1.
Мой путь в Бездну начинался от старой мельницы Приграничья - она прячется за вересковым холмом, открывающем путь в Иные миры, но запретно ступать на дорогу изменчивых грез.
Закружат вихри безвременья, выбросят посреди нескончаемого моря трав – безбрежного, полынного… не найдешь пути назад.
…От матери я слышала, что в лиловых туманах, зарождающихся в оврагах возле холма, прячется дорога в столицу Приграничья… Темная империя могущественна и величественна, в ней правят высокомерные и прекрасные лорды, владеющие высшей магией. Их дворцы роскошны, их сады утопают в сладких ароматах невиданных цветов, их эльфийское волшебное вино дарит дивные грезы и призрачные сны. Но главное – они создали место, в котором такие, как я, могут научиться владеть своими Бедами.
Впрочем, в столице Приграничья Проклятия не считаются Бедами.
…А здесь люди стороной обходят мой дом, говоря, что живет у верескового холма проклятая ведьма, что черти да ведьмаки, духи смерти и умертвия слетаются безлунными ночами к мельничному колесу… что дочка старосты, которая того года утопла, была платой водяному, что я – ведьма проклятая – ее заколдовала да и на дно илистое отправила.
И уходить с мельницы мне нужно не только потому, что обучаться я темным наукам хочу… но чтобы жизнь свою спасти. Нашептал мне ветер, что скоро придут к холму с зажженными факелами, с ядом в крови и с проклятиями на устах, с ненавистью и яростью во взглядах… и будут люди страшнее диких зверей, когда ворвутся в мой дом.
Уходить нужно.
…Черный омут с белыми лилиями, камыши и осока, темный осинник за верещатником и желтыми облаками дрока… и узкая лента тропы, что вьется между оврагов с лещиной. Оттуда поднимается туман – лилово-розовый из-за цветущего медоносного вереска, он кажется сотканным из грез и видений призрачной страны, где живет волшебство.
Мое Проклятие – Проклятие Пути.
Кто и когда одарил меня им? Оно досталось мне в наследство от неразговорчивого и хмурого отца? Или оно вошло в мою кровь с материнским молоком? Я плохо помню ее, ту женщину, которая учила меня петь и вышивать… и тайком от отца – заклинаниям, говоря, что в ее роду все женщины – ведьмы. И что я должна молчать об этом.
Никогда. Никому. Ни за что. Нельзя. Говорить.
…Помню, что у нее были синие глаза и тонкие бледные губы. Помню золотую косу, которая тонкой змеей сползала по хрупкому плечу. Помню запах медуницы и бересклета, волчьих ягод и полыни.
Отец никогда не рассказывал, куда она пропала. Умерла? Или… ушла в поисках своего Пути? Я не держу на нее зла – я ведь знаю этот колдовской зов, идущий из туманного морока, что дрожит над зарослями вереска. Я знаю, каково это – сопротивляться этому зову…
И я тоже пройду свой Путь – только вот найти бы его среди переплетения трав.
А сейчас мне нужно послушать сказку вереска – может, он подскажет мне, куда идти?
…В давние времена, еще до создания империи, когда на севере жили инистые великаны, в глубинах гор – маленькие уродливые кузнецы цверги, а в тенистых рощах водили хороводы прекрасные обольстительницы феи, правил в наших краях один король. Имя его давно забыто, истаяло оно в тумане времен, пеплом осыпалось на курганы, песком ушло в торфяные болота, и осталась среди людей лишь память о его верной жене, которая ждала своего мужа в высокой башне старинного королевского замка. Был он построен посреди пустоши еще дивным народом, с которым смертные прежде жили в мире, под колдовскими зелеными знаменами шли в бой предводители кланов, и нередки были свадьбы между людьми и их добрыми соседями. Замок этот возведен был для обороны и грозно высился на вершине скалы, в которую вгрызался волнами седой океан. Неприступным казался замок, вызывал восторг и восхищение одним своим видом.
Но беспощадно время ко всему в этом мире – даже горы становятся пустыней, моря высыхают, а на месте пустошей появляются высокие холмы. И сейчас лишь руины темнеют на скалистом берегу, где жил прежде король, тонут разрушенные башни в дымном мареве, лилово-розовом в свете закатного солнца.
