Посвящается раненым душам
1
Вчера я разучилась улыбаться. Кажется, навсегда.
Когда Вероника позвонила и попросила подменить заболевшую Лену, сердце ёкнуло. Но причин для беспокойства я, как ни искала, не нашла. Обычный заказ — свадьба. Со стандартным маршрутом по всем достопримечательностям города и съёмкой банкета.
День работы, за который щедро платили.
Вот только я не ожидала увидеть в качестве жениха своего парня.
Первой мыслью было бросить всё и уйти. Но наша студия никогда не подводила клиентов. Семь лет назад мы, три подруги, выбрали слоганом простой девиз: «Сохраним ваши лучшие моменты!» Банально, знаю. Но именно следуя ему, мы стали лучшими в городе, заработав безупречную репутацию, и я не имела права её запятнать.
Но чего мне стоило вести себя как ни в чём не бывало и просить у гостей «Улыбочку!». Мне, у которой с детства все чувства на лице написаны.
Снимать искрящуюся счастьем невесту среди ветвей цветущей сирени. А потом его, прячущего свои глаза от моих, но смело позирующего в камеру.
В какой-то момент я отключилась и смотрела на всё со стороны. На заказанный лимузин, праздничные платья, причёски, щедро политые лаком, на волнение и крики гостей… Работала на автопилоте, выхватывая удачные кадры. Букет в руках невесты. Пафосная работница загса с тремя подбородками. Тонкие пальцы. Кольцо. Второе кольцо. Росписи. Поздравления родных. Мать и отец Кирилла, с которыми он меня так и не познакомил. Её родители, сдержанные, скупые на эмоции. Дождь из риса и мелких монеток. Блики солнца на фате. Шлейф пышного платья на асфальте.
Когда мы перешли к обязательным постановочным кадрам, я не узнала свой голос. Холодный, безжизненный, чужой.
Смотреть, как молодожёны целуются, выбирать для них выгодный ракурс было мукой. Меня будто проворачивали на вертеле над жарким огнём. С пеной шампанского, разливаемого по бокалам, растворялась моя жизнь.
Процессия из двенадцати машин объехала все положенные достопримечательности. Программа закончилась традиционно — Мостом влюблённых, где молодые нацепили обязательный замочек с именами и выбросили ключ в воду. Интересно, знали ли они, что раз в два года все навесные украшения срезают, чтобы освободить место для обетов новых брачующихся?
Потом был хлеб с солью, банкет с громогласной тамадой, нелепыми конкурсами, традиционными выкриками, от которых с каждым разом всё больше горчило во рту, и огромный торт с мастерски выполненными фигурками на верхушке.
К нему молодожёны подошли почти сразу — рука в руке с ножом. И я запечатлела первое, острое дело совместной жизни. Надо же, никогда не замечала: они, все они начинают супружество с разрезания, не с созидания. Завтра, быть может, это покажется мне бредом, но сегодня символичность действа пугала. Я чувствовала себя этим тортом, который распарывали на части. Муж и жена накормили друг друга, отметив начало сладкой жизни. Потом родителей и гостей.
На этом мои мучения закончились. Я с трудом отвертелась от настойчивого приглашения выпить за счастье молодых, вышла на воздух и поняла, что все эти шесть часов задыхалась. Никогда ещё воздух не был таким свежим.
2
Когда вечером я, мёртвая, пустая, как засвеченная плёнка, вернулась в студию, чтобы переслать Лене снимки для обработки, Вероника заполняла таблицу.
— Ты знала?
— Что?
Я подошла к заваленному бумагами, рекламными листовками и визитками столу и посмотрела на неё в упор.
— Ты знала?
— Да. Знала, — Ника взяла новый документ.
— Ты понимаешь, что случилось? — она продолжала печатать, будто ничего особенного не произошло. — Понимаешь, что мне пришлось пережить?
Вероника вскинулась, как всегда, когда была не права.
— Не делай меня виноватой. Про Кирилла ты рано или поздно узнала бы. Я думаю, лучше рано. Считай это шоковой терапией.
