ПРОЛОГ
Как становятся попаданками? Дурацкий вопрос, конечно, но все-таки? Я про литературных героинь, если что. Как оно там на самом деле происходит, пока не знаю и не тороплюсь узнавать. И все же...
Если чуточку подумать и повспоминать, то получается, что чаще всего героини перемещаются в другой мир после смерти. Они попадают в авто и авиакатастрофы, становятся жертвами террористов и маньяков. Кого-то бьет током, кого-то кирпичом. Некоторых разбивает инфаркт-инсульт или еще какая холера. Особо отличившиеся героини умудряются просочиться в иной мир через мусоропровод, спасибо, что не через канализацию. Нескольких дам разразило громом, то есть молниями, иногда даже шаровыми. Про сосульки, падающие с крыши, по ошибке открытые двери, падения в колодец... Особняком стоит кома, но ее я и вспоминать не хочу, слишком уж это распространенный способ попадания, слишком роялистый.
Очень часто переход в другой мир происходит на грани жизни и смерти. Плавающим в ‘нигде’ героиням (или героям, не суть) сообщают, что умерли они по ошибке или ангельскому недосмотру, а потому имеют право на перерождение. Усопшие, не будь дураки, тут же начинают торговаться на предмет всяческих плюшек и прочих игровых систем. Ой, про компьютерные игры-то я и позабыла. Склероз. Через них перемещаются только так.
Теперь насчет самого попадания. Как правило героини обзаводятся телами юных барышень, хотя читала я и про беззубых дам постбальзаковского возраста, но редко. В норме героини сплошь магически одаренные красавицы, к ногам которых падают и сами в штабеля укладываются драконы, эльфы, оборотни, вампиры и прочие ректоры магических академий. Прошу заметить, что все они сплошь принцы, иногда даже на белых лошадях.
Эх, да что там говорить, я и сама грешила чем-то подобным. Графини, герцогини, царевны и королевишны выходили из-под моего пера (на самом деле из-под клавиатуры, конечно, но перо как-то поэтичнее). И мужчины были им под стать. Один единственный раз отправила героиню в пыточный подвал. Прямо в лапы палача, и то по итогу превратила его в целителя и многодетного отца. Но сегодня я буду строга, если не сказать, сурова. Отправлю несчастную Юлию Васильевну Огневу (это у героини фамилие такое, если кто не понял) в лапы злой, нет, злющей, свекрови. Обеспечу ее гулякой мужем, жадной до власти родней, проблемами и врагами (могущественными, прошу заметить). Пусть крутится как хочет, вот! А как же плюшки? Что ж будут и они, и розовые сопли в придачу. Без них никак. И еще будет любовь страстная, всепобеждающая и высокорейтинговая. Так что несовершеннолетним к прочтению не рекомендуется. Роспотребсоюз, ты видишь, я предупредила.
Итак, судари и сударыни, мадам и месье, леди и, я надеюсь, джентльмены, мы начинаем!
***
- Вот скажи, кого из исторических личностей ты хотела бы спасти? - допытывалась пьяненькая Наташка.
- Что за странный вопрос в три часа ночи? - Юля удивленно моргнула. - Ложись-ка ты, дорогая, спать.
- Нет, погоди, - подруга нетвердой рукой набулькала еще по рюмашке коньячка, подвинула поближе початую коробку конфет (вторую, первую дамы уже благополучно приговорили) и лимончик, после чего повторила свой вопрос.
- Чапаева, - Юля тяпнула коньяку и зажевала лимоном.
- Хорошо пошел? - Наташка была убийственно серьезна. Складывалось такое впечатление, что подруге до зарезу нужно было услышать честный ответ. Зачем он ей понадобился на праздновании развода, ее, не Юлькиного, непонятно.
- Тогда Штирлица, - шлея под хвост попадает не только подруженьке. - А после спасения я мучила бы их с Чапаевым анекдотами. Пошлыми.
- Само-собой, - Наталья печально подперла кулаком щеку и тяжело вздохнула. Похоже про развод она позабыла, полностью переключившись на проблемы спасения исторических личностей. - Сегодня на уроке в одиннадцатом классе я задала этот вопрос. Как думаешь, что мне ответили?
