– Иванка! — раздался знакомый голос из-за плетня, и среди цветов и горшков появился Янко, паренек соседский, что все хороводил вокруг дивчины.
Иванка в испуге глянула — не вышла ли на крыльцо мать? — и к плетню бросилась. Улыбнулась парню. Черные кудри, лицо смуглое с тонкими чертами и скулами высокими — такого красавца на всю деревню больше не было. Высокий и широкоплечий, он был словно молодой дубок.
- Зачем пришел? Или от матери кочергой получить хочешь? - смеется Иванка.
А сама смотрит на парубка, глаз не отводит.
— Ты в лес сегодня пойдешь? – спросил Янко. - Купала все-таки, праздник большой! Может, мать отпустит?
Иванка стрельнула зелеными глазами на парубка и только руками развела. Потом опять взволнованно посмотрела на хату — там ли мать, не идет? Почему-то Мотря в последнее время очень злой стала, не дает на гулянки бегать, а когда дочь у колодца с Янко увидала, то так кричала, так ругалась, чуть кочергой не прилетело! Запретила и близко к парубку подходить. В ссоре старуха была с его семьей, на дух не выносила весь род. А чего так — о том не говорила.
— Я тебя буду ждать под вербой, где скала срывается в реку, — прошептал Янко, не отводя взгляда от дивчины.
И словно черная пропасть в глазах его раскрылась или водоворот, в котором беседы живут. Когда видела парубка Иванка или даже просто вспоминала — сердце у нее обрывалось, хотелось лететь над землей волшебной птицей…
– Я приду, – ответила, улыбнувшись. - Обещаю.
Да и побежала в дом, где мать уже ждала.
Как вечером отпроситься? Все девчата и парубки будут костер в лесу жечь и веночки по реке пускать… Праздник Купалы был для всех очень важен. В эту ночь можно найти волшебный папоротник, сокровище получить, если не испугаешься нечистых… или настоящую любовь свою встретить. Травы собирали волшебные, прыгали через костер… Иногда и русалки к людям приходили. Могли они очаровать, свести с ума, приманить в лес или реку и защекотать до смерти!.. Но никто этого не боялся, в последние годы никогда не удавалось нечистым сглазить людей. Или оберегал кто?.. Иванка только улыбалась загадочно, когда мать ее о том спрашивала, но не запрещала на праздник ходить... Может, и в этот раз отпустит.
Иванке так хотелось присоединиться к играм и веселью! А еще — защитить своего Янко от злых духов, которые будут колобродить у купальского костра — не было еще такого, чтобы русалки и мавки не танцевали между людьми.
В хате пахло травами, рыжая кошка мурлыкала на подоконнике. Мать перебирала цветы и листья, что насобирала в саду и лесу — была она знахаркой, умела лечить людей… Все село к ней шло. Но и опасались Мотрю. Потому что могла и сглазить, если захочет, так говорили о ней. Напустит туман на человека, очарует его так, что он застрянет в другом мире — никогда не вернется. О таком скажут — с ума сошла… Но Иванка знала — никогда ее мать такого не делала. Так думали из-за глаз ее вылупленных и опущенных низко бровей — взгляд Мотрин был неприятный, пугающий. Всегда она смотрела из-подо лба, будто и в самом деле порчу навести хочет…
Была старая Мотря костлявая, как мара, с длинной седой косой, которую укладывала вокруг головы и красным платком прикрывала. Глаза — зеленые, как у кошки. По молодости — такая же красивая, как и дочь, была. Иванка в нее уродилась — тоненькая, как веточка вербы, стройная и высокая. Все парубки на нее заглядывались, но Янко опасались, потому что он и кулаками мог махать, чтобы не цеплялись к его зазнобе. Ревнив был.
Но Мотре такой жених не нравился. А почему – не объясняла.
Силой колдовской Иванка тоже владела. Но никому об этом не говорила. Да и слаба была — только ночью, подобной купальской, просыпались в ней чары, да и могла она видеть другой мир. Существ лесных или полевых — русалок и нявок, хух маленьких, домовых или злыдней, а однажды потерчонка встретила. Берегла Иванка свою тайну даже от матери. Не желала, чтобы ее ведьмой считали. Хотела обычной жизни. Замуж выйти за Янко и детишек родить. Дом поставить, и чтобы вокруг был вишневый сад… Мечтала только об этом.
