ВЕТЕР ПРЕРИЙ
ЮЛИЯ РУДЫШИНА
Долгие годы Шейн по прозвищу Сильный Ветер искал Скайлер, белую девушку, которую однажды спас в предгорьях Аппалачей во время стычки индейцев с колонизаторами. И судьба подарила им встречу – но Скайлер уже замужем, и ее муж американский полковник.
Что сильнее – любовь или жажда мести? Сможет ли Скайлер оставить привычную жизнь ради Шейна? И не будет ли это роковой ошибкой?..
Среди индейцев ходят легенды о шаманах, что оборачиваются в диких зверей, получая их силу и сохраняя разум. Колдуны могут сделать «меняющим кожу» любого, превратив человека в оборотня. Но проклятие это или благо, и как остаться собой, уйдя лунным путем?
Ветер несется над прерией и что принесет он с собой? Погибель или свободу?
Для обложки использовано фото Дарьи Казаковой https://vk.com/id6357071
Из комнаты на верхнем этаже особняка, окруженного старыми вязами, в который уже раз донесся дикий крик. Эхом он летел по коридорам и замирал в гостиной, что распахнутыми окнами смотрела на пышный зеленый сад. Стало тихо, только часовой механизм отсчитывал мгновения до нового крика. Разбивая на осколки тишину, послышалось сдавленное ругательство на испанском. Потом – сбивчивая жаркая молитва, словно человек, произносивший ее, не привык просить о чем-либо высшие силы. Ее тут же подхватывал уверенный женский голос и слова обретали мощь, фразы становились четкими и ясными. Голос мужчины постепенно обретал властность и силу, в нем больше не было нервного надрыва.
«Padre nuestro que estas en los cielos,
Santificado sea tu Nombre,
Venga a nosotros tu reino…»
Вскоре молитва стихла. Альварес де лос Рейес, мужчина смуглый и сухопарый, с жгучими черными глазами, что казались сейчас наполненными тьмой, ходил из угла в угол просторной светлой гостиной, прислушиваясь к происходящему наверху. Он казался огромным черным грифом – полы его сюртука развевались, как крылья, а крючковатый нос клювом торчал на узком скуластом лице, хищном и резком, будто вытесанным из скалистой породы. Он ослабил шейный платок, словно тот душил его.
В полной тишине прошептал, распахнув створки окна, не в силах надышаться запахом свежей зелени сада:
«Pues tuyo es
El Reino,
El Poder
Y la Gloria,
Ahora y siempre y por los siglos de los siglos.
Amen…»
Он не помнил, когда так искренне молился в последний раз. На мессе он обычно отвлеченно думал о чем-то своем, о стройке на ранчо или о новом урожае, и не слишком вникал в слова падре. Зато жена Альвареса была истовой католичкой.
Когда по дому снова пронесся звериным рыком громкий крик, Альварес вздрогнул, остановился и испуганно взглянул на служанку. Старая мулатка вырастила его с сестрой Розитой и до сих пор служила дому верой и правдой.
Матильда тенью стояла у стены и хмуро глядела в распахнутое окно, за которым вдалеке, над садом, пронзая небеса, высились острые пики. Глаза служанки казались прозрачными ледниками на горных вершинах, а толстые мясистые губы шевелились, и хотя голос ее стих – беззвучно она продолжала читать молитвы. Но высшие силы явно не слышали ее, потому что госпожа никак не могла разродиться, и повитуха говорила, что болезненная сеньора может уйти к духам.
Крик повторился – и в этот раз слишком долго не стихал. Альварес недовольно поморщился. После того, как Розита умерла родами, он боялся, что и его хрупкая Аделаида уйдет на небеса, не оставив наследника. Он не любил ее – смуглую и тонкую, как лоза, девушку с рыжими вьющимися волосами, которые она прятала под сетками и кружевными чепчиками, но он привык к жене. И не хотел ее потерять.
