Помню, как мы бежали по набережной к ведущей наверх лестнице. Помню, как поднимались по шатким деревянным ступенькам, которые никак не хотели заканчиваться. Помню, как наконец, одолели лестницу и оказались на улице, по которой одна за другой проносились машины. Водитель вишнёвого "жигулёнка", высокий тощий парень со стриженым затылком и сам ехал в Университет, а потому был рад оказии, в виде платящих за проезд пассажиров.
Помню, какое впечатление на меня произвело общежитие - примерно с полдюжины четырёхэтажных корпусов серого кирпича с пыльными окнами и рядом балконов над входом - на балконах во множестве сушилось бельё. Пожилая вахтёрша сначала не хотела нас пускать - но моментально подобрела, увидев у меня в руке синенькую бумажку. Надо ли объяснять, что переговоры целиком и полностью легли на меня - Полина стояла сзади, вцепившись в мою куртку. Поднявшись по лестнице на третий этаж, мы долго шли по гулкому коридору - до окна в торцевой стене, где на подоконнике сидела изрядно помятая рыжеволосая особа, пускавшая сигаретный дым в полуоткрытую створку.
Комната, в которой жила Полина, оказалась маленькой. Три небрежно убранных постели, три тумбочки, три одёжных шкафа у противоположной стены, неизменный портативный телевизор - на маленьком экране, на сцене плясали какие-то размалёванные черти. И ведущий к окну узкий проход, где на открытой форточке сушились лифчики и трусики. На ближайшей к двери кровати сидела тощая пепельноволосая девица, чиркавшая разноцветными фломастерами в мятой тетради.
Переступив порог, Полина вдруг засмущалась. Остановилась и подняла глаза, будто спрашивала: "Вы ведь не передумаете? Это же всё серьёзно, правда?".
- Где твои вещи?
Пепельноволосая аж подпрыгнула на своей кровати.
- Ой, Полинка! Кто это?..
- Где? - повторил я.
Вещей у неё оказалось на удивление много. Новенький бежевый чемоданчик в красную клетку, на колёсиках и с выдвижной ручкой - родители специально купили, отправляя её учиться. Маленький серо-коричневый рюкзачок, стопка книг и тетрадок. И несметное количество кофточек, рубашечек, брючек, футболок... С полчаса, не меньше, она металась по комнате, вынимая всё это то из тумбочки, то из крайнего, у окна, шкафа. Кажется, кое-что из женского белья, сушившегося на форточке, тоже принадлежало ей - очень уж выразительно она на него поглядывала. Но взять, во всяком случае, при мне, постеснялась.
Пепельноволосая и про тетрадь свою забыла. Сидела и смотрела на нас, водя по губам кончиком ручки. А когда мы уходили, заметила вполголоса:
- Ну и даёшь же ты, Полинка!
Каюсь - закрались у меня в эту минуту сомнения. Вот только передумывать и играть назад было уже поздно. Мы снова шли по длинному гулкому коридору, слыша вслед неприятные шорохи и шепотки. Курившая на подоконнике девица куда-то исчезла, а толстая вахтёрша при нашем появлении разразилась выразительной тирадой.
На город спустились сумерки - было время, когда фонари ещё не горят, но вот-вот зажгутся. Я снова голосовал, стоя на обочине - только водители в этот час были сама нелюбезность. Ехать предстояло по МКАД, огибая город, а потом возвращаться, так что цену они ломили...
Дома мы оказались далеко за полночь. Только не подумайте, что до появления Полины у меня царил живописный беспорядок с разбросанными тут и там носками и брюками, да горой немытой посуды в раковине. Верьте ли, нет - терпеть не могу подобный бардак, особенно когда он сопровождается пустыми бутылками.
Просто полгода назад, ранней весной, подписав в риэлтерской конторе необходимые бумаги и получив из рук симпатичной девушки заветную связку ключей, я впервые вошёл сюда не как гость - возможный покупатель, а как полноправный, законный владелец. Нищий, словно в студенческие времена - на покупку ушли все мои сбережения, а долг предстояло выплачивать добрых четыре года. От прежних хозяев мне досталась лишь сломанная кровать без спинки, да колченогий, шатающийся от малейшего прикосновения стол, и прошло две недели, прежде чем я смог переехать по-настоящему.