— На Купалу она собралась, — бормотала старуха, глядя, как дочка на гуляние прихорашивается — косы украсила цветами, красными лентами, вышиванку из тонкого полотна достала из своего заветного сундука, куда приданое собирала… Хорошая девка выросла, кровь с молоком. Только вот кровь иная… Будто и не ее дочка-то. Ведьмы не должны быть такими – добрыми слишком да мягкими, к людям доверчивыми, иначе недолго им на свете жить… Себя надо уметь защитить. А для этого злость нужна. Злость и огонь. А Иванка как ручеек лесной — спокойная и кроткая. Да и не нравился старухе Мотре Янко, что все ходит к дочке да вот-вот сватов зашлет. Как глупую уберечь?
Когда-то и сама Мотря к купальским кострам бегала и веночки плела. И чем все кончилось? Тоской и болью. И еще повезло, что никто не узнал про ее позор, да что отец Иванки на ней женился. Хороший он был, и девчонка в него пошла. Жаль, утонул того года по зиме… Но то водяной свою плату взял, нечистые всегда свое берут, за чары надо платить… Может, и хорошо, что дочь не хочет ничего общего с волшебством иметь? Но отпустит ли ее потусторонний мир… Кровь не водица.
— Мамочка, все хорошо будет, обещаю быть тихой и не лезть никуда, — повернулась к ней Иванка, налюбовавшись собой в небольшом зеркальце, что отец ей с ярмарки когда-то привез. Баловал он дочь.
Девушка вздохнула, видя, что мать так волнуется. В лесу травы вызрели, костры горят, песни звонкие летят над речкой… Ох, скорее туда, к берегу колдовскому, где подружки веночки плетут и танцуют под вербами…
— Держи, — достала Мотря из сундука синюю ленту. — Не снимай и никому не дари, благодаря ей волшебство этой ночью обойдет тебя. Сама знаешь, что может случиться…
Знала Иванка. И боялась этого. Но верила, что благодаря Янко, благодаря его любви сможет остаться человеком в эту волшебную ночь. Ведьмаркам всегда тяжело в такие ночи священные, им с лесными и озерными духами лучше, чем с людьми… Но так сильно нравился стройный чернявый парень Иванке, что казалось — способна она ради него вообще от чар отказаться. Но матери этого не говорила. Потом. Всё потом. Вот выйдет замуж – и тогда заживет обычной жизнью.
Взяла ленту и вплела в свои золотистые волосы.
Лето красное шло землей. Бежала Иванка к милому и нарадоваться не могла теплу и травам, что вокруг цвели, ароматом их горьковато-сладким. Вошли целебные травы в силу, как раз теперь и собирать их. Случаются в эту ночь чудеса, зелья силу набирают, папоротник расцветает. Но матушка сегодня без нее пойдет в лес... Плакун-траву рвать, что от нечистых защищает, может, и разрыв-траву найдет или чар-зелье волшебное... Мотря сильная была ведьма, и все мечтала добраться до перунового цвета.
Шел Купало по миру — солнечный красавец, которого Иванка представляла похожим на жениха своего. Шел и нес с собой теплое лето, синее небо и песни ручьев да рек. И шумела роща зеленая, полная гомона и звонкого смеха людского.
– Иванка! - зовет Янко. Вышел на тропу, смотрит ласково. Белая рубашка вышита красным и черным, кожаный пояс с узором… Красивый очень. И любимый.
Ничего не жалко ради него.
— Пойдем ли папоротник искать? – спрашивает девушка, смело беря за руку своего милого. В этот день все можно. И даже чуть больше. - Кто цвет папоротника увидит - тот счастлив будет, знаешь ли? А если добудем, то и клад найдем…
– Не нужны мне ни сокровища, ни богатства лесные, – ответил парень, ведя милую в лес, где уже подружки ее плели венки на берегу реки. – Ты – мое сокровище.