Вереск – волшебный медоносный цветок, выросший из слезинки несчастной королевы, оплакавшей много сотен лет назад своего погибшего возлюбленного. С тех пор покрывает он горные склоны нашей страны, ее пустоши и торфяные болота, ее гари и лесные поляны. Можно встретить его в сосняке, на вырубках, на опушках и рядом с болотами. Заросли его – верещатник дикий – хранят дороги между мирами с тех пор, как нарушен был договор между дивным народом и людьми, живущими в горных долинах. Смертным запретно теперь пускаться в Путь к миру грез – и лишь редкие счастливцы удостаиваются этой чести.
…Какими только именами не одарили вереск люди – багульник, красная трава, ерник и верос, боровица и рыскун, вересень и горовица, гречуха и зеленица, чабер и побрусничник… Но как бы ни звался он, цветки его, похожие на колокольчики, каждый узнает, а мед его с позднего взятка горчит слегка - наверное, потому и говорят, что похож он на позднюю любовь.
Едва сходит снег, как тут же проступают зеленые побеги, а к цветению несется по ветру терпкий медовый аромат, влечет странников к волшебным Холмам. Верное дело – стоит увидеть поляну, переливающуюся волшебной радугой, и замрет человек от восторга в густом облаке медоносов, среди гудения пчел. Если повезет, то встретит он пчелиную королеву – золотистым видением плывет она между веточек, патокой медовой стекают ее косы, глаза – янтарь и смола сосновая, платье из парчи и органзы украшено жемчугами и изумрудами, вышито серебряной нитью, и длинный шлейф сверкающей змеей ползет по траве. Прекрасна она, как сто земных королев, а поцелуи ее дарят вечное забвение и счастье. Но если обозлит смертный королеву, то заведет она его в непроходимые заросли, и оплетет тогда вереск проклятого, навеки останется он среди горечи луговых трав. Узкие листочки вереска станут острее кинжалов – опасно злить прекрасную королеву, ведь никто еще не уходил от нее из вересковой пустоши, и немало костей погребено под сиреневым ковром вереска.
…Идет холмами осень, с холодными ветрами, с диким воем призрачных псов, и уступает королева волшебную тропу повелителю Самайна, и отцветают кусты, лишь сухие веточки сиротливо дрожат в тумане, и кажется – все еще цветет вереск, все еще дарит миру горький аромат.
…Не ходи же тропой осенней, не вернешься к людям – вечно будешь спать на лиловой пустоши, сотканной из дымки проклятых грез.
Или же… найдешь дорогу туда, где спасешься от Бед.
Там Беды зовут Проклятиями, там знают, как с ними справляться. Там мне помогут.
И ступаю я смело на Тропу, и вижу улыбку пчелиной королевы, и кажется, что мир мой, который остается за спиной, с радостью отпускает меня.
Ищи свое спасение, шепчет мне вереск.
Ищи тех, кто поможет Беды твои превратить в Дар волшебный.
* * *
Осенней Охотой в поднебесье, листопадом – со скал да в пропасть… приду в новый мир бледным ликом за окнами. А там, за ними - ночной излом Самайна. В такие дни холод и тьма властвуют надо мною, и туманы кружат стаей серых птиц, а на перекрестье миров я стою на скалистой вершине. Вокруг меня – ветошью плещет дымка той осени, в которую мне больше не вернуться.
Вижу в туманной дымке тебя, Лесной Король… тебя, чье имя - Кернунн - горечью сосновых смол оседает на губах. Тебя, чье имя звучит в пении утренних птиц и шелесте полуночных трав.
Тебя, встретившего меня на пороге волшебного мира вечной осени.
Ты – сумрак, что черным клубком свернется в углу деревянного сруба, ты – ветер, который подарит мне крылья. Ты – тот, ради кого мне придется отказаться от танцев в черном осеннем небе.
