Каждую ночь, заслышав скрип оконных ставен и легкий, едва слышимый обычному человеку звон, Джессика зажмуривалась. Каждый раз она укрывалась одеялом с головой и старалась притвориться крепко спящей. Джессика знала наизусть все, что будет дальше.
Это было как «ну а теперь домой» посреди прогулки в Кенсингтонском парке, как «убирай свои игрушки» в разгар кукольной баталии на ковре гостиной или как «дети, садитесь вместе, будем играть в викторину» от школьной учительницы. Она никогда не хотела «теперь домой», не хотела «быстро убирать», не хотела «садиться вместе» — но взрослые ведь всегда считают, что правы и всегда заставляют детей делать то, что им захочется.
Этот мальчишка всегда прилетал незваным.
Внезапный порыв ветра, напоенного звездной пылью и запахами ромашкового луга. Чуть слышный и в то же время необъяснимо щемящий перестук капель по оконному стеклу — тук-тук, тук-тук, точно капли переговаривались между собой, сплетничали о совершенно незнакомых ни Джессике, ни ее младшей сестре делах. Гулкий шум ветра в кронах заоконных кленов, таинственный и опасный, словно звуки прибоя у берегов далекого-далекого острова, на который ей — Джессика знала, — не ступить и ногой.
Он прилетал каждый раз неожиданно — то оседлав загривок сверкающей фиолетовой кометы, то уцепившись за гриву седого осеннего ветра, то приникнув к хрустальной груди снежной метели. Джессика никогда не видела его, но точно знала, как он выглядит. Худенький, со сверкающими жемчужинками зубов, со звонким заносчивым голоском, звук которого трепетал меж заклеенными голубоватыми обоями стенами детской.
«Сегодня ты испечешь нам на обед имбирные пряники! А летом — летом мы построим гондолу и поплывем вокруг острова, будем смотреть, как чайки шныряют в небесах и как они своими криками распугивают русалок, которые нежатся в своих тихих зеленых бухтах... Я тебе покажу, как укрощать чаек и воспитывать их так, что на некоторых из них даже можно летать — я один так умею, больше никто!» — «Да...» — отвечала Николь.
Николь — это была ее сестра.
Джесика ненавидела этого мальчишку, его повадки, его звонкий, вечно норовящий сорваться голосок, полный беззаботности и какого-то необъяснимо презрительного, неизбывного самодовольства. Ненавидела за его самодельные, ненастоящие заботы, за нарочитость и бесстрастность, бессмысленность и бессердечность. За то, что он ни разу не заметил ее и не попытался разбудить — хотя она спала всего лишь понарошку...
Она была слишком взрослой для этого маленького вздорника. Этим летом Джессике исполнилось девять.
«...ты будешь нашей мамой, нашей общей мамой, и будешь водить нас на прогулку каждый вечер, и будешь укладывать нас спать после обеда», — продолжал тем временем Питер, и Джессика, не открывая глаз, знала, что он сейчас бурно жестикулирует и размахивает своим маленьким костяным кинжалом, который обычно был заткнут у него за пояс, смешной игрушечный пояс, смастеренный из переспелых осенних желудей. «Ты будешь рассказывать нам сказки о всамделишних городах и странах, а мы будем защищать тебя от пиратов — все как один, до последнего зуба, до последней капли крови!»
И Николь тихонько смеялась, как может смеяться только пятилетняя малявка, возомнившая себя вдруг настоящей взрослой.
А потом снова слышался шелест ветра и перезвон звезд в далеком бездонном осеннем небе — и Джессика понимала, что Николь улетела к нему опять. Улетела к далекому и таинственному острову, где растут пальмы и кокосовые деревья, где в зарослях диких папоротников порхают крошечные колибри и зеленые какаду, где строят вигвамы индейцы... и где всем командует этот мерзкий забияка.
Этот Питер.
Он ни разу не позвал ее с собой. Ни единого разу. И Джессика лежала в своей душной тесной постельке, слезы текли из-под ее крепко зажмуренных век, а кулачки сжимали и комкали простынь, разрисованную пестрыми бабочками...
