ГЛАВА ПЕРВАЯ
Компашка на болоте подобралась что надо. Девчонки все как одна понимающие, хоть и не без придури, оно и понятно. Все-таки абы кого в жаб не превращают и на образцово-показательное болото срок мотать не отправляют. Но давайте по порядку.
‘Жизнь в маленьком городе только кажется скучной. На самом деле она кипит, бурлит и пузырится почти так же, как и в столице. Вся разница в масштабах,’ - возвращаясь домой, думала Мария Афанасьевна Колыванова. ‘Те же люди, те же страсти, те же книги и фильмы,’ - привычно поморщилась она, вспомнив собственное прозвище в честь незабвенной Маньки Облигации. Огромное спасибо за это создателям кинокартины, родителям - приколистам и любимым ученикам, которые из года в год самыми невинными моськами задают один и тот же сакраментальный вопрос: ‘Облигация или Аблигация?’ И ничем их не проймешь.
Так что Марии Афанасьевне скучать было некогда. У нее просто времени на скуку не оставалось. Пока прибежишь с работы, переоденешься, поешь, проверишь задания, почитаешь, глядь, уже спасть пора. А ведь еще и огород с садом времени и ухода требуют. Она ведь только на словах горожанка, а на деле живет в саманной хате и имеет обширный надел земли, который сам себя не обиходит. И это еще, не говоря, об общении: реальном и виртуальном. Один любовник чего стоит. К себе его не приведешь. Соседи не поймут аморального поведения учительницы, в руки которой они отдают своих детей. Вот и приходится в добавок ко всему два раза в неделю мотаться на другой конец города, благо, Эдик живет в квартире, и там такого сурового соседского догляда нет.
Хуже, что в последнее время он все чаще заводит разговор о свадьбе. И чего неймется мужику? Нет бы радоваться свободе и кружить головы наивным одиноким дамам подобно другим холостякам. В любом случае второй раз выходить замуж Мария Афанасьевна не собиралась. Одного раза за глаза достаточно. До сих пор вздрагивает, вспоминая первого мужа.
- А вы говорите скука, тут до кровати бы добраться, - зевая, взбивала пуховые подушки Мария. Разные новомодные холлофайберы и иже с ними она не признавала, всячески ратуя за натуральность, но и в крайности не впадала, как говорится была в тренде. На россошанском уровне так уж точно.
И все же, не смотря, на возраст, твердость характера и занимаемую должность у нее была тайна. Строгая и даже местами суровая русичка, страстная, но независимая любовница, добрая и сострадательная соседка, к тому же прекрасная хозяйка любила помечтать. И не о поездке к морю, ринопластике или посудомоечной машине, а о сказочных приключениях, прекрасных принцах, волшебстве, спасении мира и огромной, чистой любви! Видно, не умерла у нее в душе маленькая девочка, которая верит в счастье и ждет чуда.
Каждый раз, ложась в постель и закрывая глаза, Мария позволяла себе мысленно перенестись в один из придуманных миров. Туда, где воздух чище, вода слаще, небо выше, люди добрее. Туда, где никто не будет смеяться над тем, что сорокалетняя разведенная училка мечтает о единственном милом, о своей второй половинке, без которой не может быть счастья в жизни. Главное его узнать...
***
В тот день, когда началась наша история, настроение у Маши не задалось. Решительно все ее раздражало: и мрачная, щедро сдобренная мелким дождичком гриппозная погода, и буйные ученики, и бабский коллектив, и особенно возжелавший семейного уюта Эдик.
Наплевав на все договоренности, он прихватил букет и явился в гости. Лично.
- Выходи за меня, - сунув хризантемы в руки любимой, Эдуард полез за коробочкой с кольцом.
И что ему ответить, чтоб не обиделся?.. Как объяснить, что он прекрасный, со всех сторон положительный, полезный в хозяйстве, но нужный только два раза в неделю и то только для здоровья. Слава богу, слова не понадобились. Эдик сам все понял. Постоял. Посмотрел. И ушел. Даже дурой не назвал. За что ему большое человеческое спасибо.
