Пролог.
Джорас Ферн ходил из угла в угол по гостиной на своей вилле в Джератане, словно мечущийся по клетке тигр. Его не просто ничего не радовало, его раздражало все. Книги, стоящие чуть криво на каминной полке (подошел и поправил), шторы, отдернутые сильнее, чем нужно (подошел и задернул почти полностью), ковер, лежащий на полу не тем концом к дивану…
Гордея сначала молча косилась взглядом на мужа, затем пару раз громко и показательно вздохнула, но тот не реагировал. Наконец, женщина отложила книгу, которую читала, и прямо спросила:
- Джорас, что случилось?Глава клана Сартри застыл у окна, мрачно глядя на стремительно темнеющее вечернее небо. Надвигалась буря. Синоптики прогнозировали, что март начнется с непогоды, и, хотя снега с утра не обещали, хмурые тучи кружили в Джератане весь день.
Ферн ненавидел плохую погоду. Не важно, дождь это или снег, изморось или слякоть. Падающая с неба холодная вода вводила его в состояние депрессии и раздражения, когда плохой казалась не только погода.
Он обернулся к жене и … в которой раз про себя восторженно выдохнул, поймав лучистый взгляд ее серых глаз. Гордею Джорас обожал до такой степени, что готов был ей молиться наравне с Первоматерью. Жена была не только его саарин, но советником и напарницей во всех политических делах и Джорас ей полностью доверял. Князь искренне восхищался порой очень уж изворотливым и хитрым умом жены, ее умением подловить мелкие незначащие детали, на которые сам Ферн мог не обратить внимания, способностью создать коварный план буквально из ничего.
- Помнишь переговоры с Саархарами в конце прошлого года? – Гордея неуверенно кивнула, а Джорас продолжил, - У меня из головы не выходит одна мысль.
- Какая?
- Мы слишком легко с ними договорились.
- Это разве плохо? – удивилась жена. Она сидела на диване с книгой и куталась в вязаную шаль. В гостиной было тепло, слуги только недавно подкинули еще дров в камин, но ей казалось, что с шалью уютнее и комфортней пережидать мартовскую непогоду.
- Мы не должны были так легко договориться, - раздраженно ответил Ферн, - Что-то пошло не так, а я не пойму что.
- Мне кажется, ты ищешь черную кошку в черной комнате, дорогой.
- На что ты намекаешь?
- Сам рассказывал, что Кайос притащил на переговоры пифию. Это неожиданный ход, - Гордея пожала плечами, - но мы же говорим о Кайосе. А ты неожиданности не любишь.
-Да, пифия… пифия…, - Ферн припомнил юную девицу, - Эта милая малышка оказалась саарин Марка. Хм, кто бы мог подумать, что младший Саархар настолько влюбится в смертную, что поставит на нее свою печать.
Гордея презрительно скривила губы. Ни один из древних родов, таких как Сартри, к примеру, никогда не опуститься до того, чтобы поставить инициал на смертную. А вот новая элита этим не брезгует. Что с них взять? У них нет понятия чести рода, ответственности за свое древнее имя. Поэтому и смешиваются со всяким мусором.
- Кайос перед встречей предоставил раскладку ее ауры – она действительно пифия, слабенькая, почти бесполезная. Игнар подтвердил верность раскладки, поэтому я не возражал.
- Но тебя все равно что-то беспокоит.
- Мы слишком легко с ними договорились! – качнул головой Джорас, - Я планировал давить, выбивая еще больше уступок по продаже человеческой крови. Нам нужны хорошие льготы. Но вдруг оказалось, что я уже пожимаю Каойсу руку и подписываю договор сотрудничества.
- Пифия, говоришь? – женщина заинтересованно глянула на мужа, - Какая она?
Джорас задумался, вспоминая:
- Невысокая, как ты. Темные волосы с рыжиной, милое личико. Глаза хороши – огромные, синие. Фигурка приятная. Ей лет двадцать пять на вид, вряд ли больше…
Но таких милашек на базаре сотня за пять флоринов, дополнила Гордея мысль мужа.
