***
У меня никогда не было магии. Я чувствовал ее вокруг — искрящийся, сверкающий поток силы, затапливающий мир. Но я не мог зачерпнуть ни капли.
Остальные дети черпали без труда — так легко, что даже не замечали этого. Они увеличивали игрушки, раскрашивали пломбир и зажигали фейерверки просто потому, что ощущали мгновенное желание. И магия реагировала на этот беззвучный зов, дарила им чудеса — легко и без счета.
Рядом с другими детьми я чувствовал себя калекой. Там, где они летели, я, задыхаясь, бежал по земле, оступался, падал и снова бежал.
Я тоже хотел хоть немного магии. Всего одну каплю. Чуть-чуть. Самое крохотное, самое завалящее чудо! Я старался изо всех сил, брал старую отцовскую палочку и повторял по книгам слова заклинаний. Первый слог короткий, второй длиннее и потянуть третий. Полностью сконцентрироваться на цели, погрузиться в нее и послать импульс в палочку.
Не получалось.
Всегда — не получалось.
Я был прилежен, я хорошо учился и я старался. Так сильно старался. Но в этом мире не было для меня чудес.
И тогда я решил: ладно. Пусть будет так. Если мир не дает мне магию — я возьму ее сам.
Глава 1
Лопата. Чертова, мать его, лопата.
Краска бросилась в лицо, и Стэн застыл, до боли сжимая челюсти.
Мужики, толпившиеся в раздевалке, притихли, с подчеркнутой сосредоточенностью натягивая робы.То здесь, то там пробивались сдавленные смешки, короткие, как пощечины. Стэн медленно взял лопату и отодвинул ее в сторону, освобождая облупленную дверцу шкафчика.
— Эй, Паттерсон, ну ты чего? Не убирай! Отличный же подарок! — развел руками Томми и тут же, не выдержав, расхохотался, подвывая и всхлипывая. Вслед за ним грохнули остальные, смех прокатывался по раздевалке, бился в стены, захлестывал с головой.
— Да, парни, спасибо. Я оценил, — с усилием растянув губы в улыбке, Стэн небрежным жестом похлопал лопату по черенку. — Солидная штука.
Лопата действительно была дорогая — глянцевая черная сталь, полированная рукоять, даже пластиковое навершие с креплением на случай, если рачительный хозяин захочет повесить инструмент на крюк. Кто бы ни выбирал подарок, к заданию он подошел со всей ответственностью.
Но мать же твою. Твою гребаную мать.
Трясущимися руками Стэн начал расстегивать рубашку. Чертовы пуговицы выскальзывали из пальцев, как намыленные.
Еще неделю назад все было нормально. Стэн ремонтировал машины, трепался во время ланча с мужиками и даже неплохо поладил с начальством. Кауфман приветливо кивал ему при встрече и намекал на премию «по результатам месяца». Совсем не то что в такси. Стэн начал думать, что в этот раз все будет иначе. Все будет нормально.
А потом Томми проебал ключ от раздевалки, приехал к Стену за запасным и сходу вперся на задний двор.
Стэн попытался объяснить. Рассказал, что по-другому не может спать, рассказал про гребаные бесконечные кошмары. Томми слушал, сочувственно кивал и приговаривал: «Да все нормально, старик, не парься, я все понимаю». А через пару часов растрепал всем, кому мог — художественно и с преувеличениями. И теперь Стэн превратился в местного, мать его, клоуна. Ну или психа — и непонятно было, что хуже.
Глубоко вдохнув, Стэн натянул засаленную кепку и сунул за пояс перчатки.
Ладно, ничего. Это ерунда. Сегодня последний этап конкурса, и Стэн входит в пятерку лучших по баллам. А значит, через неделю он свалит из этой задрипанной мастерской к чертовой матери. Да. Свалит. Стэна ждет настоящая работа — в «Торнадо». И шли бы вы в задницу, глубокоуважаемые джентльмены, вместе со своей лопатой.
Телефон в кармане завибрировал и Стэн, чертыхаясь, с третьей попытки расстегнул молнию.
О боже, мать твою. Только не это. Прямо с утра!
— Привет, Говард.
— Рад тебя слышать, Стэн. Я буквально на пару слов. Не очень тебя отрываю?
