Скоро должна была начаться гроза. Горизонт заволакивало чёрными как смоль облаками, а жаркий воздух уже стал наливаться тем особым влажным запахом, по которому сразу понятно — сейчас польёт.
Бежать они с Гариком уже даже не пытались. Просто шли так быстро, как могли. Смотреть под ноги не было сил, и то, что они не переломали себе лодыжки, пробираясь между деревьями, было чистой удачей.
И какой леший дёрнул их сунуться именно в этот перелесок? Здесь же бурелом непролазный! Сколько времени потеряли… Вояки уже, наверное, на пятки наступают…
Тяжело дыша, Гена вывалился из кустов на границе леса. Закатное солнце, ещё не побеждённое грозовым фронтом, уже висело так низко, что ослепило его, как только он попробовал осмотреться. Гена зажмурился и стал тереть глаза грязным рукавом, посильнее стиснув под мышкой увесистый металлический кейс. Рядом возник Гарик, прижимая свой такой же кейс к груди.
— Смотри, танки! — он вскинул руку в разлезшейся грязно-зелёной перчатке.
Гена прищурился и из-под ладони посмотрел туда, куда он показывал.
Сразу за лесом начиналось широкое поле, густо заросшее травой. Посреди поля возвышались несколько небольших холмов, на каждом из которых стояло по брошенному, слегка ржавому танку, вкопанному в землю. Наследие войны. Говорят, один из трёх таких включается…
Гарик, не дожидаясь, перехватил свой кейс поудобнее и рванул по невысокой траве к ближайшей ржавой танковой башне. А Гена замешкался.
Война закончилась много лет назад, но до сих пор вызывала у Гены ступор и мурашки по спине, как только о себе напоминала. Короткая и очень жестокая, она оставила шрамы на теле планеты и на душах тех, кто умудрился выжить. Эх, если бы кто-то знал, что «корка» приведёт к такому…
Говорили, что первыми «синдромом дегенеративной психической деформации Корра» заболели рабочие, распилившие обломок метеорита, найденного в российской тайге. Затем — геологи, которые его исследовали. Но до своего названия синдром дослужился немногим позже. Через два дня после того, как президент поехал на международный саммит, где провёл переговоры с главами всех основных государств. Не подозревая, что уже болен.
«Корку» вообще сложно было обнаружить и заподозрить. Заболевший внешне не менялся никак, только взгляд становился более цепким и быстрым, словно ищущим что-то. Да поведение немного «плыло» с каждым днём. Сначала человек становился чуть более эгоистичным, потом — чуть менее уступчивым, потом — чуть более жадным и даже алчным. Люди вокруг думали: «Настроение плохое у него, что ли…» — и постепенно заражались сами. Сам же заболевший не думал ничего. Себе он казался полностью нормальным, даже когда через три недели преображение завершалось, и он окончательно превращался в «укороченного», как их окрестил народ.
«Укороченные» всегда были одного из двух типов.
Первые, кто в жизни был без замашек лидера, делались ушлыми, вороватыми и трусливыми. Основной их целью становилось урвать побольше и убежать. Притом, что именно урвать — не было важно. Всё, что можно было поднять с пола, схватить, отжать силой, стырить из карманов и схронов, оторвать от стен — что выглядело для кого-то ценным. Воровали всё — от часов и золотых украшений до кастрюль с борщом и дверных ручек. Ценность же все по-разному понимают…
Вторые, кто до заражения любил покомандовать, становились агрессивными тиранами-узурпаторами. Эти стремились доминировать над всем, что не успело убежать. Над людьми, животными и даже вещами. Всё, что не подчинялось воле такого «укороченного», тот пытался уничтожить. Физически и немедленно. Сначала то, как некоторые странные люди ломают переставшие писать шариковые ручки, разбивают чашки, в которых закончился кофе, и телевизоры, в которых закончилась любимая передача, выглядело смешно. Но потом смеяться быстро перестали. А уж когда заразились президенты и генералы…
«Корка» овладевала человеком постепенно. И потому в первые недели жизнь как будто бы шла своим чередом, лишь мимолётно отличаясь от той, что была раньше. Но кто обращает внимание на мелочи?
