Зависть

       - Лучше я прямо сейчас в Светкину комнату переберусь. Не хватало мне еще заразиться от тебя.
       
       - Я просто перемерзла. Это не вирус гриппа.
       
       - Один хрен. Терпеть не могу болеть. Рисковать не буду. – С этими словами она вышла из комнаты. Еще пару раз она возвращалась, забирала свои личные вещи, но леденцов она мне так и не дала, хотя я точно знала, что они у нее есть. Ну, да ладно. Обойдемся, и без них. Я ее все равно ненавижу, а так хоть не будет лишнего повода ее благодарить. Будь я на ее месте и желай я отбить Радима, я бы уже ему позвонила и рассказала, что его девушка заболела, и когда бы он приехал, то застал бы меня у постели больной, подающей ей лекарство, и на моем лице было бы написано искреннее сочувствие и забота. И тогда он, по неволе отнесся бы ко мне с благодарностью и при последующих встречах уже не был бы таким презрительным. Но так бы сделала я. Новикова же с удовольствием откроет окно на распашку, только бы мне еще хуже стало.
       
       Градусник показал тридцать семь и два. Я решила не пропускать занятия, так как еще себя вполне сносно чувствовала, да и в учебном корпусе теплее, чем в моей комнате. Отогреюсь, решила я, легче горлу станет. Радим позвонил и сказал, что уже ждет меня на улице. Посоветовал одеться теплее. Я достала свои зимние сапоги, которые мне хватило ума захватить с собой сразу, а вот пуховик остался дома. Мама обещала привезти мне его в начале ноября, когда у нее отпуск начнется. Поскольку раньше в моих жизненных планах свиданий во время учебы не намечалось, то я разумно считала, что пробежаться пару метров от общежития до учебного корпуса в осеннем пальто лучше, чем везти из дому полные баулы вещей. А теперь я злилась на свою тупость и на то, что мне реально надеть нечего на выход со своим парнем. Зимние дутые сапоги так нелепо смотрелись с осенним полупальто в клетку, что от досады на свой внешний вид у меня слезы на глазах выступили. Расстроившись от того, как я выгляжу в зеркале, в сердце еще больше возросла ненависть к отцу. Дочь последней его жены он одевал, как куколку, а мне родному ребенку, даже на новые сапоги денег зажал, когда я его попросила, мотивируя свой отказ тем, что он моей маме алименты платит, а значит, он свой отцовский долг передо мной выполнил. Только вот выплаты были копеечными, так как поступали они с его официальной минимальной зарплаты. На деле же мой отец имел и другой источник дохода. Занимался он еще и побочным бизнесом, позволяющим обеспечивать вполне приятную жизнь каждой его новой жене и приемным детям. Поэтому, когда мне позвонила мама, чтобы сообщить радостную, по ее мнению, новость, что папа опять просился вернуться к нам в семью, я едва не зарычала в трубку от ярости.
       
       - Если ты опять его простишь, то я домой не вернусь! – Со злостью разговаривала я с ней, попутно запирая дверь комнаты на ключ. – Сколько у него еще должно быть жен, чтобы ты, наконец, поняла, что он нас вообще не любит?! Ему просто нужно перекантоваться где-то, пока он новую бабу себе не найдет с жильем.
       
       - Не будь такой жестокой к собственному отцу. – Сердилась в ответ мама. – Он пожилой больной человек. Ты его давно не видела и не знаешь, как он изменился. Так сильно постарел, что я его едва узнала. Он плакал и просил прощения. Предлагал вместе доживать старость.
       
       - Мама, какая старость?! О чем ты?! Ему только пятьдесят, а тебе сорок пять. Полечит спину и опять к другой уйдет. Уже не раз через такое проходили.
       
       - На этот раз все по - другому. – Отвечала мне мама. – Он теперь совсем другой человек.
       
       - Да, ну?! – Язвила я охрипшим голосом. – Пусть мне тогда деньги на карточку перешлет, чтобы я смогла себе новые сапоги купить или пальто.
       