Роды проходили страшно и тяжело. И этот кошмар продолжался уже второй день. А вой Аделаиды все больше становился похожим на волчий, сводя с ума своей обреченностью, вызывая панику и выбивая из-под ног землю. Де лос Рейес ничем не мог сейчас помочь своей жене, а он ненавидел беспомощность. Он не мог выносить даже мысли, что не справится с чем-то в этой жизни, и сейчас стоял, растерянный и опустошенный, как в тот жуткий день, когда ушла в мир иной любимая сестра.
Только сейчас светило солнце, а тогда черные тучи кружили отарой по небу и лил стеной холодный дождь, слепя окна и отгораживая серой пеленой от всего мира.
– Не изводи себя так, господин, – тихо сказала Матильда низким грубым голосом. Подошла, покачиваясь как толстая утка, легонько коснулась колючей щеки – ее воспитанник не брился третий день и скулы его отливали синевой. – Ты ничего не исправишь. Она так хотела этого ребеночка, твоя сеньора. И духи это знают. Они помогут ей.
– Она умрет? – тревожно спросил сеньор в пустоту, сведя брови и не ожидая ответа. Чуть дернулся, словно прикосновение теплых и мягких рук Матильды было ему неприятно. Он ненавидел собственную слабость, а тревога за близких, беспокойство за них – и были этой слабостью, от которой не спрятаться и не ускакать ни на одном самом быстром мустанге.
– Откуда ж мне знать… – Мулатка не обиделась, лишь спрятала ладони в складках широкой цветастой юбки, словно ощутив эмоции сеньора. – А вот и господин доктор!
По витой лестнице спускался Джон Тейлор – врач, принимающий роды у Аделаиды.
– Все будет хорошо, ребенок скоро должен родиться, – ободряюще сказал он, но улыбка его показалась хозяину поместья фальшивой и наигранной. – Ваша жена просит, чтобы вы были рядом в этот момент.
И тут сверху раздался очередной вопль – словно волчица взвыла.
– Вы нужны своей жене. Она зовет вас.
Несколько мгновений хозяин поместья вслушивался в наступившую тишину, теребя обручальное кольцо. Затем резко бросился к лестнице. Доктор Тейлор и Матильда поспешили следом.
Но перед дверью в комнату жены Альварес замер. Казалось, он не мог побороть стрех перед тем, что там происходит. И память предательски напомнила о похоронах сестры. Он слишком любил свою Розиту и боялся смерти.
А смерть скалилась из каждого угла огромного дома, дрожала в воздухе солнечной пылью, стучалась в окна ветками старых платанов, смерть ждала свою дань, нетерпеливо и жадно.
Альварес стоял у двери. Но деваться некуда – там, в этой комнате, его женщина. Которую перед богом и людьми он клялся оберегать и защищать, быть рядом в радости и горе, болезни и здравии.
Пока смерть не разлучит их.
Решившись, де лос Рейес распахнул тяжелые дубовые двери и вошел.
Его место рядом с Аделаидой. И именно сейчас он подумал, что мог бы со временем даже полюбить ее. Она красива, молода, уважает и ценит его… Почему он раньше не замечал, какая она хорошенькая, несмотря на свою болезненную худобу? Даже сейчас, бледная и мокрая, со слипшимися тяжелыми волосами цвета темной меди, она хороша – точеный носик, высокий лоб, скульптурные скулы, острые и высокие… пухлые губы, пусть и искусанные в кровь… и огромные испуганные глаза цвета свежей весенней зелени.
Альварес словно впервые увидел женщину, с которой провел год в одной спальне. Сколько раз он уезжал из поместья и оставлял ее одну, когда она хотела внимания? Сколько раз эти глаза плакали из-за его неблаговидных поступков?..
Стало стыдно и горько.
И он пообещал себе и небесам – если эта мука наконец-то закончится, если Аделаида выживет, он ни за что больше не расстроит ее. Он постарается сделать ее счастливой.
..Сквозь пелену туманного морока Аделаида увидела мужа. Внутри нее разливалась очередная волна боли. Но женщина сдержала стон и попыталась улыбнуться. Не получилось. Только губы скривились и сорвался с них очередной приглушенный стон.
