Глава 1
Деревья превратились в бесконечное зеленовато-желтое марево. Город остался далеко позади, и чем дальше вилась дорога змеей, чью опасность только предстояло выяснить, тем больше на ней трясло. Сашка скучал уже по Петрозаводску, по своему дворику, плещущемуся в лучах солнца летним днем, по друзьям, с которыми можно было целый день наслаждаться свободой очередных каникул, по Катьке, щелкавшей нездешней жвачкой, одуряюще пахнущей мятой… По школе, где за несколько часов расцветала и умирала целая эпоха. Теперь все это должно было стать блеклым воспоминанием, взамен которому эта жизнь ничего толкового Сашке предложить не могла. Чего ему было ожидать от деревушки, название которой он даже не потрудился запомнить? Знал только, что до школы топать пять километров. На карте, которую они с мамой вдвоем рассматривали, когда отец ушел по делам, населенный пункт казался крошечной точкой, которую можно было уничтожить иглой средней толщины. С Петрозаводском так сделать было нельзя. Проколи его - и осталась бы венозная сеть дорог, пульсирующих жизнью. Совсем не то, что это…
Сашка вздохнул. В ранце, лежащем на коленях, спряталась потрепанная зеленая тетрадка, в которой была одна из главных его ценностей - номера друзей и их обещания встретиться через два года, когда Сашка станет достаточно взрослым, чтобы свалить из деревни и вновь перебраться в город. Технарь - предел его мечтаний, да и об универе думать не приходилось - мозги не те. А автослесарь - профессия перспективная, надежная. Катьку таким навряд ли впечатлишь, конечно, но всегда можно найти кого попроще, с меньшими запросами.
Автобус галдел разговорами. Сосед шумно дышал, кажется, от августовской парилки газета в его руках стала влажной. Сашка ощущал себя липким и противным, будто вся дорожная пыль пристала к его потному телу. Хотелось ополоснуть себя холодной водой, но ехать предстояло еще часа два.
Сашка закрыл глаза, обещая себе не засыпать. Если с его вещами что-то случится, отец просто убьет его…
Они вылезли из автобуса у покосившегося указателя. Казалось, что вся его семья очутилась неизвестно где, лес грозным бесчисленным войском наступал на них, обещая поглотить и уничтожить.
- Нам сюда, - махнул рукой отец. Только тогда Саша заметил тропку, сокрытую тенью папоротника, словно она стыдилась своего существования и всеми способами старалась прикрыться.
Рядом вздохнула мама, поправляя на плече тяжелую спортивную сумку. Парню хотелось забрать ее груз себе, но он и сам волочил два чемодана. Еще два были в руках у отца. Сашка тосковал по коллекции кассет, выброшенной на помойку. Она не была большой, но он очень ей дорожил. Самое любимое удалось заныкать в рюкзак. Отец сказал брать с собой только самое необходимое. Это оно и было.
Кроме этого, был синевато-зеленый сборник рассказов о Шерлоке Холмсе. Тощий главный герой, зажав между зубов нераскуренную трубку, с осуждением смотрел на Сашку, как на закоренелого преступника. В конце концов, книга была библиотечной, а перед отъездом ее решили не возвращать.
За спиной мама задышала медленнее, с присвистом.
- Может, сделаем привал? - предложил парень, надеясь, что отец прислушается к нему и не рассвирипеет прямо в лесу. Хотя тут трупы точно никто искать не стал бы, если вдруг что.
- Хочешь здесь ночевать? - отец ответил, даже не повернувшись.
- Пожалуйста? Всего минут на пять, потом дальше пойдем.
Отец что-то пробурчал, но все-таки остановился. Мама улыбнулась одними глазами, но вслух ничего не сказала. Шум крови в ушах застилал разноголосье леса, но через пару минут Сашка понял, что все вокруг будто бы старается не шуметь, словно каждый прорывающийся звук - это какая-то опрометчивая случайность. Все вокруг как будто бы боялось его отца тоже.
- Хватит сидеть, пошли!
И они втроем встали, взяли свои ноши и двинулись в путь.