- И Марк был не против, что Кайос потащил на переговоры слабую, почти бесполезную пифию? – жена с сомнением подняла бровь.
- Да он крутился вокруг девчонки, как кот у сметаны. Шептал ей что-то на ухо, даже обнимал.
Тонко подчеркнутые брови Гордеи поднялись еще выше.
- Князь? – и тут же сощурилась с подозрением, - А она что?
Острый взгляд мужа подсказал, что и он начал в этой ситуации видеть что-то странное.
- А она… Она… Откровенно говоря, я тогда подумал, что не в стиле Марка выбирать себе в инициалы такую скромную монашку. По ее реакции не было видно, что она довольна его поведением.
Женская интуиция буквально завопила алармом.
- Джорас, ты мне хочешь сейчас сказать, - она очень медленно проговаривала каждое слово, буквально по песчинке выстраивая бившуюся в голове не неоформленную мысль, - Что Марк Саархар, от улыбки которого большинство женщин визжит от восторга, прилюдно высказывал смертной девчонке свои чувства, а она его сторонилась?
Он обернулся к жене.
- Ну ты же знаешь этих смертных! Что у них на уме – одной Праматери известно!
- Тогда у меня остается вопрос: зачем Кайос потащил эту девчонку на встречу с тобой?
- Объяснил, что новая концепция работы менталов.
Гордея уставилась на мужа:
- Но пифиям нечего делать на переговорах, они видят лишь конечный вариант! – и продолжила размышлять вслух, - А Марк усиленно делал вид, что влюблен в эту девицу и инициал поставил именно поэтому?
Джорас мигом понял, что пыталась ему донести жена. Он побелел от злости:
- Да я этого ублюдка Кайоса на Конклаве распну! Будет знать, как менять ауры менталам!
- Прежде чем распинать, нужно знать, кого именно он притащил! Часовщицу? Геоманта?
- Ларру?
Жена презрительно фыркнула:
- Откуда у Саархаров может быть ларра? Ты сам убил последнюю активную сто лет назад, Джор! Даже у Пауля в лабораториях остались лишь пассивные вырожденцы!
Ферн гневно сжал кулаки.
- Тогда кого именно Кайос выдал на переговорах за пифию?
Глава 1
Как Марк и обещал, у его брата действительно оказались большие планы на мой талант. Я фактически превратилась в личную волшебную палочку верховного князя, просчитывая и просматривая практически каждую вероятность по каждому вопросу и вытягивая ту вероятность, что ему нужна. С непривычки работа оказалась сложной, морально тяжелой и из-за наложенных блоков я слишком часто выдыхалась. Кайос это понимал и пару дней меня не беспокоил, ожидая восстановления сил, но потом горы запросов снова наваливались как снежный ком. Порой я приезжала домой совсем без сил и кулем падала на кровать, тут же засыпая.
Марк, как мог, мне помогал и ограждал от брата, но и у него на меня тоже были большие планы. Экселенц жаждал видеть в моем лице свою супругу и регулярно склонял к переезду в его дом. Отказываться каждый раз становилось все сложнее и сложнее, особенно когда их светлость подключал тяжелую артиллерию в виде жарких поцелуев, нежных обьятий, дразнящих ласк и прочих непотребств. Каюсь, я почти готова согласиться. Почти. Потому что… ему сложно отказать, но я сколько было сил держала себя в руках. Правда, чаще получалось в его, нежели в своих.
Марка в моей жизни вообще стало очень много.
Утром он заезжал ко мне, привозя из дома приготовленный его поваром завтрак. Потом их благородие ждал, пока я соберусь, и мы отправлялись в резиденцию.
Вечером князь либо сам отвозил меня домой, либо контролировал, что я еду с Никеем, тем самым водителем, которого он мне отрекомендовал после случая в библиотеке. Теперь на личного водителя я была согласна, так как ездить общественным транспортом после сложного трудового дня в Паноптикуме было уже тяжеловато. А тут расслабилась, сидишь-смотришь в окошко и не отслеживаешь станции, на которых надо выходить, не толкаешься среди таких же уставших людей, не идешь потом пешком по холодной февральской пурге. В общем, сплошные плюсы.