Так было и в эту ночь: скрип окна, порыв серебристого ветра, запахи ромашек, рододендрона и можжевельника — совсем такие, как те, что царят летом на веранде их загородного дома, — перезвон звезд, шелест невидимых крыльев, заносчивый и отвратительно самоуверенный мальчишеский смех. И густая чернильно-черная тишина, затопляющая комнату, когда мама подтыкает одеяло безмятежно сопящей во сне младшей сестренке и прикрывает за собой дверь в детскую, возвращаясь к своим непонятным, полуночным, взрослым делам.
Но все-таки в ту ночь все было не совсем так.
Стоило двери за матерью закрыться, как Джессика тут же услышала совсем рядом с собой стук, шорохи и невнятное бормотание — а потом резкий шум, как будто кто-то вдруг обрушил на пол один из ящиков ее письменного стола. Джессика собралась было испугаться, но вовремя сообразила, что это сон, а во сне всегда можно проснуться, или, в самом крайнем случае, позвать маму — так чего же тогда бояться?
— Кто здесь? — шепотом спросила она.
— Не смей шуметь, девчонка! — тут же откликнулись из темноты. - А то, клянусь всеми святыми, тебе не поздоровится!
«Вот дела...» — от такой наглости Джессика даже забыла, что она вроде как спит. Она наощупь вытащила пластмассовый револьвер, который всегда на всякий случай держала под подушкой, и грозно направила его в темноту:
— Стой, а то стрелять буду!
— Э-эй, полегче! — в углу комнаты завозились. Ясно скрипнули старые деревянные половицы под чьими-то ногами. Золотистый лунный свет, падающий из окна, на долю мгновения осветил бледное скуластое лицо с выпяченным подбородком. Джессика присела на кровати, все еще держа пришельца на мушке:
— Ты кто такой? — в отличие от сестры Николь, она никогда не утруждала себя зазубриванием всяких там правил хорошего тона и не считала нужным говорить незнакомцам «сэр» — в особенности если эти незнакомцы нагло шарят в ящиках ее письменного стола. — Что ты там ищешь?
— Опусти оружие, сикалявка! — сердито сказал пришелец, недружелюбно глядя на Джессику. — Детям сейчас спать положено.
Вот так всегда — даже в собственном сне тебе заявляют, что детям положено спать. От обиды Джессика даже забыла огрызнуться на «сикалявку». Только и слышно от взрослых эти вечные «иди спи», «иди ешь», «иди делай уроки»... Джессика собралась было всхлипнуть, но вовремя сообразила, что такое поведение никак не увяжется с револьвером, все еще грозно зажатом в ее ладони.
— Так что ты там искал? — громко повторила она, чтобы не показаться слабачкой. Джессика, на горе родителям и учителям, обладала одним примечательным свойством: если она задавала вопрос, то не отступала никогда, пока не добъется на него ответа.
— Что-что... комиксы про звездных захватчиков, — нехотя отозвался незнакомец. — Раньше их у тебя было много, а теперь что-то ни одного не вижу...
— Ко-омиксы... — разочарованно протянула Джессика. — Их у меня отобрали родители. Позавчера. За плохое поведение. Теперь ни одного не осталось.
Пришелец выглядел озадаченным:
— Отобрали комиксы? За что?
— Да так... малька там одного чуть-чуть поколотила. Выбесил меня телефоном своим хвастать...
— Ну и что, подумаешь... ты же ребенок! Тебе можно.
— Ничего ты не понимаешь. Ребенку-то как раз никогда ничего нельзя. Это только взрослым все можно. Они же сильнее. Ну и вообще, знаешь ли, у меня очень строгие родители... Папа, например, считает, что девочкам не положено увлекаться звездными захватчиками, а то они, когда вырастут, не найдут себе хорошего мужа. А я, может, и вообще не хочу никакого мужа, вот!
— Вот изверги эти взрослые! — с сердцем произнес незнакомец. Спустя пару секунд он вздохнул, как показалось Джессике, со смесью разочарования и сочувствия, подошел к ней и присел рядом на кровать. — А ты, значит, вот так прямо увлекаешься? — спросил он после паузы.