А она осталась. Вымыла полы, вымылась сама, одела чистую, новую пижаму в мелкую лягушечку, поменяла постель, легла и заплакала, вспоминая прочитанные когда-то стихи.
Уже не встречу я тебя,
Уже не жду и не надеюсь.
И хоть устала, не любя,
В твоих объятьях не согреюсь...
А ты какой? И с кем? И где?
Скучаешь или веселишься?
Какой ты молишься звезде?
А может на меня ты злишься?
Что не узнала, не нашла
Я пониманья и участья...
Мы друг от друга далеко,
И так мала возможность счастья.
С тем Мария и уснула, чтобы проснуться незнамо где, непонятно отчего. Хотя отчего как раз понятно. Ведь причиной побудки стал удар клюшкой, спасибо, что не хоккейной, по спине.
- Вставай, оглобля ленивая, чего разлеглась?
- А?! - вскинулась с испугу Мария... и свалилась с лавки. - Кто вы? - потирая убитый бок и кося по сторонам, она шарахнулась от неопрятной старухи.
- Опять за свое? - возмущенно сплюнула бабка и замахнулась на Машу клюкой. - Не надоело еще дуру из себя корчить? Или еще раз тебе треснуть по глупой головенке для общего просветления и прояснения ума? Мать родную не узнаешь?
- Мать? - по полной обалдела от такой несправедливости Марья. - Но позвольте...
Она хотела сказать, что ее мама давно умерла и покоится на старом Россошанском кладбище вместе с отцом, бабушками, дедушками и остальными родственниками, но не успела. Полоумная старуха снова вскинула свою клюку и ринулась в атаку.
Пришлось отложить разговоры и спасаться от психической, по возможности уворачиваясь, а заодно осматриваться по сторонам. Что сказать? Окружающая действительность не радовала. Какая-то она была слишком патриархальная. Прямо-таки музей российского быта и костюма с эффектом погружения до полной кондовости. Не, ну правда. Бревенчатые стены, лавки, навесные полки, сундуки, печь с лежанкой, ухват с кочережкой и разгневанная старуха посередине. А куда подевалась родная хата с тремя комнатами, терраской, кладовкой и пристроенной ванной неизвестно.
Где-то на втором кругу Марья запнулась об лавку, прибила мизинец на левой ноге и призадумалась: ‘А куда это собственно я бегу? И зачем? От неожиданности или полного помрачения рассудка? Наверное, стоит поговорить спокойно.’ ‘Эта дама... - Мария Афанасьевна обернулась через плечо и глянула на разъяренную старуху и поняла, что до дамы той, как до Пекина в неудобной позиции, - Ну не важно... Что я с придурочными родительницами управляться разучилась что ли?’
- Тише, уважаемая, - ловко перехватив бабкину палку, твердо сказала Марья. - Давайте поговорим как разумные люди.
***
В результате относительно конструктивного диалога выяснилось, что Маша конкретно попала. Во-первых, она попала в древний и вроде как сказочный Новгород. Бабка Феодора, а размахивала клюшкой именно она, последний зуб давала, что тут живет-поживает не только честный люд, но и домовые, лешие, шишиги, банники, мавки с водяными, а также баба Яга, змей Горыныч и Кащей. Правда последнего давно не видели. Может забухал, а может и сложил буйну голову даром что Бессмертный. Поверить в это Мария пока не могла хотя и старалась. А за окном тем временем туда-сюда сновали люди, одетые так, словно собрались на съемки к Птушко или Роу. И развидеть их не получалось.
Во-вторых, попала Маша на место дочери знаменитой на весь город гадалки-знахарки и типа ворожеи - Феодоры. Почему типа? Потому что аферисткой бабулька была почище телевизионных экстрасенсов. Так же ловко как и они снимала сглаз и вешала на уши. Тем же самым промышляла и ее дочка.