Однако, мало-помалу «корка» неумолимо брала своё. В какой-то момент полицейские, солдаты военных частей и их начальники совсем перестали себя контролировать — и тогда в ход пошло оружие. Всё, какое было. Или просто голые руки, если оружие уже спёрли.
Пары недель кровавого и безумного побоища хватило, чтобы практически сто процентов тех, кто хотел воевать, уничтожили друг друга. Остальные либо убили себя сами, борясь с очередным непокорным предметом, либо были перебиты немногочисленными выжившими, «корку» ещё не подцепившими.
Гена сам не знал, как ухитрился не заразиться. Наверное, дело было в том, что как только запахло жареным, он сразу же ушёл в лес с Гариком, другом детства. Гена ещё давно заприметил там брошенный домик лесника, и теперь тот как раз пригодился.
Ну да, воровать-то приходилось, как же тут не воровать, при такой глобальной заварушке? Что успел схватить — то и твоё. Хватай и беги — простой, как топор, принцип.
Ну да, иногда воровалось как-то вроде бы и бесцельно, неразумно как-то… То Гарик с риском сорваться с седьмого этажа бельевую верёвку с грязными брошенными вещами с балкона утянет. То Гена чуть не надорвётся, но притащит в лес пудовую гантелю… Но это же от скуки. Что ещё делать-то, когда больше никто ничем другим не занят?..
В этот раз им повезло особо. Впервые за всё время недалеко от их сторожки кто-то появился. Зашумели двигатели, зашуршали шины, прорезая тишину леса, а потом вдруг стихли где-то поблизости. Оказалось, что это — военный конвой, вставший на ночёвку на краю леса. Да не «укороченные»! Чистые!
Стырить что-то у них было задачей трудной, а значит — особенно интересной.
Как Гене с Гариком так подфартило, что все три охранника на минуту от машины отошли — они так и не поняли. Но приглашать их два раза не было нужно. И какая разница, что там было в этих матово отсвечивавших серебристых кейсах? И так ясно — ценность! Главное теперь — уже наконец оторваться и убежать.
Гена встряхнул засаленными длинными волосами и кинулся по полю к танку.
С горизонта уже долетало эхо громовых раскатов. Трава хлестала его по колену, на котором зияла дыра в покрытой грязными пятнами штанине. Гена старался бежать по протоптанной Гариком тропинке и смотреть под ноги, чтобы не споткнуться и не упасть носом в землю.
И потому еле успел затормозить.
Вдруг щёлкнуло — и вокруг неуклюже скакавшего в десятке шагов впереди Гарика вспыхнул двухметровый шар белого пламени. Тот даже не успел вскрикнуть — ослепительно яркое пламя съело его за доли секунды. Чёрное, до костей сгоревшее тело сделало ещё полшага по инерции и упало ничком, прижимая к груди оплавленный металлический кейс.
Даже в нескольких метрах позади Гену обдало жаром. Терпко запахло горелым.
«Плазменные мины…» — он остолбенело замер, не решаясь ступить дальше. Его руки предательски задрожали, едва не выпустив второй кейс из потных ладоней, а по телу пробежал холодок.
«Ты что ж, Гарик, спешил-то так…» — невпопад подумал он, прерывисто дыша и моргая вдруг отчего-то намокшими глазами.
Но уложить в голове произошедшее Гене не дали.
В лесу за спиной раздался звук удара о дерево и отборная ругань. Кто-то из преследователей оступился и налетел на ствол берёзы.
Это вывело Гену из ступора. Вздрогнув, он тут же припустил к танку, размазывая по лицу грязные разводы слёз и таращась под ноги, чтобы не дай бог не задеть ещё одну мину.
Ему повезло. До танка добраться удалось, а люк башни оказался открыт.
Едва Гена забросил внутрь свой кейс и прыгнул за ним сам, от леса отделились два незаметных полупрозрачных пятна и медленно двинулись в его сторону.
Он же, судорожно задраив люк, упал в кресло наводчика и начал жать на все кнопки, пытаясь вспомнить, как именно он много лет назад, ещё в армии, заводил танк. Секунд через десять хаотичного нажатия всего подряд мониторы и клавиши вдруг зажглись — машина ожила!