Ночевать у меня князь не оставался. Он твердо выполнял свое обещание дать время привыкнуть к его любви, но если я не была вусмерть уставшей, то наши совместные вечера проходили почти на грани. Столько нежности, любви и ласк я не получала за все время замужества. Что ж, слово экселенц, конечно, держал, но не упускал момента напомнить мне о том, чего от меня ждет.
Выходные мы также проводили вместе.
Если мероприятие выбирал князь, то это было чаще всего пафосное культурное мероприятие типа выставки или концерта. Несколько раз мы выезжали за город в пансионат – погулять по зимнему лесу, покататься верхом на лошадях, посидеть вечером у камина.
Если же мероприятие выбирала я, то это были простые обычные прогулки по городу при хорошей погоде, а бывало, что затаскивала его высокородную светлость в кино на мультфильм или боевик. Ибо нечего потрясать меня своими финансовыми возможностями, пусть посмотрит, как простой народ развлекается. Марк не был против, даже с искренним интересом следил за сюжетом.
Вообще сложилось ощущение, что у него никогда не было конфетно-букетного периода ухаживаний и теперь он восполнял неизведанное за мой счет. Как сам однажды обмолвился, получая огромное удовольствие даже от самого процесса ожидания и уговаривания.
Князь заваливал меня подарками. Брендовая одежда, духи, ювелирные украшения и различные аксессуары. Но тут я уже не возражала из чисто практических соображений. Мне ездить с Кайосом и представать личным помощником перед элитой, с которой тот будет встречаться. Вряд ли князья других кланов оценят, что личный помощник Кайоса носит одежду из массмаркета. А у Марка все-таки выработался за многие годы утонченный вкус и он подсказывал, что лучше надеть и с чем сочетать.
Все остальные подарки были из разряда "Увидела? Понравилось? Берем!", даже если это просто брошенный вскользь взгляд на букет цветов, новый телефон (да, да, очень банально, но факт: за два месяца сменила три гаджета) или сумочку/ремень/шарф/перчатки и прочее, на что падал мой заинтересованный взгляд.
Я как-то его спросила: что с нами будет лет так через десять?
- Семья. Ты, я и собака, - он ответил настолько уверенно, словно ни секундой не сомневался.
Марк приехал ко мне вечером и устроился на диване в гостиной, подъедая остатки вишневого зефира. Я вальяжно развалилась рядом, бесцеремонно положив голову ему на колени. Я теперь позволяла себе с князем гораздо больше, чем словесная практика в остроумии. Экселенц не просто не возражал, он всячески баловал меня и исполнял любой мой каприз.
- Собака? – удивленно подняла брови и весело рассмеялась. В голове внезапно возникла картина маслом: Марк в своем самом пафосном высокомерном настроении и злобно тявкающий на всех той-терьер у него на руках. Мелкая псинка, которую никто как «два кило ненависти» по-другому не называет. С бриллиантовым ошейничком и биркой «Масечка».
- Что тебе мешает сейчас ее завести? – приподнялась, чтобы посмотреть, не шутит ли он.
- Так я столько раз тебе намекал, а ты все тянешь, тянешь, - он с хитрой улыбкой глянул на меня и я тут же вспомнила его «позвони, если потеряется собака», - Вот переедешь ко мне и вместе займемся выбором породы.
- А почему именно собака? Почему не кошка? Не хомячок?
Он чуть помолчал:
- Всегда считал, что в счастливой семье должна быть обязательно собака. Но пока любимая женщина со мной не живет, заводить животное принципиально не буду.
И это было сказано таким серьезным тоном, что мне смеяться как-то расхотелось.
***
В одно прекрасное воскресное мартовское утро я решила сходить в магазин.
И почему всегда получается, что идешь туда, четко помятуя купить только хлеб и ничего больше, а выходишь с тремя набитыми доверху пакетами и без хлеба?
Это, видимо, какой-то тайный магазинный заговор.