       Проходя мимо Машиной комнаты, я увидела, что к моей подруге приехала бабушка. Маша как раз впускала ее в свое жилье. Пожилая женщина привезла большую клетчатую сумку, скорее всего набитую теплыми зимними вещами. Кивнув подруге, я пошла дальше. Меня же произошедшая сцена, еще больше разозлила. Маша счастливица ни разу не видела своего нерадивого папашу. Нет его и ладно. Живут же женщины без главы семьи и не страдают, как моя мама. А я постоянно выслушиваю ее нытье за отцом. Почему она не может его возненавидеть и забыть, наконец?!
       
       - Материалистка! – Резанула по сердцу мама. – У тебя, что сапог нет?! Или ты увидела, как столичные девушки модно одеваются и завидовать им начала?! Зависть- гниль для костей! – Процитировала она нравоучительным тоном последнее предложение. – Я тебя отговаривала ехать учиться в столицу, но ты, как баран уперлась в свом желании, а теперь страдаешь, что до уровня столичных девушек не дотягиваешь. Гнаться за модой это словно гнаться за ветром.
       
       - Зачем ты мне вообще позвонила?! – Обиделась я. – От того, что ты отца опять примешь мне вообще уже не холодно и не жарко. Я дома больше жить не буду. И на каникулы даже не приеду.
       
       - Деньги кончатся. Приедешь. – Строгим тоном ответила мама. – Вася так же тебя ждет. Отец любит тебя ихочет попросить у тебя прощения.
       
       - А первых двух прощений ему мало? – Огрызнулась я. – Он опять хочет воспользоваться мной, чтобы ты растаяла перед ним. Никогда больше не прощу ему то, что он меня за вещь принимает! Умирать буду, но не прощу того, кто мной воспользовался! – Громко произнося последние слова, я завернула с коридора на лестничную площадку и тут же врезалась в кого-то. Подняв вверх глаза, я увидела, что столкнулась с Радимом.
       
       - Ой! – Вырвалось у меня радостное восклицание. – Привет!
       
       - Привет. – Ответил мне мой любимый со странной растерянностью во взгляде.
       
       - С кем это ты здороваешься? – Раздался у моего уха голос мамы, так как я продолжала держать около него телефон. – Я слышала мужской голос.
       
       - Ни с кем. – Ответила я ей. – Все пока, мам. Мне пора бежать, а то в университет опоздаю. – И я сбросила звонок.
       
       Радим демонстративно посмотрел на часы, а потом выразительно на меня. До начала первой пары было еще тридцать минут.
       
       - Девушка, уделите «никому» пару минут вашего драгоценного времени.
       
       Боже мой! Какой же он чувствительный к малейшему пренебрежению с моей стороны его персоной. Я уже поняла, что прощаться с ним, нужно долго и без личного энтузиазма. Что, впрочем, мне не сложно, так как самой от него уходить не хочется, хотя я на самом деле не любитель долгих проводов. Теперь же я увидела, что, и мой ответ о нем маме его задел. При чем так зацепила, что его радостное настроение, с каким он мне утром звонил, вмиг улетучилось. И это у него от моих слов не завышенное самолюбие пострадало. Было бы так, то он обнимать и целовать меня сразу не стал, а показательно обиделся бы или высказал мне, что я такая сякая его не уважаю. А Радим после поцелуя, молча взял меня за руку, и мы стали спускаться по ступенькам вниз. Ни слова больше о том, что я не призналась о нем маме, не проронил.
       
       - Почему у тебя рука такая холодная? – Вот, что спросил он у меня. – Ты замерзла?
       
       Прибавлять ему плохого настроения тем, что, по сути, я по его вине мерзла всю ночь, мне не хотелось и поэтому, я небрежно ответила, что просто рука затекла от долгой болтовни по телефону.
       