Но разве нужна тебе Проклятая Тень? Нужна ли та, за чьей спиной плащом плещет Самайн, в чьих глазах горят колдовские костры, в чьих волосах запуталась паутина и сухие сосновые иглы… та, чье лицо сковало инеем, будто бы дивные узоры рисовала рука предзимья… Я явилась оттуда, где таинственные черные чащи скрывают следы трехпалых лап, оттуда, где в зеленом сумраке елей стонут призраки иных времен и народов… оттуда, где старая мельница в стылых туманах белеет, а речные девы плетут венки из белых лилий… Нет границ между тем, что было, и тем, что будет.
И летит лунными тропами Осенняя Охота, и воют псы над твоим домом, оскалены их морды, каплет в жухлые травы ядовитая слюна, и тлеют, рассыпаются травы те пеплом… и ветер несет эту пыль в твой завтрашний день, чтобы подарить тебе прошлое.
Летят и листья – багряные, в пятнах засохшей крови, сухие и ломкие, желтовато-охряные, ярко-медные… летят они к скале, засыпают меня, золотисто-алой дымкой кажутся в сизом полумраке. И видится мне, что там, где ты ждешь меня – ты, который готов принять мою Тьму – всегда ярко и солнечно, и нет мрака, и лишь янтарный свет льется с небес.
Слышишь - вой?
Это я за тобой иду.
По болотам и топи лесной, по бруснике, что кровью алеет в темной зелени мхов, по тропе, что змеится среди валунов черного леса.
Это - я.
Я – отголосок зимней стужи и пронзительного, холодного ветра, от которого стынет кровь. Согрей меня грогом, согрей меня хлебом… отваром из диких лесных трав… чаем из земляники и липы. Не позволь мне снова идти к излому времен. Не позволь мне ступать на тропу, ведущую к стае диких псов… Не позволь.
Дай мне тепло солнечных дней, свежесть весеннего ветра и сладость ежевичного вина. Дай испить твою любовь. И утонуть в ней.
Я так устала лететь за Тенями в сизую мглу осенних ночей. Так устала скользить лунным лучом по твоим окнам… устала звать тебя.
Устала ждать.
…Осенняя Охота началась.
Ты где?
Пусть не найду я путь назад, в Темную империю – но этот вечноосенний мир стал мне дорог. Хочу остаться навеки среди гибельного ельника, в объятиях Лесного Короля.
…Я иду по лесу, и ветер поет мне – в его песнях холод и сонная оторопь, в них перезвон латунных колокольчиков, ночная хмарь, дожди и туманы… в них дальний волчий вой и шорох жухлых листьев, плеск воды в ручье, лай одичавших псов…
Под холмом, что зарос верещатником, земля выворочена, словно проползла огромная змея.
Жутко. Страшно. Крики сов кажутся тоскливо-настырными.
Шаг.
Второй.
Шелест листьев под ногами.
Свист ветра в кронах старых лиственниц.
Хруст… Камень?.. Череп... Какого-то мелкого зверька, может, ласки или хорька.
Брезгливо смотрю под ноги, чтобы снова никуда не вступить. Фонарь в руке дрожит, свет его зыбко колышется в туманном мареве, пляшет по стволам, создает причудливые тени… Конечно, это лишь тень от фонаря скалится на склоне холма, возле колючей ежевики… а черные ягоды ее придают этой тени объемность.
А вот я… я бы все отдала за их мертвый покой, за вечность, проведенную в стылых туманах осенней страны грез. Вечная золотая осень, украшенная багрянцем и охрой листьев, вечный дождь и вечная серая дымка над рекой… ажурный мост, перекинутый на другой берег. А вода в той реке – алая, будто кровь… В предзимье она подмерзает, берется розоватой корочкой льда, и дивным узором вьется по нему россыпь рубиновых ягод брусники.
Я видела это все во снах, когда-то давно, когда еще жила на свой мельнице. И этот сон был так ярок, так… сочен – словно бы клюква, что кислым послевкусием остается на губах.
Межмирье, с его туманными змеями, ползущими в верхний мир, распахнулось навстречу мне, и из Холма, обрушившегося в подземье, выплыли черные Тени.
Страшно.
Жутко.
Сердце почти не бьется.
Но стою, не склонив головы, крепко держа фонарь. Смотрю в зеленые глаза привратников.
Жду их решения.
Меня привела неизбежность. Осенняя стылость и ночь. Меня привели сны на грани между Явью и Не-явью.