В третьих, Мария Афанасьевна просто попала. В своем мире она была относительной молодой, ухоженной, уважаемой всеми женщиной. Даже еще не ягодкой опять. А тут, как-то резко перешла в категорию одиноких старых дев. В прямом деле старых! Почти бабулек. Это ужасало почище живущих в лесах анчуток и шныряющих за окнами Марф Посадниц и прочих Садко богатых.
Одна радость - тетка Феодора поверила Маше сразу и полностью. Может сердце ведунье подсказало, что не с дочерью родной она беседы ведет, может зачатки магического дара проснулись, или здравый смысл чего нашептал. Кто его знает. К великому Машиному удивлению убиваться из-за пропажи доченьки родной, единственной она не стала.
- Чего с ума сходить понапрасну, - мудро рассудила тетка Феодора. - Поделать с тем, что Машка-зараза испарилася, я ничего не могу. Но думаю, что раз ты туточки вместо нее проявилась, то она на твоем месте оказалася и живет сейчас моя дочура... Как ты говорила?
- Город Россошь, улица Карла Маркса, дом сто, - послушно откликнулась Марья.
- Во, - обрадовалась старушка, - там она и есть, на энтой самой кырле мырле.
Маша представила местную аборигенку в родной хате и приуныла.
- Да ты не вешай нос, девка, прорвемси, - пообещала тетка Феодосия. - И зла на меня на давешнюю побудку не держи. Обозналася я спросонок. Теперь-то вижу, что одежа на тебе другая, и морда лица сильно культурная, ручки белые опять же. Эх-ма, жизня... А не позавтракать ли нам, чем боги послали? - хитро прищурилась не умеющая унывать знахарка.
***
Так и стали жить поживать да добра наживать тетка Феодора да Манька Облигация. Марьей Афанасьевной она в силу занимаемой нынче должности называть себя не могла. Когда-нибудь потом после того, как перестанет дурить наивных словно малые дети новгородцев... Нет, поначалу Марья отказывалась принимать участие в бабкиных аферах, ругалась, взывала к совести хитро-мудрой знахарки, но только время понапрасну теряла. Да и кушать сильно хотелось, а на халяву не кормили...
- Особого вреда от меня нет, - ежедневно успокаивала себя перед сном Марья. - Скорее даже польза имеется. Как от психолога или психоаналитика. Пусть и своеобразного. Ну что плохого в гаданиях или разговорах по душам? Тем более, что это временно...
Уговоры помогали мало. Растревоженная совесть не унималась и постоянно ныла как застуженный зуб. Очень хотелось бросить ежедневный аферизм и учить деток, но не получалось. Не было в Новгороде и других городах Берендеева царства школ. К тому же держало слово, данное тетке Феодоре. Та сказалась больной и потребовала догляда и помощи. Скорее всего врала, а там кто его знает.
В любом случае пока что деваться Марье было некуда. Может быть потом, после... Когда останется одна. Тогда можно будет перебраться из холодного Новгорода куда-нибудь южнее. Говорят, на границе с Тридевятым царством жизнь веселая и сытая. Зимы там короткие, урожаи богатые, люди добрые, а нечисть... Так ее и в Берендеевом царстве полно. Почитай в каждой избе свой домовой обретается, из любой лужи водяной выскочить может, а лешие безо всякого стыда девок соблазняют. Они вообще бабами не брезгуют, на внешность и возраст не глядят. Пожалуй, и на Облигацию клюнули бы. Нда...
До любовников из нечистиков Манька пока не докатилась, но зарекаться побаивалась. Кто его знает, как жизнь повернется. Аферисткой она тоже быть не хотела, а пришлось. Может и в лес на свиданки бегать доведется.
***
Почти год прожила Марья в Новгороде, когда неожиданно надумала помирать тетка Феодора.
- Мирон мне нонеча приснился, - заявила она Марье поутру.
- Муж покойный? - уточнила та, собирая на стол.
- Он самый, - подтвердила довольная бабулька. - Предупредил, что зайдет за мной завтрева, и велел готовиться.