— Говорят, жар-цвет тот, что всем цветкам цветок, словно огонь цветет… Говорят, он поет как соловей и подпрыгивает, тот бутон… Но прав ты, черти и духи лесные стерегут перунов огнецвет, можно и себя потерять навсегда в мире потустороннему! — Иванка увидела на берегу подруг, нарвавших уже цветы и травы для венков. — Ты иди к скале, где деды говорили, черти живут, туда все венки приплывают… Ловить будешь мой?.. Обещаешь, что поймаешь?
- А ты вплетешь в него эту синюю ленту, чтобы я узнал, что это твой веночек, да и случайно чужой не схватил? - попросил парень.
На мгновение замерла Иванка, вспомнив материнские слова не снимать эту ленту, но так хотелось, чтобы милый узнал ее венок… И кивнула, дернув синюю змейку с волос. Потому что красными многие украсят, а вот такого цвета в этот день почти не было лент… Да и пошла по высокой траве к реке, иногда оглядываясь на парня.
И Полесье шептало ветерком, танцевало туманом над рекой, звало пением птиц к невидимому миру духов… Иванка чувствовала их всех — и русалок в реке, хищно наблюдавших из воды за девушками, и мавок среди старых елей и дубов, и даже потерчат, скулящих посреди ивняка, дрожа от холода — всегда они, несчастные детки, мерзли, такова уж их доля. Никто не согреет мертвых детишек, никто им тепла не подарит, вот и плачут они себе тихонечко… А слезы их камнями падают на дно реки, да и тянут их души в водицу… Водяной издали смотрел на людей, зеленые пряди его волос казались водорослями, сливались волнами. А где-то высоко в небе летела звезда-Летавица, спешила куда-то, где нужна была ее помощь… Жил потусторонний мир иным, невидимым людям жизнью.
И радовался ночи купальской.
Сумерки ползли по лесу синим туманом, и уже разожгли большой костер люди, а подружки Иванки наплели венков. И начала молодежь байки травить — о духах лесных, о ведьмах и русалках, которые в эту волшебную ночь могут среди людей колобродить. Иванке было очень не по себе, хоть и рядом милый. Держала она свой веночек, перевитый синей лентой, и жалела уже об обещании. Лучше бы не снимала она маменькин оберег… Потому что хорошо помнила, как когда-то в такую же волшебную купальскую ночь не смогла сдержать свою суть ведьмарскую и превратилась в кошку.
Танцы, пение, веселье… девушки пошли веночки по воде пускать, парни бросились к скале, чтобы их там ловить, а потом уже все собирались папоротник искать… Но едва веночек Иванки поплыл по реке, как пламя охватило ее всю. С отчаянием увидела она, как ногти ее превращаются в когти, а на коже появляется небольшой пушок. Выдохнула, пытаясь успокоиться, испуганно посмотрела вокруг, но никто пока на нее внимания не обращал. И пока девушки помчались завивать вербу, Иванка бросилась в лес. К бесам этот праздник и хороводы с подружками — надо спрятаться, пока не превратилась она в кошку на глазах у всех… Все же права была матушка… не сможет она со своим проклятием справиться… слаба еще! Но поздно жалеть – что сделано, то сделано!
Темнота. Бархатная. Ласковая…. Полная горьких ароматов трав. Звучит дальняя песня… Лунное сияние скользит по травам и листьям, туман ползет змеями… Права была матушка, не надо Иванке ходить в лес в такие праздники, ой не надо! И чего не послушалась?.. Теперь как до утра спрятаться? И где... Надо, чтобы никто не нашел ее, потому что сразу догадаются люди, что это за кошка по лесу шныряет в купальскую ночь.
— Иди сюда… — позвал ее маленький худой потерчнок в белой мокрой рубашке с пятнами от травы. – Иди, здесь нет никого…
Иванка упала на землю, чувствуя, что ноги и руки стали другими, мир изменился, хотела сказать что-то малышу, но не смогла. Только мурлыканье раздалось в тишине.