Альварес подошел ближе, с грустью смотря на оскал, в который превратилась улыбка жены. Он терял Аделаиду и боялся этого. Было… больно. Словно в него вонзилась отравленная стрела, и кто-то прокручивает ее наконечник в ране, пытаясь сделать еще хуже. Он и не думал, что может испытывать такие чувства к своей маленькой рыжей жене.
Почему мы не ценим то, что у нас есть? Почему лишь теряя, понимаем, что для нас по-настоящему важно? Кто мог бы ответить на эти вопросы?
– Альварес… – простонала Аделаида очень тихо, но стон тут же перешел в крик – истошный, визгливый. Страшный. Дикий, как вой раненого зверя.
И вдруг она ощутила, что боль прервалась, почувствовала себя освобожденной… Раздался детский плач, и он был такой настойчивый, словно ребенок уже знал, как тяжела будет его жизнь. Этот плач разрывал сердце матери…
– Девочка! – объявил доктор Тейлор и сунул ребенка, захлебывающегося от крика, на руки ошеломленного отца. – А матери нужен покой и забота! И все будет хорошо…
И он склонился над роженицей, нырнув под покрывало, чтобы помочь ей избавиться от последа. Снова крик, надсадный, рычащий… и все кончилось. Аделаида обессилено откинулась на подушки, пока доктор осматривал ее.
Альварес, счастливый оттого, что его жена еще жива, все же глядел на младенца весьма разочарованно. И держал на вытянутых руках, словно боялся испачкать свою белоснежную батистовую рубашку с ажурными манжетами.
– Как это – девочка? – спросил он в несколько брезгливом изумлении, приподняв брови.
Матильда довольно грубовато заметила:
– А вот так, господин! А теперь давай девчушку сюда и иди прочь. Сейчас тебе здесь не место. Позже вдоволь налюбуешься на крошку, ее выкупать нужно.
Альварес безропотно отдал младенца и вышел из спальни, бросив быстрый взгляд на жену.
Девочка.
Это было… неправильно. Это не должна быть девочка. Аделаида столько всего перенесла, она так хрупка, что неизвестно, сможет ли выносить и родить еще одного младенца...
В Альваресе де лос Рейесе начал закипать гнев, отметая всю нежность, что он чувствовал только что по отношению к Аделаиде. Как она могла родить… девочку? Но мужчина усилием воли гнал это мерзкое, недостойное чувство. Он не должен злиться. Не должен.
Альварес медленно спускался по лестнице, ощущая ладонью холод перил, спускался, погруженный в свои мысли, когда его кто-то потянул за рукав. Мужчина обернулся и увидел племянника.
Рикардо.
И первый раз за все время не почувствовал привычного раздражения при виде мальчишки. Это удивило Альвареса. Прежде этот ребенок вызывал только одно чувство – боль из-за потери Розиты. А иногда даже злость, беспричинную и неуместную.
– Дядя, скажи, у меня родился братик? – спросил Рикардо, чуть сощурив глаза – такие же черные, как у покойной Розиты.
Как у него самого. В их семье у всех были такие черные как сажа глаза.
Надо же, он раньше и не замечал, как мальчик похож на него.
– Что? – рассеянно переспросил Альварес. Он не сразу осознал, о чем спрашивает племянник. – Нет, нет, у тебя сестра! – Разочарование на пухлом лице малыша задело его, де лос Рейес нахмурился, сложив руки на груди. – А чем это сестра не угодила вам, юный сеньор?
– Но ведь это… девчонка, – нерешительно сказал Рикардо и попятился.
– Ну и что, что девчонка! – неожиданно для самого себя возмутился Альварес. – Да она будет у нас лучше любого мальчишки! Моя Скайлер будет не хуже тебя и любого другого парня, ясно?
– Это же мужское имя! Какая еще Скайлер? – воскликнула Матильда, вышедшая из спальни роженицы и услышавшая последние слова Альвареса.
– Я хочу, чтобы моего ребенка звали именно так, – властно ответил Альварес. – И если захочу вырастить ее лучше любого мальчишки – так и будет!