Но на этом везение кончилось. Прямо перед Геной на центральном мониторе горело красным сообщение: «Ошибка ходовой части».
Танк не мог ехать. З-з-зараза…
Гена в сердцах так врезал по пульту кулаками, что изображение на экранах на миг подёрнулось рябью. Что делать-то теперь?..
«Но пушки же! Пушки!» — вдруг осенило его.
Гена вперил взгляд в мониторы. Все узлы на схематично изображённой боевой машине по центру горели красным. Кроме лёгкой плазменной пушки на башне. Это было хорошо! Этого было достаточно, по крайней мере пока.
Из подлокотника кресла торчал джойстик. Гена схватился за него и огляделся. Ага, вот и очки наводчика. Надеваем — и словно оказываемся у танка на башне. И длинное приплюснутое дуло будто бы растёт прямо из подбородка.
Лес есть, поле есть… Но никого не видно. Вояки же должны быть уже на подходе!.. Небось, «невидимку» носят, козлы… А если тепловизор включить? Щас, голубчики, погодите, уж я вам за Гарика… Так, не то, опять не то… О! Вот и вы, курвы!
Переключив режим, Гена увидел два ярко-оранжевых пятна метрах в десяти. Он тут же повернул голову, нацелил дуло на одно из пятен, нажал на курок…
И едва не ослеп.
Сгусток плазмы, которым плюнула пушка, в режиме тепловизора оказался таким ярким, что обжёг глаза.
— А-а-а, твою мать!.. — заорал Гена, сорвав с себя очки прицеливания, и с силой растирая веки кулаками.
Глаза нещадно чесались и слезились, их саднило так, что аж отдавало в виски.
Вдруг он услышал испуганный крик снаружи:
— Не стреляй! Не стреляй, пожалуйста! Я без оружия!
Стиснув зубы, Гена с усилием разлепил веки на волосок и бросил взгляд на монитор, на изображение с камер. Перед бронемашиной стоял солдат. Его прозрачная маска была сдвинута на лоб, чтоб не глушила крик. Солдат держал свою штурмовую винтовку на вытянутой руке за приклад.
— Я сейчас очень-очень медленно положу оружие на землю, брат… Не стреляй, пожалуйста, — громко сказал он и стал медленно опускаться, сгибая колени.
В сгущавшемся полумраке было сложно разобрать, но, кажется, плевком плазменной пушки солдату чуть опалило плечо. Его напарнику повезло меньше — поодаль лежало догорающее тело в почерневших ошмётках камуфляжа.
— Вот, видишь, я безоружен, брат, не стреляй, — солдат уже поднимался обратно, всё так же медленно и осторожно, держа руки вверху. — Можно с тобой поговорить?
Всё ещё щурясь, Гена пошарил глазами по пульту перед собой. А, вот она, кнопка матюгальника.
— Чего хочешь? — громко раздалось из защищённого решёткой динамика на танке. — Чемодан не отдам! Мой!
Лицо солдата непроизвольно дёрнулось.
— Твой, твой! — энергично закивал он, но запнулся и, вжав голову в плечи, неуверенно затянул: — Но понимаешь ли какое дело, брат… Нам этот «чемодан» тоже очень нужен… Вот просто очень, вот те крест! — он чуть было не повёл руку перекреститься, но вовремя отдёрнул и снова поднял. — Там… э-э-э… кое-что очень важное.
— Важное? — настороженно спросил Гена. — Ценное?
— Ох и ценное, брат… — снова энергично закивал солдат — и вдруг скривился, поняв, что сморозил глупость. Но пути назад уже не было. — Оно… м-м-м… для всех нас ценное, — запинаясь, объяснил он. — Для меня, для тебя — для всех.
Он сделал паузу, дожидаясь реакции, но Гена молчал, сосредоточенно осматривая кейс. Нет, похоже, так просто не открыть…
— Понимаешь, брат, нам это позарез нужно… Очень-очень… — снова пробормотал солдат, лихорадочно ища верные слова.
Но Гена уже всё понял. Джек-пот! Хрен с ним, с кейсом! Это ж теперь он всё что угодно требовать может!
— Ценное, значит? — переспросил он удовлетворённо. — На что меняешь?