— Все отлично, Говард, говори, — раздраженно поморщившись, Стэн опустился на скамейку и вытянул ноги. Когда Говард обещал, что уложится в пару слов, обычно за этим следовала десятиминутная пространная проповедь. Но сейчас Стэн был на работе, а значит, имелась весомая — и совершенно объективная! — причина оборвать разговор, когда старого зануду окончательно понесет.
— Стэн, я снова думал об этой твоей новой работе. И я уверен: в «Торнадо» тебе не место.
— Послушай, Говард… Мы это уже сто раз обсуждали.
— Да, я знаю. Но ты меня не слышишь — и я вынужден говорить сто первый. Сколько прошло с момента твоего увольнения? Полтора года?
— Год и два месяца, — Стэн повертел ногой, разглядывая ботинок. Кожа на мысках так обтерлась, что никакой обувной крем уже не скрывал царапины. Если с «Торнадо» выгорит, придется новые покупать. Не ходить же в солидную контору, как голодранец.
— Пусть год и два. Это тоже немалый срок, — продолжал бубнить Говард. — За это время ты сменил уже три работы. Ты почти не спишь, не выходишь из дома, не общаешься с друзьями...
— Почему не общаюсь? — пожал плечами Стэн. — Вот, с тобой разговариваю. И на собрания ветеранов хожу, там разговоров по гланды.
— Ты прекрасно понимаешь, что я имею в виду. Мы, конечно, друзья, но с тобой я общаюсь как профессионал. То есть, конечно, не психолог, но у меня есть практический опыт, я повидал десятки таких парней, как ты…
Бла-бла-бла-бла-бла. Раздраженно сжав губы, Стэн откинулся на деревянную спинку. Унылый бубнеж Говарда вгрызался в мозги, как бор-машина: медленно, тщательно, неумолимо. Больше всего Стэну хотелось послать Говарда нахуй. Или хотя бы вежливо закруглить: начальник недоволен, работать надо, давай, Говард, пока-до вечера. Но мать же твою. Говард действительно хотел как лучше. И отец хотел. И все хотели.
Один только Стэн болтался без цели и смысла, как говно в проруби.
— Не преувеличивай, — дождавшись короткой паузы, вклинился он в бесконечный, как обложной дождь, монолог. — Да, мне трудновато приспособиться на гражданке, но в целом ведь все нормально. На работу хожу, книги читаю, спортом занимаюсь. Да я даже не пью! Ну где ты видел поехавшего ветерана без алкашки?
— Я видел разных ветеранов, — обрезал Говард. — А спишь ты в окопе. Который вырыл на заднем дворе неделю назад. По-твоему, это нормально?
Стэн захлопнул рот с такой силой, что зубы лязгнули.
Это было нечестно. Подло, как удар в пах. Потому что окоп не был проблемой. Окоп чертову проблему решал. Ну не мог Стэн спать в кровати! И на диване не мог. И в кресле. А в окопе — дрых как сурок. Когда он ложился на холодную землю, накрывался одеялом и закрывал глаза, кошмары уходили. А если не уходили… Ну что ж. Тогда он хотя бы не будил криками отца.
— Говард. Повторяю еще раз. Я в порядке. И буду еще лучше, когда поменяю эту задроченную мастерскую на «Торнадо». Когда я был в армии, то не просыпался от кошмаров. Подумай об этом, Говард. В Афгане все было офигенно. Я отлично спал, не переживал из-за всякой ерунды и замечательно себя чувствовал. Херня началась на гражданке. Ты правда удивляешься, что я хочу вернуться на службу?
— Послушай, Стэн, я…
— Нет, теперь ты послушай. Я знаю, что отца трясет от одной мысли, что я опять уеду в Афганистан. Я не хочу делать ему больно. Поэтому иду я не в армию, а в чертов, мать его, «Торнадо». Это всего лишь частная военная компания, ничего серьезнее охраны меня там не ждет. Но мне это нужно, Говард. Очень нужно. Пожалуйста, давай закроем эту тему.
— Нет! Это ошибка, Стэнли, ты просто не понимаешь, что делаешь…
Да сколько же можно!
— Извини, Говард, меня уже начальник ищет. Надо идти, — очень, очень спокойно сказал в трубку Стэн.