Альварес де лос Рейес всегда делал то, что говорил. И к десяти годам Скайлер ездила на своем жеребце не хуже любого ковбоя, лазила по деревьям лучше любого соседского мальчишки и почти не играла с девочками. Кукол у нее не было, да и привычные девчачьи игры казались ей скучны. Ее любимой игрушкой стал набор солдатиков в форме войск Соединенных Штатов.
Аделаида и старая нянька первое время протестовали – они понимали, что Альварес может испортить девочке жизнь. Понимали, что это неправильно. Противоестественно. Это было странное зрелище – симпатичная девчушка с непослушными огненными волосами, что выбивались даже из самой строгой прически, в мальчишеской одежде. Впрочем, в округе к ней и ее неизменному спутнику – кузену Рикардо – все привыкли.
Аделаида смирилась со своим положением в доме гордого и невыносимого испанца. Тем более что в последнее время он стал к ней относиться гораздо терпимее и теплее, чем раньше. Она любила его, хотя и понимала, что муж никогда не ответит ей взаимностью. Но ей хватало и этого. Главное, что он позволял ей любить себя и заботиться о нем и дочке, чем она с удовольствием и занималась, пока в их край не пришла беда.
Началась война с индейцами. Нет, это не было войной в полном смысле этого слова. Просто время от времени в разных местах страны вспыхивали небольшие схватки, но и этого оказалось достаточно, чтобы началась дикая травля тех, кто жил в этих местах прежде. Настоящих хозяев этих земель, которых стали считать нахлебниками. Изгоями. Чужаками.
Европейские переселенцы, живущие в Северной Америке, очень скоро забыли о том, как дружелюбно встретили их индейцы, и когда колонисты укрепились на своих территориях, то стали сгонять туземцев с их земель.
В так называемых «войнах», а, вернее, кровавых побоищах, было истреблено почти все коренное население, а остатки индейских племен оттеснялись на специально отведенные территории – резервации. Это были бесплодные земли – хорошие пастбища и тропы кочующих бизонов стали лишь воспоминанием, тенью иного мира. Мира, развеянного пеплом над прериями. Индейцы оказались обречены на вымирание от болезней и голода. Началась их трудная дорога в никуда, их исход на Запад – дорога, названная Дорогой Слез.
Но не все смирились с такой участью. Многие еще готовы были бороться – до последней капли крови, до последнего вдоха.
В тот день, когда в семью де лос Рейес пришла беда, праздновали день рождения Скайлер. Девочка была как никогда весела и жизнерадостна – ведь папа подарил ей черного как ночь жеребенка! Это будет ее собственный конь! Он будет расти вместе с ней, деля с хозяйкой горе и радость. Скайлер уже и имя ему придумала – Дакс. Она и сама не знала, почему решила назвать своего коня этим странным именем, но оно ему, безусловно, подходило. Такое же резкое, отрывистое, как стрела, что летит в синие небеса… Черный, с блестящей шелковистой гривой, золотисто-янтарными глазами… жеребец оказался великолепен. Если мать Скайлер и ее нянюшка и были обеспокоены подарком, то не подали вида. Спорить с хозяином поместья не решался никто.
Вся семья собралась в большой столовой, украшенной живыми цветами и белоснежными атласными лентами, ярко горели свечи, искрился хрусталь огромных люстр и ароматы тушеной индейки и перепелов в ягодном соусе сводили с ума.
На праздник приехали соседи, живущие на ранчо за рекой – гасиенда Альвареса стояла особняком и обычно в окрестностях было пустынно. Дом семьи де лос Рейес построил полвека назад дед Альвареса, эмигрант из Испании, кастилец и потомок древнего прославленного рода. Внутри особняк с точностью повторял его родную гасиенду. Хоть беспокойная кровь и поманила испанца за океан, в Новый Свет, корни свои он не забыл, что доказал, отстроив этот великолепный дом с колоннами, просторными верандами и патио.
– Индейцы! На нас напали! – Дикий крик ковбоя, вломившегося в столовую в грязных сапогах и заляпанных кровью куртке и штанах, всколыхнул людей.