А сейчас посреди комнаты стоит босая черноволосая девушка и с интересом, да и не без некоторого страха всё это рассматривает. И выцветшие обои на стенах - на настоящий ремонт, с переклеиванием обоев и перекладыванием паркета пока что не было ни денег, ни времени. И на гирьку с гантельками около стены, на прикреплённый к стене турник - здесь же, в большой комнате до появления Полины я по утрам делал зарядку. И на тот самый, накрытый скатертью обеденный стол, который я починил и теперь использую в качестве письменного. На столе лежит несколько книг, а рядом - закрытый ноутбук: статья, над которой я работал. А над столом - огромный фотоколлаж: охотники в широкополых шляпах, слегка привстав в лодке с ружьями наперевес, смотрят на пасущихся на берегу огромных, изогнувших длинные шеи апатозавров. Иллюстрация Зденека Буриана к "Плутонии" Обручева, подарок коллег из авиакомпании на день рождения.
Ну, а мне сейчас, понятное дело, не до статьи. Надо девушку покормить - голодная ведь, после беготни и всех треволнений. Надо где-то её устроить ночевать - или здесь, в большой комнате на диване, или на тахте у себя в маленькой, самому переселившись в большую. Её бежевый чемодан притулился тут же, у стены, а серо-коричневый рюкзачок примостился сверху, на чемодане. А что домашние тапочки она забыла в общежитии - это мы только что выяснили.
Она не проснулась утром, пока я вставал, собирался на работу и завтракал. Устроил я её в большой комнате на диване, а уходя, прошёл через лоджию и заглянул к ней. Смотрю - посапывает, лёжа на боку, положив ладошку под щёку, разметав по подушке чёрные волосы. Одеяло сползло чуть ли не на пол, а когда я подошёл, чтобы поправить, под ногами предательски хрустнул паркет. Она вскинулась, натянув одеяло чуть ли не до подбородка. А я, улыбнувшись, положил рядом на стул две тысячные бумажки - на хозяйство, а сверху - запасную, до того бесполезную связку ключей.
Уже на улице я не без удовольствия подумал, что на кухне её ждёт ещё один сюрприз - горячий чайник и остывающие на сковородке два блинчика с мясом. Всего было пять, но три съел я сам. Конечно, у девушек есть все основания опасаться нас, мужчин. Но иногда им следует получать и приятные сюрпризы.
Этим же вечером сюрприз, причём наиприятнейший, ждал меня самого. Накануне, в метро и в кафе я видел её заплаканной и растрёпанной, а во время последовавшей беготни и вовсе особо не рассматривал. Зато вечером, когда я впервые позвонил к себе в дверь...
Волосы - иссиня-чёрные, словно ночное небо, мягкие и пушистые, слегка вьющиеся, и при этом невероятно пышные и густые. Словно языки пламени охватили милое лицо, вроде бы оставшееся прежним, но при этом неуловимо похорошевшее. Носик маленький, изящненький, брови тоненькие, дугой. Глаза тёмно-карие, удивительно глубокие - кажется, что в них светятся маленькие звёздочки. И улыбка!.. Невозможно описать, какая у неё улыбка! От такой улыбки звёзды должны зажигаться, точно.
Она отступила, довольная произведённым эффектом. На ней были тонкие тренировочные брючки - "для дома", белая в красную клетку рубашка навыпуск... Когда я вошёл, протянув букет из трёх роз, милое лицо буквально осветилось:
- Это мне?
Вот так, неожиданно для нас обоих, всё и началось. С нашего первого настоящего ужина в тот вечер. И с моего возвращения на следующий день, когда я нашёл свою квартиру до того вымытой и прибранной, что заходить было страшно. С первой нашей совместной прогулки. И с первой поездки в аэроклуб, когда мы вместе поднялись в воздух на одномоторном "Фальке". Хотите покорить сердце девушки - покатайте её на маленьком самолётике, где два кресла рядом, сделав несколько не слишком сложных фигур. Видели бы вы, как сияли глаза Полины, когда мы приземлились.
И с нашего второго визита в Университет недели через две - сначала в кабинет к ректору, а затем в другое общежитие, мужское. С нами был адвокат и трое ребят из нашей наружной охраны, и я не без удовольствия понаблюдал, как два любителя лазить по ночам в девчачье общежитие умылись кровавой юшкой. "Дядя, а почему они тебя послушались, а самого не спустили вниз головой с моста?" "Я бы им, подлецам, спустил - за мною было шесть всадников, а в руках граната". Не стану утомлять подробностями - скажу только, что дело было непростым, но с этой минуты большая проблема, стоявшая перед маленькой девушкой, перестала существовать.