— Еще как! — с жаром подтвердила Джессика. — Что, думаешь, я вру? Да никогда! Я и стрелять умею не хуже, чем капитан Гром из «Потерянных скитальцев», и космический корабль водить, и...
— Хвастаешь? — недоверчиво протянул гость.
— Да ничуть! Хочешь, докажу? — Джессика направила ствол на люстру и нажала на курок. Всыхнуло короткое голубоватое пламя, на пол детской со звоном посыпались осколки лампочек, но Николь даже не проснулась. Впрочем, Джессике некогда было на нее смотреть — она была занята незнакомцем.
— Печенки-селезенки! Ладно-ладно, верю! — тот замахал на нее руками.
— То-то же, — самодовольно протянула Джессика, пряча револьвер за резинку пижамных штанов. Повисла пауза. — А ты сам откуда? — спросила она, припомнив, наконец, что положено спрашивать у новых знакомых, когда уже не грозишь им револьвером.
— Первый поворот налево, а дальше назад до самого заката.
— Странный адрес!
— Ничуть не странный, — обиделся незнакомец. — Не понимаешь, так не спрашивай!
— На такой адрес ведь даже посылки не пошлешь, — не унималась Джессика.
— А мне и не надо получать посылок.
— А твоим родителям?
— У меня их нет... И хватит об этом!
Джессике сделалось слегка неудобно. И действительно, будто бы ей спрашивать больше не о чем, кроме как о родителях. Нашла тему! Как когда каких-нибудь малявок в первый школьный день насильно загоняют в круг, а миссис Блэк заставляет их кидать друг другу дурацкий резиновый мячик и рассказывать о себе. «Меня зовут Джес, мой папа работает на автомойке, а мама продает всякие вещи в супермаркете...» Бррр! Джессика снова вытащила револьвер и покрутила его на пальце.
— А сколько тебе лет? — попыталась она зайти с другой стороны.
— Не знаю, — с неохотой ответил гость. — Я не запоминал. Много. Уж во всяком случае побольше твоего! — докончил он с вызовом.
— И ты часто бываешь у нас?
— Иногда бываю…
— А зачем?
— Ищу людей в свою команду.
— А что за команда?
— Тебе-то зачем? Заняться, что ли, совсем нечем? — огрызнулся гость.
— А вот и нечем! Так что за команда? — повторила Джессика: ведь если она задавала вопрос, то не отступала никогда, пока не добъется на него ответа.
— Ну, моя команда... как тебе объяснить-то... в общем, она из тех, кто себя потерял, — в конце концов пожал плечами пришелец.
— А разве так можно, — протянула Джессика недоверчиво. — Себя потерять? Потерять можно куклу или там тетрадь, а себя как?
Джессика вспомнила, как однажды потеряла ключ от игрушечного сундука, в котором хранила свой деревянный меч с настоящими кожаными ножнами с прошлогодней средневековой ярмарки. Это было очень неприятно. Ей тогда пришлось даже разбить пару стаканов на кухне во время завтрака, чтобы родители наконец сподобились отнести сундук в починку и открыть.
— Еще как можно! Вот они теряют, а потом начинают искать. Все ищут, ищут, а потом я их нахожу, — не совсем понятно пояснил незнакомец. — И тогда они присягают мне и живут вместе с моей командой на острове... на нашем... моем острове. А я у них капитан.
— Круто! — немедленно восхитилась Джессика.
— Круто-то круто, но скучно иногда.
— А почему?
— Ну, вот девчонок у нас, например, нет.
— Какой ты молодец, что так говоришь про девочек. Вот, например, Уолли из моего класса, — так он девчонок просто презирает. Я с ним даже уже дралась однажды... нет, дважды. Такой урод! Он говорит, что все девчонки ничего не понимают и вообще бессмысленные.
— Ну и правильно говорит! — вскинулся вдруг незнакомец. — Девчонкам ведь никогда ничего толком не объяснишь. И вообще...
— Еще стрельнуть? — воинственно поинтересовалась Джессика.
— Ладно-ладно, не кипишись... ты, вроде, еще нормальная...