Меня привело мое Проклятие.
Беда, что плещется в крови черным ядом, сжигая вены.
…Листья – багряные и золотые, медно-рыжие – плотным ковром устилали тропу, приглушая шаги, хотя мои мягкие кожаные сапожки и так не издали бы ни звука. Приподняв подол длинного платья, я бросилась бежать.
Может, будет дано мне забвение?.. Беспечальная, забывающая свой род и свою землю, своих богов – я буду кружиться кленовым листом над полями и лесами в объятиях осенних духов!
…Или будут пугать мною детей, рассказывая страшную сказку о ведьме, отправившейся в Самайн в дальний лес?
И сгинувшей в осенних туманах.
Я замерла, застыла – как птица на излете… Из-за кустов боярышника выехал всадник в зеленом плаще и алом камзоле. Толстая золотая цепь на его груди, корона с рубинами и жемчугами… пронзительный взгляд медовых глаз, утонченные черты лица, светлые пшеничные локоны… руки крепко сжимают поводья, сбруя богато украшена…
Неужто я удостоилась такой чести, что меня встречают на пороге волшебного царства?.. Дышать тяжело, сказать – не могу ничего, словно губы склеены сосновой смолой. Лишь гляжу на прекрасного эльфа, присев в реверансе, и винного колеру юбки дивным цветком расцветают на золоте листьев.
Удивленно гляжу на свое новое роскошное платье, украшенное золотой нитью и мелким рубиновым крошевом, и с восхищением замираю, поглаживая колкую от вышивки парчу. Подарок от Лесного Короля?.. Никогда прежде не носила дочка мельника подобных нарядов…
Скоро меня украсят охра и медь дивных шелков, я надену мягкие атласные туфельки и буду танцевать с рыцарями и дамами на балу осени – в том ее изломе, откуда спешит к людям дикая охота, в том ее отражении, где горят огни на холмах, отгоняя злых духов. В той грани волшебного кристалла, где пламя из листьев перекинется на шелк моего платья и ленты, которые заплету я в волосы… Танцевать на угольях, танцевать с ветрами, танцевать со своим рыцарем…
И я приняла корону из опалов и янтаря.
И вступила в круг старой магии и вечного веселья.
* * *
Неслышно ступает по осеннему ковру пленница грез и туманных видений – кто и откуда, куда и зачем идет она в зеленом, как майская листва, плаще?.. Все вопросы пеплом седым лягут в выцветшие травы древней чащи, жухлыми листьями уплывут по проточной воде. Старым дубам и вязам, гибельному ельнику, что раскинулся на той стороне холма – им все равно, кто идет сейчас навстречу своей судьбе. Деревья ждут, когда прольется на мхи алая живительная кровь, чтобы дать им силы, дать им соки… Деревья стонут во мраке, ловят раскидистыми ветвями холодные ветра, деревья зовут своего повелителя.
…Поспеши, Лесной Король! Вот идет твоя Осенняя Королева! Поспеши, Лесной Король – ее глаза горят в предвкушении твоих гибельных ласк, ее губы ждут ядовитых поцелуев, ее лоно жаждет стать началом всего.
Колесо Равновесия катится по небу… И та, которая зажжет костры Бельтайна, та, которая сманит из хоровода смертных девушек прекрасную майскую повелительницу – идет она осенним лесом, гордо вскинув голову! Не страшно ей, не холодно… Ждет она встречи с тобой!
Беды и Проклятия кружат возле нее, туманными змеями оплетают плечи, но словно не чувствует она прикосновение этой липкой паутины. Или привыкла к темному соседству?..
Та, чьему слову станут подвластны эти проклятые чащи – идет к тебе! Та, что умрет и воскреснет в этих лесах – идет за тобой!
…Вдохни стылый волглый воздух болот, сорви алую горечь брусники, зачаруй ягоды, заморозь их своим дыханием, оберни серебром взгляда – и подари рубиновое ожерелье своей повелительнице. Примет она его, и кровавые слезы прочертят дорожки по белоснежным щекам – прощаться со своей жизнью среди людей, прощаться с летом и ярким солнцем, прощаться с душой пришло время…
Мой путь в Бездну начинался от старой мельницы Приграничья - она прячется за вересковым холмом, открывающем путь в Иные миры, но запретно ступать на дорогу изменчивых грез.