- Все кинулись спасать Павла Первого и Николая Второго с семьей, - Юля ни секунды не сомневалась.
- Точно. Никто не захотел спасать Пушкина с Лермонтовым, Ричарда Третьего или Юлия Цезаря, даже на Антония с Клеопатрой забили. Всем Романовых подавай. Знаешь, как обидно стало? Учу их учу, и ничего. Все отскакивает как от стенки горох. Может, я плохой учитель?
- Хороший, даже очень, а дети... Думаю, тут все дело в том, что опрос был устным. Кто-то постеснялся озвучить свои мысли, кто-то поленился думать, а остальным на самом деле было жалко Романовых.
- Разумно, - приободрилась подруженька. - А все-таки, Юль, кого бы спасла лично ты?
- Никого, - как следует подумав, определилась та.
- Почему? - Наташка подалась вперед, впечатавшись пышным бюстом в стол. - Неужели не жаль никого?
- Жаль, даже очень многих, только... - Юля замялась, подбирая слова. - Понимаешь, их смерть уже вплетена в ткань реальности... Спасение любого изменит историю.
- Знам, читам. Бредбери любим, про эффект бабочки помним, - насупилась Наталья. - Только скучно это, Юль.
- Нормально.
- А если реальность другая? - наседала косенькая подружка. - Параллельный мир.
- Как будто параллельный мир не жалко гробить, - не повелась Юлька.
- Скучная ты, - Наталья залпом допила содержимое рюмки. - И жестокая. Хуже моих одиннадцатиклассников.
- Ну прости, - развела руками Юля.
- Ни за что, - отрезала Наташка и, покачиваясь, удалилась вглубь квартиры.
- Ночевать-то останешься? - крикнула она вслед.
- Такси вызову, - раздался обиженный голос из уборной. Похоже Наталья Михайловна слишком близко к сердцу приняла проблемы спасения исторических деятелей.
- Как знаешь, - Юля пожала плечами и стала собирать со стола.
***
- Значит, не спасешь? - уже полностью одетая Наталья замерла в дверях.
- Не-а, - зевнула Юлька, мечтая только об одном - поскорее лечь спать.
- Даже Евдокию Лопухину?
- Здрасьте, - оторопела хозяйка квартиры. - Ее-то зачем спасать? Она и так всех пережила: и мужа, и детей, и даже внуков.
- Ну и дура!
- Евдокия? - вполне мирно поинтересовалась Юля.
- Ты, - подружка была неумолима.
- Все, Наташ, иди, таксист заждался, - вышло резковато, но всякому терпенью приходит конец.
- Мы еще вернемся к этому разговору, - пообещала поддатая гуманистка и удалилась, громко хлопнув дверью.
- Капец, - других слов у Юли не нашлось.
Она поскорее закрылась, отключила телефон, чтобы обезопасить себя от ночных допросов закусившей удила исторички, рухнула в постель и уснула, чтобы увидеть... естественно Наташку.
Трезвая. Строгая, если не сказать суровая, Наталья хмурила брови, собирала в куриную гузку накрашенные алой помадой губы, тыкала в Юльку указкой и требовала немедленного ответа.
- Кого из исторических личностей ты хочешь спасти?
- Отвали! - попятилась от такого напора та.
- Ответь, - напирала грудью Наташка.
- Никого! - еще шаг назад.
- Не ври! - упорствовала та.
- Себя! - не выдержав, заорала Юлька.
- Я так и знала! - незнамо с чего обрадовалась Наталья. - Я тебя насквозь видела! Эгоистка! Приспособленка! - она обличающе ткнула указкой, норовя попасть подруге в глаз.
- Ай, - отшатнулась не ожидавшая такой подлянки та.
Каблук не нашел опоры. Юлю повело. Потащило назад. Поволокло. Ей бы закричать, а горло сдавило, да еще и свихнувшаяся Наташка тут как тут. Как ткнет в грудь указкой. Как взвизгнет:
- Лети! Спасайся!