А наши с ней лыжные прогулки за город - зимой, когда выпал долгожданный снег. Танцы вечером в "Лесной поляне", в большом зале перед камином, в котором так весело потрескивают горящие поленья. Танцевать медленные танцы она совсем не умела, и мне пришлось её учить, ни словом не обмолвившись о другой девушке, что когда-то давно - вечность назад, учила танцевать меня. "Однажды в твоей жизни появится новое имя, которое обратит в прах предыдущее". Её первая сессия в Университете. И наша первая настоящая ссора, когда намеренно вернувшись домой раньше обычного, обнаружил в большой комнате, на ковре под коллажем с апатозаврами двух миленьких светловолосеньких подружек. Они накрыли ужин прямо на полу, на расстеленном покрывале - в углу пел-заливался радиоприёмник, а посередине даже бутылочка стояла.
- Анатолий, познакомьтесь! - заметно смутилась Полина. - Это мои подруги по институту, Наташа и Юля. Помните, я вам рассказывала.
- Очень приятно, - я с особым удовольствием прихлопнул музыку. - А теперь, Наташа и Юля, сию же секунду вон отсюда!
Ссора у нас тогда вышла знатная. И почему девушки, когда злятся, становятся такими красивыми. На меня кричали - как потолок не рухнул. Меня били - маленькими кулачками в грудь. "Ты ничего не понимаешь! Думаешь, ты купил меня? Это мои подруги, они мне помогают... А ты - дурак, дурак, дурак!.."
Я дал ей прокричаться - всё равно ни слова не вставить в ответ. А когда иссяк поток слов и бессильно упали маленькие кулачки, спокойно сказал:
- Запомни, принцесса! Вот это - мой дом. Я здесь - хозяин, тогда как ты - всего лишь гостья. Любимая, желанная, но всё равно гостья. А будешь брать горлом - вылетишь вслед за ними.
Зато на Новый Год состоялся у нас весьма важный разговор. Знать бы тогда, насколько он важный.
Началось всё с того, что мы вместе встретили Новый Год. Не дома, в четырёх надоевших стенах, а на Манежной площади, в компании таких же беззаботных гуляк. Прослушали новогоднее обращение по радио, поцеловались, как это принято, под бой курантов, загадывая желания. Обошли ГУМ, прогулялись по набережной, любуясь проплывающими корабликами и покачивающимися на волне льдинами. Полюбовались иллюминацией, выслушали массу поздравлений от незнакомых людей, с трудом отбившись от назойливых приглашений со стороны встречных компаний с их шампанским и фейерверками.
Словом, домой мы вернулись за два часа ночи - и уже здесь, при свечах у ёлки подняли по бокалу: Полина с лёгким шампанским, которое, как я заметил, любят все девушки, но пьют понемногу, я с моим неизменным апельсиновым соком. Вот тогда она и спросила.
- И вы никогда не пьёте? Никогда-никогда?
Что мне ей ответить? Сколько раз меня об этом спрашивали. Сколько раз я сталкивался и с искренним непониманием, и с дурашливым покручиванием пальцем у виска, и с откровенным презрением, и с не менее искренним желанием просветить дурака, наставив на путь истинный. А сейчас передо мной стоит прелестная черноволосая девушка в сером пушистом свитерке, так ладно обтягивающем её фигурку, и тоже удивляется.
- Честно? Нет, никогда.
- Но почему?
- Потому что не хочу одурманивать себя.
- Знаете, Анатолий! - продолжала Полина. - Пожалуйста, не обижайтесь, но... Вы мне помогли - а ведь вы меня тогда совсем не знали. Вы так легко находите общий язык с самыми разными людьми - и совершенно никого не боитесь, не смущаетесь. Вы столько знаете и умеете, в таких интересных местах бываете...
- Сейчас ты скажешь, принцесса, что несмотря на вышеперечисленные достоинства, живу я скучно. Мне такое уже говорили...
