— Заходите. Родители на даче, — сказал он.
Как только мы вошли, парень перестал обращать на нас внимание: в столовой за столом он рисовал в тетрадке сложные формулы. Мы бросили на пол рюкзаки. Отдохнули. Попили чаю. Подремали: я — в кресле, а Сеня — на диване.
— Физик! — сказал с уважением Сеня, когда мы пошли гулять. — Мозги из ушей льются — такой умный парняга. Лето, а он задачки грызёт!
Полдня мы гуляли по Ипатьеву. Река здесь была шире, и сам город раскинулся на обоих её берегах.
Туристы бродили по набережной, вокруг полуразрушенного кремля и по узким улицам с белыми церквушками.
Мы купили квас и пирожки. Посидели на набережной. Искупались. Снова гуляли по городу.
Я блаженствовал: стремительная смена событий и наше путешествие, незнакомый город и жаркое лето — всё мне говорило о том, как свободен человек, и о том, что нет для нас никаких границ, ни внутри, ни снаружи, и можно идти куда угодно — именно так, по-юношески наивно и смело я размышлял тогда.
Ближе к вечеру мы снова жутко захотели есть и утолили голод пельменями в столовой, где, кроме нас, ужинал потрёпанный хмурый мужчина подозрительного вида.
Вечером, когда стемнело, мы вернулись к физику за рюкзаками.
— Оставайтесь, — сказал он. — Родители будут завтра вечером.
Сеня отказался, и мы отправились пешком на вокзал. Я уже предвкушал, как мы поедем на ночной электричке домой: за окнами в темноте пролетают редкие огни, и Арсений рассказывает новые истории, можно грезить, можно дремать, можно думать о чём угодно. Это стало бы хорошим завершением нашего похода.
Однако перед самым вокзалом Арсений свернул и повёл меня тёмными улицами в сторону кремля. На мои вопросы он не отвечал. Мы спустились к реке. Затем поднялись в крутую гору по улице, где стояли заброшенные дома. Свернули во двор, перелезли через забор, пробрались через парк, где белел в кустах памятник. Мы вышли на пустырь и наконец остановились. Вокруг в темноте высились деревянные двухэтажные дома. Вдали светились огни многоэтажек. Два ярких фонаря освещали свежий археологический раскоп. Сеня бросил рюкзак на землю и достал налобные фонарики: один отдал мне, другой надел на голову сам. Затем вытащил две пары резиновых перчаток, кусачки и нож. Арсений взял себе нож, а кусачки сунул мне в руки. Всё это он проделал так быстро, что я не успел ничего спросить.
— Я верю — будет крупная добыча! Ты понимаешь, у каждого есть такой случай. Каждый может найти клад! Я чувствую — так и будет, — горячо зашептал Арсений.
Сеня говорил всё быстрее и быстрее. Из его торопливого рассказа я понял, что мой друг давно вынашивал эту идею — ограбить археологов. Он разработал подробный план, тренировался дома и пришёл к выводу, что один не сможет бегать с металлоискателем и одновременно рыться в земле — обязательно нужен помощник.
— Я режу провод на той стороне — там опаснее. Ты — на этой. Свет вырубается. Бежим рыть.
Фонарики включать только в крайнем случае, — закончил Сеня свою речь.
— Чего раньше-то молчал? — прошипел я.
— А вдруг ты трус? — сказал он с вызовом.
Такого я вытерпеть не мог. Я кинулся к столбу и перекусил инструментом толстый провод. Свет погас. Сеня убежал на другую сторону раскопа. Он прыгнул в траншею. Голова его мелькнула в окопе. Сеня выскочил из ямы и подбежал к столбу. Он долго возился, и я видел, как он перерезал провод, но свет чудесным образом так и не погас.
Сеня вернулся, прыгая через ямы, и мы приступили к делу.
Далеко в переулке изредка мелькали огни машин. Мы торопились. Ночь была тёплая, и я вспотел, раскидывая землю «прототипом Д». Сеня сновал с металлоискателем и молча тыкал в землю пальцем, показывая, где копать. Нам попадались какие-то железяки, скобы, гвозди — ничего стоящего.
Рядом во дворе засмеялись. Замелькали огни сигарет. Мы пригнулись, но работы не бросили.
Мы долго рылись в земле. Руки заныли. Мы даже пару раз отдохнули и решили, что в эту короткую летнюю ночь мы будем искать сокровища до рассвета.
Вскоре прототип глухо ударил по твёрдому предмету. Я разрыл землю, включил фонарь и увидел горшок, застрявший между обгорелыми брёвнами. Я позвал Арсения. Он подбежал ко мне с металлоискателем наперевес.
— Слава Нептуну! — завопил Сеня и добавил тише, спохватившись: — Роем!
Я стал разбивать инструментом бревна. Арсений подкапывал горшок широким ножом.
Горшок не поддавался. Земля была каменистая, а брёвна тяжёлые и твёрдые. Но я изо всех сил хлестал прототипом, а Сеня без устали орудовал ножом, так что во все стороны летели камни, куски дерева и комья земли. Мы увлеклись работой и почти выкопали горшок, но сердитый окрик остановил нас:
— Эй! Кто такие?!
На дороге стоял милицейский козелок. Служитель закона светил на нас фонарём. От милиционера нас отделял широкий ров.
Я застыл с алебардой в руках. Арсений не торопясь разогнулся и ответил так, будто его отрывают от работы:
— Мы археологи, товарищ милицейский. А в чём проблемы?
Луч фонаря скользнул по нашим рюкзакам и снова ударил в глаза.
— А чего так поздно роетесь, археологи? — спросил милиционер.
