Глава 1, в которой Марк не успевает позавтракать
Я передернул плечами, отлепляя от спины рубаху. Кольчуга прогрелась, и спина была мокрой от пота, голова под шлемом чесалась немилосердно. Можно было бы, конечно, все это железо снять и закинуть в телегу — но это же, мать его Рокингемский лес. Я подумал, что похож на муху, упавшую в мед. Нет, осу. Твердую злую осу, упорно продирающуюся через вязкую липкую сладость.
Копыта глухо чавкали в размокшей глине.
— Далеко еще?
Горшечник кивнул, потом замотал головой, придурковато улыбаясь.
— Туточки, господин, рядышком. Прям за поворотом.
Я прищурился. Дорога уходила вперед, прямая, как копье.
— Какой поворот, олух?
— Туточки уже. Сейчас будет.
Этот идиот продолжал улыбаться. Капля пота сползла у меня по лбу и повисла на носу. Я дунул, сбивая ее, и бессильно выругался. День только начинался.
Радостная весть об очередном трупе застала меня за завтраком. За окном раздались вопли, кто-то блажил и причитал, поминая казни господни, диавола и почему-то мздоимцев. Я подумал было, что надо подойти к окну и глянуть, а потом решил — а какого черта? В карауле был Тобиас, и со всякой ерундой он вполне мог и без начальственного ока разобраться. А если не ерунда… Ну, тогда все равно мне доложат. Это дерьмо мимо не пролетит, как не уворачивайся.
Так что я поддел ножом кусок яичницы и отправил в рот. Масла Марта пожалела, а вот соли — нет. Не знаю, почему шериф Паттишалл до сих пор ее не уволил. Подозреваю, из-за задницы. Если бы готовка у Марты была хороша так же, как задница, мы бы тут все в двери не пролезали.
Я как раз примеривался ко второму куску, выбирая самый необгорелый, когда по лестнице прогрохотали шаги. Дверь распахнулась, и в комнату ввалился Тобиас, волоча за собой что-то мелкое, расхристанное и вонючее.
— Доброго утречка, господин. И аппетита хорошего.
Я с усилием проглотил недожеванное, запил вином.
— Что еще?
— Вот, — Тобиас выпихнул вперед сухонького мужичка неопределенного возраста. Тот мелко кивал, трясся и сиял щербатой улыбкой. — Повтори, чего мне говорил.
— Ага, ага, конечно, всеобязательно. А вы кто будете? — мужичок подслеповато на меня прищурился.
— Я? Помощник главного мздоимца. Так что случилось?
Когда этот уродец перестал икать, извиняться и признаваться мне в любви и бесконечном уважении, оказалось, что случился труп. В Рокингемском лесу, прямо на тракте. Просто-таки невероятная невероятность. Лечь и не встать. Я вздохнул, отодвинул тарелку с яичницей и приладил на лепешку кусок ветчины.
— Ну и зачем этого болвана сюда тащить было? Сами не могли догадаться съездить и все осмотреть? Первый раз, что ли?
— Так не разбойнички это, сэр Марк, — Тобиас скривился, будто кислое яблоко раскусил.
— Да, не разбойнички, — влез мужичок. — Точно не они! Лихие люди или стрелами тыкают, или мечами рубят. А чтоб напополам разрывало, такого не слыхал. И конь там же лежит, весь подранный.
— Кажется, опять, — даже сквозь грязь и щетину Тобиас смотрелся бледно. Я почувствовал, что есть уже как-то не очень хочется. Твою долбаную мать.
— Вот же зараза. Ну что, седлай, — я старательно утрамбовал в рот остаток хлеба. Хочется — не хочется, а когда будет обед и будет ли он вообще, даже гадать смысла не было. Сначала поездка, потом объяснение с Саймоном Паттишаллом, и вот потом уж точно аппетита не будет. Надерусь в очередной раз — и все дела.
Так что вскоре мы тащились по вязкой, как овсяный кисель, дороге, приноравливаясь к шагу запряженной в повозку лошаденки. Жара давила, мерзкий привкус яичницы прилип к языку, а проклятый горшечник болтал, не затыкаясь. Я уже знал все его гадскую родню до седьмого колена, включаю тетку Мэб с больными коленями. И что мне теперь делать с этими знаниями?
— Долго еще?
Мужичок осекся и растерянно заморгал.