- Нет-нет! - заторопилась Полина. - Совсем наоборот, вы живёте ярко и интересно, я даже не представляла, что так можно. Но у нас дома по праздникам всегда собираются, много музыки, разговоров, а на столе обязательно стоит бутылочка папиного вина или самогона. И никто не видит в этом ничего плохого...
- А что в этом хорошего? - ответил я вопросом на вопрос. - Не хочу одурманивать себя. Понимаешь, принцесса? К беде ли, к худу - не хочу быть пьяным.
- Но ведь тогда получается... - начала Полина. - Толик! Ведь вы же один...
- Разве? - притворно удивился я. - Что-то я не припомню, кто у нас две недели назад, полдня прокатавшись на лыжах, собирался протанцевать всю ночь.
- Толик! - рассмеялась Полина. - Я не об этом. Просто собраться с друзьями за бутылочкой, посидеть, поговорить. Вы же ни к кому не ходите. И к вам тоже никто не приходит. Почему к вам никто никогда не приходит?
- А что делать? - спросил я.
- Но ведь не обязательно же напиваться, - не сдавалась Полина. - Можно же выпить немножечко... Ну просто, чтобы было весело...
- Ну, правильно, - тут я слегка разозлился. - Зачем одурманивать себя до полной отключки, если можно одурманить себя немножечко. А если я вообще не хочу одурманивать себя? Ни в какой степени. Знаешь, какую ошибку делает тот, кто садится играть с заведомыми шулерами? Берёт карты в руки. Так и здесь: сначала выпиваешь бокал, утешая себя тем, что от одного бокала ничего не сделается. Затем выпиваешь другой - за компанию к первому. А потом неожиданно обнаруживаешь себя под столом, искренне недоумевая, как так вышло...
Мне вспомнился ярко освещённый зал в ресторане-кораблике. Все уже пьяны, физиономии раскрасневшиеся, пиджаки сняты, пузики под белыми рубашками колышутся... И кто-то кому-то заплетающимся языком объясняется в вечной дружбе, кто-то лезет целоваться, кто-то пытается ухаживать за присутствующими дамами - а дамы тоже уже хорошие, а потому не особенно сопротивляются. Дура, тебя же дома муж ждёт!.. А я, в ту пору ещё не заместитель начальника службы внутренней связи, а всего лишь молодой инженер, сумевший найти очень интересное место работы - моей первой работы, стою на палубе. Снаружи медленно уплывают назад городские огни, морозный воздух холодит голову, внизу на волне покачиваются расколотые льдины...
- Толик, бедненький! - Полина положила пальцы мне на виски. - Вы ведь даже не знаете, как это весело. Дружно посидеть, пообщаться, выпить вместе со всеми. Это вовсе не страшно и не плохо. Это просто весело...
Я замолчал, не зная, что ответить. Посидели мы немного. А вокруг - приятный романтический полумрак, потому что электричество мы выключили, и только пламя свечей слабо колышется на неизвестно откуда взявшемся ветерке.
Помню, какое впечатление на меня произвело общежитие - примерно с полдюжины четырёхэтажных корпусов серого кирпича с пыльными окнами и рядом балконов над входом - на балконах во множестве сушилось бельё. Пожилая вахтёрша сначала не хотела нас пускать - но моментально подобрела, увидев у меня в руке синенькую бумажку. Надо ли объяснять, что переговоры целиком и полностью легли на меня - Полина стояла сзади, вцепившись в мою куртку. Поднявшись по лестнице на третий этаж, мы долго шли по гулкому коридору - до окна в торцевой стене, где на подоконнике сидела изрядно помятая рыжеволосая особа, пускавшая сигаретный дым в полуоткрытую створку.
Комната, в которой жила Полина, оказалась маленькой. Три небрежно убранных постели, три тумбочки, три одёжных шкафа у противоположной стены, неизменный портативный телевизор - на маленьком экране, на сцене плясали какие-то размалёванные черти. И ведущий к окну узкий проход, где на открытой форточке сушились лифчики и трусики. На ближайшей к двери кровати сидела тощая пепельноволосая девица, чиркавшая разноцветными фломастерами в мятой тетради.
Переступив порог, Полина вдруг засмущалась. Остановилась и подняла глаза, будто спрашивала: "Вы ведь не передумаете? Это же всё серьёзно, правда?".
- Где твои вещи?
Пепельноволосая аж подпрыгнула на своей кровати.
- Ой, Полинка! Кто это?..
- Где? - повторил я.