Солдат вздрогнул, удивлённо вытаращившись на танк, словно не мог поверить, что всё было так просто.
— А чего хочешь? — осторожно спросил он. — Я тебе всё обеспечу! Всё, что у меня с собой — твоё! Вот, смотри — спички, сухпаёк, ножей комплект… А ещё у меня — вот — рация есть, — солдат кивнул на небольшой чёрное устройство на груди, — я командованию доложу, они тебе вообще что угодно за кейс… — вояка снова поперхнулся и прикусил язык.
Да что ж такое! Ну не с базара он был, чтобы хорошо торговаться, что ж поделать…
А Гена снова крепко задумался. И правда, что попросить-то? Точно — пушку эту красивую. С ней он ещё не такого спереть или отжать сможет! Потом — камуфляж-«невидимку», это тоже без разговоров. С ним тырить куда сподручнее. А что ещё?..
Солдат снаружи переступил с ноги на ногу, но всё ещё терпеливо молчал.
Гена думал. Что ж ещё-то?.. Пушка есть, камуфляж есть, ещё патроны надо, ножи тоже, наверное, пригодятся… А чего ещё полезного-то у вояк может быть?.. Пушка, камуфляж, патроны… Точно! Вспомнил!
— Так, слушай, — голос из матюгальника на танке прозвучал так резко, что солдат встрепенулся. — Автомат твой хочу, — Гена стал загибать грязные пальцы, — и все патроны…
— Считай, что сделано!.. — боец просиял.
— Да погоди ты, не закончил я, — зло оборвал его Гена. — Камуфляж с невидимостью ещё давай. И ножи твои.
— Камуфляж и ножи, — повторил солдат и кивнул: — Понял, тоже сделаем.
— И ещё грузовик. Я видел, у вас там три. Дай мне один. И топливо, солдат!
На слове «грузовик» вояка вздрогнул, но быстро взял себя в руки.
— Понял тебя, брат, грузовик и топливо тоже добуду! — торопливо заверил он. — Больше ничего?
— Нет, за это всё — отдам чемодан, — Гена прижал кейс к себе и погладил по шершавому боку.
«В обмен на тебя, родной, новую жизнь можно начать…» — подумалось ему.
— Всё понял! — солдат вновь энергично закивал танку. — Всё запомнил, сейчас всё будет, брат! Ты только погоди чуток здесь, ладно? Мне очень быстро с командованием надо переговорить, но ты никуда не уходи! — он начал суетливо пятиться в направлении леса. — Мы тебе всё организуем! Посиди только тут немного, хорошо, брат? Я щас к лесу отбегу быстро, с начальством обсудить, ладно? Не стреляй только, брат! У нас ведь уговор, да?
Шажок за шажком он продвигался всё дальше от танка. Наконец, видя, что тот не пытается стрелять, солдат уже было начал поворачиваться спиной…
Но в этот момент заговорила его рация:
— Третий, что у вас там? Порядок? Кейсы у вас?
Солдат встал, как вкопанный. По его лицу тенью пробежал испуг. Он медленно подвёл руку к рации на груди и нажал кнопку:
— Я третий. Всё хорошо. Кейс… кейсы почти у меня. Выйду на связь через тридцать секунд. Пока отбой.
Всё это время он не спускал глаз с танка, в котором его внимательно слушал Гена.
— Принял, — сказала рация и затихла.
Вояка выдохнул и ощутимо расслабился.
— Вот видишь, брат, — сказал он так, словно рация подтвердила его обещания, — сейчас я с начальством переговорю быстро, а ты тут побудь, ладно? — он снова понемногу пятился к лесу. — И не стреляй, хорошо?..
Но как только он повернулся спиной, зашагав быстрее, рация проснулась снова:
— Новый приказ, третий, — никого из уродов живым не оставлять. Эти «укороченные» от нас не отста…
Солдат резким движением развернулся, схватился за переговорный блок на груди и закрутил громкость в ноль, тут же вскинув полный ужаса взгляд обратно на танк:
— Не слушай их, брат! Я же безоружен! Безоружен, смотри! — он поднял руки, показывая пустые ладони.
Бронемашина безмолвствовала.