— Вот только не думай, что мне очень интересно твое мнение! — рассердилась Джессика. — Подумаешь, команду он, видите ли, собирает... капитан... А у меня, значит, искал комиксы? — недоверчиво докончила она.
Джессике вдруг почему-то стало обидно, что он пробрался к ним в детскую вовсе не ради нее, а чтобы найти комиксы.
— Ну, понимаешь, я ведь мало читал, — объяснил пришелец. — И никто из моей команды не умеет читать и даже никогда в жизни не видел ни одного комикса, — скорбно признался он.
— Бедные вы... — пожалела Джессика.
— А то! И вот стоило мне подгадать момент, когда твои родители наконец оставили окно открытым — а у тебя ничего нет, акулий хвост! — в голосе гостя вдруг послышалась какая-то обиженная, почти взрослая злоба.
— А мне и не надо, — Джессика все-таки шмыгнула носом. — Я и так помню почти все серии наизусть!
— Да ну?
— Ну да!
— Врешь!
— А вот и помню!
— Все восемьдесят четыре?
— Ты что думаешь, я считать не умею? — оскорбилась Джессика.
— Нет, но... — пришелец явно заинтересовался. Глаза у него вдруг заблестели. — И ты точно-точно их знаешь наизусть?
— Знаю! И про штурм Звездного порта знаю, и про осаду Луны, и как капитан Гром украл тайную реликвию магеллян и стал императором Магеллановой туманности! И как Клык с Малюткой Роджем сбежали из подземной тюрьмы на Ялмезе-Два!
Пришелец вдруг вскочил, схватил ее за руку и потащил к окну.
— Пошли, пошли со мной, ты им все сама расскажешь и покажешь!
— Кому?
— Да команде же!
— Нет, постой... отпусти... пусти немедленно! Мне в школу завтра! Меня мама с папой искать будут!
— Да брось! — не унимался пришелец. — Нужна тебе твоя школа! И мама с папой! А я тебе покажу свой корабль! И ты сможешь стоять за штурвалом и сама им управлять!
— Я не умею...
— Я тебя научу! И вместо школы и домашних заданий ты сможешь жить, как захочется, и все тебя будут бояться!
— Да ну?
— Ну да! Мою команду весь океан боится, все знают, что с нами шутки плохи! Кто что-нибудь вякнет — мы ему сразу руки за спину и пускаем на корм акулам...
— Ну...
— А как мы бы стали все тебя уважать! Мы бы тебя на руках носили, ты была бы нашей единственной мамашей! Всем мужчинам ведь нужна иногда женская рука, знаешь..... Ты ведь умеешь стрелять, умеешь сражаться, так? И научишь нас делать парашюты из листьев шоколадного дерева, как капитан Гром в «Полосатой бригантине»!
— А у вас есть шоколадные деревья?
— И шоколадные, и марципанные, и даже пицца-дерево у нас есть! Его, правда, индейцы охраняют, но ничего, мы их оттуда еще выкурим...
— Ух ты! — не выдержала Джессика.
— Ты бы целовала каждого из нас в щеку на прощание, когда мы идем в бой. Ведь нас никто никогда еще не целовал. А мы бы тебя защищали, все как один, до последнего зуба, до последней капли крови!
— Я не уверена, смогу ли я...
— Пойдем, ну пожалуйста! — казалось, гость забыл все свои заносчивые манеры. — Ты только подумай: вместо того чтобы лежать и тосковать по ночам, ты будешь плавать с нами по морю и выслеживать врагов!
— А у вас есть враги?
— Есть один... — неохотно проговорил он. — Его зовут Питер.
— Питер?!!
— Наглая, мерзкая, заносчивая малявка, — гость ударил сжатым кулаком по колену. Джессика заметила, что руки у него жилистые и все в шрамах, а голос вдруг сделался низким и хриплым. — Молокосос... дрянной мальчишка...
Он все тянул и тянул Джессику к окну, а за окном уже качался на лунных волнах корабль — совсем такой, как виделось ей ночью, перед тем, как уснуть, а родители уже заставили ее зачем-то снова убрать в ящик все игрушки: великолепный парусник с высокими бортами и настоящей пушечной палубой, и с доской, нависшей над морской пучиной, по которой пускают прогуляться связанных пленных, прежде чем сбросить их в море на корм акулам...