— Вот уже туточки почти, господин хороший. Я тут завсегда езжу, горшки на продажу вожу, у меня товар отличный, меня тут все знают. Чуть-чуть осталось, вы мне верьте.
— Ты это пятый раз говоришь!
— Христом-вседержителем и всеми святыми клянусь!
— Не дай бог тебе соврать. Я тебе личную встречу со святыми организую.
Мужичок дробно закивал. Я врал, и знал, что врал, и все это знали, включая горшечника. Чертов болтун пока что был единственным свидетелем и немало наслаждался значимостью собственной роли.
— Вон, вон поворот! Видите?
Мужичок ткнул пальцем вперед, и я протер слезящиеся от пота глаза. Действительно, стена деревьев наваливалась на дорогу, и тряская колея отклонялась вбок, к западу.
— Слава тебе господи. Наконец-то. Вот уж не думал, что буду так радоваться свиданию с трупом.
Первой мы увидели лошадь. Гнедая кобыла перегородила дорогу, отпечатки копыт в глине были полны черной густой кровью. Солнце жарило, и над дорогой стоял густой смрад тухлятины. Я спешился, присел, разглядывая выеденное нутро. Мухи били о шлем дробно и гулко, будто кто-то камешками кидал.
Кем бы ни был неведомый хищник, над кобылой он поработал основательно. Кишки растянуло по всей дороге.
— Вот, видите, господин, я ж говорил!
— Да помолчи ты…
Я поднялся, обошел кобылу, стараясь не наступать в протухшую кровь. Из бедра был вырван изрядный кусок мяса, сквозь ошметки плоти белела кость. В ране черным ковром клубились мухи. Я махнул рукой, и они взлетели, повисли в воздухе, возмущенно жужжа.
— Тьфу, дрянь.
Как там говорил брат Гуго? Более всех отец небесный возлюбил болезни, камни и мух, поэтому создал их довольно. Отец Гуго был старый склочник и сластолюбец, но насчет мух и камней был прав.
— Эй, Тобиас, гляди, — позвал я.
— Опять то же самое? — Тобиас тут же высунулся из-за левого плеча, как злой дух — если, конечно, духи воняют чесноком и элем.
— Один в один.
Следы зубов на кости, глубокие и ровные, походили на оставленные плугом борозды. Кто бы ни заел лошадь, пасть у него была, как сундук. И зубы, как грабли — частые, крепкие и острые.
— Это что ж за тварь такая, что мясо жрет, а клыков не имеет? — Тобиас сдвинул шлем и потер красный потный лоб.
— Человек, к примеру. Но я бы не сказал, что у нашего охотника клыков нет. Скорее, у него только клыки.
Всадник обнаружился чуть дальше. Тело лежало в траве, только ноги в старых растоптанных сапогах торчали из густых зарослей пижмы. Я подошел поближе, глянул и сглотнул кислую слюну. Вообще-то надо было бы глубоко и медленно вдохнуть, когда блевать тянет, первое средство — глубокое дыхание. Но аромат не способствовал. Тут и мелко-то не слишком дышалось. Тело не лежало в траве. Оно заканчивалось аккурат на границе тракта, дальше были растащенные внутренности и фрагменты еще чего-то совсем уж непонятного. То ли обрывки одежды, то ли остатки пиршества. Но теперь стало видно, что заросли бурьяна были изрядно повытоптаны, а к лесу вела практически просека, размочаленные листья лопухов тонули в грязи.
— Он не один ехал, тут еще люди были. Попытались убежать в лес.
Прошлые четыре раза было так же.
То, что нападало на путников на тракте, гнало их в лес — или они сами туда бежали. Не по дороге, что было бы разумнее, а к густым зарослям. Но не добегали. Пожеванные тела находили на опушках и прогалинах, и я был вовсе не уверен, что находили всех. Мало ли кто еще может под кустами валяться. А вот что было действительно плохо, так это полное отсутствие следов нападающего. Неведомый хищник, кажется, был бестелесным. Просто-таки призрак какой-то. Хотя зубищи вполне реальные. Такая пасть мысль о бестелесной природе опровергает начисто.