— Я тебе ничего не сделаю, брат! Мы же договорились, да? Мы договорились? Ты только не стреляй, пожалуйста, брат!..
Бежать они с Гариком уже даже не пытались. Просто шли так быстро, как могли. Смотреть под ноги не было сил, и то, что они не переломали себе лодыжки, пробираясь между деревьями, было чистой удачей.
И какой леший дёрнул их сунуться именно в этот перелесок? Здесь же бурелом непролазный! Сколько времени потеряли… Вояки уже, наверное, на пятки наступают…
Тяжело дыша, Гена вывалился из кустов на границе леса. Закатное солнце, ещё не побеждённое грозовым фронтом, уже висело так низко, что ослепило его, как только он попробовал осмотреться. Гена зажмурился и стал тереть глаза грязным рукавом, посильнее стиснув под мышкой увесистый металлический кейс. Рядом возник Гарик, прижимая свой такой же кейс к груди.
— Смотри, танки! — он вскинул руку в разлезшейся грязно-зелёной перчатке.
Гена прищурился и из-под ладони посмотрел туда, куда он показывал.
Сразу за лесом начиналось широкое поле, густо заросшее травой. Посреди поля возвышались несколько небольших холмов, на каждом из которых стояло по брошенному, слегка ржавому танку, вкопанному в землю. Наследие войны. Говорят, один из трёх таких включается…
Гарик, не дожидаясь, перехватил свой кейс поудобнее и рванул по невысокой траве к ближайшей ржавой танковой башне. А Гена замешкался.
Война закончилась много лет назад, но до сих пор вызывала у Гены ступор и мурашки по спине, как только о себе напоминала. Короткая и очень жестокая, она оставила шрамы на теле планеты и на душах тех, кто умудрился выжить. Эх, если бы кто-то знал, что «корка» приведёт к такому…
Говорили, что первыми «синдромом дегенеративной психической деформации Корра» заболели рабочие, распилившие обломок метеорита, найденного в российской тайге. Затем — геологи, которые его исследовали. Но до своего названия синдром дослужился немногим позже. Через два дня после того, как президент поехал на международный саммит, где провёл переговоры с главами всех основных государств. Не подозревая, что уже болен.
«Корку» вообще сложно было обнаружить и заподозрить. Заболевший внешне не менялся никак, только взгляд становился более цепким и быстрым, словно ищущим что-то. Да поведение немного «плыло» с каждым днём. Сначала человек становился чуть более эгоистичным, потом — чуть менее уступчивым, потом — чуть более жадным и даже алчным. Люди вокруг думали: «Настроение плохое у него, что ли…» — и постепенно заражались сами. Сам же заболевший не думал ничего. Себе он казался полностью нормальным, даже когда через три недели преображение завершалось, и он окончательно превращался в «укороченного», как их окрестил народ.
«Укороченные» всегда были одного из двух типов.
Первые, кто в жизни был без замашек лидера, делались ушлыми, вороватыми и трусливыми. Основной их целью становилось урвать побольше и убежать. Притом, что именно урвать — не было важно. Всё, что можно было поднять с пола, схватить, отжать силой, стырить из карманов и схронов, оторвать от стен — что выглядело для кого-то ценным. Воровали всё — от часов и золотых украшений до кастрюль с борщом и дверных ручек. Ценность же все по-разному понимают…
Вторые, кто до заражения любил покомандовать, становились агрессивными тиранами-узурпаторами. Эти стремились доминировать над всем, что не успело убежать. Над людьми, животными и даже вещами. Всё, что не подчинялось воле такого «укороченного», тот пытался уничтожить. Физически и немедленно. Сначала то, как некоторые странные люди ломают переставшие писать шариковые ручки, разбивают чашки, в которых закончился кофе, и телевизоры, в которых закончилась любимая передача, выглядело смешно. Но потом смеяться быстро перестали. А уж когда заразились президенты и генералы…
«Корка» овладевала человеком постепенно. И потому в первые недели жизнь как будто бы шла своим чередом, лишь мимолётно отличаясь от той, что была раньше. Но кто обращает внимание на мелочи?