— Киса, иди сюда, иди сюда… — повторял маленький дух, и ведьма пошла бы, спряталась в темноте среди старых пихт, но тут увидела, как из реки вышла русалка, бледная и растрепанная, в белой рубашке. Вышла и приняла человеческий облик… Ее, Иванки, облик!.. Стали золотистыми ее волосы, бледное лицо покрылось румянцем, глаза изменили цвет… Одежда появилась на ней такая же, в которой Иванка пришла в лес – значит, наблюдала за ней русалка…
И скользнула тенью русалка к костру, где уже собрались парни с венками. И стоял там Янко с веночком Иванки, перевитым синей лентой. А русалка к парню прильнула. Обернулась к лесу, словно знала, что ведьма на нее смотрит, и улыбнулась хищно, сверкнув клыками. И никто не видел, что вместо Мотриной дочки стоит среди людей нечисть водяная.
Зашипела с яростью кошка, и, несмотря на мольбы потерчонка, бросилась черной тенью к костру. Не отдаст она русалке милого!
- Ой, ведьма, ведьма! — завизжала Иванка, схватила за руку Янко, смотрит зелеными глазами, а у них лес шумит и играет, роща шепчет, вода озерная плещется… — Ведьма… смотрите, ведьма!
— Эй, чертова дочь! — послышался крик сбоку, и к костру подскочил Гринька, сын кузнеца. Очень он нечистую силу не любил после того, как его отца черти лесные в болоте утопили — кто, правда, говорил, что он с перепою сам туда полез. — Гнать ее к бесам отсюда, это же она нам и цветок разрыв-травы не даст искать, обморочит, да и по всему. Кружить будем на одном месте, в трех соснах!
И первым швырнул камнем в кошку. Но та мяукнула, зелеными глазами посмотрела на милого, словно… умоляя защитить?
Он отшатнулся, отбросив ладонь Иванки, которая вдруг стала холодной, как вода зимой в реке. Сердце словно сжалось, а в груди запекло. Закружилось все вокруг, только и слышал Янко в стороне крики парней, что носились вокруг костра за черной молнией, которой казалось животное. Кошка, по-видимому, непростая была — вот только она чернела у ног Николая и уже туманным сгустком метнулась к кустам черники. Вот мяучит уже возле Иванки, бросается на нее, а девчонка визжит, схватила какой-то прут и отбивается от кошки.
— Чертово племя… — слышится со стороны.
– Вот она, вот туда побежала…
— Держи ее…
Кто-то камнем попал по лапке — и кошка завизжала тонко и дико, не сводя взгляда от Янко. Кто-то подхватил ее и швырнул в костер — и оттуда раздался дикий крик. Женский. Человеческий…
– Точно ведьма! — вскричала Иванка со злобой. Глаза горят зеленым пламенем, на губах красных — будто кровь. А вместо ногтей — острые когти как у зверя.
— Смотри орет как! — раздался хохот из-за спины.
А из пламени визжала кошка.
Янко бросился к огню, несмотря на то, что Иванка в него вцепилась мертвой хваткой.
- Не надо! - умоляла слезно.
Но он вырвался, чуть не оттолкнул ее. Кинулся в костер и вытащил оттуда кошку, у которой уже и шерсть обгорела. Она не кричала. Только смотрела своими невероятными зелеными глазами.
Тишина царила на лужайке. Все смотрели, как Янко несет кошку в лес, кто с презрением, кто угрюмо, кто даже с испугом.
— Чего это он ведьму спас? — прошептала одна из девчонок. Посмотрела на других изумленно.
— Может, боится, чтобы ведьма нам потом всем не отомстила… — ответила ей подружка, Христя.
Никто не заметил, как русалка-Иванка тенью скользнула мимо костра и бросилась вслед за Янко в сумерки волшебного купальского леса, где мерцали светляки…
- А может, ведьма его очаровала? Блуда наслала? — кривился сын кузнеца, раздражаясь, что ведьму спасли.
Праздник был испорчен, никому уже не хотелось ни петь, ни папоротник искать. Так и разошлись по домам из леса, ругая кошку на чем свет стоит.
Мерцало зеленое пламя в зарослях, высокий папоротник охранял незримый мир духов, что-то кричало на разные голоса в темноте, мяукало и шипело, а Янко все шел и шел по узкой тропинке, словно очарованный. Ему казалось – зеленокосые призрачные девчата следят за ним из-за деревьев, а узор звезд, иногда проглядывавший сквозь кроны – изменился.