Закружат вихри безвременья, выбросят посреди нескончаемого моря трав – безбрежного, полынного… не найдешь пути назад.
…От матери я слышала, что в лиловых туманах, зарождающихся в оврагах возле холма, прячется дорога в столицу Приграничья… Темная империя могущественна и величественна, в ней правят высокомерные и прекрасные лорды, владеющие высшей магией. Их дворцы роскошны, их сады утопают в сладких ароматах невиданных цветов, их эльфийское волшебное вино дарит дивные грезы и призрачные сны. Но главное – они создали место, в котором такие, как я, могут научиться владеть своими Бедами.
Впрочем, в столице Приграничья Проклятия не считаются Бедами.
…А здесь люди стороной обходят мой дом, говоря, что живет у верескового холма проклятая ведьма, что черти да ведьмаки, духи смерти и умертвия слетаются безлунными ночами к мельничному колесу… что дочка старосты, которая того года утопла, была платой водяному, что я – ведьма проклятая – ее заколдовала да и на дно илистое отправила.
И уходить с мельницы мне нужно не только потому, что обучаться я темным наукам хочу… но чтобы жизнь свою спасти. Нашептал мне ветер, что скоро придут к холму с зажженными факелами, с ядом в крови и с проклятиями на устах, с ненавистью и яростью во взглядах… и будут люди страшнее диких зверей, когда ворвутся в мой дом.
Уходить нужно.
…Черный омут с белыми лилиями, камыши и осока, темный осинник за верещатником и желтыми облаками дрока… и узкая лента тропы, что вьется между оврагов с лещиной. Оттуда поднимается туман – лилово-розовый из-за цветущего медоносного вереска, он кажется сотканным из грез и видений призрачной страны, где живет волшебство.
Мое Проклятие – Проклятие Пути.
Кто и когда одарил меня им? Оно досталось мне в наследство от неразговорчивого и хмурого отца? Или оно вошло в мою кровь с материнским молоком? Я плохо помню ее, ту женщину, которая учила меня петь и вышивать… и тайком от отца – заклинаниям, говоря, что в ее роду все женщины – ведьмы. И что я должна молчать об этом.
Никогда. Никому. Ни за что. Нельзя. Говорить.
…Помню, что у нее были синие глаза и тонкие бледные губы. Помню золотую косу, которая тонкой змеей сползала по хрупкому плечу. Помню запах медуницы и бересклета, волчьих ягод и полыни.
Отец никогда не рассказывал, куда она пропала. Умерла? Или… ушла в поисках своего Пути? Я не держу на нее зла – я ведь знаю этот колдовской зов, идущий из туманного морока, что дрожит над зарослями вереска. Я знаю, каково это – сопротивляться этому зову…
И я тоже пройду свой Путь – только вот найти бы его среди переплетения трав.
А сейчас мне нужно послушать сказку вереска – может, он подскажет мне, куда идти?
…В давние времена, еще до создания империи, когда на севере жили инистые великаны, в глубинах гор – маленькие уродливые кузнецы цверги, а в тенистых рощах водили хороводы прекрасные обольстительницы феи, правил в наших краях один король. Имя его давно забыто, истаяло оно в тумане времен, пеплом осыпалось на курганы, песком ушло в торфяные болота, и осталась среди людей лишь память о его верной жене, которая ждала своего мужа в высокой башне старинного королевского замка. Был он построен посреди пустоши еще дивным народом, с которым смертные прежде жили в мире, под колдовскими зелеными знаменами шли в бой предводители кланов, и нередки были свадьбы между людьми и их добрыми соседями. Замок этот возведен был для обороны и грозно высился на вершине скалы, в которую вгрызался волнами седой океан. Неприступным казался замок, вызывал восторг и восхищение одним своим видом.
Но беспощадно время ко всему в этом мире – даже горы становятся пустыней, моря высыхают, а на месте пустошей появляются высокие холмы. И сейчас лишь руины темнеют на скалистом берегу, где жил прежде король, тонут разрушенные башни в дымном мареве, лилово-розовом в свете закатного солнца.