Вскоре в воздухе разлилось дыхание печей. Солнце окончательно скрылось за вершинами елей, и в густых сумерках вдали засверкали маяки людского жилья. Деревья нехотя расступились, и первые дома ознаменовали скорое окончание пути.
Сашка смотрел под ноги, лишь изредка поднимая взгляд на декорации того места, где ему предстояло жить. Некоторые строения, попадающиеся на пути, выглядели нежилыми, от других пахло сытым теплом. В животе забулькало, заурчало, но Сашка не помнил, чтобы они брали с собой еду.
Их дом будто бы совершенно их не ждал. Он насупил наличники, кривил дверь. Отец толкнул калитку, та визгливо простонала и лязгнула опущенной поржавевшей цепью. Внутри было холодно, словно здесь никто никогда не жил.
- У печки дрова, сейчас затоплю. С утра надо будет еще наколоть, понял? - под ногами отца скрипнули половицы. Что-то опустилось на пол, но Сашка не мог разглядеть ничего дальше вытянутой руки. Как обращаться с дровами, он не представлял. Видимо, придется разбираться самому.
В тишине обнадеживающе чиркнула спичка, потянуло жженой бумагой, а затем по полу затанцевали отсветы пламени.
- Чего встали? Проходите, будем обживать.
Саша двинулся к огню, мама шла за ним, не выпуская из рук спортивную сумку.
- Это наша с матерью комната, - отец обвел рукой помещение, в котором они стояли. - Твоя будет вторая. С электричеством завтра разберусь.
- Хорошо.
В свете разгорающегося огня проступили очертания дверного проема. Сашка отправился туда и оказался в крохотной комнатушке. У окна притулилась кровать, сиротливо освещенная тусклой луной. У одной стены чернел стол и тускло поблескивала спинка стула, кажется, лакированного, у другой - массивным гигантом среди всей этой маленьковости возвышался дубовый шкаф. Сашка скинул вещи на пол, с особой бережностью положив рюкзак, затем вернулся к родителям.
- Сейчас спать ляжем, день был трудный. Завтра мы до магазина пойдем. Ты тоже чтоб не дурью маялся, а делом занялся. Потом будем вещи разбирать.
- Я понял, - Сашка успел сделать только шаг, но был остановлен.
- Ничего сказать не забыл?
- Спокойной ночи, мама и папа.
- Так-то лучше. Мать тебя разбудит.
- Спокойной ночи, сынок.
Сашке долго не спалось. Лунный свет оставил его окно, так что в колючей темноте было совсем не уютно. Пугливым себя парень назвать не мог, но непривычная тишина без вечной суеты соседей, без шума улицы за окном, рыжего света фонаря и пения раздолбая Лешки под гитару - его вечно гоняли все местные бабки, а вот мужики называли непонятым романтиком - была неправильной и чужеродной.
Сашка и был абсолютно чужим в этом месте, этаким одуванчиковым семечком, которое ветер занес в неведомый край и которому предстояло здесь прорасти. Где-то залаяла собака. Даже этот звук был роднее, чем холод простыни, пахнущей пылью и затхлостью, и тихий говор огня. Тепло совсем не ощущалось. Сводило зубы, руки немели. Парень закрыл глаза. Лай собаки превратился в протяжный скулеж.
- Сашенька, вставай, - голос мамы ласкал сквозь стянувшую веки дремоту. Загрубевшая от работы и стирки рука казалась самой нежной на свете, когда гладила по спутанным кудрявым волосам.
Складывалось ощущение, что Сашка спал всего пару часов. На деле же за окном по небу уже вовсю разгуливало солнце.
- Мы с папой сейчас пойдем, а ты займись дровами, хорошо? Чтобы папа не злился.
- Конечно, конечно, - парень протер глаза и неуклюже сел на постели, путаясь в одеяле.
- Вот, возьми, - мама перешла на шепот, вкладывая в руку сына небольшое красное яблоко, а затем целуя в лоб.
- Ты долго еще? - голос отца резанул по уюту мгновения.
- Иду-иду! - мама ушла.