Вещей у неё оказалось на удивление много. Новенький бежевый чемоданчик в красную клетку, на колёсиках и с выдвижной ручкой - родители специально купили, отправляя её учиться. Маленький серо-коричневый рюкзачок, стопка книг и тетрадок. И несметное количество кофточек, рубашечек, брючек, футболок... С полчаса, не меньше, она металась по комнате, вынимая всё это то из тумбочки, то из крайнего, у окна, шкафа. Кажется, кое-что из женского белья, сушившегося на форточке, тоже принадлежало ей - очень уж выразительно она на него поглядывала. Но взять, во всяком случае, при мне, постеснялась.
Пепельноволосая и про тетрадь свою забыла. Сидела и смотрела на нас, водя по губам кончиком ручки. А когда мы уходили, заметила вполголоса:
- Ну и даёшь же ты, Полинка!
Каюсь - закрались у меня в эту минуту сомнения. Вот только передумывать и играть назад было уже поздно. Мы снова шли по длинному гулкому коридору, слыша вслед неприятные шорохи и шепотки. Курившая на подоконнике девица куда-то исчезла, а толстая вахтёрша при нашем появлении разразилась выразительной тирадой.
На город спустились сумерки - было время, когда фонари ещё не горят, но вот-вот зажгутся. Я снова голосовал, стоя на обочине - только водители в этот час были сама нелюбезность. Ехать предстояло по МКАД, огибая город, а потом возвращаться, так что цену они ломили...
Дома мы оказались далеко за полночь. Только не подумайте, что до появления Полины у меня царил живописный беспорядок с разбросанными тут и там носками и брюками, да горой немытой посуды в раковине. Верьте ли, нет - терпеть не могу подобный бардак, особенно когда он сопровождается пустыми бутылками.
Просто полгода назад, ранней весной, подписав в риэлтерской конторе необходимые бумаги и получив из рук симпатичной девушки заветную связку ключей, я впервые вошёл сюда не как гость - возможный покупатель, а как полноправный, законный владелец. Нищий, словно в студенческие времена - на покупку ушли все мои сбережения, а долг предстояло выплачивать добрых четыре года. От прежних хозяев мне досталась лишь сломанная кровать без спинки, да колченогий, шатающийся от малейшего прикосновения стол, и прошло две недели, прежде чем я смог переехать по-настоящему.
А сейчас посреди комнаты стоит босая черноволосая девушка и с интересом, да и не без некоторого страха всё это рассматривает. И выцветшие обои на стенах - на настоящий ремонт, с переклеиванием обоев и перекладыванием паркета пока что не было ни денег, ни времени. И на гирьку с гантельками около стены, на прикреплённый к стене турник - здесь же, в большой комнате до появления Полины я по утрам делал зарядку. И на тот самый, накрытый скатертью обеденный стол, который я починил и теперь использую в качестве письменного. На столе лежит несколько книг, а рядом - закрытый ноутбук: статья, над которой я работал. А над столом - огромный фотоколлаж: охотники в широкополых шляпах, слегка привстав в лодке с ружьями наперевес, смотрят на пасущихся на берегу огромных, изогнувших длинные шеи апатозавров. Иллюстрация Зденека Буриана к "Плутонии" Обручева, подарок коллег из авиакомпании на день рождения.
Ну, а мне сейчас, понятное дело, не до статьи. Надо девушку покормить - голодная ведь, после беготни и всех треволнений. Надо где-то её устроить ночевать - или здесь, в большой комнате на диване, или на тахте у себя в маленькой, самому переселившись в большую. Её бежевый чемодан притулился тут же, у стены, а серо-коричневый рюкзачок примостился сверху, на чемодане. А что домашние тапочки она забыла в общежитии - это мы только что выяснили.
Она не проснулась утром, пока я вставал, собирался на работу и завтракал. Устроил я её в большой комнате на диване, а уходя, прошёл через лоджию и заглянул к ней. Смотрю - посапывает, лёжа на боку, положив ладошку под щёку, разметав по подушке чёрные волосы. Одеяло сползло чуть ли не на пол, а когда я подошёл, чтобы поправить, под ногами предательски хрустнул паркет. Она вскинулась, натянув одеяло чуть ли не до подбородка. А я, улыбнувшись, положил рядом на стул две тысячные бумажки - на хозяйство, а сверху - запасную, до того бесполезную связку ключей.