Это было как «ну а теперь домой» посреди прогулки в Кенсингтонском парке, как «убирай свои игрушки» в разгар кукольной баталии на ковре гостиной или как «дети, садитесь вместе, будем играть в викторину» от школьной учительницы. Она никогда не хотела «теперь домой», не хотела «быстро убирать», не хотела «садиться вместе» — но взрослые ведь всегда считают, что правы и всегда заставляют детей делать то, что им захочется.
Этот мальчишка всегда прилетал незваным.
Внезапный порыв ветра, напоенного звездной пылью и запахами ромашкового луга. Чуть слышный и в то же время необъяснимо щемящий перестук капель по оконному стеклу — тук-тук, тук-тук, точно капли переговаривались между собой, сплетничали о совершенно незнакомых ни Джессике, ни ее младшей сестре делах. Гулкий шум ветра в кронах заоконных кленов, таинственный и опасный, словно звуки прибоя у берегов далекого-далекого острова, на который ей — Джессика знала, — не ступить и ногой.
Он прилетал каждый раз неожиданно — то оседлав загривок сверкающей фиолетовой кометы, то уцепившись за гриву седого осеннего ветра, то приникнув к хрустальной груди снежной метели. Джессика никогда не видела его, но точно знала, как он выглядит. Худенький, со сверкающими жемчужинками зубов, со звонким заносчивым голоском, звук которого трепетал меж заклеенными голубоватыми обоями стенами детской.
«Сегодня ты испечешь нам на обед имбирные пряники! А летом — летом мы построим гондолу и поплывем вокруг острова, будем смотреть, как чайки шныряют в небесах и как они своими криками распугивают русалок, которые нежатся в своих тихих зеленых бухтах... Я тебе покажу, как укрощать чаек и воспитывать их так, что на некоторых из них даже можно летать — я один так умею, больше никто!» — «Да...» — отвечала Николь.
Николь — это была ее сестра.
Джесика ненавидела этого мальчишку, его повадки, его звонкий, вечно норовящий сорваться голосок, полный беззаботности и какого-то необъяснимо презрительного, неизбывного самодовольства. Ненавидела за его самодельные, ненастоящие заботы, за нарочитость и бесстрастность, бессмысленность и бессердечность. За то, что он ни разу не заметил ее и не попытался разбудить — хотя она спала всего лишь понарошку...
Она была слишком взрослой для этого маленького вздорника. Этим летом Джессике исполнилось девять.
«...ты будешь нашей мамой, нашей общей мамой, и будешь водить нас на прогулку каждый вечер, и будешь укладывать нас спать после обеда», — продолжал тем временем Питер, и Джессика, не открывая глаз, знала, что он сейчас бурно жестикулирует и размахивает своим маленьким костяным кинжалом, который обычно был заткнут у него за пояс, смешной игрушечный пояс, смастеренный из переспелых осенних желудей. «Ты будешь рассказывать нам сказки о всамделишних городах и странах, а мы будем защищать тебя от пиратов — все как один, до последнего зуба, до последней капли крови!»
И Николь тихонько смеялась, как может смеяться только пятилетняя малявка, возомнившая себя вдруг настоящей взрослой.
А потом снова слышался шелест ветра и перезвон звезд в далеком бездонном осеннем небе — и Джессика понимала, что Николь улетела к нему опять. Улетела к далекому и таинственному острову, где растут пальмы и кокосовые деревья, где в зарослях диких папоротников порхают крошечные колибри и зеленые какаду, где строят вигвамы индейцы... и где всем командует этот мерзкий забияка.
Этот Питер.
Он ни разу не позвал ее с собой. Ни единого разу. И Джессика лежала в своей душной тесной постельке, слезы текли из-под ее крепко зажмуренных век, а кулачки сжимали и комкали простынь, разрисованную пестрыми бабочками...
