ГЛАВА 1. Беглянка
— А ну стой, шельма!!!
Возмущенный окрик торговки не возымел действия: Иннара стрелой промчалась сквозь ее шатер, увешанный разноцветными воздушными тканями, и выскочила с другой стороны торгового ряда, успев по пути сорвать с головы темно-синее покрывало и остаться в последнем, изумрудно-зеленом. Несмотря на бешено бьющееся где-то у самого горла сердце, она заставила себя резко выдохнуть и засеменить неторопливой походкой, присущей вышедшим за покупками горожанкам. К счастью, мимо как раз проходила троица молодых женщин, громко спорящих между собой о том, куда им податься — посетить еще распродажу уцененных безделушек или уже отправиться перекусить. Иннара невольно сглотнула, стараясь укрыться за их развевающимися на ходу пестрыми нарядами. Голод давал о себе знать: она не держала во рту ни крошки со вчерашнего дня, но злее всего донимала иссушающая жажда. Напиться бы хоть из крохотного городского источника… Как на беду, работающий источник ей встретился лишь один — в самом центре рыночной площади, но оказаться у всех на виду было еще страшнее, чем умереть от жажды. Во всяком случае, стоило хотя бы дождаться сумерек.
От халифских ищеек удалось оторваться: амулет неуязвимости, из-за которого на нее устроили облаву, похоже, и вправду работал. Иннара незаметно потрогала пальцем узкий волосяной браслет, обвивший запястье, и позволила себе слегка перевести дух.
Женщины в пестрых платьях решили все-таки свернуть направо, к лоткам с уличной едой, откуда по всему рынку тянулись умопомрачительные запахи. Пустой желудок отчаянно завопил, взывая к милосердию хозяйки, и Иннара помедлила, раздумывая. Кошелек у нее ранним утром стащили ловкие рыночные воришки, но голод все еще не настолько заглушил здравый смысл, чтобы отдать спрятанное на груди драгоценное кольцо за ломтик вяленой рыбы или палочку высушенной пастилы.
Ищейка вынырнул словно из ниоткуда. Сердце ухнуло в пятки, но халифский пес, взаправду принюхавшись, потащился за женщинами к рядам с уличной едой. Как удачно, что одна из этой стайки подруг была одета в темно-синий наряд… Иннара с самым невозмутимым видом шагнула налево, к шатрам со свежими овощами и фруктами. И вновь остановилась: в конце прохода замаячила темная спина другого ищейки.
— Почтенная, вы стоите в очереди или нет? — послышался за спиной недовольный женский голос, и Иннара поспешила шагнуть к лотку — будто и впрямь собиралась покупать фрукты сразу за сухонькой старушкой в темном покрывале.
— Нет, торговкой любуюсь, — огрызнулась она, словно препирательства в рыночных очередях были для нее самым привычным делом.
Горожанка что-то раздраженно фыркнула в ответ, но Иннара ее уже не слушала. Ищейка впереди, кажется, исчез, но все же лучше пока не делать резких движений.
Сонно двигающаяся очередь подходила в качестве прикрытия как нельзя лучше.
От нечего делать Иннара принялась наблюдать за покупателем, которому лоточница выбирала апельсины. Что-то в его облике казалось неправильным, только вот что — сходу и не понять. Вроде бы обычный мужчина среднего роста, худощавый, но весь какой-то нескладный. Рубаха висела мешком на широких, но некрасиво ссутуленных плечах, да и крой диковатый: обычные горожане чаще всего носили длинные туники, надевая их через голову, а эта была с запaхом, но без пуговиц, лишь на поясе подвязана полотняным шарфом. Латаные холщовые штаны, пожалуй, только благодаря этому самому шарфу не спадали с владельца прямо на ходу. На ногах, правда, красовались кожаные сандалии, хотя, как успела заметить Иннара, местная беднота предпочитала ходить по улицам босиком.