Вереск – волшебный медоносный цветок, выросший из слезинки несчастной королевы, оплакавшей много сотен лет назад своего погибшего возлюбленного. С тех пор покрывает он горные склоны нашей страны, ее пустоши и торфяные болота, ее гари и лесные поляны. Можно встретить его в сосняке, на вырубках, на опушках и рядом с болотами. Заросли его – верещатник дикий – хранят дороги между мирами с тех пор, как нарушен был договор между дивным народом и людьми, живущими в горных долинах. Смертным запретно теперь пускаться в Путь к миру грез – и лишь редкие счастливцы удостаиваются этой чести.
…Какими только именами не одарили вереск люди – багульник, красная трава, ерник и верос, боровица и рыскун, вересень и горовица, гречуха и зеленица, чабер и побрусничник… Но как бы ни звался он, цветки его, похожие на колокольчики, каждый узнает, а мед его с позднего взятка горчит слегка - наверное, потому и говорят, что похож он на позднюю любовь.
Едва сходит снег, как тут же проступают зеленые побеги, а к цветению несется по ветру терпкий медовый аромат, влечет странников к волшебным Холмам. Верное дело – стоит увидеть поляну, переливающуюся волшебной радугой, и замрет человек от восторга в густом облаке медоносов, среди гудения пчел. Если повезет, то встретит он пчелиную королеву – золотистым видением плывет она между веточек, патокой медовой стекают ее косы, глаза – янтарь и смола сосновая, платье из парчи и органзы украшено жемчугами и изумрудами, вышито серебряной нитью, и длинный шлейф сверкающей змеей ползет по траве. Прекрасна она, как сто земных королев, а поцелуи ее дарят вечное забвение и счастье. Но если обозлит смертный королеву, то заведет она его в непроходимые заросли, и оплетет тогда вереск проклятого, навеки останется он среди горечи луговых трав. Узкие листочки вереска станут острее кинжалов – опасно злить прекрасную королеву, ведь никто еще не уходил от нее из вересковой пустоши, и немало костей погребено под сиреневым ковром вереска.
…Идет холмами осень, с холодными ветрами, с диким воем призрачных псов, и уступает королева волшебную тропу повелителю Самайна, и отцветают кусты, лишь сухие веточки сиротливо дрожат в тумане, и кажется – все еще цветет вереск, все еще дарит миру горький аромат.
…Не ходи же тропой осенней, не вернешься к людям – вечно будешь спать на лиловой пустоши, сотканной из дымки проклятых грез.
Или же… найдешь дорогу туда, где спасешься от Бед.
Там Беды зовут Проклятиями, там знают, как с ними справляться. Там мне помогут.
И ступаю я смело на Тропу, и вижу улыбку пчелиной королевы, и кажется, что мир мой, который остается за спиной, с радостью отпускает меня.
Ищи свое спасение, шепчет мне вереск.
Ищи тех, кто поможет Беды твои превратить в Дар волшебный.
* * *
Осенней Охотой в поднебесье, листопадом – со скал да в пропасть… приду в новый мир бледным ликом за окнами. А там, за ними - ночной излом Самайна. В такие дни холод и тьма властвуют надо мною, и туманы кружат стаей серых птиц, а на перекрестье миров я стою на скалистой вершине. Вокруг меня – ветошью плещет дымка той осени, в которую мне больше не вернуться.
Вижу в туманной дымке тебя, Лесной Король… тебя, чье имя - Кернунн - горечью сосновых смол оседает на губах. Тебя, чье имя звучит в пении утренних птиц и шелесте полуночных трав.
Тебя, встретившего меня на пороге волшебного мира вечной осени.
Ты – сумрак, что черным клубком свернется в углу деревянного сруба, ты – ветер, который подарит мне крылья. Ты – тот, ради кого мне придется отказаться от танцев в черном осеннем небе.