***
Так было и в эту ночь: скрип окна, порыв серебристого ветра, запахи ромашек, рододендрона и можжевельника — совсем такие, как те, что царят летом на веранде их загородного дома, — перезвон звезд, шелест невидимых крыльев, заносчивый и отвратительно самоуверенный мальчишеский смех. И густая чернильно-черная тишина, затопляющая комнату, когда мама подтыкает одеяло безмятежно сопящей во сне младшей сестренке и прикрывает за собой дверь в детскую, возвращаясь к своим непонятным, полуночным, взрослым делам.
Но все-таки в ту ночь все было не совсем так.
Стоило двери за матерью закрыться, как Джессика тут же услышала совсем рядом с собой стук, шорохи и невнятное бормотание — а потом резкий шум, как будто кто-то вдруг обрушил на пол один из ящиков ее письменного стола. Джессика собралась было испугаться, но вовремя сообразила, что это сон, а во сне всегда можно проснуться, или, в самом крайнем случае, позвать маму — так чего же тогда бояться?
— Кто здесь? — шепотом спросила она.
— Не смей шуметь, девчонка! — тут же откликнулись из темноты. - А то, клянусь всеми святыми, тебе не поздоровится!
«Вот дела...» — от такой наглости Джессика даже забыла, что она вроде как спит. Она наощупь вытащила пластмассовый револьвер, который всегда на всякий случай держала под подушкой, и грозно направила его в темноту:
— Стой, а то стрелять буду!
— Э-эй, полегче! — в углу комнаты завозились. Ясно скрипнули старые деревянные половицы под чьими-то ногами. Золотистый лунный свет, падающий из окна, на долю мгновения осветил бледное скуластое лицо с выпяченным подбородком. Джессика присела на кровати, все еще держа пришельца на мушке:
— Ты кто такой? — в отличие от сестры Николь, она никогда не утруждала себя зазубриванием всяких там правил хорошего тона и не считала нужным говорить незнакомцам «сэр» — в особенности если эти незнакомцы нагло шарят в ящиках ее письменного стола. — Что ты там ищешь?
— Опусти оружие, сикалявка! — сердито сказал пришелец, недружелюбно глядя на Джессику. — Детям сейчас спать положено.
Вот так всегда — даже в собственном сне тебе заявляют, что детям положено спать. От обиды Джессика даже забыла огрызнуться на «сикалявку». Только и слышно от взрослых эти вечные «иди спи», «иди ешь», «иди делай уроки»... Джессика собралась было всхлипнуть, но вовремя сообразила, что такое поведение никак не увяжется с револьвером, все еще грозно зажатом в ее ладони.
— Так что ты там искал? — громко повторила она, чтобы не показаться слабачкой. Джессика, на горе родителям и учителям, обладала одним примечательным свойством: если она задавала вопрос, то не отступала никогда, пока не добъется на него ответа.
— Что-что... комиксы про звездных захватчиков, — нехотя отозвался незнакомец. — Раньше их у тебя было много, а теперь что-то ни одного не вижу...
— Ко-омиксы... — разочарованно протянула Джессика. — Их у меня отобрали родители. Позавчера. За плохое поведение. Теперь ни одного не осталось.
Пришелец выглядел озадаченным:
— Отобрали комиксы? За что?
— Да так... малька там одного чуть-чуть поколотила. Выбесил меня телефоном своим хвастать...
— Ну и что, подумаешь... ты же ребенок! Тебе можно.
— Ничего ты не понимаешь. Ребенку-то как раз никогда ничего нельзя. Это только взрослым все можно. Они же сильнее. Ну и вообще, знаешь ли, у меня очень строгие родители... Папа, например, считает, что девочкам не положено увлекаться звездными захватчиками, а то они, когда вырастут, не найдут себе хорошего мужа. А я, может, и вообще не хочу никакого мужа, вот!
— Вот изверги эти взрослые! — с сердцем произнес незнакомец. Спустя пару секунд он вздохнул, как показалось Джессике, со смесью разочарования и сочувствия, подошел к ней и присел рядом на кровать. — А ты, значит, вот так прямо увлекаешься? — спросил он после паузы.
— Еще как! — с жаром подтвердила Джессика. — Что, думаешь, я вру? Да никогда! Я и стрелять умею не хуже, чем капитан Гром из «Потерянных скитальцев», и космический корабль водить, и...