— Почему ты не сказала? Почему довела до такого?
— А ты бы поверила моим словам? Он ведь для тебя — идеал. Как там? «Мы на одной волне — оба постоянно в разъездах». Я собиралась тебе рассказать с фотографиями на руках. Но Лена заболела, и я решила, лучше, если ты увидишь всё своими глазами.
— Ты не понимаешь… Правда, не понимаешь. Я не знала, что ты можешь быть настолько жестока. Ты сегодня убила меня. И моё доверие, — Вероника молчала, поджав губы. — Лена, если захочет, пусть продолжает работать с тобой, а я не смогу. Просто не смогу.
С этими словами я вынула флешку из фотоаппарата, бросила на стол и ушла. По дороге домой вырубила телефон, который настойчиво просил ответить. Звонила Лена. Но мне было страшно услышать, что и она знала.
Когда я зашла в подъезд и поднялась наверх, то очутилась в полной темноте. Снизу лампочку давно выкрутили и арендаторы не спешили покупать, а на моём этаже она перегорела. Как моя жизнь. Открывать замки мне пришлось, подсвечивая отверстия смартфоном. Пару раз я роняла ключи. Руки тряслись. Хотелось разбить что-то, но у меня только телефон да сумка с техникой — Никон, прошедший со мной огонь и воду, было откровенно жалко. А смартфон служил фонариком, это его и спасло.
Спустя несколько минут я вошла в уже не нашу квартиру и первым делом собрала все его вещи. Получилось двенадцать пакетов, которые я, не откладывая, спустила в мусоропровод. Потом распахнула окна настежь. Но ночь была тёплой, и выгнать присутствие теперь абсолютно чужого мне человека не получалось. Я ощущала его в кресле, на рукояти ножа, на кровати… практически везде.
Везде, кроме компьютерного стола — единственного места в доме, куда доступ ему был закрыт. Я забралась с ногами на поскрипывающий стул и закуталась в мамину шаль. Меня морозило.
Слёз не было. Только мысли и воспоминания, которые шли по кругу. Знаки, которых я не замечала, его отлучки, чтобы позвонить важному клиенту, постоянные командировки и страшный сегодняшний день. Кирилл ведь и дальше собирался жить на два дома. Если бы я не узнала...
После тысячного оборота рвущих сердце кадров в голове созрело решение.
Оставаться здесь, в этой квартире, в этом городе, я больше не смогу. Гулять по улицам и вспоминать, как фотографировала там их, обнимающихся, счастливых… Жить в месте, где каждая вещь — воспоминание. Нет. Это самоубийство. Какие-то крохи самоуважения и самосохранения у меня ещё остались.
Я залезла на сайт вакансий и отправила резюме с портфолио по десяткам компаний: фотостудии, модные журналы… В крупные города страны и столицу. Лишь бы подальше отсюда.
Лихорадочность перешла в драйв, который сменился упадком сил, когда письма были разосланы.
Я заварила себе ромашкового чая. Меня всё ещё колотило. Кухня в электрическом свете казалась чужой, тёплый молочный цвет — серым. Выбранная с любовью техника молчала, я провела пальцами по плите, прощаясь. Она мне больше не пригодится. Мне нравилось экспериментировать, придумывать новые блюда, особенно выпечку, правда, с моим графиком, это удавалось редко. Не знаю, когда снова появится желание... Готовить теперь незачем, не для кого.
Зачем я вообще стала фотографировать этот фарс? Почему просто не подошла и не дала ему пощёчину? Репутация меня волновала? Репутация чего? Фирмы? Это всё отговорки. Испугалась толпы? Прилюдного позора? Что получится неудобная ситуация? Она и получилась — ужасающе неудобная. Для меня. Смотреть на них, пытать себя минута за минутой… Где был мой разум?
Я мотнула головой, вернулась в комнату и водрузилась на стул. Пора заканчивать с этими мыслями. Когда-нибудь я смогу всё обдумать без боли, но сейчас это разрушит меня и мою трещавшую по швам самооценку. Несколько раз уже пыталась сравнивать себя с ней, и счёт был не в мою пользу. Хватит. Я собрала все тёмные мысли, все болезненные воспоминания и заперла под замок, в самой тёмной кладовой своего сознания. Только тогда тиски, сжимавшие сердце, немного разжались.