Хлопнула дверь. Убедившись, что в доме никого нет, Сашка вгрызся в яблоко, зная, что оно лишь раззадорит отхлынувший было голод. Но эта забота согревала парня и мягкой повязкой ложилась на все остальные проблемы. Без мамы он бы не выжил. Никогда.
Кроме двух комнат, обнаружилась еще кухня с печной посеревшей плитой, столом, от которого веяло надежностью и былой семейной любовью, и старым холодильником, чей гул говорил о том, что с электричеством дела наладились.. Кроме этого, в доме был длинноватый вход, размеры которого парень вчера был не в состоянии оценить, и деревянная вешалка для курток.
Выйдя на улицу, Сашка вздрогнул. Прохладу дня не нарушал даже яркий солнечный свет. Парень прошелся по периметру дома, силясь найти то, что поможет ему выполнить отцовское задание. За зданием нашелся покосившийся сарайчик, узкий деревенский туалет и еще одна постройка, сохранившаяся куда лучше. Внутренний голос подсказывал, что это баня, которую доводилось видеть только в фильмах. Сашка двинулся мимо.
В углу сарая висела паутина, в ней беспомощно болталась муха. У дальней стены аккуратным рядком стояли бревна, рядом с ними пристроился топор с почерневшей рукоятью. Парень напряг память, пытаясь как можно четче вообразить себе, что это такое - рубить дрова. Полутемень сарая мешала думать, поэтому Сашка выволок несколько бревен на улицу, затем вернулся за топором.
Солнце особого озарения не принесло, поэтому парень пристроил одно из бревен на земле, взял топор, замахнулся и изо всех сил рубанул. Левая рука отозвалась болью, заныла. Топор застрял в полене, и Сашка ойкнул, на несколько секунд забыв вообще про все. Когда пришел в себя, попытался вытащить инструмент, но у него совершенно ничего не получалось. Отец будет в ярости. Ох, отец будет в такой ярости…
Топор вытащить кое-как удалось. Следующий удар, несмотря на боль, прошел лучше, и дело, в целом, наладилось. У Сашки получилось шестнадцать кривеньких поленьев. которые он гордо внес в дом. Все должно быть хорошо. Все должно быть хорошо.
Вскоре мама и отец вернулись из магазина, неся две авоськи с продуктами. Звякнуло стекло, когда ноша оказалась на столе.
Женщина осталась на кухне разбирать покупки и готовить еду, в то время как отец пошел оценивать усилия Сашки. Он несколько секунд смотрел на кучку поленьев, после чего уставился на сына. Брови отца сошлись на переносице, образуя складку, которая так хорошо была знакома Сашке.
- Это все? - голос звучал холодно, но чувствовалось, как в нем вскипало, пенилось знакомое чувство.
- Я думал, этого хватит, - волосы на загривке у парня встали дыбом. Несмотря на то, что Сашка знал, чего ожидать, удар был сильный, во рту разлился вкус металла, в левом ухе зазвенело. Боль в левой руке стала напоминать всего лишь крапивный ожог.
***
Подошвы резиновых сапог не оставляли ни следа на лесном ковре, словно природа всеми силами сопротивлялась ранам человеческого присутствия. Сашка успел немного запыхаться, но темпа не сбавлял, продвигаясь между деревьями без особой надежды на то, что он вовремя выйдет к своей новой школе. Других маршрутов, которые могли бы устроить и парня, и его отца, не было, на автобус раскошеливаться не хотелось, так что пришлось довериться смутным указаниям и идти, идти, идти. Из деревенских в школу больше никому нужды отправляться не было. Оставшиеся после летнего взбудораженного состояния жители представляли касту одних взрослых. Всамделишных, повидавших немало на своем веку. Сашке таким не быть еще лет двадцать точно.
Во времени парень ориентировался всегда плохо. Он сомневался, сколько уже шел и какое расстояние успел пройти. Еще хуже Сашка представлял, сколько идти ему еще предстоит.
