— Вера, а этот твой… Олег…
— Он не мой.
— Извини. Так вот, он, что, вообще не помогает?
— Почему? — удивилась молодая женщина. — Недавно Олег передал мне крупную сумму денег, и я практически расплатилась со своими юристами. А до этого… забывал, наверное.
Мужчина хмыкнул. Забывал он, как же… Вытащил еще одну стопку книг, хотел отправить в коробок, но Вера не дала:
— Подожди, Егор, подожди… Эту книжку я себе оставлю. На память.
Она выхватила из его рук томик «Робинзона Крузо» и прижала его к груди. Денис тоже любил эту историю. Помнится, после прочтения у него осталась масса впечатлений.
— Может быть, что-нибудь еще себе оставишь? Ты подумай хорошенько, потом ведь поздно будет.
Вера кинула головой, выдохнула со всхлипом, прикрыла ладонью рот.
— Вера…
— Сейчас-сейчас… Извини, дай мне секундочку…
Она отвернулась, опустила в ладони лицо.
— А ты знаешь, что у нас на законодательном уровне по нормальному не урегулированы вопросы донорства и трансплантации?
Егор настолько удивился ее вопросу, что даже не сразу нашелся с ответом:
— Эээ… это ты сейчас к чему клонишь?
— Тогда… после аварии, нам предложили отдать Димкины органы. Что-то было целое… и кому-то подходило… — Вере было тяжело, он видел, как она силится все объяснить. Да и паузы в ее речи кричали о том, как ей больно. — Но я тогда находилась в таком шоке, что не могла трезво оценивать ситуацию, а счет шел на секунды. Олег же сразу отказался. А я… Знаешь, я вообще не могла понять, о чем меня спрашивают. Только со временем осознала, что могла бы спасти какого-то другого ребенка, того, кому нужна была трансплантация… Но не сделала этого. А врачи — они не имеют права изымать жизнеспособные органы без согласия родственников. Фактически у нас действует презумпция несогласия. И врачи могут изымать органы, только если при жизни человек выразил письменное согласие стать донором. Но даже в этом случае не существует никакой единой государственной информационной системы трансплантации, в которую могли бы вноситься сведения о реципиентах, а также о лицах, заявивших о своем согласии стать донором, в случае смерти.
К концу речи Вера полностью выдохлась. Всхлипнула в конце, снова спрятала лицо в ладонях. А Егор смотрел на нее и не понимал, каким сердцем нужно обладать, чтобы не только не потеряться в собственной боли, но еще и проникнуться болью других. Пусть не сразу, пусть с опозданием, но…
— Я никому об этом не говорила, знаешь…
— Верка, что ж ты глупая такая, а? Своих проблем мало?
— Вот поэтому и не говорила… Кто бы меня понял?
— Я.
— Ты меня глупой назвал, — всхлипнула она.
— Назвал. Но это не мешает мне восхищаться силой твоего духа.
— Ой, да какая там сила, Егор? Я так хочу, чтобы все это поскорее закончилось… Ты себе не представляешь, как я этого хочу. И как дико я устала.
— Ну… Григорьева мы накажем. А с проблемами в области трансплантологии что будем делать?
Вера в очередной раз всхлипнула, шмыгнула носом:
— Есть пара идей. У меня студенты-выпускники — талантливые ребята. Они могут разработать нужную электронную систему в качестве своего дипломного проекта. Я их подтолкнула к этой идее, а они ею загорелись. Посмотрим, что из этого выйдет.
В тот день они все-таки разобрали вещи Димки. Разложили их по коробкам, запечатали. Ехать в детдом не стали. И так душа была не на месте. И еще больших переживаний уже никому не хотелось. Ближе к ночи Егор вытащил Веру на прогулку. Со Страшилой, конечно же, куда ж без него? И они задумчиво бродили по парку, размышляя каждый о своем. Совсем расклеившаяся Вера вновь и вновь задавалась вопросом, как так получилось, что вещи ее покойного сына ей помогал разбирать не его отец, а Егор. Совершенно посторонний, незнакомый мужчина. Может быть, это она сделала что-то неправильно? Может быть, стоило спросить у Олега?