       На улице оказалось гораздо холоднее, чем мне представлялось. К небольшому морозу прибавился, пронизывающий до костей, северный ветер и от этого казалось, что температура воздуха не минус три градуса, а гораздо ниже. Пока дошли до университета, у меня зуб на зуб не попадал от холода. Тут уже никакие поцелуи не согреют. Заметив, что я дрожу вся, Радим немного разраженного упрекнул меня, за то, что я его не послушалась, и не оделась теплее, из-за чего теперь у меня губы от холода посинели. Объяснить ему, что у меня нет зимнего пальто или куртки я постеснялась. Мне было слишком неловко перед ним за свой нелепый внешний вид. Даже когда он мне помог перед гардеробной снять мое дурацкое пальто в клетку, мне казалось, что выглядеть я лучше в толстых джинсах и плотной черной водолазке не стала. Мимо нас проходили девушки студентки, и я ловила на себе четко читаемые уничижительные взгляды. Почему меня так стало задевать чужое мнение? Раньше мне было все равно как я выгляжу, а теперь раскисла от того, что одета не модно. Ответ на этот вопрос очевиден. Мне очень хочется нравиться Радиму, быть привлекательной для него. И еще я боюсь, что мнение окружающих обо мне может повлиять на его чувства ко мне. Глупый женский страх, но избавиться от него не так просто. Умом я понимаю, что мой любимый уже каким-то образом оценил, как выглядит мое тело под плотным слоем одежды и демонстрировать ему его, чтобы соблазнить не надо. Но все же так хочется ощущать себя хоть немного сексуальной.
       
       - Ты хорошо себя чувствуешь? – С беспокойством, разглядывая мое лицо, спросил Радим, когда провел меня до аудитории, и мы стояли у стены не далеко от входа, чтобы не мешать мимо проходящим студентам. – Твои руки согрелись?
       
       - Еще бы им не согреться. – Усмехнулась я. – Ты же их себе под свитер засунул. Теперь все думают, что я такая наглая развратница Валевского при всех лапаю.
       
       Мои руки покоились у парня на талии под свитером. Впервые я так откровенно при всех сама его обнимала.
       
       - Чтобы тебя причислить к развратницам, нужно чтобы ты грела ладошки не под моим свитером, а в штанах. – Лукаво улыбнулся мне Радим. – Там сейчас гораздо теплее. Я бы сказал даже горячо.
       
       Серьезно настроившись поднять степень его доверия к моим чувствам, я решила проявить немного инициативы в любовной игре. Чуть опустив ладони вниз, я засунула кончики пальцев за пояс его брюк.
       
       - Что-то разница в температуре не слишком заметна. – Флиртуя с любимым, произнесла я, чувствуя себя при этом, чуть ли не той самой развратницей, о которой сама говорила.
       
       - Не с той стороны градус меряешь, милая моя. – Весело блестя глазами, ответил мне Радим.
       
       До меня реально не сразу дошло на что он намекал. Я, улыбаясь, смотрела ему в лицо и по мере того, как мой мозг осознавал, о чем мы сейчас поговорили, я четко прочувствовала, как у меня улыбка сползает с лица, глаза расширяются, а лицо заливает краской стыда.
       
       - Ты все правильно поняла. – Читая мои не высказанные вслух мысли, становясь серьезным и наклоняясь ко мне ближе, тихим голосом произнес Валевский. – Я минуты считаю до того момента, когда ты полностью будешь моя. Вспоминаю, какая ты красивая и безумно хочу тебя снова.
       
       - Но ты же ничего в прошлый раз не получил. – Смущенным шепотом напомнила я ему, что он то в отличие от меня остался без удовольствия.
       
       - Готов не получать так, до самой свадьбы. Но потом я заберу все, что мне причитается. – Целуя меня в висок, произнес мой жених. – Полностью отомщу за свое терпение.
       
       - Разрешаю так мстить мне всю мою жизнь. – Поцеловала я его в ответ, и на этом мы распрощались, та как прозвеневший звонок, напомнил нам, что мы все - таки в университете, а не на свидании.
       
       
       
       К концу первой пары я почувствовала, что окончательно заболела. Боль в горле усилилась, глаза стали печь и слипаться, подсказывая мне, что у меня сильно скакнула температура.
       
       Маша с беспокойством потрогала мой лоб, когда я от нахлынувшей вялости, опустила голову на скрещенные руки, лежащие на парте.
       
       - Да ты вся горишь! – Тихо воскликнула она и, потом, потянув руку вверх, сообщила преподавателю, что ее соседке по парте плохо. Павел Константинович, наш математик, подошел к нам и, оценив мое состояние, разрешил Маше отвести меня домой. Совсем, наверно, неважно выгляжу, раз наш самый строгий преподаватель, не терпящий прогулов и опозданий, разрешил уйти с его урока.
       