Впрочем, такой странный выбор одежды имел логичное объяснение: левая рука мужчины висела на перевязи, надевать и снимать через голову обычную тунику ему было бы непросто. Когда покупатель повернулся, неловко прижав искалеченными пальцами к груди пакет с апельсинами, Иннара увидела еще и трость, на которую тот опирался.
Ну калека. Ну бедняк. Ну худой. Ну странно одетый. Казалось бы, что тут такого? Из оставшихся в городе мужчин теперь почти каждый второй имел какие-нибудь увечья, а три месяца в халифских застенках лишили бы упитанности даже самого откормленного почитателя вкусной еды. И все же что-то в нем цепляло взгляд.
Когда мужчина отошел от лотка, тяжело припадая на правую ногу, Иннара поняла, что именно показалось ей странным. Как ни старался калека сутулиться, пытаясь сойти за обычного городского бедняка, но ровная, явно привыкшая к жесткому кожаному доспеху спина не желала как следует гнуться, а когда он, забывшись, на миг распрямился, то гордый разворот широких плеч без слов выдал военную выправку.
Иннара с интересом проводила его взглядом. На чьей стороне он воевал? Не похож на халифского солдата — те едва ли не лопались от собственной важности, взирая на бедноту с надменным презрением; вряд ли кто-то из них отправился бы на рынок самолично. Да и лицом калека походил на типичного жителя Города песчаных ветров, как называли в песнях Халконию, — смуглый, кареглазый, нос с характерной южной горбинкой, волнистые черные волосы забраны на затылке в хвост. Местный? Один из последних защитников Вольных Городов? Военнопленный без магического дара, отпущенный из застенков по амнистии великого халифа?
Очередь продвинулась. Еще две покупательницы, одна помоложе, другая пожилая и сухонькая — и Иннаре придется делать вид, что раздумала брать фрукты. Она уже поискала глазами следующий лоток, у которого можно будет затеряться, но громкий цокот копыт со стороны проезжей части улицы заставил ее обернуться.
Калека как раз собирался переходить узкую мостовую, когда из-за поворота выскочил конный отряд, сопровождавший золоченую карету.
Слишком знакомую ей карету. Иннара не удержалась и поправила кружевную вуаль, закрывающую лицо по самые глаза.
— Дорогу халифскому счетоводу, достопочтенному Малику аль-Хаджибу!
Один из всадников едва не сшиб беднягу-калеку с ног. Тот отшатнулся, оступился, неловко упал на колено больной ноги; колесо кареты проехалось по оброненной трости с противным хрустом, переломив ее пополам. Апельсины покатились прямо под копыта лошадей, свежий сок из раздавленных фруктов забрызгал убогую одежду мужчины.
Иннара закусила губы: острая волна жалости к несчастному калеке всколыхнулась в груди помимо воли. Но прежде чем она успела хоть как-то отреагировать, лоточница подбежала к мужчине, помогла ему подняться, покачала головой, когда он потянулся к раздавленному апельсину, и решительно потащила неудачливого покупателя обратно к прилавку. Очередь вздыхала, но терпеливо ждала, пока торговка соберет для него новый пакет.
— Спасибо, добрая женщина, — произнес растроганный бедняк и попытался сунуть ей в ладонь монету.
Иннаре понравился его голос. Глубокий, бархатистый, с низкими нотками, рождающимися прямо из груди. Должно быть, этот мужчина неплохо поет. Внезапно стало жаль, что она никак не сможет проверить эту догадку. Не просить же незнакомца спеть прямо посреди торговых рядов?
— Нет, что ты! — запротестовала лоточница. — Ты уже заплатил за свои апельсины, мне больше не надо!
— Заплатил за те, которые уронил из-за собственной неуклюжести, — возразил калека. — А это другие.
Но лоточница оказалась не из тех, кто легко сдается.
— Нет, даже не думай, не возьму!
— Твоя щедрость разорит тебя, добрая женщина, — усмехнулся мужчина, сверкнув белыми зубами.
— Это самое меньшее, что я могу сделать для защитника Халконии, потерявшего ради нас здоровье!