Ну Юлия и полетела, а куда деваться.
***
- Благословен Боже наш, ныне и присно и во веки веков! - пропел красивый баритон над бедовой Юлькиной головой.
- Аминь, - хором поддержали певца. - Слава Тебе, Боже наш, слава Тебе.
Пахнуло ладаном. ‘Концерт?’ - сбитая с толку недавним паденьем задумалась девушка и решилась приоткрыть глаз. Правый. Левый с детства видел хуже.
Небольшая комната с низкими расписными сводами оказалась полна народу. Женщины в длинных темных одеждах, мужчины в рясах. Все со свечами, крестами и торжественно-печальными мордами. И посреди этого ужаса на лавке возлежала Юлька, сложив руки на груди. И тоже со свечкой.
‘Театральная постановка?’ - удивленная девушка вытаращила и второй глаз, но быстро зажмурилась. От страха и вообще.
- Отче наш, Иже еси на небесех! Да святится имя Твое, да приидет Царствие Твое, да будет воля Твоя, яко на небеси и на земли, - истово молился народ, не обращая решительно никакого внимания на Юлины подмигивания.
Это пугало. Не сама молитва, понятно, а происходящее в целом. Хотелось вскочить, убежать, на крайний случай под одеялом спрятаться от окружающей жути. Вот только ничего не получалось. Сил не было. ‘А может это просто кошмар? - понадеялась Юля. Страшный сон, в котором меня отпевают.’ ‘А, нет, - спустя минуту, - поняла она, - пока только соборуют.’
Ошибки быть не могло. Недавно умершая бабушка Юлии была особой глубоко верующей. ‘День смерти лучше дня рождения,’ - следом за царем Соломоном раз за разом повторяла она и к переходу в вечность готовилась так истово, что древние египтяне обзавидовались бы. Смертный узел баба Лида собрала за двадцать лет до кончины. Собственные похороны распланировала от и до. Деньги на них отложила. Памятник оплатила. Автобус и тот заказала. Соборовалась. Трижды.
- Хороший обряд, - всякий раз доказывала она паникующей внучке. - Пользительный. Лечебный, если хочешь знать.
Юля ничего такого не хотела.
- Точно тебе говорю, - сердилась бабушка. - Он для того и придуман, чтоб душу и тело исцелять, а уж если не получилось, то отпущать ее на небеса безгрешной. Почитай вон книжечки, убедись, но сначала пригласи мне батюшку. Не откажи, милая.
Внучка и не отказывала. Зачем? Правда, не понимала, почему бабуля все время заставляла ее присутствовать при таинстве, злилась, психовала, зато сейчас мысленно благодарила мудрую старушку. Без ее науки стократ страшнее пришлось бы. Между тем ряженые взмолились о покаянии.
‘Дело идет к концу,’ - догадалась Юля и покрепче зажмурилась. Совсем скоро она почувствовала легкие прикосновения ко лбу, крыльям носа, щекам, губам, груди и рукам. ‘Елеем мажут,’ - поняла и рискнула открыть глаза. Как раз вовремя. Убийственно серьезный священник, возложил руку на Юлькину голову и затянул молитву о прощении грехов.
- Благослови, отче, и прости мя грешную, - кое как прошептала девушка, получила в ответ кроткую улыбку и к, своему удивлению, уснула, как в омут рухнула.
***
- Ну, наконец-то, - встретила ее Наташка. Слава Богу, на это раз она была без указки, хотя и злая по-прежнему. - Где ты шляешься? Я тебя уже заждалась.
- Соборовали меня, прикинь, - пожаловалась Юля.
- Как уже? - оживилась подруга. - Отлично. Я даже не ожидала, что так удачно получится.
- Только не говори, что это твоих рук дело, не поверю.
- Зря, - пожала плечами Наталья. - С верой оно легче.
- Ты с ума сошла? - опасливо покосилась на подругу Юлька.
- Я? - рассмеялась Наташка. - Скорее это у тебя крыша поехала. До соборования вон достукалась.
- Несмешно.