       - Полежишь пока в моей комнате. – Давала мне указания подруга, помогая мне подняться по ступенькам общежития, так как от слабости и температуры мои ноги совсем не желали идти самостоятельно. Хотелось просто лечь прямо на ступеньках и тут же уснуть. – Если бабушка будет лезть к тебе с расспросами об Антоне, сделай вид, что ты ничего не знаешь, ладно? Я про то, что он сейчас с другой гуляет своим ничего не рассказывала. Она не долго пробудет. До двух дня посидит, а потом у нее поезд.
       
       - Мне сейчас даже думать связно сложно, не то, что отвечать на вопросы. – С трудом произнесла я. – Найди, пожалуйста, в моей тумбочке жаропонижающее.
       
       Подруга довела меня до своей комнаты, и дальше все происходящее со мной словно погрузилось в туман. Смутно помню, как она и ее бабушка помогли мне раздеться, а потом уложили на Машину кровать. Как только моя голова коснулась обетованной подушки, меня тут же вырубило. Сон или горячечный бред, в который меня погрузила болезнь, был беспокойным и прерывистым. Мне все время, казалось, что мне кто-то мешал спать. Меня несколько раз намеренно будили. Сначала, вроде Маша заливала мне в рот лекарство, а ее бабушка держала меня под руки. Потом вместо женских рук меня держали другие, большие и сильные. Кто-то постоянно заходил и выходил из комнаты, раздавались чьи-то голоса, от которых я, хныкая на то, что мне мешают выздоравливать, ибо сон это лучшее лекарство, отвернулась к стенке и накрылась одеялом с головой, провалившись в блаженное состояние забытья. Из которого меня опять выдернули, и я с удивлением обнаружила себя замотанной в одеяло, и кто-то куда-то меня нес на руках. Приоткрыв один глаз, я увидела над собой лицо Радима, сделав логичный вывод, что раз это он, а не кто-то другой, то все прекрасно, я опять заснула.
       
       Проснулась я тогда, когда у меня спала температура. Горло все еще болело, но противной ломоты и сильной слабости в теле не было. Я приподнялась на локтях и осмотрелась. Я находилась у себя в комнате в своей постели. Будильник, стоящий на прикроватной тумбочке показывал около шести вечера. В комнате тепло, чувствовалось, что система отопления работает как надо, но помимо этого около кровати находился масляный обогреватель, и укрыта я новым теплым одеялом. Общий свет выключен, горел только ночник над кроватью Новиковой. Я одна в комнате, но по приближающемуся громкому и возмущенному голосу Маши за дверью, поняла, что мое одиночество временное. Я быстренько легла в прежнюю позу и притворилась спящей. Решив, что она, почему-то ругается с Радимом, я захотела послушать, о чем они говорят, но как оказалось, подруга скандалила не с ним, а жаловалась Нине на него. Когда девушки зашли в мою комнату, Маша снизала тон голоса, до шепота, но мне все равно было прекрасно слышно, так как она не перестала возмущаться.
       
       - Я и без него прекрасно знаю, что нужно делать! Знаю, что надо куриный бульон варить и без его указки! Я ему сказала нужно целую домашнюю курицу купить, а он мне двух бройлеров привез. Тупой мажор!
       
       - А где он по - твоему, домашнюю птицу в столице да еще в такое время так сразу достанет? – Резонно заметила Нина. – Я вообще сомневаюсь, что Валевский хоть раз лично в супермаркет за продуктами заходил, а ты ему о домашних курицах лекцию прочитала.
       
       - У него же бабла не меряно, заказал бы самолетом откуда-то. Сразу бы доставили. Кирилл Соне зимой из Голландии тюльпаны дарил, а он всего лишь врач, а этот нормальную курицу купить не может. – В ответ презрительно процедила моя подруга.
       
       Так, пора Маше и с просмотром «Доктора любви» завязывать. Персонаж Макса Ильина слишком сильно воздействует на ее романтический склад ума.