Иванка в испуге глянула — не вышла ли на крыльцо мать? — и к плетню бросилась. Улыбнулась парню. Черные кудри, лицо смуглое с тонкими чертами и скулами высокими — такого красавца на всю деревню больше не было. Высокий и широкоплечий, он был словно молодой дубок.
- Зачем пришел? Или от матери кочергой получить хочешь? - смеется Иванка.
А сама смотрит на парубка, глаз не отводит.
— Ты в лес сегодня пойдешь? – спросил Янко. - Купала все-таки, праздник большой! Может, мать отпустит?
Иванка стрельнула зелеными глазами на парубка и только руками развела. Потом опять взволнованно посмотрела на хату — там ли мать, не идет? Почему-то Мотря в последнее время очень злой стала, не дает на гулянки бегать, а когда дочь у колодца с Янко увидала, то так кричала, так ругалась, чуть кочергой не прилетело! Запретила и близко к парубку подходить. В ссоре старуха была с его семьей, на дух не выносила весь род. А чего так — о том не говорила.
— Я тебя буду ждать под вербой, где скала срывается в реку, — прошептал Янко, не отводя взгляда от дивчины.
И словно черная пропасть в глазах его раскрылась или водоворот, в котором беседы живут. Когда видела парубка Иванка или даже просто вспоминала — сердце у нее обрывалось, хотелось лететь над землей волшебной птицей…
– Я приду, – ответила, улыбнувшись. - Обещаю.
Да и побежала в дом, где мать уже ждала.
Как вечером отпроситься? Все девчата и парубки будут костер в лесу жечь и веночки по реке пускать… Праздник Купалы был для всех очень важен. В эту ночь можно найти волшебный папоротник, сокровище получить, если не испугаешься нечистых… или настоящую любовь свою встретить. Травы собирали волшебные, прыгали через костер… Иногда и русалки к людям приходили. Могли они очаровать, свести с ума, приманить в лес или реку и защекотать до смерти!.. Но никто этого не боялся, в последние годы никогда не удавалось нечистым сглазить людей. Или оберегал кто?.. Иванка только улыбалась загадочно, когда мать ее о том спрашивала, но не запрещала на праздник ходить... Может, и в этот раз отпустит.
Иванке так хотелось присоединиться к играм и веселью! А еще — защитить своего Янко от злых духов, которые будут колобродить у купальского костра — не было еще такого, чтобы русалки и мавки не танцевали между людьми.
В хате пахло травами, рыжая кошка мурлыкала на подоконнике. Мать перебирала цветы и листья, что насобирала в саду и лесу — была она знахаркой, умела лечить людей… Все село к ней шло. Но и опасались Мотрю. Потому что могла и сглазить, если захочет, так говорили о ней. Напустит туман на человека, очарует его так, что он застрянет в другом мире — никогда не вернется. О таком скажут — с ума сошла… Но Иванка знала — никогда ее мать такого не делала. Так думали из-за глаз ее вылупленных и опущенных низко бровей — взгляд Мотрин был неприятный, пугающий. Всегда она смотрела из-подо лба, будто и в самом деле порчу навести хочет…
Была старая Мотря костлявая, как мара, с длинной седой косой, которую укладывала вокруг головы и красным платком прикрывала. Глаза — зеленые, как у кошки. По молодости — такая же красивая, как и дочь, была. Иванка в нее уродилась — тоненькая, как веточка вербы, стройная и высокая. Все парубки на нее заглядывались, но Янко опасались, потому что он и кулаками мог махать, чтобы не цеплялись к его зазнобе. Ревнив был.
Но Мотре такой жених не нравился. А почему – не объясняла.
Силой колдовской Иванка тоже владела. Но никому об этом не говорила. Да и слаба была — только ночью, подобной купальской, просыпались в ней чары, да и могла она видеть другой мир. Существ лесных или полевых — русалок и нявок, хух маленьких, домовых или злыдней, а однажды потерчонка встретила. Берегла Иванка свою тайну даже от матери. Не желала, чтобы ее ведьмой считали. Хотела обычной жизни. Замуж выйти за Янко и детишек родить. Дом поставить, и чтобы вокруг был вишневый сад… Мечтала только об этом.