Но разве нужна тебе Проклятая Тень? Нужна ли та, за чьей спиной плащом плещет Самайн, в чьих глазах горят колдовские костры, в чьих волосах запуталась паутина и сухие сосновые иглы… та, чье лицо сковало инеем, будто бы дивные узоры рисовала рука предзимья… Я явилась оттуда, где таинственные черные чащи скрывают следы трехпалых лап, оттуда, где в зеленом сумраке елей стонут призраки иных времен и народов… оттуда, где старая мельница в стылых туманах белеет, а речные девы плетут венки из белых лилий… Нет границ между тем, что было, и тем, что будет.
И летит лунными тропами Осенняя Охота, и воют псы над твоим домом, оскалены их морды, каплет в жухлые травы ядовитая слюна, и тлеют, рассыпаются травы те пеплом… и ветер несет эту пыль в твой завтрашний день, чтобы подарить тебе прошлое.
Летят и листья – багряные, в пятнах засохшей крови, сухие и ломкие, желтовато-охряные, ярко-медные… летят они к скале, засыпают меня, золотисто-алой дымкой кажутся в сизом полумраке. И видится мне, что там, где ты ждешь меня – ты, который готов принять мою Тьму – всегда ярко и солнечно, и нет мрака, и лишь янтарный свет льется с небес.
Слышишь - вой?
Это я за тобой иду.
По болотам и топи лесной, по бруснике, что кровью алеет в темной зелени мхов, по тропе, что змеится среди валунов черного леса.
Это - я.
Я – отголосок зимней стужи и пронзительного, холодного ветра, от которого стынет кровь. Согрей меня грогом, согрей меня хлебом… отваром из диких лесных трав… чаем из земляники и липы. Не позволь мне снова идти к излому времен. Не позволь мне ступать на тропу, ведущую к стае диких псов… Не позволь.
Дай мне тепло солнечных дней, свежесть весеннего ветра и сладость ежевичного вина. Дай испить твою любовь. И утонуть в ней.
Я так устала лететь за Тенями в сизую мглу осенних ночей. Так устала скользить лунным лучом по твоим окнам… устала звать тебя.
Устала ждать.
…Осенняя Охота началась.
Ты где?
Пусть не найду я путь назад, в Темную империю – но этот вечноосенний мир стал мне дорог. Хочу остаться навеки среди гибельного ельника, в объятиях Лесного Короля.
…Я иду по лесу, и ветер поет мне – в его песнях холод и сонная оторопь, в них перезвон латунных колокольчиков, ночная хмарь, дожди и туманы… в них дальний волчий вой и шорох жухлых листьев, плеск воды в ручье, лай одичавших псов…
Под холмом, что зарос верещатником, земля выворочена, словно проползла огромная змея.
Жутко. Страшно. Крики сов кажутся тоскливо-настырными.
Шаг.
Второй.
Шелест листьев под ногами.
Свист ветра в кронах старых лиственниц.
Хруст… Камень?.. Череп... Какого-то мелкого зверька, может, ласки или хорька.
Брезгливо смотрю под ноги, чтобы снова никуда не вступить. Фонарь в руке дрожит, свет его зыбко колышется в туманном мареве, пляшет по стволам, создает причудливые тени… Конечно, это лишь тень от фонаря скалится на склоне холма, возле колючей ежевики… а черные ягоды ее придают этой тени объемность.
А вот я… я бы все отдала за их мертвый покой, за вечность, проведенную в стылых туманах осенней страны грез. Вечная золотая осень, украшенная багрянцем и охрой листьев, вечный дождь и вечная серая дымка над рекой… ажурный мост, перекинутый на другой берег. А вода в той реке – алая, будто кровь… В предзимье она подмерзает, берется розоватой корочкой льда, и дивным узором вьется по нему россыпь рубиновых ягод брусники.
Я видела это все во снах, когда-то давно, когда еще жила на свой мельнице. И этот сон был так ярок, так… сочен – словно бы клюква, что кислым послевкусием остается на губах.
Межмирье, с его туманными змеями, ползущими в верхний мир, распахнулось навстречу мне, и из Холма, обрушившегося в подземье, выплыли черные Тени.
Страшно.
Жутко.
Сердце почти не бьется.
Но стою, не склонив головы, крепко держа фонарь. Смотрю в зеленые глаза привратников.
Жду их решения.
Меня привела неизбежность. Осенняя стылость и ночь. Меня привели сны на грани между Явью и Не-явью.
