Не хочу открывать глаза. Как же хорошо лежать в постели, так тепло и уютно. Я сильнее кутаюсь в большое одеяло, перевернувшись на бок. Приоткрыв один глаз, я вижу маму. Она сидит на подоконнике, накинув на ноги плед. Из чашки, которую она обхватила руками, идет пар.
Я дотягиваюсь рукой до мистера Пипла и, прижимая, к себе белоснежного мишку, встаю на прохладный паркет. По коже ног пробегают мурашки. Мама поворачивается ко мне, ее рассеянный взгляд встречается с моим.
- Уже проснулась? Готова идти в садик?
Я крепче обняла мишку и нахмурилась. Уголки маминых губ приподнялись в ответ.
Каждое утро я встречаю маму с чашкой кофе, завернутой в плед и сидящей на подоконнике. С этого начинается мое утро.
После она отводит меня в садик, а теперь - в школу. Однажды вернувшись со школы, я услышала ее тихие всхлипы. Уже несколько лет я сплю в своей спальне. Мама сидела в их с папой комнате на подоконнике, обхватив руками моего мишку и уткнувшись в него лицом. Ее тело содрогалось от всхлипов.
В комнате беспорядок, вещи из шкафа разбросаны по комнате. Постель смята, а рядом с ней осколки от разбитой вазы. Часы на прикроватной тумбочке показывали пятнадцать минут второго. Время, когда наш маленький мир перевернулся.
Больше папа не возвращался домой.
Мама стала реже улыбаться, чаще хмурилась и кричала на меня. Я закрывалась в своей комнате, когда у нее было плохое настроение. Неизменно оставалось одно: каждое утро начиналось с того, что я встречала маму с чашкой кофе и пледом возле окна.
Мне пятнадцать. Мы почти не говорим, наши редкие разговоры заканчиваются ссорами и хлопаньем дверью. Не могу вспомнить, почему началась ссора, но свои слова не забуду никогда:
- Теперь ясно, почему от нас ушел папа. Это все из-за тебя. Ты думаешь только о себе, прекрати контролировать меня и лезть в мою жизнь. Займись своей и не порть мою.
После этого я убежала в комнату и заперла дверь на защёлку. Мама стучалась ко мне и говорила, какая у нее несносная дочь. Она плакала, ее слова ранили не только меня, но и ее. Она кричала, что я могу забыть о летнем лагере заграницей, что больше она не будет оплачивать мои курсы рисования. Я кричала, что и без нее справлюсь.
Наутро мы не помирились, я выскочила из дома, даже не посмотрев в ее сторону. Папа не отвечал на звонки. Ночью я не вернулась домой. Моя лучшая подруга разрешила остаться у нее.
Это было утро без мамы и чашки кофе. Я ревела дома у подруги, жалуясь на отца, ушедшего из дома, на маму, которая сдалась после его ухода и на весь мир, который прекрасно живет, когда мне плохо.
После школы я вернулась домой. В квартире было убрано, а на кухонном столе стоял обед для меня. Я смотрела на приготовленную мамой еду и не могла понять, отчего же мне так паршиво. Сморгнув слезы, вспоминала, что так и не включила телефон.
Ни одного звонка от папы, которого я защищала во время нашей ссоры. Несколько сообщений от мамы и больше десятка пропущенных звонков. В последнем сообщении она писала, что знает, где я. Она просила прощения.
В ее спальне на подоконнике стояла остывшая чашка кофе.
«Мама» - шепчу одними губами.
Я думала, что мир не может снова повернутся ко мне темной стороной. Но мне было суждено ошибиться. В этом же году мамы не стало. Она стала затухать на моих глазах. У нее были проблемы с сердцем. Она не говорила мне ничего, якобы хотела уберечь, верила, что справится и преодолеет болезнь. Возможно, она бы прожила дольше, если бы не одиночество, на которое мы с папой ее обрекли.
Наступило утро. Подоконник пуст, кофе не заварено, плед лежит в шкафу. Это утро без мамы. Оно не уютное, не теплое и не такое привычное.
Здравствуй, мое новое утро.
Что такое самостоятельность? Это тоже что и ответственность? Для меня все это стало синонимом одиночества и отсутствия уверенности. Тебе не на кого положится, все в твоих руках, ты один и если упадешь, никто не подаст тебе руку.
Я ощутила это после смерти мамы, отец помогал лишь деньгами. Мои звонки все чаще игнорировались, сообщениями не читались, это понятно, у него ведь другая семья. Мое существование стало балластом для него. Мне не нужно было это говорить, понимание пришло само. После чего я исчезла из жизни отца, и лишь регулярные платежи на карту до дня моего восемнадцатилетия связывали нас.
Мне двадцать пять. Я переворачиваюсь на бок и пытаюсь нащупать рукой моего потрепанного мистера Пипла. Провожу ладонью по подушке, запутываюсь в одеяле, но мишку не нахожу. Мою руку перехватывают. Приоткрыв глаз, я вижу сонную улыбку моего парня. Мы лежим так еще некоторое время, пока я не встаю ногами на холодный паркет. Затем иду на кухню и завариваю кофе.
В моей новой спальне широкий подоконник и красивая панорама из окна. Я достаю плед, и, прикрывая ноги, сажусь на свое обыденное место. Отхлебнув горячего напитка, я наблюдаю за тем, как просыпается мой город.
Как лениво идут люди на работу, как кто-то тренируется на площадке, как наш сосед моет машину, а любимец всего подъезда – кот Васька, нежится на солнышке.