— На Купалу она собралась, — бормотала старуха, глядя, как дочка на гуляние прихорашивается — косы украсила цветами, красными лентами, вышиванку из тонкого полотна достала из своего заветного сундука, куда приданое собирала… Хорошая девка выросла, кровь с молоком. Только вот кровь иная… Будто и не ее дочка-то. Ведьмы не должны быть такими – добрыми слишком да мягкими, к людям доверчивыми, иначе недолго им на свете жить… Себя надо уметь защитить. А для этого злость нужна. Злость и огонь. А Иванка как ручеек лесной — спокойная и кроткая. Да и не нравился старухе Мотре Янко, что все ходит к дочке да вот-вот сватов зашлет. Как глупую уберечь?
Когда-то и сама Мотря к купальским кострам бегала и веночки плела. И чем все кончилось? Тоской и болью. И еще повезло, что никто не узнал про ее позор, да что отец Иванки на ней женился. Хороший он был, и девчонка в него пошла. Жаль, утонул того года по зиме… Но то водяной свою плату взял, нечистые всегда свое берут, за чары надо платить… Может, и хорошо, что дочь не хочет ничего общего с волшебством иметь? Но отпустит ли ее потусторонний мир… Кровь не водица.
— Мамочка, все хорошо будет, обещаю быть тихой и не лезть никуда, — повернулась к ней Иванка, налюбовавшись собой в небольшом зеркальце, что отец ей с ярмарки когда-то привез. Баловал он дочь.
Девушка вздохнула, видя, что мать так волнуется. В лесу травы вызрели, костры горят, песни звонкие летят над речкой… Ох, скорее туда, к берегу колдовскому, где подружки веночки плетут и танцуют под вербами…
— Держи, — достала Мотря из сундука синюю ленту. — Не снимай и никому не дари, благодаря ей волшебство этой ночью обойдет тебя. Сама знаешь, что может случиться…
Знала Иванка. И боялась этого. Но верила, что благодаря Янко, благодаря его любви сможет остаться человеком в эту волшебную ночь. Ведьмаркам всегда тяжело в такие ночи священные, им с лесными и озерными духами лучше, чем с людьми… Но так сильно нравился стройный чернявый парень Иванке, что казалось — способна она ради него вообще от чар отказаться. Но матери этого не говорила. Потом. Всё потом. Вот выйдет замуж – и тогда заживет обычной жизнью.
Взяла ленту и вплела в свои золотистые волосы.
Лето красное шло землей. Бежала Иванка к милому и нарадоваться не могла теплу и травам, что вокруг цвели, ароматом их горьковато-сладким. Вошли целебные травы в силу, как раз теперь и собирать их. Случаются в эту ночь чудеса, зелья силу набирают, папоротник расцветает. Но матушка сегодня без нее пойдет в лес... Плакун-траву рвать, что от нечистых защищает, может, и разрыв-траву найдет или чар-зелье волшебное... Мотря сильная была ведьма, и все мечтала добраться до перунового цвета.
Шел Купало по миру — солнечный красавец, которого Иванка представляла похожим на жениха своего. Шел и нес с собой теплое лето, синее небо и песни ручьев да рек. И шумела роща зеленая, полная гомона и звонкого смеха людского.
– Иванка! - зовет Янко. Вышел на тропу, смотрит ласково. Белая рубашка вышита красным и черным, кожаный пояс с узором… Красивый очень. И любимый.
Ничего не жалко ради него.
— Пойдем ли папоротник искать? – спрашивает девушка, смело беря за руку своего милого. В этот день все можно. И даже чуть больше. - Кто цвет папоротника увидит - тот счастлив будет, знаешь ли? А если добудем, то и клад найдем…
– Не нужны мне ни сокровища, ни богатства лесные, – ответил парень, ведя милую в лес, где уже подружки ее плели венки на берегу реки. – Ты – мое сокровище.