Меня привело мое Проклятие.
Беда, что плещется в крови черным ядом, сжигая вены.
…Листья – багряные и золотые, медно-рыжие – плотным ковром устилали тропу, приглушая шаги, хотя мои мягкие кожаные сапожки и так не издали бы ни звука. Приподняв подол длинного платья, я бросилась бежать.
Может, будет дано мне забвение?.. Беспечальная, забывающая свой род и свою землю, своих богов – я буду кружиться кленовым листом над полями и лесами в объятиях осенних духов!
…Или будут пугать мною детей, рассказывая страшную сказку о ведьме, отправившейся в Самайн в дальний лес?
И сгинувшей в осенних туманах.
Я замерла, застыла – как птица на излете… Из-за кустов боярышника выехал всадник в зеленом плаще и алом камзоле. Толстая золотая цепь на его груди, корона с рубинами и жемчугами… пронзительный взгляд медовых глаз, утонченные черты лица, светлые пшеничные локоны… руки крепко сжимают поводья, сбруя богато украшена…
Неужто я удостоилась такой чести, что меня встречают на пороге волшебного царства?.. Дышать тяжело, сказать – не могу ничего, словно губы склеены сосновой смолой. Лишь гляжу на прекрасного эльфа, присев в реверансе, и винного колеру юбки дивным цветком расцветают на золоте листьев.
Удивленно гляжу на свое новое роскошное платье, украшенное золотой нитью и мелким рубиновым крошевом, и с восхищением замираю, поглаживая колкую от вышивки парчу. Подарок от Лесного Короля?.. Никогда прежде не носила дочка мельника подобных нарядов…
Скоро меня украсят охра и медь дивных шелков, я надену мягкие атласные туфельки и буду танцевать с рыцарями и дамами на балу осени – в том ее изломе, откуда спешит к людям дикая охота, в том ее отражении, где горят огни на холмах, отгоняя злых духов. В той грани волшебного кристалла, где пламя из листьев перекинется на шелк моего платья и ленты, которые заплету я в волосы… Танцевать на угольях, танцевать с ветрами, танцевать со своим рыцарем…
И я приняла корону из опалов и янтаря.
И вступила в круг старой магии и вечного веселья.
* * *
Неслышно ступает по осеннему ковру пленница грез и туманных видений – кто и откуда, куда и зачем идет она в зеленом, как майская листва, плаще?.. Все вопросы пеплом седым лягут в выцветшие травы древней чащи, жухлыми листьями уплывут по проточной воде. Старым дубам и вязам, гибельному ельнику, что раскинулся на той стороне холма – им все равно, кто идет сейчас навстречу своей судьбе. Деревья ждут, когда прольется на мхи алая живительная кровь, чтобы дать им силы, дать им соки… Деревья стонут во мраке, ловят раскидистыми ветвями холодные ветра, деревья зовут своего повелителя.
…Поспеши, Лесной Король! Вот идет твоя Осенняя Королева! Поспеши, Лесной Король – ее глаза горят в предвкушении твоих гибельных ласк, ее губы ждут ядовитых поцелуев, ее лоно жаждет стать началом всего.
Колесо Равновесия катится по небу… И та, которая зажжет костры Бельтайна, та, которая сманит из хоровода смертных девушек прекрасную майскую повелительницу – идет она осенним лесом, гордо вскинув голову! Не страшно ей, не холодно… Ждет она встречи с тобой!
Беды и Проклятия кружат возле нее, туманными змеями оплетают плечи, но словно не чувствует она прикосновение этой липкой паутины. Или привыкла к темному соседству?..
Та, чьему слову станут подвластны эти проклятые чащи – идет к тебе! Та, что умрет и воскреснет в этих лесах – идет за тобой!
…Вдохни стылый волглый воздух болот, сорви алую горечь брусники, зачаруй ягоды, заморозь их своим дыханием, оберни серебром взгляда – и подари рубиновое ожерелье своей повелительнице. Примет она его, и кровавые слезы прочертят дорожки по белоснежным щекам – прощаться со своей жизнью среди людей, прощаться с летом и ярким солнцем, прощаться с душой пришло время…