Я наблюдаю, как проносятся мимо нашего дома голуби и шепчу одними губами:
- Доброе утро, мама!
Я дотягиваюсь рукой до мистера Пипла и, прижимая, к себе белоснежного мишку, встаю на прохладный паркет. По коже ног пробегают мурашки. Мама поворачивается ко мне, ее рассеянный взгляд встречается с моим.
- Уже проснулась? Готова идти в садик?
Я крепче обняла мишку и нахмурилась. Уголки маминых губ приподнялись в ответ.
Каждое утро я встречаю маму с чашкой кофе, завернутой в плед и сидящей на подоконнике. С этого начинается мое утро.
После она отводит меня в садик, а теперь - в школу. Однажды вернувшись со школы, я услышала ее тихие всхлипы. Уже несколько лет я сплю в своей спальне. Мама сидела в их с папой комнате на подоконнике, обхватив руками моего мишку и уткнувшись в него лицом. Ее тело содрогалось от всхлипов.
В комнате беспорядок, вещи из шкафа разбросаны по комнате. Постель смята, а рядом с ней осколки от разбитой вазы. Часы на прикроватной тумбочке показывали пятнадцать минут второго. Время, когда наш маленький мир перевернулся.
Больше папа не возвращался домой.
Мама стала реже улыбаться, чаще хмурилась и кричала на меня. Я закрывалась в своей комнате, когда у нее было плохое настроение. Неизменно оставалось одно: каждое утро начиналось с того, что я встречала маму с чашкой кофе и пледом возле окна.
Мне пятнадцать. Мы почти не говорим, наши редкие разговоры заканчиваются ссорами и хлопаньем дверью. Не могу вспомнить, почему началась ссора, но свои слова не забуду никогда:
- Теперь ясно, почему от нас ушел папа. Это все из-за тебя. Ты думаешь только о себе, прекрати контролировать меня и лезть в мою жизнь. Займись своей и не порть мою.
После этого я убежала в комнату и заперла дверь на защёлку. Мама стучалась ко мне и говорила, какая у нее несносная дочь. Она плакала, ее слова ранили не только меня, но и ее. Она кричала, что я могу забыть о летнем лагере заграницей, что больше она не будет оплачивать мои курсы рисования. Я кричала, что и без нее справлюсь.
Наутро мы не помирились, я выскочила из дома, даже не посмотрев в ее сторону. Папа не отвечал на звонки. Ночью я не вернулась домой. Моя лучшая подруга разрешила остаться у нее.
Это было утро без мамы и чашки кофе. Я ревела дома у подруги, жалуясь на отца, ушедшего из дома, на маму, которая сдалась после его ухода и на весь мир, который прекрасно живет, когда мне плохо.
После школы я вернулась домой. В квартире было убрано, а на кухонном столе стоял обед для меня. Я смотрела на приготовленную мамой еду и не могла понять, отчего же мне так паршиво. Сморгнув слезы, вспоминала, что так и не включила телефон.
Ни одного звонка от папы, которого я защищала во время нашей ссоры. Несколько сообщений от мамы и больше десятка пропущенных звонков. В последнем сообщении она писала, что знает, где я. Она просила прощения.
В ее спальне на подоконнике стояла остывшая чашка кофе.
«Мама» - шепчу одними губами.
Я думала, что мир не может снова повернутся ко мне темной стороной. Но мне было суждено ошибиться. В этом же году мамы не стало. Она стала затухать на моих глазах. У нее были проблемы с сердцем. Она не говорила мне ничего, якобы хотела уберечь, верила, что справится и преодолеет болезнь. Возможно, она бы прожила дольше, если бы не одиночество, на которое мы с папой ее обрекли.
Наступило утро. Подоконник пуст, кофе не заварено, плед лежит в шкафу. Это утро без мамы. Оно не уютное, не теплое и не такое привычное.
Здравствуй, мое новое утро.
Что такое самостоятельность? Это тоже что и ответственность? Для меня все это стало синонимом одиночества и отсутствия уверенности. Тебе не на кого положится, все в твоих руках, ты один и если упадешь, никто не подаст тебе руку.
Я ощутила это после смерти мамы, отец помогал лишь деньгами. Мои звонки все чаще игнорировались, сообщениями не читались, это понятно, у него ведь другая семья. Мое существование стало балластом для него. Мне не нужно было это говорить, понимание пришло само. После чего я исчезла из жизни отца, и лишь регулярные платежи на карту до дня моего восемнадцатилетия связывали нас.
Мне двадцать пять. Я переворачиваюсь на бок и пытаюсь нащупать рукой моего потрепанного мистера Пипла. Провожу ладонью по подушке, запутываюсь в одеяле, но мишку не нахожу. Мою руку перехватывают. Приоткрыв глаз, я вижу сонную улыбку моего парня. Мы лежим так еще некоторое время, пока я не встаю ногами на холодный паркет. Затем иду на кухню и завариваю кофе.
В моей новой спальне широкий подоконник и красивая панорама из окна. Я достаю плед, и, прикрывая ноги, сажусь на свое обыденное место. Отхлебнув горячего напитка, я наблюдаю за тем, как просыпается мой город.
Как лениво идут люди на работу, как кто-то тренируется на площадке, как наш сосед моет машину, а любимец всего подъезда – кот Васька, нежится на солнышке.
Я наблюдаю, как проносятся мимо нашего дома голуби и шепчу одними губами:
- Доброе утро, мама!