ЮЛИЯ РУДЫШИНА
Долгие годы Шейн по прозвищу Сильный Ветер искал Скайлер, белую девушку, которую однажды спас в предгорьях Аппалачей во время стычки индейцев с колонизаторами. И судьба подарила им встречу – но Скайлер уже замужем, и ее муж американский полковник.
Что сильнее – любовь или жажда мести? Сможет ли Скайлер оставить привычную жизнь ради Шейна? И не будет ли это роковой ошибкой?..
Среди индейцев ходят легенды о шаманах, что оборачиваются в диких зверей, получая их силу и сохраняя разум. Колдуны могут сделать «меняющим кожу» любого, превратив человека в оборотня. Но проклятие это или благо, и как остаться собой, уйдя лунным путем?
Ветер несется над прерией и что принесет он с собой? Погибель или свободу?
***
Для обложки использовано фото Дарьи Казаковой https://vk.com/id6357071
ГЛАВА 1
Из комнаты на верхнем этаже особняка, окруженного старыми вязами, в который уже раз донесся дикий крик. Эхом он летел по коридорам и замирал в гостиной, что распахнутыми окнами смотрела на пышный зеленый сад. Стало тихо, только часовой механизм отсчитывал мгновения до нового крика. Разбивая на осколки тишину, послышалось сдавленное ругательство на испанском. Потом – сбивчивая жаркая молитва, словно человек, произносивший ее, не привык просить о чем-либо высшие силы. Ее тут же подхватывал уверенный женский голос и слова обретали мощь, фразы становились четкими и ясными. Голос мужчины постепенно обретал властность и силу, в нем больше не было нервного надрыва.
«Padre nuestro que estas en los cielos,
Santificado sea tu Nombre,
Venga a nosotros tu reino…»
Вскоре молитва стихла. Альварес де лос Рейес, мужчина смуглый и сухопарый, с жгучими черными глазами, что казались сейчас наполненными тьмой, ходил из угла в угол просторной светлой гостиной, прислушиваясь к происходящему наверху. Он казался огромным черным грифом – полы его сюртука развевались, как крылья, а крючковатый нос клювом торчал на узком скуластом лице, хищном и резком, будто вытесанным из скалистой породы. Он ослабил шейный платок, словно тот душил его.
В полной тишине прошептал, распахнув створки окна, не в силах надышаться запахом свежей зелени сада:
«Pues tuyo es
El Reino,
El Poder
Y la Gloria,
Ahora y siempre y por los siglos de los siglos.
Amen…»
Он не помнил, когда так искренне молился в последний раз. На мессе он обычно отвлеченно думал о чем-то своем, о стройке на ранчо или о новом урожае, и не слишком вникал в слова падре. Зато жена Альвареса была истовой католичкой.
Когда по дому снова пронесся звериным рыком громкий крик, Альварес вздрогнул, остановился и испуганно взглянул на служанку. Старая мулатка вырастила его с сестрой Розитой и до сих пор служила дому верой и правдой.
Матильда тенью стояла у стены и хмуро глядела в распахнутое окно, за которым вдалеке, над садом, пронзая небеса, высились острые пики. Глаза служанки казались прозрачными ледниками на горных вершинах, а толстые мясистые губы шевелились, и хотя голос ее стих – беззвучно она продолжала читать молитвы. Но высшие силы явно не слышали ее, потому что госпожа никак не могла разродиться, и повитуха говорила, что болезненная сеньора может уйти к духам.
Крик повторился – и в этот раз слишком долго не стихал. Альварес недовольно поморщился. После того, как Розита умерла родами, он боялся, что и его хрупкая Аделаида уйдет на небеса, не оставив наследника. Он не любил ее – смуглую и тонкую, как лоза, девушку с рыжими вьющимися волосами, которые она прятала под сетками и кружевными чепчиками, но он привык к жене. И не хотел ее потерять.