— Егор, я отойду на минутку.
Вера набрала на память выученный номер. Раньше он всегда был в журнале вызовов одним из первых, но все уже давно и необратимо изменилось. Гудок… Один-второй. Переадресация вызова на автоответчик.
— Олег, я звоню сказать, что, наконец, разобрала вещи Димки. Так, что, если ты хотел забрать себе что-то на память, перезвони мне. Я собираюсь отвезти их в детский дом.
Егор наблюдал за Верой и размышлял, кому это ей так срочно понадобилось позвонить. В нем поднималось непонятное муторное чувство… сродни ревности. Черт… Она ему реально нравилась. Конечно, это можно и дальше отрицать, только кому от того лучше? Толку, что еще с утра он был твердо убежден в обратном? Стоило ему снова увидеть Веру, и вся былая уверенность летела псу под хвост. Егор перевел взгляд на Страшилу и ухмыльнулся — будто бы наглядно демонстрируя место, в которое летит вся его выдержка, пес задрал заднюю лапу и помочился на ближайшее дерево.
— Ну, что… пойду я?
— Ага… Давай.
Они распрощались больше часа назад. Егор даже спать улегся, вот только сон совсем не шёл. Он щелкал пультом от телевизора в непривычно тихой квартире и размышлял о том, чем занимается Вера. Совершенно невероятная, как не из этого времени женщина. От нее веяло теплом, заботой, жертвенностью. Она перла напролом, если этого требовала ситуация, но не была наглой и бескомпромиссной по своей сути. При всей своей силе Вера оставалась очень ранимой, хрупкой даже… Егору представлять не хотелось, как ей, должно быть, тяжело сейчас одной, в пустой квартире, заставленной вещами погибшего сына. Не должна такая женщина все тащить на себе. Не должна, и все. Вскочил, оделся, чертыхаясь, выбежал из квартиры.
Вера опять сидела у окна. Она всегда так делала, когда бессонница сжимала ее в своих навязчивых объятьях. Последние полтора года это случалось довольно часто. Первые сорок дней Вере казалось, что она вообще не спала. Ловила присутствие Димки в каждом звуке, в каждом шорохе засыпающего дома. Ведь недаром говорят, что в эти дни душа умершего еще находится на земле. И Вера на вес золота ценила каждую отведенную им секунду. В те дни и правда казалось, что Димка рядом. В соседней комнате гоняет в стрелялки, или задумчиво листает книгу, лежа на полу… Она забывала, что его нет. Готовила ему завтрак, а потом, возвращаясь в реальность, рыдала над подгоревшими оладьями, или кричала ему что-то из кухни, забывая, что он не ответит.
В дверь позвонили. Интересно, кто это пожаловал, на ночь глядя? Неужели Олег? Он мог… Хотя Олег обычно не церемонился, и открывал дверь своим ключом.
— Егор? Ты что-то забыл? — удивленно поинтересовалась она.
— Забыл. Вот… деньги за Аськину куртку, — с ходу начал он, и тут же умолк, устыдившись собственного малодушия. А потом плюнул на все, притянул Веру к себе и поцеловал, как давно хотелось. К чертям все, что будет. Он придумает, как разрулить ситуацию. Сейчас Егору хотелось быть с ней, поддержать ее, подарить свою силу… Отвлечь, на худой конец.
Они целовались, как безумные. Вера, у которой муж был единственным мужчиной, с удивлением обнаружила, что не хочет останавливаться. Ей нужен Егор. Прямо сейчас. Она до сладкой боли хочет почувствовать себя живой, желанной, красивой… В его сильных, умелых руках. Да, очень-очень сильных. Скользит здоровой рукой по его накачанным предплечьям, помогает стащить футболку, увлекает за руку в спальню. Егор ненадолго отрывается от ее губ:
— Диван в гостиной раскладывается?
Она не сразу понимает, причем здесь диван. А когда до нее доходит — краска стыда разливается по щекам. Он не хочет заниматься с ней сексом на их с Олегом супружеском ложе.