В общем, осознав свою ошибку, возвращаться я уже не стала и уныло побрела домой, придумывая, как делать бутербробы только из сыра и колбасы. От создания нового уникального рецепта меня отвлек вечный дозор нашего подъезда: госпожа Харм, бабуля пятерых шебутных внуков, госпожа Виррин, у нее пока только две внучки, но девочки на редкость голосистые, и старушка из первой квартиры, я всегда забываю, как ее зовут. Пожилые матроны разложились со своим вязанием на лавочке и пристально (скорее, прицельно) отслеживали каждого мимопроходящего. Куда, зачем, надолго ли и какое сегодня небо голубое/ какая хмурая погода, не правда ли.
Бабулек я различала по цвету волос – у госпожи Харм они были совершенно белыми, что с пятью внуками совсем не удивительно, госпожа Виррин красила волосы в веселенький розовато-фиолетовый цвет, а третья старушка носила густой ядрено-рыжий короткий парик.
- Иллиночка! – остановила меня госпожа Виррин, - Давно тебя не видела, дорогая. Как твои дела? Все хорошо?
Я, если честно, удивилась. С бабульками никогда не ссорилась, но и дружественных отношений у нас не было. Простого «здравствуйте/до свидания» всегда было достаточно.
- Добрый день, - я поставила пакеты на асфальт, - Да, все в порядке, не стоит беспокоиться.
- И хорошо, - закивали в унисон старушенции и снова засверкали спицами на ярком мартовском солнышке, - И замечательно! А что за мужчина к тебе ходит? Красивый такой, заметный.
Я мрачно выматерилась про себя. Бабки-бабками, но глазки у них что оптический прицел – видят отчетливо и детально.
- Это просто сослуживец, - я снова подхватила пакеты на руки и двинулась к двери.
- А что за сослуживец? – не умолкала госпожа Виррин, вытягивая длинную нитку из клубка, - Хороший хоть?
- Неплохой, - я вежливо поблагодарила кивком заботу (озабоченность) бабульки.
- Богатый, сразу видно, - бабка Харм продолжила говорить, и я опять поставила пакеты на асфальт, - На машине дорогой катается. Сын сказал, она почти миллион флоринов стоит.
Бабки заахали, переглядываясь между собой и косясь на меня, мол как это я умудрилась такого богатого ухажера отхватить.
- Машина служебная, - с улыбкой пояснила, решив, что, если расскажу, кем именно Марк является, то бабок хватит инфаркт, а три тела я быстро закопать не успею.
- А номера на ней вейтарские! - и на меня вопрошающе-обвиняюще уставились шесть оптических прицелов в почтенном возрасте. Спицы перестали мелькать, вязание опустилось на артритные колени, скрытые под длинными юбками.
Моя улыбка стала еще шире:
- Он вейтар.
- Ох ты ж, Пресвятая Праматерь! – ахнула старушка в рыжем парике, - Да ты что ж, деточка, с кровососом связалась то? Да неужели вокруг наших смертных парней не нашлось?
- Верно, верно, - поддакнули ей Виррин и Харм, - Зачем же ты с этим отродьем то, Иллиночка? Не приведи Праматерь, выпьет тебя и все, поминай как звали! Бросай ты этого выродка, не к добру он!
- Вон, хочешь, я тебя со своим сыном познакомлю! Хороший парень, университет закончил недавно, работу вот ищет. Все лучше, чем этот твой кровопийца!
- Заглохните, курицы старые! – грозно рявкнул кто-то за моей спиной.
Я обернулась. В двух шагах от меня стояла четвертая бабуленция, в раздражении уперев руки в боки. Невысокая, но гордо держащая спину, с аккуратно уложенной прической и легким макияжем. В светлой куртке и выглаженных до строгой стрелочки черных брюках.
Несколько раз ее видела раньше, в лифте встречались и здоровались, но услышать от этой интеллигентной с виду пожилой женщины такое резкое и грубое выражение было неожиданно.
Мне она кивнула с милой улыбкой и снова обратила свой гнев на трех старушек.