- Чего? - чуть не села мимо лавки Маша, которая такого рода сны еще по прошлому миру терпеть не могла. Бабушке ее в свое время тоже сосед привиделся. И тоже с приглашением. Ничего хорошего кроме похорон из этого не вышло.
- Того самого, - тетка Феодора была невозмутима как даосский монах. - Пришла моя пора через Калинов мост переправляться. И то сказать, зажилась.
- Глупости это! - вскинулась Марья, хотя и чувствовала - все напрасно. Бабка знает, что говорит.
- Может и так, - знахарка была настроена на редкость благодушно. - В любом случае подготовиться надобно. Сейчас поедим, узел смертный проверим и с нужными людями побеседуем.
- О, Господи, - вздохнула Маша, услышав такие речи.
- Правда твоя, - обрадовалась старушка. - На капище тоже заглянем. Надо пожертвование оставить и насчет тризны договориться. Ты ведь проследишь, чтоб все в лучшем виде прошло? - подозрительно прищурилась бабулька.
- Куда ж я денусь? - сердито шмыгнула носом Марья. Как ни крути, а за год она сильно прикипела к своей здешней почти матери.
- Вот и славно, - успокоилась старушка.
Весь день она хлопотала, улаживая свои дела, а под вечер попарилась в баньке и нарядилась в новую вышитую рубаху.
- Пора мне, - обратилась Феодора к недовольной Марье. - Чую, что пришло времечко. И не спорь, - прикрикнула грозно. - Не перечь, слушай. Жизню я покидаю с легким сердцем, а если ты сейчас кривиться перестанешь, то и с радостью великой. Потому как сделала все, что на роду написано.
- А Машка ваша как же?
- У нее все распрекрасно и здорово, - отмахнулась Феодора. - Только в прошлом месяце снилась. Я тебе сказывать не стала, чтоб сердце понапрасну не бередить, но раз уж так случилось, слушай. Живет Маруся моя в хоромах почище боярских, замуж выскочила и вообще на сносях.
- Врете! - не поверила Облигация.
- Правду глаголю, - отмахнулась бабка. - Я даже имя зятька знаю. Эдик! Что? Съела?
- Откуда?.. - схватилась за сердце Маша. Она ведь ни разу не называла имени своего отставного любовника, даже разговора о нем не заводила. Да что там... позабыла Эдика, и все.
- Ты чего побледнела-то? - встрепенулась бабка. - Али человек он плохой?
- Хороший.
- Тогда чего, неужели ревновать вздумала?
- Просто... - чуть ли не впервые в жизни Марья не могла найти слов, и филологическое образование и большой педагогический опыт работы ей, увы, не могли помочь. - Неожиданно это все, - наконец, разродилась она. - Но в том, что мужем и отцом Эдуард будет замечательным, не сомневайтесь. Надежный он очень.
- Славная новость, - просветленно улыбнулась Феодора, - утешительная. Еще легче мне на Лебединой дороге будет. Все-таки болит сердце за детей, - призналась она. - Будь они хоть сто раз взрослые и такие ухватистые как Машка моя. Так-то. Теперь к делу давай, - заговорила совсем другим тоном. - Дом и деньги кой-какие тебе оставляю. Бумагу об ентом давеча справила, заодно и покупателя нашла.
- Какого? - не поняла Маша, все мысли которой были сейчас в Россоши, на поросшей американскими кленами и акацией до боли родной улице Кара Маркса.
- Покупателя на халабудку мою, - знахарка захихикала. - Или думаешь, что неизвестны мне планы твои? О переезде думаешь? Ну и правильно. Не по тебе гадальное ремесло. Мастерства набралась, а куражу все одно нету. Вот схоронишь меня, сороковину отметишь и того, езжай, отседова дочка. Счастливый тебе путь и удачи два корыта.
- Может еще обойдется? - понадеялась Марья. - Перетерпим ночку, а потом заживем пуще прежнего.
- Все могёт быть, - не стала спорить бабка Феодора. - Дай-кося я тебя поцелую, и почивать станем.