— Не смей. Не накручивай себя… — отдает указание, внимательно за ней наблюдая. И убедившись, что Вера не передумала, вновь возвращается к ласкам. Губы, шея, грудь, которую он прикусывает прямо поверх футболки. А потом, наконец, делает то, о чем давно мечтал — зарывается руками в шелк ее волос. Опускаются на диван, стаскивая друг с друга одежду. Егор отстраняется, окидывает Веру жадным взглядом. Она очень-очень красива. Возможно, раньше ему и нравились более плотные женщины, но сейчас… Он был полностью доволен открывшейся картиной. Глаза, в которых, самое главное, нет больше боли, воспаленные, истерзанные губы. Это он ее так? Нужно взять себя в руки. Быть более нежным и сдержанным. Не испугать. Медленно скользит рукой по животу к небольшой острой груди, замирает у основания, и снова возвращается вниз, покусывая шею, целуя веки и скулы. Вера тоже не бездействует, гладит его по спине, царапает легонько грудь. Всхлипывает, когда Егор впервые касается самого сокровенного. Невольно шире разводит ноги. Происходящее заводит до дрожи. Он стаскивает штаны, скользит членом по складочкам в предвкушении самого сладкого…
— Черт, у меня нет резинок! Можно я выйду перед…
— Можно…
Вздыхает с облегчением и, наконец, погружается в нее до конца. Приподнимает ноги немного повыше, подстраивает ее под себя. Кайфует от того, как плотно Вера его сжимает, как, не в силах сдержаться, подается навстречу его мощным толчкам. С ее губ срываются тихие хриплые звуки, со временем они сливаются воедино, превращаясь в тонкий жалобный стон. Она замирает вся, в преддверии оргазма… Егор, еще более активно работает бедрами, поглаживает увеличившийся напряженный клитор, и Вера со всхлипом кончает. Ее сокращения подгоняют и его удовольствие, еще несколько отчаянных толчков, и Егора накрывает волна сумасшедшего удовольствия.
О том, что будет после, думать не хотелось совершенно. Нега, чувство расслабленности, и долгожданный покой. Под ухом размеренными ударами бьется сердце. Замечательного сильного мужчины. С которым у них вполне могло бы что-то получиться.
— Верка, какие у тебя волосы шикарные… Аж пальцы зудят, так потрогать хочется.
— Потрогай, — улыбается, потираясь носом о его безволосую грудь.
— А я, это… Причёску тебе не испорчу?
Вера запрокидывает голову и смеется:
— Да разве ж это причёска, после всего… — Не договаривает, опускает смущенный взгляд. Ну, как есть, из другого времени — современные барышни краснеть, наверное, и вовсе не умеют. Да и ответ её, неожиданный… Ленка, к примеру, всегда ругалась, если он ее лохматил. Так что Егор и вовсе перестал прикасаться к ней «при параде». А что было до жены, он уже и не помнил. С Леной они сошлись совсем молодыми, почти сразу же родили Дениса. Их не миновали все прелести раннего брака. Притирка друг к другу, которая сопровождалась ревом маленького сына, безденежье (ну какой заработок у студента?), взлеты и падения. А потом как-то свыклись. Их удерживал вместе сын, общий дом и годы, прожитые вместе. Никаких сумасшедших страстей… Вера же будила в Егоре совершенно другие эмоции…
— Вер… Я хочу, чтобы ты развелась.
— Обязательно. Нужно только Олега поймать между встречами, и заехать в ЗАГС. Или как это теперь называется?
— Да какая разница? Суть то одна. Ты уже разговаривала с ним по поводу развода?
— Намекала как-то… Но раньше мне некуда было спешить.
— Теперь есть куда.
— Да. — И снова прячется у него на груди. Смешная.
— А с квартирой что? Она твоя? Или его?
— Совместно нажитая собственность. У вас, юристов, это, кажется, так называется. А ты с какой целью интересуешься? — Любопытствует женщина, впрочем, уже догадываясь, откуда ветер дует. Не зря ведь он спальню проигнорировал. А сейчас сопит сердито, и думает, что она ничего не замечает. Вера закусила губу, в попытке скрыть улыбку. Все-таки приятно, когда такой мужчина тебя немножечко ревнует… Сразу чувствуешь себя такой… роковой дамой. Вера прыснула, не в силах удержать смешок.