Приближалось утро. Наблюдая за окном плавную смену цвета, я не заметила, как заснула.
Разбудил меня сигнал сообщения — пришёл ответ от редакции Fashion Life, столичного журнала, они предлагали стажировку. Нехудший вариант. Я тут же отписалась, сообщив, что приеду сегодня, и купила билет на самолёт.
Сбор вещей и хлопоты с квартирой отняли не много времени. Животных и цветов у меня не было — работа фотографа чревата внезапными выездами, иногда на несколько дней. Все попытки озеленения проваливались — даже кактусы у меня не выживали.
Я спустилась в салон связи, располагавшийся в торце дома, и купила новую симку. Лето — жаркая пора, заявок много. Объяснять раз за разом клиентам, почему съёмки не состоятся… На это у меня не было сил. А недоделанных заказов, слава богу, не осталось. Возвращаясь назад, в квартиру, я поразилась, как легко отказывалась от всех наработок. Ничего, девчонки справятся. Разговаривать с Леной, а тем более с Вероникой я пока не могла. Не знаю, смогу ли когда-нибудь.
Убрав квартиру, я позвонила брату, он с женой и ребёнком снимал студию неподалёку. Не вдаваясь в подробности, сообщила про отъезд и расставание с Кириллом.
— Начистить ему морду? — брат, как всегда, был на моей стороне.
— Не стоит мараться.
Я отдала ему ключи, отрезав себе пути к отступлению, без сожаления захлопнула дверь и к такси спустилась спокойная, как удав.
Перелёта почти не запомнила. Листала журналы, что-то читала, пыталась есть, но вкуса не ощущала — будто пластик жевала. Мир выгорел, покрылся сепией. Оцепенение разбило робкое прикосновение маленькой девочки, мячик которой закатился под моё кресло. Его яркий, алый цвет вернул краски блёклому миру. Я отдала беглеца хозяйке и получила в награду счастливую, искреннюю улыбку.
Улыбнуться в ответ не смогла, но по крайней мере снова почувствовала себя живой.
3
В аэропорту меня встречали.
— Вы Анна?
Ко мне подошёл лысый мужчина средних лет в пиджаке модного в этом сезоне тёплого жёлтого оттенка на голое тело, серых брюках и элегантных очках с тонкой многоугольной оправой.
— Да.
— Я сразу понял, — он оглядел меня с ног до головы. — По вашей походке. Меня зовут Антонио. Можно просто Тони. Я пиар-менеджер журнала Fashion Life.
Вот это отношение к персоналу. Признаться, к такому я была не готова.
— Путешествуете налегке?
«Просто Тони» кивнул на мой багаж, состоявший из сумки с техникой и небольшого чемодана.
— Не люблю избытка вещей.
— Видно опыт и серьёзный подход, — сказал он и подмигнул. — А этот образ выше всяких похвал. Понимаю-понимаю. Иначе пришлось бы отбиваться от поклонников весь перелёт.
О чём он? Льстит, чтобы выстроить отношения? Что тут можно ответить… Оставалось только загадочно улыбнуться.
— Готовы к съёмкам?
— Прямо так? Сразу?
— На отдых, к сожалению, времени нет. Едем.
Он подцепил меня под ручку и повлёк к выходу. А я спешно оценивала своё оборудование. Аккумулятор разряжен, но пара запасных в наличии (всегда предпочитала перестраховаться), объективы в порядке, чистые флешки есть. А если съёмка на привязи? Кабель с держателем взяла. Да, взяла. Своему Никону я изменять не собиралась.
— Где будет съёмка?
— В нашей студии. Всё уже готово. Ждём только вас.
В его взгляде не было ни малейшего сомнения.
Это тест такой? Проверка профессионализма нового стажёра? Прямо с корабля на бал? Что ж, я тоже готова.
Нет-нет, не готова.