— Говорят, жар-цвет тот, что всем цветкам цветок, словно огонь цветет… Говорят, он поет как соловей и подпрыгивает, тот бутон… Но прав ты, черти и духи лесные стерегут перунов огнецвет, можно и себя потерять навсегда в мире потустороннему! — Иванка увидела на берегу подруг, нарвавших уже цветы и травы для венков. — Ты иди к скале, где деды говорили, черти живут, туда все венки приплывают… Ловить будешь мой?.. Обещаешь, что поймаешь?
- А ты вплетешь в него эту синюю ленту, чтобы я узнал, что это твой веночек, да и случайно чужой не схватил? - попросил парень.
На мгновение замерла Иванка, вспомнив материнские слова не снимать эту ленту, но так хотелось, чтобы милый узнал ее венок… И кивнула, дернув синюю змейку с волос. Потому что красными многие украсят, а вот такого цвета в этот день почти не было лент… Да и пошла по высокой траве к реке, иногда оглядываясь на парня.
И Полесье шептало ветерком, танцевало туманом над рекой, звало пением птиц к невидимому миру духов… Иванка чувствовала их всех — и русалок в реке, хищно наблюдавших из воды за девушками, и мавок среди старых елей и дубов, и даже потерчат, скулящих посреди ивняка, дрожа от холода — всегда они, несчастные детки, мерзли, такова уж их доля. Никто не согреет мертвых детишек, никто им тепла не подарит, вот и плачут они себе тихонечко… А слезы их камнями падают на дно реки, да и тянут их души в водицу… Водяной издали смотрел на людей, зеленые пряди его волос казались водорослями, сливались волнами. А где-то высоко в небе летела звезда-Летавица, спешила куда-то, где нужна была ее помощь… Жил потусторонний мир иным, невидимым людям жизнью.
И радовался ночи купальской.
***
Сумерки ползли по лесу синим туманом, и уже разожгли большой костер люди, а подружки Иванки наплели венков. И начала молодежь байки травить — о духах лесных, о ведьмах и русалках, которые в эту волшебную ночь могут среди людей колобродить. Иванке было очень не по себе, хоть и рядом милый. Держала она свой веночек, перевитый синей лентой, и жалела уже об обещании. Лучше бы не снимала она маменькин оберег… Потому что хорошо помнила, как когда-то в такую же волшебную купальскую ночь не смогла сдержать свою суть ведьмарскую и превратилась в кошку.
Танцы, пение, веселье… девушки пошли веночки по воде пускать, парни бросились к скале, чтобы их там ловить, а потом уже все собирались папоротник искать… Но едва веночек Иванки поплыл по реке, как пламя охватило ее всю. С отчаянием увидела она, как ногти ее превращаются в когти, а на коже появляется небольшой пушок. Выдохнула, пытаясь успокоиться, испуганно посмотрела вокруг, но никто пока на нее внимания не обращал. И пока девушки помчались завивать вербу, Иванка бросилась в лес. К бесам этот праздник и хороводы с подружками — надо спрятаться, пока не превратилась она в кошку на глазах у всех… Все же права была матушка… не сможет она со своим проклятием справиться… слаба еще! Но поздно жалеть – что сделано, то сделано!
Темнота. Бархатная. Ласковая…. Полная горьких ароматов трав. Звучит дальняя песня… Лунное сияние скользит по травам и листьям, туман ползет змеями… Права была матушка, не надо Иванке ходить в лес в такие праздники, ой не надо! И чего не послушалась?.. Теперь как до утра спрятаться? И где... Надо, чтобы никто не нашел ее, потому что сразу догадаются люди, что это за кошка по лесу шныряет в купальскую ночь.
— Иди сюда… — позвал ее маленький худой потерчнок в белой мокрой рубашке с пятнами от травы. – Иди, здесь нет никого…
Иванка упала на землю, чувствуя, что ноги и руки стали другими, мир изменился, хотела сказать что-то малышу, но не смогла. Только мурлыканье раздалось в тишине.
