Воздух свободы окончательно опьянил Нинон. Изначально она держалась на каблуках бодрячком, потом стала идти чуть медленнее. Спустя полтора часа, завидев под одноглазым фонарем одинокую скамейку, с трудом доволокла усталые ноги до "места спасения".
– Пить хочу, – призналась "загулявшая", освобождаясь из тисков туфель, – но никуда не пойду.
– Ноу проблем! – почему-то обрадовался Николя и стащил с плеча рюкзак. – Я все предусмотрел. – И жестом фокусника вытащил из рюкзака две бутылочки с кока-колой. Одну протянул Нинон. – Держи.
Она крутанула пробку, и с выдохом облегчения приложилась к горлышку. Где-то на полпути сообразила, что с колой что-то не так. Да, холодная, но не шипит и вкус у напитка странный. Николя с удовольствием приканчивал свою бутылку.
– Что это я выпила? – сомневалась жертва электрика.
– Фирменный коктейль вечера: Коля, кола и коньяк!
Нинон хмыкнула. Мало того, что ноги гудят, сейчас еще и голова кругом пойдет, а потом она споет и, стоя на скамейке, стишок сомнительного содержания расскажет. Реакция такая нетривиальная на алкоголь.
"Все-таки права была БабАня насчет подлого соблазнителя!"
– Песня про лебедей на пруду и падшую звезду, – объявила исполнительница, закусив конфеткой с ликером.
Затянули в два голоса, причем у солистки был бархатный меццо-сопрано, а у соблазнителя козлиный тенорок ушлого сатира.
Жалобные песни перемежались душещипательными стихами. Сплотившись, они в два голоса прошлись по школьной программе: досталось Пушкину, Лермонтову, Есенину и даже Маяковскому. Раззадоренный Николя прикончил третью бутылку кока-колы, под шумок возложил буйную голову на мягкие женские колени и задремал. Минут через пятнадцать певица тоже утихомирилась, впав в целебную прострацию: то ли спала , то ли нирвану постигала. Много позже Нинон встрепенулась и достала из кармана почти разрядившийся мобильник.
– Час ночи? – не поверила она своим глазам и, выпрямившись, с удовольствием почесала поясницу, потом еще раз.
Сунула руку за спину и охнула. Позади нее лежал ощетинившийся шипами розовый бутон.
– И где мы? – поинтересовалась неверная жена, потирая уколотый палец.
Гордая роза не ответила. Темнота тоже. Влюбленный электрик зафыркал ежиком и подтянул коленки к груди, на глазах превращаясь в домашнее животное.
Нинон не умела спать на твердых скамейках и у нее появилось достаточно времени, чтобы обдумать сложившуюся ситуацию и сомнительную романтику. Через пару часов она совершенно разочаровалась в "любимом": спящий Николя издавал носом оглушительно-заливистые рулады и по-стариковски покрякивал. Раздосадованная Нинон время от времени трясла его за плечо и с нежностью вспоминала своего тишайшего супруга.
В половине пятого утра при тусклом свете фонаря Нинон нацарапала ключом на рейке эпическое "Коля - дурак" и попросила провидение указать ей путь домой.
Указатель пути материализовался в облике двух полицейских, которые из непонятный побуждений забрели в глубь лесопарка, где обнаружили престранную парочку заблудившихся. Мужская особь крепко спала, а женская пела ему колыбельные. При виде людей поющая девица обрадовалась и спросила-напела:
– ...нам теперь куда дорога?
Полицейские озадаченно чесали затылки, думая, как поступить, но потом махнули рукой в нужном направлении, посоветовали не сворачивать и сбежали в кусты. Вслед им прозвучала песня о лебединой верности, после чего Николя был насильно поднят и посажен на скамейку. Первые пять минут бедолага никак не мог сообразить, что он делает в ночном парке.
– И чо мы тут? Бр-р! Холодно!
И, подрагивая всем телом, прижимался плечом к Нинон, с вожделением поглядывая на ее вязаный лапсердак. Женщиной она была доброй, поэтому сжалилась и закутала Коленьку, автоматически разжалованного из Николя, в свою теплую одежку. Так и пошли, взявшись за руки, забыв розочку понедельника на самой дальней скамейке.
Нинон уверенно шла, а лебеденок Коленька с каждым шагом физически крепчал, однако его душевное состояние...
"Мы даже не поцеловались. Я – дурак".
Но было поздно или очень рано. Взбодрившегося Коленьку по-матерински втолкнули в трамвай и довели практически до самого общежития. Сдирая на пороге лапсердак, Нинон довела до его сведения категорическое:
– Коленька, роз больше не надо. Ни красных, ни бордовых, ни белых. Никаких. В восемь на работу.
И скрылась в темноте, оставив дрожащего электрика жалобно покрикивать. По-лебединому.
– И больше не пытался подкатить? – не верила я, в пятницу выспрашивая подробности эпического расставания.
Мы снова сидели на ее кухне. На столе толпились вазочки с конфетами и печеньями, ложечки волнительно позвякивали, задевая стенки тонких фарфоровых чашек.
– Пытался, – дернула плечом Нинон. – Весь вторник бегал с букетом наперевес, но мой кабинет был закрыт, а телефон не отвечал. Я инвентаризацией занималась, не до пустых романов. На следующий день с утра выловила, хорошенько отчитала, у него пыл любовный и угас. Сейчас крепко дружим, просто не разлей вода.
Я хмыкнула. Нинон умела быть прямой, как рельса, несгибаемой и суровой. Попробуй с такой не дружить.
Когда я покидала дом, в пяти метрах от подъезда обнаружилась четверка принаряженных бабуль, облюбовавших высокую скамейку. Они болтали ногами в новых тапках и поправляли сползающие на носы шляпки с вуалями. Когда в поле их зрения появился благообразный седой мужчина, дамы вытянули шеи в поисках того самого цветка-маркера и глухо заволновались. Но БабАня переиграла всех. Она начала громко смеяться, почти курлыкать, призывая своего лебедя не упустить позднее счастье. Лебедь поискал глазами источник звука, неожиданно остановился и со счастливым выкриком "Анечка!" встал на крыло.
Конец первого рассказа.
*** Вторая история "Увези, матушка, цветочек аленький!" Читаем?))
https://prodaman.ru/Yana-Taar/books/Uvezi-matushka-cvetochek-alenkij ***