Особенно к маске на лице и болтливой маникюрше, которая вываливала и вываливала на меня все подробности своей жизни, не давая вставить ни слова.
Тони привёз меня к высокому зданию из стекла и бетона, на котором гордо красовалось Fashion Life, и передал в заботливые руки «своих девочек». Они сразу же взяли меня в оборот.
Усаживаясь в мягкое кресло у большого, подсвеченного софитами зеркала, я задавалась вопросами. Это всегда так в столичных журналах? Персонал тоже должен соответствовать высокому уровню?
Серьёзные сомнения начали закрадываться во время профессионального визажа и укладки. Но мастера так сурово выглядели и так сосредоточенно работали, что с духом я собралась только к концу процедур, когда мне докрашивали губы.
Строгая визажистка рявкнула:
— Молчать!
И я больше не решилась с ней заговорить.
Когда на мне застегнули платье с воланами и босоножки на высоченном каблуке, интуиция завопила во весь голос.
Я поймала пробегавшего мимо Тони за полу пиджака.
— Вы уверены, что всё в порядке?
— В полнейшем, дорогуша. Ты великолепна. Скоро начнём, готовься.
— А где моя сумка?
— Она тебе не пригодится. Заберёшь после съёмки.
Это испытание такое? Фотографировать с незнакомой техники в таком виде? Кто знает, как у них тут принято? Я уже ничего не понимала.
В ожидании съёмки подошла к зеркалу и почти не узнала себя. Из-за работы мне чаще всего приходилось носить джинсы с топом или кофтой — попробуй фотографировать лежа на земле в платье. Волосы я обычно собирала в хвост, а если съёмка была на улице — надевала бейсболку. Тут же на меня смотрела женщина. Яркая, эффектная. Отражение мне нравилось. Такой я себя ещё не видела — легко смогу затеряться среди моделей. Локоны, разбросанные в естественном беспорядке, макияж с акцентом на глаза — они стали ещё больше. Влажные губы, на которых задерживался взгляд. Сияющая кожа — результат маски, не иначе. Платье из розовой невесомой ткани подчёркивало фигуру, а вычурные босоножки делали мои ноги ещё длиннее. Хоть сейчас на подиум.
— Пора! — Тони вернулся и повёл меня к узкой двери. — Входи.
Я оказалась под ярким светом на белом фоне.
— Алекс, дорогуша, можно начинать. Она вся твоя.
Меня собирались фотографировать.
4
Щелчок. Я вздрогнула.
— Идеально! Чуть наклони голову. Давай, ещё больше шока.
Мои глаза расширились. Передо мной стоял он — Александр Витале, легенда, человек, работы которого я собирала и к чьему мастерству вот уже десять лет стремилась приблизиться. После громкого расставания с возлюбленной, музой, как называли Лауру Лити в прессе, пять лет назад, редко у кого получалось уговорить «золотого фотографа» на съёмку. Удивительно, как Fashion Life это удалось. Все работы Витале становились безумно популярны и гарантировали успех.
У меня был один его автопортрет, вырезка из французского журнала, которая висела в студии над моим столом. Лицо на чёрно-белой бумаге впечатляло всегда, но сейчас, вживую оно просто потрясало. Скуластое, словно высечено из камня. Но глаза тёплые, карие, цепкие. Белая футболка подчёркивала рельефность торса и сильные руки. Завершали casual-образ синие джинсы и белые кеды, насколько я поняла по немногим интервью, он всегда был неприхотлив в одежде. Короткая стрижка и усы с эспаньолкой, в которых только-только пробивалась седина, делали его облик ещё более мужественным.
— Отлично! Теперь неверие.
Я опустилась на стул и спрятала лицо в ладонях. Не может быть. Меня с кем-то спутали. Мне всё это кажется, из-за стресса. Витале тоже кажется. Ведь я привыкла спрашивать совета у его бумажной копии, если что-то не получалось. Это просто отсутствие нормального сна, мало ли что привидится. Я ещё раз подняла глаза на Александра и со всей силы ущипнула себя. Ой! Больно. Это правда. Это всё правда.