Однако, мало-помалу «корка» неумолимо брала своё. В какой-то момент полицейские, солдаты военных частей и их начальники совсем перестали себя контролировать — и тогда в ход пошло оружие. Всё, какое было. Или просто голые руки, если оружие уже спёрли.
Пары недель кровавого и безумного побоища хватило, чтобы практически сто процентов тех, кто хотел воевать, уничтожили друг друга. Остальные либо убили себя сами, борясь с очередным непокорным предметом, либо были перебиты немногочисленными выжившими, «корку» ещё не подцепившими.
Гена сам не знал, как ухитрился не заразиться. Наверное, дело было в том, что как только запахло жареным, он сразу же ушёл в лес с Гариком, другом детства. Гена ещё давно заприметил там брошенный домик лесника, и теперь тот как раз пригодился.
Ну да, воровать-то приходилось, как же тут не воровать, при такой глобальной заварушке? Что успел схватить — то и твоё. Хватай и беги — простой, как топор, принцип.
Ну да, иногда воровалось как-то вроде бы и бесцельно, неразумно как-то… То Гарик с риском сорваться с седьмого этажа бельевую верёвку с грязными брошенными вещами с балкона утянет. То Гена чуть не надорвётся, но притащит в лес пудовую гантелю… Но это же от скуки. Что ещё делать-то, когда больше никто ничем другим не занят?..
В этот раз им повезло особо. Впервые за всё время недалеко от их сторожки кто-то появился. Зашумели двигатели, зашуршали шины, прорезая тишину леса, а потом вдруг стихли где-то поблизости. Оказалось, что это — военный конвой, вставший на ночёвку на краю леса. Да не «укороченные»! Чистые!
Стырить что-то у них было задачей трудной, а значит — особенно интересной.
Как Гене с Гариком так подфартило, что все три охранника на минуту от машины отошли — они так и не поняли. Но приглашать их два раза не было нужно. И какая разница, что там было в этих матово отсвечивавших серебристых кейсах? И так ясно — ценность! Главное теперь — уже наконец оторваться и убежать.
Гена встряхнул засаленными длинными волосами и кинулся по полю к танку.
С горизонта уже долетало эхо громовых раскатов. Трава хлестала его по колену, на котором зияла дыра в покрытой грязными пятнами штанине. Гена старался бежать по протоптанной Гариком тропинке и смотреть под ноги, чтобы не споткнуться и не упасть носом в землю.
И потому еле успел затормозить.
Вдруг щёлкнуло — и вокруг неуклюже скакавшего в десятке шагов впереди Гарика вспыхнул двухметровый шар белого пламени. Тот даже не успел вскрикнуть — ослепительно яркое пламя съело его за доли секунды. Чёрное, до костей сгоревшее тело сделало ещё полшага по инерции и упало ничком, прижимая к груди оплавленный металлический кейс.
Даже в нескольких метрах позади Гену обдало жаром. Терпко запахло горелым.
«Плазменные мины…» — он остолбенело замер, не решаясь ступить дальше. Его руки предательски задрожали, едва не выпустив второй кейс из потных ладоней, а по телу пробежал холодок.
«Ты что ж, Гарик, спешил-то так…» — невпопад подумал он, прерывисто дыша и моргая вдруг отчего-то намокшими глазами.
Но уложить в голове произошедшее Гене не дали.
В лесу за спиной раздался звук удара о дерево и отборная ругань. Кто-то из преследователей оступился и налетел на ствол берёзы.
Это вывело Гену из ступора. Вздрогнув, он тут же припустил к танку, размазывая по лицу грязные разводы слёз и таращась под ноги, чтобы не дай бог не задеть ещё одну мину.
Ему повезло. До танка добраться удалось, а люк башни оказался открыт.
Едва Гена забросил внутрь свой кейс и прыгнул за ним сам, от леса отделились два незаметных полупрозрачных пятна и медленно двинулись в его сторону.
Он же, судорожно задраив люк, упал в кресло наводчика и начал жать на все кнопки, пытаясь вспомнить, как именно он много лет назад, ещё в армии, заводил танк. Секунд через десять хаотичного нажатия всего подряд мониторы и клавиши вдруг зажглись — машина ожила!
Но на этом везение кончилось. Прямо перед Геной на центральном мониторе горело красным сообщение: «Ошибка ходовой части».