— С целью узнать, где ты жить собираешься, — пояснил Егор, и тут же уточнил. — А ты чего хохочешь?
— Да так… Не обращай внимания. Глупости всякие в голову лезут.
— Глупости — это хорошо, если в меру. Так, где ты собираешься жить после развода?
— А что, есть какие-то предложения? — бесшабашно поинтересовалась Вера, и только потом поняла, что ляпнула.
— Ну… Предложение в нашей ситуации может быть только одно — переезжай к нам. Люди мы взрослые, тянуть кота за яй… хвост не имеет смысла…
— Вы привлекательны, я чертовски привлекателен — чего зря время терять? — захохотала Вера, цитируя классиков. Ей было очень-очень весело.
— Вер… Я серьезно. Жених я, конечно, незавидный, но ты, вроде бы, нашла общий язык с Аськой и Денисом… И, черт… Конечно, ты можешь и не переезжать, но я ума не приложу, как мы будем встречаться. У меня физически нет такой возможности.
Вера замоталась в простыню и уселась на диване. Серьезный разговор у них затевался, ей просто необходимо было видеть его глаза. Егор тоже привстал.
— Я не считаю помехой твоих детей, если ты об этом. Только уж очень быстро развиваются события. А нам в любом случае пока не стоит выпячивать наши отношения…
— Почему?
— Ты сам говорил, что прокурор не может…
— Погоди… Я не могу оставаться прокурором в деле Григорьева. И прятаться ни от кого не собираюсь. Я заявлю самоотвод, и все будет нормально, ведь дело еще не рассматривалось, по существу.
— Нет, Егор… Нет. Мы так не договаривались, — отчаянно замотала головой Вера.
— То есть? Ты против?
— Категорически! Ты единственный неравнодушный человек во всей этой проклятой, прогнившей напрочь системе. Я ведь не доверяю никому. Тебе только… Егор, пожалуйста, не нужно этого делать. Я не смогу, не выдержу… — Вера вскочила, паника подступала к горлу и звенела в голосе.
— Вера… Я руководствуюсь исключительно законом. Всегда. Именно поэтому я такой неравнодушный, как ты только что заметила. Что будет, если я стану, как все, и наплюю на правила? Ты будешь доверять мне так же?
Вера открыла рот, но так ничего и не произнесла. Ее душили противоречивые эмоции. Она понимала Егора, но в глубине души не могла согласиться с его решением. Не могла! Ради Димки и всего того, через что ей пришлось пройти.
— Если придется выбирать между нашими отношениями, и твоим участием в деле Григорьева… Я выберу твое участие в деле. Извини, Егор.
Первое время Егор злился. Весь следующий день — так точно. Какому нормальному мужику понравится, когда тебя, такого распрекрасного, отодвигают на задний план? Точнее, не отодвигают даже. А вовсе отказываются… Потом разум возобладал. Егор стал прикидывать, как лучше поступить. То, что он не будет участвовать в процессе, уже даже не обсуждалось. Профессиональная честь для него не была пустым звуком. Вопрос в том, как убедить Веру отнестись к ситуации с пониманием. Как сделать так, чтобы она не посчитала его предателем? В конце концов, он борется не только за себя. Это их общее будущее, которое решается в этот самый момент. Егор не желает перечёркивать его прошлым. И Вере не даст этого сделать…
Размышления прерывает появление секретарши.
— Егор Владимирович… Там… Такое! — страшно округлив глаза, громко зашептала она, указывая коротким мясистым пальцем в направлении двери. Егору даже стало интересно, что смогло настолько впечатлить его непрошибаемую секретаршу?
— Что там?
— Министр! — прохрипела она, хватаясь за горло.
Прокурор удивился, но не так, чтобы сильно. С Бушиным они были знакомы давно. И можно сказать, даже уважали друг друга.
— Ну, так приглашайте. Что ж вы его в приёмной маринуете?
— Что, вот прям так и запускать? А вам, что, не нужно времени на подготовку?