Роды проходили страшно и тяжело. И этот кошмар продолжался уже второй день. А вой Аделаиды все больше становился похожим на волчий, сводя с ума своей обреченностью, вызывая панику и выбивая из-под ног землю. Де лос Рейес ничем не мог сейчас помочь своей жене, а он ненавидел беспомощность. Он не мог выносить даже мысли, что не справится с чем-то в этой жизни, и сейчас стоял, растерянный и опустошенный, как в тот жуткий день, когда ушла в мир иной любимая сестра.
Только сейчас светило солнце, а тогда черные тучи кружили отарой по небу и лил стеной холодный дождь, слепя окна и отгораживая серой пеленой от всего мира.
– Не изводи себя так, господин, – тихо сказала Матильда низким грубым голосом. Подошла, покачиваясь как толстая утка, легонько коснулась колючей щеки – ее воспитанник не брился третий день и скулы его отливали синевой. – Ты ничего не исправишь. Она так хотела этого ребеночка, твоя сеньора. И духи это знают. Они помогут ей.
– Она умрет? – тревожно спросил сеньор в пустоту, сведя брови и не ожидая ответа. Чуть дернулся, словно прикосновение теплых и мягких рук Матильды было ему неприятно. Он ненавидел собственную слабость, а тревога за близких, беспокойство за них – и были этой слабостью, от которой не спрятаться и не ускакать ни на одном самом быстром мустанге.
– Откуда ж мне знать… – Мулатка не обиделась, лишь спрятала ладони в складках широкой цветастой юбки, словно ощутив эмоции сеньора. – А вот и господин доктор!
По витой лестнице спускался Джон Тейлор – врач, принимающий роды у Аделаиды.
– Все будет хорошо, ребенок скоро должен родиться, – ободряюще сказал он, но улыбка его показалась хозяину поместья фальшивой и наигранной. – Ваша жена просит, чтобы вы были рядом в этот момент.
И тут сверху раздался очередной вопль – словно волчица взвыла.
– Вы нужны своей жене. Она зовет вас.
Несколько мгновений хозяин поместья вслушивался в наступившую тишину, теребя обручальное кольцо. Затем резко бросился к лестнице. Доктор Тейлор и Матильда поспешили следом.
Но перед дверью в комнату жены Альварес замер. Казалось, он не мог побороть стрех перед тем, что там происходит. И память предательски напомнила о похоронах сестры. Он слишком любил свою Розиту и боялся смерти.
А смерть скалилась из каждого угла огромного дома, дрожала в воздухе солнечной пылью, стучалась в окна ветками старых платанов, смерть ждала свою дань, нетерпеливо и жадно.
Альварес стоял у двери. Но деваться некуда – там, в этой комнате, его женщина. Которую перед богом и людьми он клялся оберегать и защищать, быть рядом в радости и горе, болезни и здравии.
Пока смерть не разлучит их.
Решившись, де лос Рейес распахнул тяжелые дубовые двери и вошел.
Его место рядом с Аделаидой. И именно сейчас он подумал, что мог бы со временем даже полюбить ее. Она красива, молода, уважает и ценит его… Почему он раньше не замечал, какая она хорошенькая, несмотря на свою болезненную худобу? Даже сейчас, бледная и мокрая, со слипшимися тяжелыми волосами цвета темной меди, она хороша – точеный носик, высокий лоб, скульптурные скулы, острые и высокие… пухлые губы, пусть и искусанные в кровь… и огромные испуганные глаза цвета свежей весенней зелени.
Альварес словно впервые увидел женщину, с которой провел год в одной спальне. Сколько раз он уезжал из поместья и оставлял ее одну, когда она хотела внимания? Сколько раз эти глаза плакали из-за его неблаговидных поступков?..
Стало стыдно и горько.
И он пообещал себе и небесам – если эта мука наконец-то закончится, если Аделаида выживет, он ни за что больше не расстроит ее. Он постарается сделать ее счастливой.
..Сквозь пелену туманного морока Аделаида увидела мужа. Внутри нее разливалась очередная волна боли. Но женщина сдержала стон и попыталась улыбнуться. Не получилось. Только губы скривились и сорвался с них очередной приглушенный стон.