Горожанки, дожидавшиеся своей очереди, испуганно отпрянули, зашикали на лоточницу, завертели головами в поисках халифских псов, шастающих по рынку подобно пустынным гиенам, натянули пониже на лица края накидок. Раздраженная ворчунья, вставшая в очередь за Иннарой, передумала покупать фрукты у этого прилавка и устремилась прочь, смешавшись с толпой.
Мужчина исхитрился сгорбиться еще сильнее и все-таки опустил монету лоточнице в карман передника. Впрочем, воинственная женщина этого даже не заметила.
— Эх, только донесешь ли свою ношу, воин? — забеспокоилась она, оглянувшись вокруг. — Ты ведь остался без трости. Погоди-ка, поищу сына, он поможет тебе дойти до дома.
— Не надо сына, я помогу этому человеку, — неожиданно для самой себя заявила Иннара и шагнула к калеке. — Обопрись на меня, вот так. — Она подставила локоть, укрытый зеленым покрывалом, и приветливо улыбнулась. — Доверишь мне на время свои апельсины?
Мужчина смерил ее настороженным взглядом, чуть дольше задержавшись на глазах, затем оглянулся на лоточницу, словно ожидая совета.
— Благослови тебя Халлум, достойная женщина! — расплылась в улыбке торговка. — Пусть твои красота и молодость продлятся вечно, а эйтуфы-покровители сторицей вернут тебе твою доброту!
Что ж, будет вполне достаточно, если эйтуфы-покровители помогут ей оторваться от ищеек в компании этого незнакомца. Хромой мужчина да женщина с покупками — вполне себе обычная халконийская семейная пара.
Иннара вежливо кивнула, перехватила правое предплечье калеки, чтобы он опирался на нее вместо трости, и протянула руку к апельсинам.
Мужчина, помешкав, передал ей пакет.
— Куда тебя проводить, почтенный?
— Я живу в Латунном квартале, на самом краю улицы, у Сенного тупика.
Если бы еще Иннара знала, где находится этот Латунный квартал! В бедняцкие районы Города песчаных ветров она никогда прежде не заглядывала. Да и по тем улицам, где располагались особняки знати, никогда не ходила пешком — если ей требовалось куда-то попасть, к ее услугам всегда подавалась карета.
Та самая карета, что сейчас чуть не раздавила этого бедолагу.
— Покажешь дорогу? — Она снова обворожительно улыбнулась под вуалью.
Темно-карие глаза скользнули по ней с непонятной задумчивостью. Он что же, боится, что она собирается присвоить себе чужие покупки? Или, чего доброго, покуситься на его добродетель в одном из местных злачных кварталов?
От самой этой мысли Иннаре стало смешно. К счастью, оттенков ее улыбки под густой вуалью калека не различил и, решившись наконец, просто кивнул.
Как ни старалась она подмечать путь, чтобы в случае чего вернуться обратно, совсем скоро бесконечные повороты узких улочек старой Халконии запутали ее окончательно.
— Погоди, — придержала она мужчину, заметив в углублении стены работающий источник. — В горле пересохло, позволишь напиться?
Он вновь насторожился. Непонятно только, отчего. Она на всякий случай сунула ему пакет, чтобы не заподозрил ее в намерении похитить его баснословное богатство, и краем глаза заметила за перевязью чудовищно изломанные и неправильно сросшиеся, скрюченные пальцы. Эйтуфы-покровители, да как же можно было не оказать пленному в темнице элементарной помощи! Ведь эта рука, получи она должное лечение, могла если не исцелиться полностью, то уж во всяком случае худо-бедно служить хозяину в повседневной жизни.
Впрочем, не ее это дело. Откинув вуаль с одной стороны, Иннара припала губами к источнику и принялась жадно глотать теплую, отдающую запахом меди, но такую вкусную и желанную воду. Напившись, разогнулась, вытерла губы… и глаза в глаза уставилась на ищейку — одного из тех, что выслеживали ее по всему городу со вчерашнего дня.