— Нет, погоди, мы…
— Потом поговорим. До вечера, — Стэн сбросил звонок и медленно разжал кулак. В ладони наливались красным вдавленные лунки ногтей.
Наверное, нужно было Говарда послать. Так было бы честнее. Но Говарда попросил о помощи отец — и Стэн терпел. Но с каждым днем терпения оставалось все меньше и меньше.
Когда Стэн вышел из раздевалки, рабочий день уже стартовал. Перекрикивались механики, лязгало и грохотало железо, в углу надрывалось радио, оглашая помещение бравурным рок-н-роллом. Кауфман, оторвавшись на секунду от бухгалтерии, выразительно посмотрел на часы.
— Паттерсон, десять минут опоздания.
— Знаю, знаю, извини. Задержусь после работы, — изобразил покаянное смирение Стэн. И с некоторым удивлением понял, что действительно ощущает вину. Опоздал, подвел, не оправдал. Плохой, плохой Стэнли, фу таким быть.
Да какого, собственно, черта? Это всего лишь гребаные десять минут. Мужики на перекуры в пять раз больше тратят. И потом, Стэн все равно отсюда скоро сваливает. «Торнадо» — это вам не «Моторы Кауфмана». «Торнадо» — это серьезно.
Натянув промасленные перчатки, Стэн прихватил ящик с инструментами и направился к новенькой, глянцевой, как леденец, «Субару». Странное жужжание, стуки внизу, и что-то под капотом делает БДУМС. Открыв капот новенькой бэхи, Стэн задумчиво уставился на чистенькие, даже не пропыленные толком механизмы. Ну и что тут может сделать БДУМС?
Когда Стэн подъехал к офису «Торнадо», часы на табло неумолимо высвечивали 17:21. Последнее тестовое стартовало в половину шестого, и Стэн, прихватив сумку, галопом помчался к раздевалке. Пробежать через офис и плац — четыре минуты, переодеться — две минуты, выскочить в спортзал и занять место в строю — еще две минуты. Если поторопиться, можно успеть.
Выскакивая из машины, Стэн краем глаза заметил старый, бутылочно-зеленого цвета «фордик» — точно такой же, как у Говарда. Машина мирно стояла в соседнем ряду, со всех сторон подпертая автомобилями. Но времени на обдумывание не было, и Стэн пулей промчался через стоянку, прижимая локтем омерзительно хлопающую спортивную сумку.
Если Говард сменил гнев на милость и все-таки приехал поболеть за Стэна на тестовых… Ну, значит, Стэн здорово в нем ошибался.
Глава 2
Отодвинув чашку, Говард слизнул с верхней губы горькую кофейную пенку. Он все еще не был уверен, что поступает правильно. Но лучше сомнительный вариант, чем заведомо ошибочный — это Говард понял еще тридцать лет назад, в Панаме. Тогда он не решился оставить группу прикрытия. Пожалел парней, которые неминуемо попали бы под удар панамцев. Говард попытался вывести взвод целиком — и в результате довел только пять человек. Из двадцати. Если бы он оставит прикрытие, если бы пожертвовал пятью бойцами, остальные были бы живы. Пять жизней против двадцати — простая арифметика. Но Говард этот пример не решил — и своей неуместной жалостью угробил парней, за которых отвечал перед страной и богом.
Больше Говард не подписывал контракты на продление службы. И больше Говард не колебался. Если ты знаешь, каков правильный ответ, не трать время зря. Просто бери и делай. Даже если это кажется совершенно аморальным. Мораль хороша там, где нет угрозы. Потом, когда все закончится, можно быть и понимающим, и снисходительным, и гуманным. Но в момент опасности нужно действовать так, как правильно.
По счетам будем платить потом.
Аккуратно поставив чашу на салфетку — так, чтобы ни одна капля не упала на полированный стол, Говард коротко откашлялся.
— Мистер Шепард…
— Просто Ричард. Давай оставим «мистеров» за бортом, — широко улыбнулся исполнительный директор «Торнадо». До синевы выбритый, холеный, с модельной укладкой и в костюме за пару тысяч баксов, мистер Шепард мог бы служить живым воплощением американской мечты. Но десять лет назад Риччи Шепард был совсем другим. Говард помнил, как он впервые пришел на собрание ветеранов — тощий, дерганый, с обкусанными до крови пальцами. Риччи Шепард отмотал десять лет в Афгане и Сомали, получил три ранения, Пурпурное сердце с дубовыми листьями и нескончаемый нервный тик.