Танк не мог ехать. З-з-зараза…
Гена в сердцах так врезал по пульту кулаками, что изображение на экранах на миг подёрнулось рябью. Что делать-то теперь?..
«Но пушки же! Пушки!» — вдруг осенило его.
Гена вперил взгляд в мониторы. Все узлы на схематично изображённой боевой машине по центру горели красным. Кроме лёгкой плазменной пушки на башне. Это было хорошо! Этого было достаточно, по крайней мере пока.
Из подлокотника кресла торчал джойстик. Гена схватился за него и огляделся. Ага, вот и очки наводчика. Надеваем — и словно оказываемся у танка на башне. И длинное приплюснутое дуло будто бы растёт прямо из подбородка.
Лес есть, поле есть… Но никого не видно. Вояки же должны быть уже на подходе!.. Небось, «невидимку» носят, козлы… А если тепловизор включить? Щас, голубчики, погодите, уж я вам за Гарика… Так, не то, опять не то… О! Вот и вы, курвы!
Переключив режим, Гена увидел два ярко-оранжевых пятна метрах в десяти. Он тут же повернул голову, нацелил дуло на одно из пятен, нажал на курок…
И едва не ослеп.
Сгусток плазмы, которым плюнула пушка, в режиме тепловизора оказался таким ярким, что обжёг глаза.
— А-а-а, твою мать!.. — заорал Гена, сорвав с себя очки прицеливания, и с силой растирая веки кулаками.
Глаза нещадно чесались и слезились, их саднило так, что аж отдавало в виски.
Вдруг он услышал испуганный крик снаружи:
— Не стреляй! Не стреляй, пожалуйста! Я без оружия!
Стиснув зубы, Гена с усилием разлепил веки на волосок и бросил взгляд на монитор, на изображение с камер. Перед бронемашиной стоял солдат. Его прозрачная маска была сдвинута на лоб, чтоб не глушила крик. Солдат держал свою штурмовую винтовку на вытянутой руке за приклад.
— Я сейчас очень-очень медленно положу оружие на землю, брат… Не стреляй, пожалуйста, — громко сказал он и стал медленно опускаться, сгибая колени.
В сгущавшемся полумраке было сложно разобрать, но, кажется, плевком плазменной пушки солдату чуть опалило плечо. Его напарнику повезло меньше — поодаль лежало догорающее тело в почерневших ошмётках камуфляжа.
— Вот, видишь, я безоружен, брат, не стреляй, — солдат уже поднимался обратно, всё так же медленно и осторожно, держа руки вверху. — Можно с тобой поговорить?
Всё ещё щурясь, Гена пошарил глазами по пульту перед собой. А, вот она, кнопка матюгальника.
— Чего хочешь? — громко раздалось из защищённого решёткой динамика на танке. — Чемодан не отдам! Мой!
Лицо солдата непроизвольно дёрнулось.
— Твой, твой! — энергично закивал он, но запнулся и, вжав голову в плечи, неуверенно затянул: — Но понимаешь ли какое дело, брат… Нам этот «чемодан» тоже очень нужен… Вот просто очень, вот те крест! — он чуть было не повёл руку перекреститься, но вовремя отдёрнул и снова поднял. — Там… э-э-э… кое-что очень важное.
— Важное? — настороженно спросил Гена. — Ценное?
— Ох и ценное, брат… — снова энергично закивал солдат — и вдруг скривился, поняв, что сморозил глупость. Но пути назад уже не было. — Оно… м-м-м… для всех нас ценное, — запинаясь, объяснил он. — Для меня, для тебя — для всех.
Он сделал паузу, дожидаясь реакции, но Гена молчал, сосредоточенно осматривая кейс. Нет, похоже, так просто не открыть…
— Понимаешь, брат, нам это позарез нужно… Очень-очень… — снова пробормотал солдат, лихорадочно ища верные слова.
Но Гена уже всё понял. Джек-пот! Хрен с ним, с кейсом! Это ж теперь он всё что угодно требовать может!
— Ценное, значит? — переспросил он удовлетворённо. — На что меняешь?
Солдат вздрогнул, удивлённо вытаращившись на танк, словно не мог поверить, что всё было так просто.