За его плечом возник еще один, растянул губы в довольной ухмылке.
— Ну что, набегалась, ведьма синеглазая?
Отшатнувшись, Иннара уперлась спиной в грудь третьего ловца, ощутила у виска зловонное дыхание и едва не взвыла от досады. Так глупо попасться! И чего стоило ей самую малость потерпеть?
Вот тебе и амулет неуязвимости! Дешевая подделка, а она еще жизнью ради него рисковала!
Рука метнулась к поясу, выхватила узкий, похожий на иглу дамский стилет. Глаза ищейки изумленно расширились, он инстинктивно выбросил вперед руку, и Иннара, вместо того чтобы, как было задумано, полоснуть себя по горлу, испуганно ударила стилетом по растопыренной пятерне.
И снова едва не взвыла: руку перехватил ищейка, стоявший за спиной, больно вывернул, заломив за спину.
Досада затопила горечью грудь. Таллав! Безмозглая курица, даже убить себя достойно не сумела…
Но в следующий миг случилось нечто странное. По скользким камням узкой улочки вновь покатились апельсины, гибкое тело в мешковатой одежде метнулось к стене; один ищейка выпучил глаза и, медленно оседая, привалился к чаше источника, второй захлебнулся собственной кровью, обрызгав Иннару, третий выпустил ее заломленную руку и сипло булькнул за спиной.
— Что. Ты. Такое? — сердито прошипел калека, вытирая о рукав убитого ищейки окровавленный нож. — Таллав! Вот же свалилась на мою голову…
Пока он ругался себе под нос, кроя на чем свет стоит оказавшуюся с подвохом провожатую, и обшаривал здоровой рукой карманы ищеек, Иннара ловко собирала апельсины в подол верхнего платья. И едва не упала, когда сильные пальцы сжались на плече и дернули ее вверх.
— Совсем спятила?! Брось их, к макхаррам!
— Не брошу! — возмутилась Иннара, еще крепче сжимая подол. — Я не для того их…
Из соседнего переулка донеслись чьи-то шаги, и калека не дал ей договорить.
— Убираемся, живо!
Тяжело хромая, он потащил ее в совсем узкую щель между двумя подпирающими друг друга домами, вытолкнул в глухую подворотню и вдруг по-кошачьи плавно скользнул в едва заметный полуподвал под каменным карнизом. Обернувшись, дернул Иннару за подол, и она, путаясь в просторной одежде, неуклюже протиснулась следом.
Ну и архитектура в старом городе…
Согнувшись в три погибели, они ползли по узкому извилистому лазу целую вечность, попутно собирая на себя паутину и все возможные проклятия подземных духов; край платья волочился по пыли, накидка сползла с головы на шею, но апельсины Иннара так и не выпустила. В конце концов впереди замаячил белый свет. Калека, прерывисто дыша, выполз наружу первым, подтянувшись на здоровой руке, затем нагнулся, подал ладонь Иннаре. Сильный рывок — и она очутилась в какой-то совсем унылой подворотне. Мимо проехала тележка, запряженная осликом и груженная вычищенным из уборных песком. Возница не обратил на них обоих ни малейшего внимания, лениво хлопнул ослика гибким хлыстом и покатил дальше, оставляя за собой шлейф непередаваемого аромата.
Иннара невольно опустила лицо к подолу с фруктами.
— Так сильно любишь апельсины? — хмыкнул калека, окинув ее быстрым взглядом с ног до головы. И тут же принялся пребольно дергать за волосы, снимая с них паутину.
Иннара взглянула на него исподлобья. На смуглых висках выступила испарина, жесткие губы болезненно кривились. Ну еще бы… с такими увечьями, да ползти по каким-то крысиным ходам. Должно быть, его сейчас разрывает от боли, а он не издал ни единого стона.
— Ты за них заплатил, — буркнула Иннара, чувствуя себя до крайности глупо с этими дурацкими апельсинами, зажатыми в подоле. — Дважды. И я обещала помочь тебе их донести.