— Недовыполнение плана, — ответил Арсений, пряча за спину нож с зазубренным обухом.
Мне показалось, блюститель закона смягчился. И даже его фонарь как будто стал светить мягче и спокойней.
— Так, понятно, — сказал милиционер и добавил, как мне показалось, с подвохом: — А где же Арнольд Иванович?
— Арнольд Иванович сегодня приболел, у него расстройство желудка, — ответил Сеня так, словно готовился к такому вопросу.
— Заболел, да? — усмехнулся милиционер. — Ну-ка, я сейчас проверю!
Он посветил фонарём вправо и влево. Не найдя обходного пути, милиционер ступил на шаткую длинную доску, криво переброшенную через ров, и двинулся прямо к нам.
Арсений бросился навстречу милиционеру. С разбегу, падая на бок, как футболист, который делает подкат, Арсений ударил ногами по доске с нашей стороны рва. Доска сдвинулась и соскользнула в ров. Посыпались камни и земля. Милиционер взмахнул руками. Фонарик выскользнул из его рук, взлетел и закрутился в воздухе. Вспышки фонаря выхватывали из тьмы падающего старшину (я успел рассмотреть погоны). Милиционер, поминая бога и мать, тяжело скатился в ров. Сеня тоже сорвался вниз, но ухватился за край траншеи и выскочил оттуда первым.
Из рва загавкала рация.
— Подкрепление вызывает! — прошипел Арсений и скомандовал: — Ломай!
Я воткнул прототип под горшок. Сеня прыгнул на ручку инструмента. Ручка хрустнула, Сеня упал, но горшок выскочил из земли. Я схватил горшок, помог Сене подняться, и мы побежали.
И после милицейский козелок рычал позади и шнырял по задворкам. Эхо от нашего топота металось по ночным дворам. Залаял пёс. Хлопнуло окно. Из подъезда ударила в уши оглушительная музыка. В какой-то узкой арке мы спугнули компанию — те прижались к стенам, пропуская нас, и заматерились.
Мне показалось, что надо швырнуть сокровища из горшка на дорогу, пожертвовать ими, чтоб преследователи кинулись их собирать, передрались и устроили перестрелку.
Мы перелезли через деревянный забор. Проскользнули в дыру в железной сетке, где Сеня оставил на острой проволоке клочья одежды, а я порвал рюкзак.
Погоня потеряла нас в кривых переулках. В тёмном дворе мы сбросили рюкзаки с плеч и упали на землю. Мы хрипели и из последних сил смеялись.
Мы отдышались, отдохнули, взвалили рюкзаки на плечи и двинулись дальше. Прошагав по безлюдным переулкам с полчаса, мы вдруг выскочили из тёмной арки на шумную улицу. Здесь шатались пьяные компании. Горели витрины ночных клубов. Проносились ночные такси.
Мы хохотали и перебрасывали друг другу тяжёлый горшок, словно мяч, и Арсений, совсем обезумевший от удачи, рассказывал мне о пиратах и йомсвикингах, солдатских императорах и гладиаторах, крестовых походах, прериях и индейцах, бородатых древних персах и коварных византийцах. И клянусь, то были самые интересные истории, которые я когда-либо слышал.
***
В сентябре Арсений приехал ко мне на «Ниве», выкрашенной в красный цвет, но с зелёной водительской дверью.
— Купили с отцом! — похвастался он.
Мы прошли через площадь и уселись на скамейке у высохшего фонтана, закиданного мусором.
Арсений передал мне газету «Каменский вестник», июльский номер. Я прочитал название статьи: «Расхитители гробниц — кто они?» Журналист писал: «…оголтелые молодчики и подрастающие бандиты, не имеющие уважения к прошлому. В их сердце нет ничего святого — там проросли семена подлости, там цветёт желание наживы и лёгких денег. Они грабят наше историческое достояние и сопротивляются закону…» — ну и так далее. По первым же словам стало ясно мне, что автору писать статью было скучно, хотя он и употреблял слова резкие и чуть ли не бранные.
Когда я пробежал глазами заметку, Арсений передал мне с важным и загадочным видом пакет. В пакете оказались монеты и плоский кусок металла. Арсений сказал, что разделил добычу из горшка поровну. Он расписал монеты так, будто теперь у нас в руках целое состояние, а кусок металла, по его словам, оказался личной печатью древнего князя или, чем черт не шутит, самого царя.
Однако вскоре я разобрался и понял, что монеты на самом деле — никчёмные медяки, а печать — обыкновенная железка, на которой время оставило случайный узор, похожий на вензель.
Позже я вытянул из Арсения признание, и он сказал, что в горшке оказалась земля, а в ней веретено, ложка, рыбья чешуя, гребень для волос и та самая «печать». В общем, один хлам. Монеты Сеня выдал из своей коллекции. Он сказал, что боялся выглядеть неудачником в моих глазах и потерять напарника и совершил обман во благо.
Такие находки, конечно, мне были не нужны. Но вырезку из газеты я долго хранил как свидетельство нашей юношеской отваги. Я держал сложенную статью в записной книжке. Как-то пару раз разворачивал её и перечитывал. И в памяти сразу же всплывало наше путешествие и ночной поход за сокровищами в спящем городе. Вырезка из газеты в конце концов истрепалась совершенно и наконец куда-то пропала.
Но в том сентябре я ликовал, получив половину богатств. И Арсений, довольный и умиротворённый, совсем потеряв стыд и сам, кажется, поверив в своё чудесное враньё, всё расписывал наши сокровища.
— Скучно у вас тут, — закончил он, разглядывая пустую площадь и жёлтые клёны, и добавил, показав на ларёк:
— По мороженому?