— Он не мой.
— Извини. Так вот, он, что, вообще не помогает?
— Почему? — удивилась молодая женщина. — Недавно Олег передал мне крупную сумму денег, и я практически расплатилась со своими юристами. А до этого… забывал, наверное.
Мужчина хмыкнул. Забывал он, как же… Вытащил еще одну стопку книг, хотел отправить в коробок, но Вера не дала:
— Подожди, Егор, подожди… Эту книжку я себе оставлю. На память.
Она выхватила из его рук томик «Робинзона Крузо» и прижала его к груди. Денис тоже любил эту историю. Помнится, после прочтения у него осталась масса впечатлений.
— Может быть, что-нибудь еще себе оставишь? Ты подумай хорошенько, потом ведь поздно будет.
Вера кинула головой, выдохнула со всхлипом, прикрыла ладонью рот.
— Вера…
— Сейчас-сейчас… Извини, дай мне секундочку…
Она отвернулась, опустила в ладони лицо.
— А ты знаешь, что у нас на законодательном уровне по нормальному не урегулированы вопросы донорства и трансплантации?
Егор настолько удивился ее вопросу, что даже не сразу нашелся с ответом:
— Эээ… это ты сейчас к чему клонишь?
— Тогда… после аварии, нам предложили отдать Димкины органы. Что-то было целое… и кому-то подходило… — Вере было тяжело, он видел, как она силится все объяснить. Да и паузы в ее речи кричали о том, как ей больно. — Но я тогда находилась в таком шоке, что не могла трезво оценивать ситуацию, а счет шел на секунды. Олег же сразу отказался. А я… Знаешь, я вообще не могла понять, о чем меня спрашивают. Только со временем осознала, что могла бы спасти какого-то другого ребенка, того, кому нужна была трансплантация… Но не сделала этого. А врачи — они не имеют права изымать жизнеспособные органы без согласия родственников. Фактически у нас действует презумпция несогласия. И врачи могут изымать органы, только если при жизни человек выразил письменное согласие стать донором. Но даже в этом случае не существует никакой единой государственной информационной системы трансплантации, в которую могли бы вноситься сведения о реципиентах, а также о лицах, заявивших о своем согласии стать донором, в случае смерти.
К концу речи Вера полностью выдохлась. Всхлипнула в конце, снова спрятала лицо в ладонях. А Егор смотрел на нее и не понимал, каким сердцем нужно обладать, чтобы не только не потеряться в собственной боли, но еще и проникнуться болью других. Пусть не сразу, пусть с опозданием, но…
— Я никому об этом не говорила, знаешь…
— Верка, что ж ты глупая такая, а? Своих проблем мало?
— Вот поэтому и не говорила… Кто бы меня понял?
— Я.
— Ты меня глупой назвал, — всхлипнула она.
— Назвал. Но это не мешает мне восхищаться силой твоего духа.
— Ой, да какая там сила, Егор? Я так хочу, чтобы все это поскорее закончилось… Ты себе не представляешь, как я этого хочу. И как дико я устала.
— Ну… Григорьева мы накажем. А с проблемами в области трансплантологии что будем делать?
Вера в очередной раз всхлипнула, шмыгнула носом:
— Есть пара идей. У меня студенты-выпускники — талантливые ребята. Они могут разработать нужную электронную систему в качестве своего дипломного проекта. Я их подтолкнула к этой идее, а они ею загорелись. Посмотрим, что из этого выйдет.
ГЛАВА 15
В тот день они все-таки разобрали вещи Димки. Разложили их по коробкам, запечатали. Ехать в детдом не стали. И так душа была не на месте. И еще больших переживаний уже никому не хотелось. Ближе к ночи Егор вытащил Веру на прогулку. Со Страшилой, конечно же, куда ж без него? И они задумчиво бродили по парку, размышляя каждый о своем. Совсем расклеившаяся Вера вновь и вновь задавалась вопросом, как так получилось, что вещи ее покойного сына ей помогал разбирать не его отец, а Егор. Совершенно посторонний, незнакомый мужчина. Может быть, это она сделала что-то неправильно? Может быть, стоило спросить у Олега?