— А чего хочешь? — осторожно спросил он. — Я тебе всё обеспечу! Всё, что у меня с собой — твоё! Вот, смотри — спички, сухпаёк, ножей комплект… А ещё у меня — вот — рация есть, — солдат кивнул на небольшой чёрное устройство на груди, — я командованию доложу, они тебе вообще что угодно за кейс… — вояка снова поперхнулся и прикусил язык.
Да что ж такое! Ну не с базара он был, чтобы хорошо торговаться, что ж поделать…
А Гена снова крепко задумался. И правда, что попросить-то? Точно — пушку эту красивую. С ней он ещё не такого спереть или отжать сможет! Потом — камуфляж-«невидимку», это тоже без разговоров. С ним тырить куда сподручнее. А что ещё?..
Солдат снаружи переступил с ноги на ногу, но всё ещё терпеливо молчал.
Гена думал. Что ж ещё-то?.. Пушка есть, камуфляж есть, ещё патроны надо, ножи тоже, наверное, пригодятся… А чего ещё полезного-то у вояк может быть?.. Пушка, камуфляж, патроны… Точно! Вспомнил!
— Так, слушай, — голос из матюгальника на танке прозвучал так резко, что солдат встрепенулся. — Автомат твой хочу, — Гена стал загибать грязные пальцы, — и все патроны…
— Считай, что сделано!.. — боец просиял.
— Да погоди ты, не закончил я, — зло оборвал его Гена. — Камуфляж с невидимостью ещё давай. И ножи твои.
— Камуфляж и ножи, — повторил солдат и кивнул: — Понял, тоже сделаем.
— И ещё грузовик. Я видел, у вас там три. Дай мне один. И топливо, солдат!
На слове «грузовик» вояка вздрогнул, но быстро взял себя в руки.
— Понял тебя, брат, грузовик и топливо тоже добуду! — торопливо заверил он. — Больше ничего?
— Нет, за это всё — отдам чемодан, — Гена прижал кейс к себе и погладил по шершавому боку.
«В обмен на тебя, родной, новую жизнь можно начать…» — подумалось ему.
— Всё понял! — солдат вновь энергично закивал танку. — Всё запомнил, сейчас всё будет, брат! Ты только погоди чуток здесь, ладно? Мне очень быстро с командованием надо переговорить, но ты никуда не уходи! — он начал суетливо пятиться в направлении леса. — Мы тебе всё организуем! Посиди только тут немного, хорошо, брат? Я щас к лесу отбегу быстро, с начальством обсудить, ладно? Не стреляй только, брат! У нас ведь уговор, да?
Шажок за шажком он продвигался всё дальше от танка. Наконец, видя, что тот не пытается стрелять, солдат уже было начал поворачиваться спиной…
Но в этот момент заговорила его рация:
— Третий, что у вас там? Порядок? Кейсы у вас?
Солдат встал, как вкопанный. По его лицу тенью пробежал испуг. Он медленно подвёл руку к рации на груди и нажал кнопку:
— Я третий. Всё хорошо. Кейс… кейсы почти у меня. Выйду на связь через тридцать секунд. Пока отбой.
Всё это время он не спускал глаз с танка, в котором его внимательно слушал Гена.
— Принял, — сказала рация и затихла.
Вояка выдохнул и ощутимо расслабился.
— Вот видишь, брат, — сказал он так, словно рация подтвердила его обещания, — сейчас я с начальством переговорю быстро, а ты тут побудь, ладно? — он снова понемногу пятился к лесу. — И не стреляй, хорошо?..
Но как только он повернулся спиной, зашагав быстрее, рация проснулась снова:
— Новый приказ, третий, — никого из уродов живым не оставлять. Эти «укороченные» от нас не отста…
Солдат резким движением развернулся, схватился за переговорный блок на груди и закрутил громкость в ноль, тут же вскинув полный ужаса взгляд обратно на танк:
— Не слушай их, брат! Я же безоружен! Безоружен, смотри! — он поднял руки, показывая пустые ладони.
Бронемашина безмолвствовала.
— Я тебе ничего не сделаю, брат! Мы же договорились, да? Мы договорились? Ты только не стреляй, пожалуйста, брат!..