1
Вчера я разучилась улыбаться. Кажется, навсегда.
Когда Вероника позвонила и попросила подменить заболевшую Лену, сердце ёкнуло. Но причин для беспокойства я, как ни искала, не нашла. Обычный заказ — свадьба. Со стандартным маршрутом по всем достопримечательностям города и съёмкой банкета.
День работы, за который щедро платили.
Вот только я не ожидала увидеть в качестве жениха своего парня.
Первой мыслью было бросить всё и уйти. Но наша студия никогда не подводила клиентов. Семь лет назад мы, три подруги, выбрали слоганом простой девиз: «Сохраним ваши лучшие моменты!» Банально, знаю. Но именно следуя ему, мы стали лучшими в городе, заработав безупречную репутацию, и я не имела права её запятнать.
Но чего мне стоило вести себя как ни в чём не бывало и просить у гостей «Улыбочку!». Мне, у которой с детства все чувства на лице написаны.
Снимать искрящуюся счастьем невесту среди ветвей цветущей сирени. А потом его, прячущего свои глаза от моих, но смело позирующего в камеру.
В какой-то момент я отключилась и смотрела на всё со стороны. На заказанный лимузин, праздничные платья, причёски, щедро политые лаком, на волнение и крики гостей… Работала на автопилоте, выхватывая удачные кадры. Букет в руках невесты. Пафосная работница загса с тремя подбородками. Тонкие пальцы. Кольцо. Второе кольцо. Росписи. Поздравления родных. Мать и отец Кирилла, с которыми он меня так и не познакомил. Её родители, сдержанные, скупые на эмоции. Дождь из риса и мелких монеток. Блики солнца на фате. Шлейф пышного платья на асфальте.
Когда мы перешли к обязательным постановочным кадрам, я не узнала свой голос. Холодный, безжизненный, чужой.
Смотреть, как молодожёны целуются, выбирать для них выгодный ракурс было мукой. Меня будто проворачивали на вертеле над жарким огнём. С пеной шампанского, разливаемого по бокалам, растворялась моя жизнь.
Процессия из двенадцати машин объехала все положенные достопримечательности. Программа закончилась традиционно — Мостом влюблённых, где молодые нацепили обязательный замочек с именами и выбросили ключ в воду. Интересно, знали ли они, что раз в два года все навесные украшения срезают, чтобы освободить место для обетов новых брачующихся?
Потом был хлеб с солью, банкет с громогласной тамадой, нелепыми конкурсами, традиционными выкриками, от которых с каждым разом всё больше горчило во рту, и огромный торт с мастерски выполненными фигурками на верхушке.
К нему молодожёны подошли почти сразу — рука в руке с ножом. И я запечатлела первое, острое дело совместной жизни. Надо же, никогда не замечала: они, все они начинают супружество с разрезания, не с созидания. Завтра, быть может, это покажется мне бредом, но сегодня символичность действа пугала. Я чувствовала себя этим тортом, который распарывали на части. Муж и жена накормили друг друга, отметив начало сладкой жизни. Потом родителей и гостей.
На этом мои мучения закончились. Я с трудом отвертелась от настойчивого приглашения выпить за счастье молодых, вышла на воздух и поняла, что все эти шесть часов задыхалась. Никогда ещё воздух не был таким свежим.
2
Когда вечером я, мёртвая, пустая, как засвеченная плёнка, вернулась в студию, чтобы переслать Лене снимки для обработки, Вероника заполняла таблицу.
— Ты знала?
— Что?
Я подошла к заваленному бумагами, рекламными листовками и визитками столу и посмотрела на неё в упор.
— Ты знала?
— Да. Знала, — Ника взяла новый документ.
— Ты понимаешь, что случилось? — она продолжала печатать, будто ничего особенного не произошло. — Понимаешь, что мне пришлось пережить?
Вероника вскинулась, как всегда, когда была не права.
— Не делай меня виноватой. Про Кирилла ты рано или поздно узнала бы. Я думаю, лучше рано. Считай это шоковой терапией.
— Почему ты не сказала? Почему довела до такого?