— Егор, я отойду на минутку.
Вера набрала на память выученный номер. Раньше он всегда был в журнале вызовов одним из первых, но все уже давно и необратимо изменилось. Гудок… Один-второй. Переадресация вызова на автоответчик.
— Олег, я звоню сказать, что, наконец, разобрала вещи Димки. Так, что, если ты хотел забрать себе что-то на память, перезвони мне. Я собираюсь отвезти их в детский дом.
Егор наблюдал за Верой и размышлял, кому это ей так срочно понадобилось позвонить. В нем поднималось непонятное муторное чувство… сродни ревности. Черт… Она ему реально нравилась. Конечно, это можно и дальше отрицать, только кому от того лучше? Толку, что еще с утра он был твердо убежден в обратном? Стоило ему снова увидеть Веру, и вся былая уверенность летела псу под хвост. Егор перевел взгляд на Страшилу и ухмыльнулся — будто бы наглядно демонстрируя место, в которое летит вся его выдержка, пес задрал заднюю лапу и помочился на ближайшее дерево.
— Ну, что… пойду я?
— Ага… Давай.
Они распрощались больше часа назад. Егор даже спать улегся, вот только сон совсем не шёл. Он щелкал пультом от телевизора в непривычно тихой квартире и размышлял о том, чем занимается Вера. Совершенно невероятная, как не из этого времени женщина. От нее веяло теплом, заботой, жертвенностью. Она перла напролом, если этого требовала ситуация, но не была наглой и бескомпромиссной по своей сути. При всей своей силе Вера оставалась очень ранимой, хрупкой даже… Егору представлять не хотелось, как ей, должно быть, тяжело сейчас одной, в пустой квартире, заставленной вещами погибшего сына. Не должна такая женщина все тащить на себе. Не должна, и все. Вскочил, оделся, чертыхаясь, выбежал из квартиры.
Вера опять сидела у окна. Она всегда так делала, когда бессонница сжимала ее в своих навязчивых объятьях. Последние полтора года это случалось довольно часто. Первые сорок дней Вере казалось, что она вообще не спала. Ловила присутствие Димки в каждом звуке, в каждом шорохе засыпающего дома. Ведь недаром говорят, что в эти дни душа умершего еще находится на земле. И Вера на вес золота ценила каждую отведенную им секунду. В те дни и правда казалось, что Димка рядом. В соседней комнате гоняет в стрелялки, или задумчиво листает книгу, лежа на полу… Она забывала, что его нет. Готовила ему завтрак, а потом, возвращаясь в реальность, рыдала над подгоревшими оладьями, или кричала ему что-то из кухни, забывая, что он не ответит.
В дверь позвонили. Интересно, кто это пожаловал, на ночь глядя? Неужели Олег? Он мог… Хотя Олег обычно не церемонился, и открывал дверь своим ключом.
— Егор? Ты что-то забыл? — удивленно поинтересовалась она.
— Забыл. Вот… деньги за Аськину куртку, — с ходу начал он, и тут же умолк, устыдившись собственного малодушия. А потом плюнул на все, притянул Веру к себе и поцеловал, как давно хотелось. К чертям все, что будет. Он придумает, как разрулить ситуацию. Сейчас Егору хотелось быть с ней, поддержать ее, подарить свою силу… Отвлечь, на худой конец.
Они целовались, как безумные. Вера, у которой муж был единственным мужчиной, с удивлением обнаружила, что не хочет останавливаться. Ей нужен Егор. Прямо сейчас. Она до сладкой боли хочет почувствовать себя живой, желанной, красивой… В его сильных, умелых руках. Да, очень-очень сильных. Скользит здоровой рукой по его накачанным предплечьям, помогает стащить футболку, увлекает за руку в спальню. Егор ненадолго отрывается от ее губ:
— Диван в гостиной раскладывается?
Она не сразу понимает, причем здесь диван. А когда до нее доходит — краска стыда разливается по щекам. Он не хочет заниматься с ней сексом на их с Олегом супружеском ложе.