Сидящий перед Говардом роскошный мистер Шепард отлично понимал, как устроена жизнь. Неважно, сколько времени прошло. Ричард знал. И Ричард мог помочь.
— Окей, за борт мистеров, — покладисто согласился Говард. — Ричард, я пришел, чтобы обсудить один щекотливый вопрос.
— Деньги нужны? — понятливо вскинулся Шепард. — Без проблем, просто скажи, сколько надо. «Торнадо» всегда помогал ветеранским организациям: можем на счет нужную сумму перевести, а можем закупить, что там вам понадобилось. Благотворительному центру Джорджа Вашингтона, скажем, ремонт недавно сделали и мебель полностью поменяли. Теперь там не комнаты, а конфетка: кофейные столики, диваны, кофемашины — весь шик. Ну кто еще поможет ветеранам, как не товарищи по оружию? Так что не стесняйся, излагай.
— Нет, Ричард, погоди, — покачал головой Говард. — Я не о том. С финансами, у нас, конечно, невесело, но сейчас я пришел поговорить не о деньгах, а о людях. Точнее, о конкретном человеке.
— И это решаемо. Если у тебя на примете достойный кандидат, приводи, посмотрим, на что он годится.
— И снова мимо, — улыбнулся Говард. — Мне не нужно, чтобы вы взяли человека. Мне нужно, чтобы вы его не брали.
— Вот как? — заинтригованный Шепард поставил чашку на стол. — И почему же?
— Видишь ли, в чем проблема… — замялся Говард. — Я, конечно, не врач. Но я полагаю, что этому человеку не место в охранной фирме. Если вы заключите контракт, плохо будет и Паттерсону, и вам.
Некоторое время Шепард молчал, задумчиво постукивая ногтем по выпуклому стеклу своих «Ролексов».
— Довольно странная просьба. Приглашая кандидата на тестирование, мы собираем о нем всю информацию, проводим собеседования с психологами. Если у этого Паттерсона действительно серьезные проблемы, он бы отсеялся на входе.
— Но Паттерсон не отсеялся. Ты ведь сам знаешь: бывают проблемы, которые можно увидеть, только когда подойдешь вплотную.
— И ты подошел?
— Да. В противном случае меня бы здесь не было
Стукнув пару раз ногтем по часам, Шепард поднялся, автоматическим движением оправив брюки.
— Ну что ж. Давай посмотрим на твоего Паттерсона. А потом ты расскажешь мне, в чем, собственно, проблема.
Спортивный зал у «Торнадо» был роскошнейший: каждый тренажер стоил столько же, сколько автомобиль Говарда, включая новенькую запаску и набор инструментов в багажнике. Шепард остановился у здоровенного, во всю стену окна. Внизу бегали, прыгали, отжимались и швыряли друг друга на маты несколько десятков мужчин. Бывшие солдаты. Будущие бойцы «Торнадо».
— Все эти парни не стали подписывать очередной контракт, — Говард встал перед окном, сцепив за спиной руки. Смотреть на людей вот так вот, снизу вверх, было странно — и почему-то неприятно. — Они не захотели продолжать службу — а теперь пришли к вам. Чтобы снова взяться за оружие. Ты никогда не думал о том, почему люди так непоследовательны?
— А ты думаешь, что они непоследовательны? Армия — это всего лишь место работы. Если человек может продать те же навыки намного дороже, то почему бы этого не сделать?
— Я не думаю, что причина в деньгах. Я много говорю с ветеранами, Ричард. Конечно, деньги для них важны — а для кого они не важны? Но главное — это не деньги. Главное — это сохранить смысл в жизни. В армии все сводится к службе. К войне. И если у человека выдернуть этот стержень, он просто не знает, что делать дальше. Внутри образуется пустота, которую нечем заполнить. И тогда он идет к вам.
— И что в этом плохого? — пожал плечами Шепард. — Я не согласен с твоей позицией, но допустим, что к нам действительно приходят разочарованные в жизни, потерянные парни. Мы даем им деньги, даем уверенность в себе и надежных товарищей.