Альварес подошел ближе, с грустью смотря на оскал, в который превратилась улыбка жены. Он терял Аделаиду и боялся этого. Было… больно. Словно в него вонзилась отравленная стрела, и кто-то прокручивает ее наконечник в ране, пытаясь сделать еще хуже. Он и не думал, что может испытывать такие чувства к своей маленькой рыжей жене.
Почему мы не ценим то, что у нас есть? Почему лишь теряя, понимаем, что для нас по-настоящему важно? Кто мог бы ответить на эти вопросы?
– Альварес… – простонала Аделаида очень тихо, но стон тут же перешел в крик – истошный, визгливый. Страшный. Дикий, как вой раненого зверя.
И вдруг она ощутила, что боль прервалась, почувствовала себя освобожденной… Раздался детский плач, и он был такой настойчивый, словно ребенок уже знал, как тяжела будет его жизнь. Этот плач разрывал сердце матери…
– Девочка! – объявил доктор Тейлор и сунул ребенка, захлебывающегося от крика, на руки ошеломленного отца. – А матери нужен покой и забота! И все будет хорошо…
И он склонился над роженицей, нырнув под покрывало, чтобы помочь ей избавиться от последа. Снова крик, надсадный, рычащий… и все кончилось. Аделаида обессилено откинулась на подушки, пока доктор осматривал ее.
Альварес, счастливый оттого, что его жена еще жива, все же глядел на младенца весьма разочарованно. И держал на вытянутых руках, словно боялся испачкать свою белоснежную батистовую рубашку с ажурными манжетами.
– Как это – девочка? – спросил он в несколько брезгливом изумлении, приподняв брови.
Матильда довольно грубовато заметила:
– А вот так, господин! А теперь давай девчушку сюда и иди прочь. Сейчас тебе здесь не место. Позже вдоволь налюбуешься на крошку, ее выкупать нужно.
Альварес безропотно отдал младенца и вышел из спальни, бросив быстрый взгляд на жену.
Девочка.
Это было… неправильно. Это не должна быть девочка. Аделаида столько всего перенесла, она так хрупка, что неизвестно, сможет ли выносить и родить еще одного младенца...
В Альваресе де лос Рейесе начал закипать гнев, отметая всю нежность, что он чувствовал только что по отношению к Аделаиде. Как она могла родить… девочку? Но мужчина усилием воли гнал это мерзкое, недостойное чувство. Он не должен злиться. Не должен.
Альварес медленно спускался по лестнице, ощущая ладонью холод перил, спускался, погруженный в свои мысли, когда его кто-то потянул за рукав. Мужчина обернулся и увидел племянника.
Рикардо.
И первый раз за все время не почувствовал привычного раздражения при виде мальчишки. Это удивило Альвареса. Прежде этот ребенок вызывал только одно чувство – боль из-за потери Розиты. А иногда даже злость, беспричинную и неуместную.
– Дядя, скажи, у меня родился братик? – спросил Рикардо, чуть сощурив глаза – такие же черные, как у покойной Розиты.
Как у него самого. В их семье у всех были такие черные как сажа глаза.
Надо же, он раньше и не замечал, как мальчик похож на него.
– Что? – рассеянно переспросил Альварес. Он не сразу осознал, о чем спрашивает племянник. – Нет, нет, у тебя сестра! – Разочарование на пухлом лице малыша задело его, де лос Рейес нахмурился, сложив руки на груди. – А чем это сестра не угодила вам, юный сеньор?
– Но ведь это… девчонка, – нерешительно сказал Рикардо и попятился.
– Ну и что, что девчонка! – неожиданно для самого себя возмутился Альварес. – Да она будет у нас лучше любого мальчишки! Моя Скайлер будет не хуже тебя и любого другого парня, ясно?
– Это же мужское имя! Какая еще Скайлер? – воскликнула Матильда, вышедшая из спальни роженицы и услышавшая последние слова Альвареса.
– Я хочу, чтобы моего ребенка звали именно так, – властно ответил Альварес. – И если захочу вырастить ее лучше любого мальчишки – так и будет!