— Не смей. Не накручивай себя… — отдает указание, внимательно за ней наблюдая. И убедившись, что Вера не передумала, вновь возвращается к ласкам. Губы, шея, грудь, которую он прикусывает прямо поверх футболки. А потом, наконец, делает то, о чем давно мечтал — зарывается руками в шелк ее волос. Опускаются на диван, стаскивая друг с друга одежду. Егор отстраняется, окидывает Веру жадным взглядом. Она очень-очень красива. Возможно, раньше ему и нравились более плотные женщины, но сейчас… Он был полностью доволен открывшейся картиной. Глаза, в которых, самое главное, нет больше боли, воспаленные, истерзанные губы. Это он ее так? Нужно взять себя в руки. Быть более нежным и сдержанным. Не испугать. Медленно скользит рукой по животу к небольшой острой груди, замирает у основания, и снова возвращается вниз, покусывая шею, целуя веки и скулы. Вера тоже не бездействует, гладит его по спине, царапает легонько грудь. Всхлипывает, когда Егор впервые касается самого сокровенного. Невольно шире разводит ноги. Происходящее заводит до дрожи. Он стаскивает штаны, скользит членом по складочкам в предвкушении самого сладкого…
— Черт, у меня нет резинок! Можно я выйду перед…
— Можно…
Вздыхает с облегчением и, наконец, погружается в нее до конца. Приподнимает ноги немного повыше, подстраивает ее под себя. Кайфует от того, как плотно Вера его сжимает, как, не в силах сдержаться, подается навстречу его мощным толчкам. С ее губ срываются тихие хриплые звуки, со временем они сливаются воедино, превращаясь в тонкий жалобный стон. Она замирает вся, в преддверии оргазма… Егор, еще более активно работает бедрами, поглаживает увеличившийся напряженный клитор, и Вера со всхлипом кончает. Ее сокращения подгоняют и его удовольствие, еще несколько отчаянных толчков, и Егора накрывает волна сумасшедшего удовольствия.
О том, что будет после, думать не хотелось совершенно. Нега, чувство расслабленности, и долгожданный покой. Под ухом размеренными ударами бьется сердце. Замечательного сильного мужчины. С которым у них вполне могло бы что-то получиться.
— Верка, какие у тебя волосы шикарные… Аж пальцы зудят, так потрогать хочется.
— Потрогай, — улыбается, потираясь носом о его безволосую грудь.
— А я, это… Причёску тебе не испорчу?
Вера запрокидывает голову и смеется:
— Да разве ж это причёска, после всего… — Не договаривает, опускает смущенный взгляд. Ну, как есть, из другого времени — современные барышни краснеть, наверное, и вовсе не умеют. Да и ответ её, неожиданный… Ленка, к примеру, всегда ругалась, если он ее лохматил. Так что Егор и вовсе перестал прикасаться к ней «при параде». А что было до жены, он уже и не помнил. С Леной они сошлись совсем молодыми, почти сразу же родили Дениса. Их не миновали все прелести раннего брака. Притирка друг к другу, которая сопровождалась ревом маленького сына, безденежье (ну какой заработок у студента?), взлеты и падения. А потом как-то свыклись. Их удерживал вместе сын, общий дом и годы, прожитые вместе. Никаких сумасшедших страстей… Вера же будила в Егоре совершенно другие эмоции…
— Вер… Я хочу, чтобы ты развелась.
— Обязательно. Нужно только Олега поймать между встречами, и заехать в ЗАГС. Или как это теперь называется?
— Да какая разница? Суть то одна. Ты уже разговаривала с ним по поводу развода?
— Намекала как-то… Но раньше мне некуда было спешить.
— Теперь есть куда.
— Да. — И снова прячется у него на груди. Смешная.
— А с квартирой что? Она твоя? Или его?
— Совместно нажитая собственность. У вас, юристов, это, кажется, так называется. А ты с какой целью интересуешься? — Любопытствует женщина, впрочем, уже догадываясь, откуда ветер дует. Не зря ведь он спальню проигнорировал. А сейчас сопит сердито, и думает, что она ничего не замечает. Вера закусила губу, в попытке скрыть улыбку. Все-таки приятно, когда такой мужчина тебя немножечко ревнует… Сразу чувствуешь себя такой… роковой дамой. Вера прыснула, не в силах удержать смешок.