- А я и не смеюсь. Я тебе помочь хочу, мы же подруги. Ладно, слушай, - отбросила веселость Наталья. - Только не перебивай, времени мало, - она покосилась на часы. Пять минут до звонка.
- Ага, - заторможенно кивнула Юля. Спорить с Наташкой, включившей училку, было опасно для здоровья.
- Дело в том, что отпевали тебя по моей вине, - призналась она настолько серьезно, что реплику про соборование, Юлька просто проглотила. - И не смотри так испуганно, бесишь.
И снова настороженное молчание в ответ.
- Сама не знаю почему, но зацепила меня тема спасения исторических личностей, просто до печенок достала, до гипофиза... А твоя упертость и вовсе выбесила. Штирлица она собралась анекдотами мучить. Приколистка. И так мне захотелось тебя в прошлое отправить, чтоб на своей шкуре... чтоб осознала... И вот...
- Что?
- Отправила, - виновато развела руками Наталья. Сама не знаю как, но отправила. В общем, ты теперь Евдокия Лопухина.
- Чего? - Юля оказалась способна только на короткие реплики. Слова подлиннее застревали в горле. При этом сам факт попадания почему-то не подвергался сомнению, равно и возможности Наташки. Во сне и не такое случается. Особенно после коньяка, а уж если он паленый... Тут и до реанимации дело может дойти.
- Я говорю, что с сегодняшнего дня ты стала Евдокией Федоровной Лопухиной, последней русской царицей, женой Петра Первого. Год на дворе семь тысяч двести третий от Сотворения мира, месяц май, день...
- Какой год? - слабым голосом спросила Юля.
- Тысяча шестьсот девяносто третий, дремучая ты женщина, - поморщилась Наталья. - Тебе двадцать четыре, мужу двадцать один, свекрови...
- А она-то тут причем?
- Свекрови сорок один, - ‘не заметила вопроса’ Наташка. - Осталось ей месяцев восемь, не больше. До весны точно не доживет. Доконаете вы Наталью Кирилловну. Сынок загулами да пьянками, ты скандалами, так что надо тебе поторапливаться. Не успеешь мужа к себе за это время привязать, получишь охлаждение и в перспективе монастырь. Хочешь в монастырь, Юль? - подруга подняла на подругу совершенно безумные глаза.
- Издеваешься? - обиделась та.
- Самую капельку, - хмыкнула Наталья. - В общем, времени у тебя немного, но думаю управишься. Мужа влюбишь, станешь ему опорой.
- Верной соратницей, - подсказала Юлька.
- Ага, - расплылась в улыбке Наташка. - Станете на пару окно в Европу прорубать, Питер строить и шведов под Полтавой гонять. Как тебе перспективка, а?
- Мрачноватая, - честно ответила Юля.
- Да ладно, - не поверила Наташка. - Только подумай, чего ты сможешь добиться! Аж дух захватывает, такого можно наворотить. Стоит только подсказать Петру...
- А вот хрен тебе, Наташ, - обломала разогнавшуюся прогрессоршу Юля. - Не собираюсь я Россию с колен поднимать и с алкашом Петрушей производственные романы крутить. У меня вообще большие подозрения на его счет. Небось не зря он с Алексашкой ночевал.
- Да ты!.. - зашлась в праведном гневе подружка. - Ты можешь столько сделать! Главное начни, а там само пойдет.
- Поедет, - поддержала Юлька, а потом покачала головой. - Не полезу я в политику, зашибут.
- А как же? - совершенно растерялась Наталья. Теперь она совсем не походила на всемогущую вершительницу судеб. - Я же так хорошо все придумала.
- Вот и занимай место царицы, а я не нанималась.
- Значит, в монастырь поедешь Юль? - грустно спросили подруга.
- Не-а, - открестилась от такой радости Юлька. - В Италию махну. Давно в Венецию хотелось!
- Ты этого не сделаешь, - обиженно задрожали губы вершительницы истории. - Не посмеешь. Я так все хорошо придумала. Ты должна вынести урок...
- Вынесла уже, - Юлька покрутила пальцем у виска. - Как проснусь, первым делом куплю путевку в Италию.