— А ты бы поверила моим словам? Он ведь для тебя — идеал. Как там? «Мы на одной волне — оба постоянно в разъездах». Я собиралась тебе рассказать с фотографиями на руках. Но Лена заболела, и я решила, лучше, если ты увидишь всё своими глазами.
— Ты не понимаешь… Правда, не понимаешь. Я не знала, что ты можешь быть настолько жестока. Ты сегодня убила меня. И моё доверие, — Вероника молчала, поджав губы. — Лена, если захочет, пусть продолжает работать с тобой, а я не смогу. Просто не смогу.
С этими словами я вынула флешку из фотоаппарата, бросила на стол и ушла. По дороге домой вырубила телефон, который настойчиво просил ответить. Звонила Лена. Но мне было страшно услышать, что и она знала.
Когда я зашла в подъезд и поднялась наверх, то очутилась в полной темноте. Снизу лампочку давно выкрутили и арендаторы не спешили покупать, а на моём этаже она перегорела. Как моя жизнь. Открывать замки мне пришлось, подсвечивая отверстия смартфоном. Пару раз я роняла ключи. Руки тряслись. Хотелось разбить что-то, но у меня только телефон да сумка с техникой — Никон, прошедший со мной огонь и воду, было откровенно жалко. А смартфон служил фонариком, это его и спасло.
Спустя несколько минут я вошла в уже не нашу квартиру и первым делом собрала все его вещи. Получилось двенадцать пакетов, которые я, не откладывая, спустила в мусоропровод. Потом распахнула окна настежь. Но ночь была тёплой, и выгнать присутствие теперь абсолютно чужого мне человека не получалось. Я ощущала его в кресле, на рукояти ножа, на кровати… практически везде.
Везде, кроме компьютерного стола — единственного места в доме, куда доступ ему был закрыт. Я забралась с ногами на поскрипывающий стул и закуталась в мамину шаль. Меня морозило.
Слёз не было. Только мысли и воспоминания, которые шли по кругу. Знаки, которых я не замечала, его отлучки, чтобы позвонить важному клиенту, постоянные командировки и страшный сегодняшний день. Кирилл ведь и дальше собирался жить на два дома. Если бы я не узнала...
После тысячного оборота рвущих сердце кадров в голове созрело решение.
Оставаться здесь, в этой квартире, в этом городе, я больше не смогу. Гулять по улицам и вспоминать, как фотографировала там их, обнимающихся, счастливых… Жить в месте, где каждая вещь — воспоминание. Нет. Это самоубийство. Какие-то крохи самоуважения и самосохранения у меня ещё остались.
Я залезла на сайт вакансий и отправила резюме с портфолио по десяткам компаний: фотостудии, модные журналы… В крупные города страны и столицу. Лишь бы подальше отсюда.
Лихорадочность перешла в драйв, который сменился упадком сил, когда письма были разосланы.
Я заварила себе ромашкового чая. Меня всё ещё колотило. Кухня в электрическом свете казалась чужой, тёплый молочный цвет — серым. Выбранная с любовью техника молчала, я провела пальцами по плите, прощаясь. Она мне больше не пригодится. Мне нравилось экспериментировать, придумывать новые блюда, особенно выпечку, правда, с моим графиком, это удавалось редко. Не знаю, когда снова появится желание... Готовить теперь незачем, не для кого.
Зачем я вообще стала фотографировать этот фарс? Почему просто не подошла и не дала ему пощёчину? Репутация меня волновала? Репутация чего? Фирмы? Это всё отговорки. Испугалась толпы? Прилюдного позора? Что получится неудобная ситуация? Она и получилась — ужасающе неудобная. Для меня. Смотреть на них, пытать себя минута за минутой… Где был мой разум?
Я мотнула головой, вернулась в комнату и водрузилась на стул. Пора заканчивать с этими мыслями. Когда-нибудь я смогу всё обдумать без боли, но сейчас это разрушит меня и мою трещавшую по швам самооценку. Несколько раз уже пыталась сравнивать себя с ней, и счёт был не в мою пользу. Хватит. Я собрала все тёмные мысли, все болезненные воспоминания и заперла под замок, в самой тёмной кладовой своего сознания. Только тогда тиски, сжимавшие сердце, немного разжались.