***
Альварес де лос Рейес всегда делал то, что говорил. И к десяти годам Скайлер ездила на своем жеребце не хуже любого ковбоя, лазила по деревьям лучше любого соседского мальчишки и почти не играла с девочками. Кукол у нее не было, да и привычные девчачьи игры казались ей скучны. Ее любимой игрушкой стал набор солдатиков в форме войск Соединенных Штатов.
Аделаида и старая нянька первое время протестовали – они понимали, что Альварес может испортить девочке жизнь. Понимали, что это неправильно. Противоестественно. Это было странное зрелище – симпатичная девчушка с непослушными огненными волосами, что выбивались даже из самой строгой прически, в мальчишеской одежде. Впрочем, в округе к ней и ее неизменному спутнику – кузену Рикардо – все привыкли.
Аделаида смирилась со своим положением в доме гордого и невыносимого испанца. Тем более что в последнее время он стал к ней относиться гораздо терпимее и теплее, чем раньше. Она любила его, хотя и понимала, что муж никогда не ответит ей взаимностью. Но ей хватало и этого. Главное, что он позволял ей любить себя и заботиться о нем и дочке, чем она с удовольствием и занималась, пока в их край не пришла беда.
Началась война с индейцами. Нет, это не было войной в полном смысле этого слова. Просто время от времени в разных местах страны вспыхивали небольшие схватки, но и этого оказалось достаточно, чтобы началась дикая травля тех, кто жил в этих местах прежде. Настоящих хозяев этих земель, которых стали считать нахлебниками. Изгоями. Чужаками.
Европейские переселенцы, живущие в Северной Америке, очень скоро забыли о том, как дружелюбно встретили их индейцы, и когда колонисты укрепились на своих территориях, то стали сгонять туземцев с их земель.
В так называемых «войнах», а, вернее, кровавых побоищах, было истреблено почти все коренное население, а остатки индейских племен оттеснялись на специально отведенные территории – резервации. Это были бесплодные земли – хорошие пастбища и тропы кочующих бизонов стали лишь воспоминанием, тенью иного мира. Мира, развеянного пеплом над прериями. Индейцы оказались обречены на вымирание от болезней и голода. Началась их трудная дорога в никуда, их исход на Запад – дорога, названная Дорогой Слез.
Но не все смирились с такой участью. Многие еще готовы были бороться – до последней капли крови, до последнего вдоха.
В тот день, когда в семью де лос Рейес пришла беда, праздновали день рождения Скайлер. Девочка была как никогда весела и жизнерадостна – ведь папа подарил ей черного как ночь жеребенка! Это будет ее собственный конь! Он будет расти вместе с ней, деля с хозяйкой горе и радость. Скайлер уже и имя ему придумала – Дакс. Она и сама не знала, почему решила назвать своего коня этим странным именем, но оно ему, безусловно, подходило. Такое же резкое, отрывистое, как стрела, что летит в синие небеса… Черный, с блестящей шелковистой гривой, золотисто-янтарными глазами… жеребец оказался великолепен. Если мать Скайлер и ее нянюшка и были обеспокоены подарком, то не подали вида. Спорить с хозяином поместья не решался никто.
Вся семья собралась в большой столовой, украшенной живыми цветами и белоснежными атласными лентами, ярко горели свечи, искрился хрусталь огромных люстр и ароматы тушеной индейки и перепелов в ягодном соусе сводили с ума.
На праздник приехали соседи, живущие на ранчо за рекой – гасиенда Альвареса стояла особняком и обычно в окрестностях было пустынно. Дом семьи де лос Рейес построил полвека назад дед Альвареса, эмигрант из Испании, кастилец и потомок древнего прославленного рода. Внутри особняк с точностью повторял его родную гасиенду. Хоть беспокойная кровь и поманила испанца за океан, в Новый Свет, корни свои он не забыл, что доказал, отстроив этот великолепный дом с колоннами, просторными верандами и патио.
– Индейцы! На нас напали! – Дикий крик ковбоя, вломившегося в столовую в грязных сапогах и заляпанных кровью куртке и штанах, всколыхнул людей.