Разбирая вещи пару дней назад, стараясь затянуть этот процесс достаточно для того, чтобы отец успел уйти, но не слишком сильно, чтобы тот опять был недоволен, Сашка держал в руках кассету, купленную пустой, а теперь хранившую в себе бесценное звучание голоса Виктора Цоя. Переписать удалось не весь альбом, только песни “Последний герой” и “Звезды останутся здесь”, но парень был более чем доволен и этим. На другой точно такой же кассете хранились “Корабли” Высоцкого. Качество записи было неплохим, проигрыватель в квартире друга потрескивал, пока крутил драгоценную пластинку. Комнату заливал солнечный свет, играя с пылинками. Сашка сидел, замерев, и слушал, будто в первый раз. Друг лишь криво улыбался. Его имя Сашка специально не называл даже в памяти.
Обе кассеты в итоге отправились под матрас. Туда же был спрятан экземпляр историй про Шерлока Холмса.
Школа располагалась на дальнем краю деревни, за ней текла безымянная речка, ветер разносил прохладу быстрой воды на всю округу. У здания, выкрашенного в бледно-коричневый цвет, толпились люди, в основном младшеклассники с родителями. Над входом растянулась поздравительная лента, микрофонов и колонок видно не было. Только в воздухе примешивался запах пыльцы цветов, которые, кажется, были срезаны всего несколько мгновений назад. Сашка поискал взглядом своих ровесников, но никого не нашел. Быть может, он единственный дурак, кто приволочился первого сентября, когда все остальные решили прогулять?
- Дорогие дети, первоклассники, выпускники! Вот и начинается еще один учебный год! - голос директора бодро зазвучал с небольшого крыльца. Ребята помладше вместе с родители подошли поближе, чтобы лучше видеть происходящее, как будто ожидалось какое-то грандиозное представление. Сашка не особо вслушивался в то, о чем говорили. Его больше волновали лиловые тучи, надвигающиеся из-за горизонта, порывы ветра, надувавшие белую рубашку и холодящие кожу. Шумела река, ее напев убаюкивал и вместе с тем непрошенно напоминал о славных городских деньках, когда они с парнями сбегали со двора, чтобы искупаться на девятой запруде на Лососинке - синевато-коричневом порезе на полотне леса за Кукковкой. Сашка и не думал о том, как много леса его окружало всю его жизнь. Но тот, оказывается, всегда был рядом, становился все плотнее и плотнее, тянул в свою глушь, пока не поглотил окончательно.
- Ты, должно быть, Романов Александр, - парень дернулся, вздрогнул всем телом. Только спустя несколько мгновений взгляд Сашки сфокусировался на низенькой улыбчивой женщине проседью в чернильных волосах. - Не нужно так пугаться!
Парень прочистил горло и улыбнулся.
- Да, это я.
- А я Тамара Николаевна, твоя классная и по совместительству учительница русского языка, литературы, обществоведения и английского языка.
- Вот это у Вас набор, конечно, - присвистнул Сашка.
- А ты чего хотел? Деревенская школа приучает к подобным вещам, особенно такая компактная, как наша. Сегодня у тебя предметы только со мной, все в двадцать четвертом кабинете.
- Спасибо!
Трепетно и несмело запел колокольчик в руках краснеющей девочки. Сашка и Тамара Николаевна отправились в здание.
Внутри еще чувствовался запах краски и древесины, несмотря на открытые окна. Лестница на второй этаж обнаружилась сразу же, не пришлось даже оборачиваться к классной за подсказкой. Кабинеты тоже были какими-то крошечными, совсем не рассчитанными на толпу учащихся. Чтобы не обижать Тамару Николаевну, Сашка устроился за второй партой возле окна. Все-таки выдержать английский, не имея возможности соприкасаться со свободой хотя бы сквозь начисто вымытое стекло, возможным не представлялось.
- Садись ближе, так мне тебя лучше видно будет. Все равно ты один в классе.
- Как это - один?
- В этом году десятиклассников, кроме тебя, у нас нет. Есть ребята из девятого класса, но не будешь же вас вместе учить, тебе к экзаменам готовиться. Так что занимайся усердно, буду спрашивать.
Сашка кивнул. Кажется, английский был не самой большой его проблемой.