— С целью узнать, где ты жить собираешься, — пояснил Егор, и тут же уточнил. — А ты чего хохочешь?
— Да так… Не обращай внимания. Глупости всякие в голову лезут.
— Глупости — это хорошо, если в меру. Так, где ты собираешься жить после развода?
— А что, есть какие-то предложения? — бесшабашно поинтересовалась Вера, и только потом поняла, что ляпнула.
— Ну… Предложение в нашей ситуации может быть только одно — переезжай к нам. Люди мы взрослые, тянуть кота за яй… хвост не имеет смысла…
— Вы привлекательны, я чертовски привлекателен — чего зря время терять? — захохотала Вера, цитируя классиков. Ей было очень-очень весело.
— Вер… Я серьезно. Жених я, конечно, незавидный, но ты, вроде бы, нашла общий язык с Аськой и Денисом… И, черт… Конечно, ты можешь и не переезжать, но я ума не приложу, как мы будем встречаться. У меня физически нет такой возможности.
Вера замоталась в простыню и уселась на диване. Серьезный разговор у них затевался, ей просто необходимо было видеть его глаза. Егор тоже привстал.
— Я не считаю помехой твоих детей, если ты об этом. Только уж очень быстро развиваются события. А нам в любом случае пока не стоит выпячивать наши отношения…
— Почему?
— Ты сам говорил, что прокурор не может…
— Погоди… Я не могу оставаться прокурором в деле Григорьева. И прятаться ни от кого не собираюсь. Я заявлю самоотвод, и все будет нормально, ведь дело еще не рассматривалось, по существу.
— Нет, Егор… Нет. Мы так не договаривались, — отчаянно замотала головой Вера.
— То есть? Ты против?
— Категорически! Ты единственный неравнодушный человек во всей этой проклятой, прогнившей напрочь системе. Я ведь не доверяю никому. Тебе только… Егор, пожалуйста, не нужно этого делать. Я не смогу, не выдержу… — Вера вскочила, паника подступала к горлу и звенела в голосе.
— Вера… Я руководствуюсь исключительно законом. Всегда. Именно поэтому я такой неравнодушный, как ты только что заметила. Что будет, если я стану, как все, и наплюю на правила? Ты будешь доверять мне так же?
Вера открыла рот, но так ничего и не произнесла. Ее душили противоречивые эмоции. Она понимала Егора, но в глубине души не могла согласиться с его решением. Не могла! Ради Димки и всего того, через что ей пришлось пройти.
— Если придется выбирать между нашими отношениями, и твоим участием в деле Григорьева… Я выберу твое участие в деле. Извини, Егор.
ГЛАВА 16
Первое время Егор злился. Весь следующий день — так точно. Какому нормальному мужику понравится, когда тебя, такого распрекрасного, отодвигают на задний план? Точнее, не отодвигают даже. А вовсе отказываются… Потом разум возобладал. Егор стал прикидывать, как лучше поступить. То, что он не будет участвовать в процессе, уже даже не обсуждалось. Профессиональная честь для него не была пустым звуком. Вопрос в том, как убедить Веру отнестись к ситуации с пониманием. Как сделать так, чтобы она не посчитала его предателем? В конце концов, он борется не только за себя. Это их общее будущее, которое решается в этот самый момент. Егор не желает перечёркивать его прошлым. И Вере не даст этого сделать…
Размышления прерывает появление секретарши.
— Егор Владимирович… Там… Такое! — страшно округлив глаза, громко зашептала она, указывая коротким мясистым пальцем в направлении двери. Егору даже стало интересно, что смогло настолько впечатлить его непрошибаемую секретаршу?
— Что там?
— Министр! — прохрипела она, хватаясь за горло.
Прокурор удивился, но не так, чтобы сильно. С Бушиным они были знакомы давно. И можно сказать, даже уважали друг друга.
— Ну, так приглашайте. Что ж вы его в приёмной маринуете?
— Что, вот прям так и запускать? А вам, что, не нужно времени на подготовку?