— Киса, иди сюда, иди сюда… — повторял маленький дух, и ведьма пошла бы, спряталась в темноте среди старых пихт, но тут увидела, как из реки вышла русалка, бледная и растрепанная, в белой рубашке. Вышла и приняла человеческий облик… Ее, Иванки, облик!.. Стали золотистыми ее волосы, бледное лицо покрылось румянцем, глаза изменили цвет… Одежда появилась на ней такая же, в которой Иванка пришла в лес – значит, наблюдала за ней русалка…
И скользнула тенью русалка к костру, где уже собрались парни с венками. И стоял там Янко с веночком Иванки, перевитым синей лентой. А русалка к парню прильнула. Обернулась к лесу, словно знала, что ведьма на нее смотрит, и улыбнулась хищно, сверкнув клыками. И никто не видел, что вместо Мотриной дочки стоит среди людей нечисть водяная.
Зашипела с яростью кошка, и, несмотря на мольбы потерчонка, бросилась черной тенью к костру. Не отдаст она русалке милого!
- Ой, ведьма, ведьма! — завизжала Иванка, схватила за руку Янко, смотрит зелеными глазами, а у них лес шумит и играет, роща шепчет, вода озерная плещется… — Ведьма… смотрите, ведьма!
— Эй, чертова дочь! — послышался крик сбоку, и к костру подскочил Гринька, сын кузнеца. Очень он нечистую силу не любил после того, как его отца черти лесные в болоте утопили — кто, правда, говорил, что он с перепою сам туда полез. — Гнать ее к бесам отсюда, это же она нам и цветок разрыв-травы не даст искать, обморочит, да и по всему. Кружить будем на одном месте, в трех соснах!
И первым швырнул камнем в кошку. Но та мяукнула, зелеными глазами посмотрела на милого, словно… умоляя защитить?
Он отшатнулся, отбросив ладонь Иванки, которая вдруг стала холодной, как вода зимой в реке. Сердце словно сжалось, а в груди запекло. Закружилось все вокруг, только и слышал Янко в стороне крики парней, что носились вокруг костра за черной молнией, которой казалось животное. Кошка, по-видимому, непростая была — вот только она чернела у ног Николая и уже туманным сгустком метнулась к кустам черники. Вот мяучит уже возле Иванки, бросается на нее, а девчонка визжит, схватила какой-то прут и отбивается от кошки.
— Чертово племя… — слышится со стороны.
– Вот она, вот туда побежала…
— Держи ее…
Кто-то камнем попал по лапке — и кошка завизжала тонко и дико, не сводя взгляда от Янко. Кто-то подхватил ее и швырнул в костер — и оттуда раздался дикий крик. Женский. Человеческий…
– Точно ведьма! — вскричала Иванка со злобой. Глаза горят зеленым пламенем, на губах красных — будто кровь. А вместо ногтей — острые когти как у зверя.
— Смотри орет как! — раздался хохот из-за спины.
А из пламени визжала кошка.
Янко бросился к огню, несмотря на то, что Иванка в него вцепилась мертвой хваткой.
- Не надо! - умоляла слезно.
Но он вырвался, чуть не оттолкнул ее. Кинулся в костер и вытащил оттуда кошку, у которой уже и шерсть обгорела. Она не кричала. Только смотрела своими невероятными зелеными глазами.
Тишина царила на лужайке. Все смотрели, как Янко несет кошку в лес, кто с презрением, кто угрюмо, кто даже с испугом.
— Чего это он ведьму спас? — прошептала одна из девчонок. Посмотрела на других изумленно.
— Может, боится, чтобы ведьма нам потом всем не отомстила… — ответила ей подружка, Христя.
Никто не заметил, как русалка-Иванка тенью скользнула мимо костра и бросилась вслед за Янко в сумерки волшебного купальского леса, где мерцали светляки…
- А может, ведьма его очаровала? Блуда наслала? — кривился сын кузнеца, раздражаясь, что ведьму спасли.
Праздник был испорчен, никому уже не хотелось ни петь, ни папоротник искать. Так и разошлись по домам из леса, ругая кошку на чем свет стоит.
***
Мерцало зеленое пламя в зарослях, высокий папоротник охранял незримый мир духов, что-то кричало на разные голоса в темноте, мяукало и шипело, а Янко все шел и шел по узкой тропинке, словно очарованный. Ему казалось – зеленокосые призрачные девчата следят за ним из-за деревьев, а узор звезд, иногда проглядывавший сквозь кроны – изменился.