Стражники спешились и пошли прочесывать лес. Еще три тела обнаружились в орешнике. Бедняги почти успели добежать до низины, в которой начинался частый дубовый перелесок, оставалось всего-то шагов полста. Почти. Но не успели. Прозрачные молоденькие кусты орешника были измочалены так, будто по ним проперло стадо коров. Трупы, присыпанные сломанными ветками, лежали цепочкой: старик в отороченном мехом плаще и два парня. Один все еще сжимал меч, на котором не было ни капли крови.
— Ну чтоб тебе. Хоть бы один успел, — я раздраженно сплюнул под ноги влетевшую в рот мошку. — Ни бегать, ни драться.
Я подошел к старику, потянул за плащ, переворачивая лежащее навзничь тело. Голова вдруг качнулась и покатилась по склону, мелькая короткой седой бородой.
— Фу, дьявол. Мерзость, — я отдернул руку, вытер пальцы о траву. — Гляди, кошель-то полный.
— Да уж, — Тобиас наклонился, прикинул вес монет. — Это у нас теперь насчет ограблений самый безопасный участок леса. Ни одного разбойника. Голову тебе оторвут запросто, но за мошну можно не волноваться. Интересно, кто это?
— Альфорд, купец.
Это я и без головы мог определить. Точно Альфорд. Второго такого идиота, чтобы меховой плащ в июне таскать, нет. Гонора у Альфорда было больше, чем мозгов.
— Он вроде как на этой неделе за товаром собирался. Ну все, отъездился.
— Да уж. Жалко человека. Вот так работаешь, дела ведешь — а потом раз, и без головы в лесу лежишь, — Тобиас изобразил приличествующую случаю печаль.
— Альфорд был сквалыга и жулик. Мне уже жалобами на его лавку все мозги выели. То ткань гнилая, то недомер. И сейчас в телохранители мальчишек взял. Как жил скупердяем, так и помер.
— Что, думаете, если бы других нанял, дело бы по-другому пошло?
— Понятия не имею. Может, и пошло бы. Что теперь гадать. Ладно, двинули отсюда.
— Тела забирать будем?
— Скажи парням, чтобы горшечнику этому в телегу загрузили. То-то вдова Альфордова сегодня порадуется.
— Грех так шутить, господин.
Тобиас купчиху не знал, а мне доводилось встречаться.
— Какие шутки? Раньше к ней мужики в окошко лазили, а теперь в дверь ходить будут. Ну и наследство немалое. Сплошь выгоды, куда ни глянь.
Тобиас покачал головой, широко перекрестился и забормотал молитву. Не дожидаясь завершающего «аминь», я развернулся и зашагал к лошадям. Гнев неупокоенного духа пугал меня мало. А вот гнев шерифа был проблемой реальной и насущной. Паттишалла аминем не задобришь. Выслушать придется изрядно. И ведь не ответишь. Нечего отвечать. Ни следов, ни улик, ни версий. И три дня назад я как раз доказывал, что убийств больше не будет — тварь, кем бы она ни была, снялась с мест и ушла. Правда, я действительно в это верил. Сначала череда трупов с перерывом в пару дней, а потом вдруг на месяц затишье. Какой зверь месяц выдержит? Так что я был уверен: дерьмо закончилось. Оказывается, нет. Дерьмо никогда не кончается.
Глава 2, в которой Марк везет леди в лес
Паттишалл меня уже ждал. Высланный за мною слуга, конечно, никого не нашел, и теперь крутился по двору, как мышь в ведре, поглядывая на дорогу. Коня принял, дверь мне открыл, до зала проводил. Словом, встретил, как короля. Если бы я не знал, почему, порадовался бы.
Перед тем как войти, я постоял за углом, пригладил потные волосы и перешагнул порог.
Шериф ждал меня в зале, и не один, а в компании. Двое мужчин в дорожных плащах, густо заляпанных понизу грязью, и дама в странном наряде. Видимо, важные шишки — кого попало шериф Нортгемптона рядом с собой за стол не садит. Если бы гонор этого сморчка вытянуть в нитку, можно было бы Англию пять раз по границе обмотать. Еще и Шотландию присовокупить.
Хуже разноса от Паттишалла может быть только разнос на публике. А что разнос будет, я понял с порога. Шериф изволил гневаться. Губки в куриную попку собрал, усики дрожат, пальчиками по столу барабанит. Вот сейчас… Я глубоко вдохнул, как перед прыжком в воду. Сейчас будет макать, мать его.
— О, Денфорд, наконец-то мы вас дождались.