— Хвастаешь? — недоверчиво протянул гость.
— Да ничуть! Хочешь, докажу? — Джессика направила ствол на люстру и нажала на курок. Всыхнуло короткое голубоватое пламя, на пол детской со звоном посыпались осколки лампочек, но Николь даже не проснулась. Впрочем, Джессике некогда было на нее смотреть — она была занята незнакомцем.
— Печенки-селезенки! Ладно-ладно, верю! — тот замахал на нее руками.
— То-то же, — самодовольно протянула Джессика, пряча револьвер за резинку пижамных штанов. Повисла пауза. — А ты сам откуда? — спросила она, припомнив, наконец, что положено спрашивать у новых знакомых, когда уже не грозишь им револьвером.
— Первый поворот налево, а дальше назад до самого заката.
— Странный адрес!
— Ничуть не странный, — обиделся незнакомец. — Не понимаешь, так не спрашивай!
— На такой адрес ведь даже посылки не пошлешь, — не унималась Джессика.
— А мне и не надо получать посылок.
— А твоим родителям?
— У меня их нет... И хватит об этом!
Джессике сделалось слегка неудобно. И действительно, будто бы ей спрашивать больше не о чем, кроме как о родителях. Нашла тему! Как когда каких-нибудь малявок в первый школьный день насильно загоняют в круг, а миссис Блэк заставляет их кидать друг другу дурацкий резиновый мячик и рассказывать о себе. «Меня зовут Джес, мой папа работает на автомойке, а мама продает всякие вещи в супермаркете...» Бррр! Джессика снова вытащила револьвер и покрутила его на пальце.
— А сколько тебе лет? — попыталась она зайти с другой стороны.
— Не знаю, — с неохотой ответил гость. — Я не запоминал. Много. Уж во всяком случае побольше твоего! — докончил он с вызовом.
— И ты часто бываешь у нас?
— Иногда бываю…
— А зачем?
— Ищу людей в свою команду.
— А что за команда?
— Тебе-то зачем? Заняться, что ли, совсем нечем? — огрызнулся гость.
— А вот и нечем! Так что за команда? — повторила Джессика: ведь если она задавала вопрос, то не отступала никогда, пока не добъется на него ответа.
— Ну, моя команда... как тебе объяснить-то... в общем, она из тех, кто себя потерял, — в конце концов пожал плечами пришелец.
— А разве так можно, — протянула Джессика недоверчиво. — Себя потерять? Потерять можно куклу или там тетрадь, а себя как?
Джессика вспомнила, как однажды потеряла ключ от игрушечного сундука, в котором хранила свой деревянный меч с настоящими кожаными ножнами с прошлогодней средневековой ярмарки. Это было очень неприятно. Ей тогда пришлось даже разбить пару стаканов на кухне во время завтрака, чтобы родители наконец сподобились отнести сундук в починку и открыть.
— Еще как можно! Вот они теряют, а потом начинают искать. Все ищут, ищут, а потом я их нахожу, — не совсем понятно пояснил незнакомец. — И тогда они присягают мне и живут вместе с моей командой на острове... на нашем... моем острове. А я у них капитан.
— Круто! — немедленно восхитилась Джессика.
— Круто-то круто, но скучно иногда.
— А почему?
— Ну, вот девчонок у нас, например, нет.
— Какой ты молодец, что так говоришь про девочек. Вот, например, Уолли из моего класса, — так он девчонок просто презирает. Я с ним даже уже дралась однажды... нет, дважды. Такой урод! Он говорит, что все девчонки ничего не понимают и вообще бессмысленные.
— Ну и правильно говорит! — вскинулся вдруг незнакомец. — Девчонкам ведь никогда ничего толком не объяснишь. И вообще...
— Еще стрельнуть? — воинственно поинтересовалась Джессика.
— Ладно-ладно, не кипишись... ты, вроде, еще нормальная...
— Вот только не думай, что мне очень интересно твое мнение! — рассердилась Джессика. — Подумаешь, команду он, видите ли, собирает... капитан... А у меня, значит, искал комиксы? — недоверчиво докончила она.