Приближалось утро. Наблюдая за окном плавную смену цвета, я не заметила, как заснула.
Разбудил меня сигнал сообщения — пришёл ответ от редакции Fashion Life, столичного журнала, они предлагали стажировку. Нехудший вариант. Я тут же отписалась, сообщив, что приеду сегодня, и купила билет на самолёт.
Сбор вещей и хлопоты с квартирой отняли не много времени. Животных и цветов у меня не было — работа фотографа чревата внезапными выездами, иногда на несколько дней. Все попытки озеленения проваливались — даже кактусы у меня не выживали.
Я спустилась в салон связи, располагавшийся в торце дома, и купила новую симку. Лето — жаркая пора, заявок много. Объяснять раз за разом клиентам, почему съёмки не состоятся… На это у меня не было сил. А недоделанных заказов, слава богу, не осталось. Возвращаясь назад, в квартиру, я поразилась, как легко отказывалась от всех наработок. Ничего, девчонки справятся. Разговаривать с Леной, а тем более с Вероникой я пока не могла. Не знаю, смогу ли когда-нибудь.
Убрав квартиру, я позвонила брату, он с женой и ребёнком снимал студию неподалёку. Не вдаваясь в подробности, сообщила про отъезд и расставание с Кириллом.
— Начистить ему морду? — брат, как всегда, был на моей стороне.
— Не стоит мараться.
Я отдала ему ключи, отрезав себе пути к отступлению, без сожаления захлопнула дверь и к такси спустилась спокойная, как удав.
Перелёта почти не запомнила. Листала журналы, что-то читала, пыталась есть, но вкуса не ощущала — будто пластик жевала. Мир выгорел, покрылся сепией. Оцепенение разбило робкое прикосновение маленькой девочки, мячик которой закатился под моё кресло. Его яркий, алый цвет вернул краски блёклому миру. Я отдала беглеца хозяйке и получила в награду счастливую, искреннюю улыбку.
Улыбнуться в ответ не смогла, но по крайней мере снова почувствовала себя живой.
3
В аэропорту меня встречали.
— Вы Анна?
Ко мне подошёл лысый мужчина средних лет в пиджаке модного в этом сезоне тёплого жёлтого оттенка на голое тело, серых брюках и элегантных очках с тонкой многоугольной оправой.
— Да.
— Я сразу понял, — он оглядел меня с ног до головы. — По вашей походке. Меня зовут Антонио. Можно просто Тони. Я пиар-менеджер журнала Fashion Life.
Вот это отношение к персоналу. Признаться, к такому я была не готова.
— Путешествуете налегке?
«Просто Тони» кивнул на мой багаж, состоявший из сумки с техникой и небольшого чемодана.
— Не люблю избытка вещей.
— Видно опыт и серьёзный подход, — сказал он и подмигнул. — А этот образ выше всяких похвал. Понимаю-понимаю. Иначе пришлось бы отбиваться от поклонников весь перелёт.
О чём он? Льстит, чтобы выстроить отношения? Что тут можно ответить… Оставалось только загадочно улыбнуться.
— Готовы к съёмкам?
— Прямо так? Сразу?
— На отдых, к сожалению, времени нет. Едем.
Он подцепил меня под ручку и повлёк к выходу. А я спешно оценивала своё оборудование. Аккумулятор разряжен, но пара запасных в наличии (всегда предпочитала перестраховаться), объективы в порядке, чистые флешки есть. А если съёмка на привязи? Кабель с держателем взяла. Да, взяла. Своему Никону я изменять не собиралась.
— Где будет съёмка?
— В нашей студии. Всё уже готово. Ждём только вас.
В его взгляде не было ни малейшего сомнения.
Это тест такой? Проверка профессионализма нового стажёра? Прямо с корабля на бал? Что ж, я тоже готова.
Нет-нет, не готова.