— Я был в Рокингемском лесу, милорд. Я…
— Да, мне уже все рассказали. В лесу нашли трупы — те самые, которых там быть не может. Кажется, именно так вы утверждали совсем недавно?
— Но я не мог знать, милорд…
— Вы никогда ничего не знаете. Удивительная при вашей должности неосведомленность. Уж кто-то, а начальник городской стражи должен быть в курсе подобных событий.
Отвечать я не стал. Просто стоял и преданно таращился. А что говорить? Тут что ни скажи, плохо получится. Приезжие разглядывали меня, как обезьянку в зверинце. С любопытством и жалостью. Я почувствовал, что начинаю краснеть, разозлился и покраснел еще больше.
— Ну рассказывайте уже, Денфорд. Должна же быть от вас хоть какая-то польза.
— Купец и трое телохранителей. Убиты на Рокингемском тракте. Одна лошадь на месте, дохлая, выпотрошенная. Остальных нет.
Я замолчал, удержавшись от искушения облизать пересохшие губы. Ерунда, в самом деле. Шериф не учитель, а я не бесталанный ученик. Нужно просто не обращать на всю эту ерунду внимания.
После прогулки по солнцепеку хотелось пить, волосы мерзко липли к шее. Больше всего я жалел, что не опрокинул на голову ведро воды перед тем, как явиться пред светлы очи. Ну да что уж теперь. Потерплю.
Дама наклонилась к Паттишаллу и что-то сказала. Он недовольно сморщил нос, уставился на меня так, будто по мне мухи ползали. Ну, может, так оно и было. Пахло-то соответствующе. Мухам бы понравилось.
— Идите сюда, Денфорд. Леди де Бов вас плохо слышит. А слушать рассказ о ваших успехах крайне увлекательно.
Ну, раз зовут, надо идти. Я промаршировал через зал, поднялся по ступеням, отодвинул стул и сел. За стол меня, правда, не звали — но какого дьявола? Я устал как собака. Видимо, лицо у меня было соответствующее, потому как дама плеснула в свой кубок вина и протянула мне.
— Попробуйте виноград. Он утоляет жажду.
Я сгреб с блюда ближайшую кисть — бледно-лиловую, тяжелую и разлапистую. Безумно дорогой южный виноград, конечно, предназначался гостям — но раз уж предложили…
— Не торопитесь, мы подождем.
Покосившись на шерифа, я закинул в рот сразу горсть ягод и сглотнул сок. Торопиться с рассказом не хотелось. Да будет благословенна любезная леди.
Теперь я мог рассмотреть посетителей. Трое мужчин — явно благородного звания. Лица такие… значительные. Одежда дорогая, но поношенная, драгоценностей мало. Жалко, оружия не видно. Мужчина не женщина, о нем меч скажет больше, чем платье. А вот дама интересная. Одета странно, говорит первая, распоряжается как у себя дома. То ли муж ее балует, то ли имя позволяет на шерифа не оглядываться. И кто это может быть? Я мысленно перебрал всех подходящих по статусу женщин, включая нынешнюю фаворитку принца Джона. Та, говорят, тоже в неженских разговорах принимает участие и даже обыгрывает мужчин в шахматы. Но волосы у нее золотые, глаза — небесной голубизны, и собой она хороша, как ангел. А тут… не ангел, совсем не ангел. Как бы дамочка ни хорохорилась, а на красотку не тянула. Лицо широкое, нос остренький, вздернутый и глаза круглые, как у совы. Волосы почему-то не уложены, а стянуты в низкий хвост. Вьются, как овечье руно. Болела она, что ли? Говорят, при болезнях волосы укладывать нельзя — от этого с женщинами мигрени приключаются. Интересно, который из мужчин — ее муж? Наверно, приданое хорошее за невесту давали, раз знатный человек такую неказистую девицу в жены взял.
Тут я сообразил, что все давно молчат и на меня смотрят, а я вылупился на даму, как дурень на рождественский балаган.
— Вы готовы продолжить беседу? — вежливенько улыбнулась мне леди.
Во рту у меня все еще была виноградина. Я проглотил ее не жуя, поперхнулся и закашлялся.
— Прошу прощения, леди. Сэр Марк поражен вашей красотой, — я так и не понял, пришел шериф мне на помощь или макнул еще глубже. Поэтому решил не обращать внимания.