Джессике вдруг почему-то стало обидно, что он пробрался к ним в детскую вовсе не ради нее, а чтобы найти комиксы.
— Ну, понимаешь, я ведь мало читал, — объяснил пришелец. — И никто из моей команды не умеет читать и даже никогда в жизни не видел ни одного комикса, — скорбно признался он.
— Бедные вы... — пожалела Джессика.
— А то! И вот стоило мне подгадать момент, когда твои родители наконец оставили окно открытым — а у тебя ничего нет, акулий хвост! — в голосе гостя вдруг послышалась какая-то обиженная, почти взрослая злоба.
— А мне и не надо, — Джессика все-таки шмыгнула носом. — Я и так помню почти все серии наизусть!
— Да ну?
— Ну да!
— Врешь!
— А вот и помню!
— Все восемьдесят четыре?
— Ты что думаешь, я считать не умею? — оскорбилась Джессика.
— Нет, но... — пришелец явно заинтересовался. Глаза у него вдруг заблестели. — И ты точно-точно их знаешь наизусть?
— Знаю! И про штурм Звездного порта знаю, и про осаду Луны, и как капитан Гром украл тайную реликвию магеллян и стал императором Магеллановой туманности! И как Клык с Малюткой Роджем сбежали из подземной тюрьмы на Ялмезе-Два!
Пришелец вдруг вскочил, схватил ее за руку и потащил к окну.
— Пошли, пошли со мной, ты им все сама расскажешь и покажешь!
— Кому?
— Да команде же!
— Нет, постой... отпусти... пусти немедленно! Мне в школу завтра! Меня мама с папой искать будут!
— Да брось! — не унимался пришелец. — Нужна тебе твоя школа! И мама с папой! А я тебе покажу свой корабль! И ты сможешь стоять за штурвалом и сама им управлять!
— Я не умею...
— Я тебя научу! И вместо школы и домашних заданий ты сможешь жить, как захочется, и все тебя будут бояться!
— Да ну?
— Ну да! Мою команду весь океан боится, все знают, что с нами шутки плохи! Кто что-нибудь вякнет — мы ему сразу руки за спину и пускаем на корм акулам...
— Ну...
— А как мы бы стали все тебя уважать! Мы бы тебя на руках носили, ты была бы нашей единственной мамашей! Всем мужчинам ведь нужна иногда женская рука, знаешь..... Ты ведь умеешь стрелять, умеешь сражаться, так? И научишь нас делать парашюты из листьев шоколадного дерева, как капитан Гром в «Полосатой бригантине»!
— А у вас есть шоколадные деревья?
— И шоколадные, и марципанные, и даже пицца-дерево у нас есть! Его, правда, индейцы охраняют, но ничего, мы их оттуда еще выкурим...
— Ух ты! — не выдержала Джессика.
— Ты бы целовала каждого из нас в щеку на прощание, когда мы идем в бой. Ведь нас никто никогда еще не целовал. А мы бы тебя защищали, все как один, до последнего зуба, до последней капли крови!
— Я не уверена, смогу ли я...
— Пойдем, ну пожалуйста! — казалось, гость забыл все свои заносчивые манеры. — Ты только подумай: вместо того чтобы лежать и тосковать по ночам, ты будешь плавать с нами по морю и выслеживать врагов!
— А у вас есть враги?
— Есть один... — неохотно проговорил он. — Его зовут Питер.
— Питер?!!
— Наглая, мерзкая, заносчивая малявка, — гость ударил сжатым кулаком по колену. Джессика заметила, что руки у него жилистые и все в шрамах, а голос вдруг сделался низким и хриплым. — Молокосос... дрянной мальчишка...
Он все тянул и тянул Джессику к окну, а за окном уже качался на лунных волнах корабль — совсем такой, как виделось ей ночью, перед тем, как уснуть, а родители уже заставили ее зачем-то снова убрать в ящик все игрушки: великолепный парусник с высокими бортами и настоящей пушечной палубой, и с доской, нависшей над морской пучиной, по которой пускают прогуляться связанных пленных, прежде чем сбросить их в море на корм акулам...