Особенно к маске на лице и болтливой маникюрше, которая вываливала и вываливала на меня все подробности своей жизни, не давая вставить ни слова.
Тони привёз меня к высокому зданию из стекла и бетона, на котором гордо красовалось Fashion Life, и передал в заботливые руки «своих девочек». Они сразу же взяли меня в оборот.
Усаживаясь в мягкое кресло у большого, подсвеченного софитами зеркала, я задавалась вопросами. Это всегда так в столичных журналах? Персонал тоже должен соответствовать высокому уровню?
Серьёзные сомнения начали закрадываться во время профессионального визажа и укладки. Но мастера так сурово выглядели и так сосредоточенно работали, что с духом я собралась только к концу процедур, когда мне докрашивали губы.
Строгая визажистка рявкнула:
— Молчать!
И я больше не решилась с ней заговорить.
Когда на мне застегнули платье с воланами и босоножки на высоченном каблуке, интуиция завопила во весь голос.
Я поймала пробегавшего мимо Тони за полу пиджака.
— Вы уверены, что всё в порядке?
— В полнейшем, дорогуша. Ты великолепна. Скоро начнём, готовься.
— А где моя сумка?
— Она тебе не пригодится. Заберёшь после съёмки.
Это испытание такое? Фотографировать с незнакомой техники в таком виде? Кто знает, как у них тут принято? Я уже ничего не понимала.
В ожидании съёмки подошла к зеркалу и почти не узнала себя. Из-за работы мне чаще всего приходилось носить джинсы с топом или кофтой — попробуй фотографировать лежа на земле в платье. Волосы я обычно собирала в хвост, а если съёмка была на улице — надевала бейсболку. Тут же на меня смотрела женщина. Яркая, эффектная. Отражение мне нравилось. Такой я себя ещё не видела — легко смогу затеряться среди моделей. Локоны, разбросанные в естественном беспорядке, макияж с акцентом на глаза — они стали ещё больше. Влажные губы, на которых задерживался взгляд. Сияющая кожа — результат маски, не иначе. Платье из розовой невесомой ткани подчёркивало фигуру, а вычурные босоножки делали мои ноги ещё длиннее. Хоть сейчас на подиум.
— Пора! — Тони вернулся и повёл меня к узкой двери. — Входи.
Я оказалась под ярким светом на белом фоне.
— Алекс, дорогуша, можно начинать. Она вся твоя.
Меня собирались фотографировать.
4
Щелчок. Я вздрогнула.
— Идеально! Чуть наклони голову. Давай, ещё больше шока.
Мои глаза расширились. Передо мной стоял он — Александр Витале, легенда, человек, работы которого я собирала и к чьему мастерству вот уже десять лет стремилась приблизиться. После громкого расставания с возлюбленной, музой, как называли Лауру Лити в прессе, пять лет назад, редко у кого получалось уговорить «золотого фотографа» на съёмку. Удивительно, как Fashion Life это удалось. Все работы Витале становились безумно популярны и гарантировали успех.
У меня был один его автопортрет, вырезка из французского журнала, которая висела в студии над моим столом. Лицо на чёрно-белой бумаге впечатляло всегда, но сейчас, вживую оно просто потрясало. Скуластое, словно высечено из камня. Но глаза тёплые, карие, цепкие. Белая футболка подчёркивала рельефность торса и сильные руки. Завершали casual-образ синие джинсы и белые кеды, насколько я поняла по немногим интервью, он всегда был неприхотлив в одежде. Короткая стрижка и усы с эспаньолкой, в которых только-только пробивалась седина, делали его облик ещё более мужественным.
— Отлично! Теперь неверие.
Я опустилась на стул и спрятала лицо в ладонях. Не может быть. Меня с кем-то спутали. Мне всё это кажется, из-за стресса. Витале тоже кажется. Ведь я привыкла спрашивать совета у его бумажной копии, если что-то не получалось. Это просто отсутствие нормального сна, мало ли что привидится. Я ещё раз подняла глаза на Александра и со всей силы ущипнула себя. Ой! Больно. Это правда. Это всё правда.