Уже на улице я не без удовольствия подумал, что на кухне её ждёт ещё один сюрприз - горячий чайник и остывающие на сковородке два блинчика с мясом. Всего было пять, но три съел я сам. Конечно, у девушек есть все основания опасаться нас, мужчин. Но иногда им следует получать и приятные сюрпризы.
Этим же вечером сюрприз, причём наиприятнейший, ждал меня самого. Накануне, в метро и в кафе я видел её заплаканной и растрёпанной, а во время последовавшей беготни и вовсе особо не рассматривал. Зато вечером, когда я впервые позвонил к себе в дверь...
Волосы - иссиня-чёрные, словно ночное небо, мягкие и пушистые, слегка вьющиеся, и при этом невероятно пышные и густые. Словно языки пламени охватили милое лицо, вроде бы оставшееся прежним, но при этом неуловимо похорошевшее. Носик маленький, изящненький, брови тоненькие, дугой. Глаза тёмно-карие, удивительно глубокие - кажется, что в них светятся маленькие звёздочки. И улыбка!.. Невозможно описать, какая у неё улыбка! От такой улыбки звёзды должны зажигаться, точно.
Она отступила, довольная произведённым эффектом. На ней были тонкие тренировочные брючки - "для дома", белая в красную клетку рубашка навыпуск... Когда я вошёл, протянув букет из трёх роз, милое лицо буквально осветилось:
- Это мне?
Вот так, неожиданно для нас обоих, всё и началось. С нашего первого настоящего ужина в тот вечер. И с моего возвращения на следующий день, когда я нашёл свою квартиру до того вымытой и прибранной, что заходить было страшно. С первой нашей совместной прогулки. И с первой поездки в аэроклуб, когда мы вместе поднялись в воздух на одномоторном "Фальке". Хотите покорить сердце девушки - покатайте её на маленьком самолётике, где два кресла рядом, сделав несколько не слишком сложных фигур. Видели бы вы, как сияли глаза Полины, когда мы приземлились.
И с нашего второго визита в Университет недели через две - сначала в кабинет к ректору, а затем в другое общежитие, мужское. С нами был адвокат и трое ребят из нашей наружной охраны, и я не без удовольствия понаблюдал, как два любителя лазить по ночам в девчачье общежитие умылись кровавой юшкой. "Дядя, а почему они тебя послушались, а самого не спустили вниз головой с моста?" "Я бы им, подлецам, спустил - за мною было шесть всадников, а в руках граната". Не стану утомлять подробностями - скажу только, что дело было непростым, но с этой минуты большая проблема, стоявшая перед маленькой девушкой, перестала существовать.
А наши с ней лыжные прогулки за город - зимой, когда выпал долгожданный снег. Танцы вечером в "Лесной поляне", в большом зале перед камином, в котором так весело потрескивают горящие поленья. Танцевать медленные танцы она совсем не умела, и мне пришлось её учить, ни словом не обмолвившись о другой девушке, что когда-то давно - вечность назад, учила танцевать меня. "Однажды в твоей жизни появится новое имя, которое обратит в прах предыдущее". Её первая сессия в Университете. И наша первая настоящая ссора, когда намеренно вернувшись домой раньше обычного, обнаружил в большой комнате, на ковре под коллажем с апатозаврами двух миленьких светловолосеньких подружек. Они накрыли ужин прямо на полу, на расстеленном покрывале - в углу пел-заливался радиоприёмник, а посередине даже бутылочка стояла.
- Анатолий, познакомьтесь! - заметно смутилась Полина. - Это мои подруги по институту, Наташа и Юля. Помните, я вам рассказывала.
- Очень приятно, - я с особым удовольствием прихлопнул музыку. - А теперь, Наташа и Юля, сию же секунду вон отсюда!
Ссора у нас тогда вышла знатная. И почему девушки, когда злятся, становятся такими красивыми. На меня кричали - как потолок не рухнул. Меня били - маленькими кулачками в грудь. "Ты ничего не понимаешь! Думаешь, ты купил меня? Это мои подруги, они мне помогают... А ты - дурак, дурак, дурак!.."
Я дал ей прокричаться - всё равно ни слова не вставить в ответ. А когда иссяк поток слов и бессильно упали маленькие кулачки, спокойно сказал:
- Запомни, принцесса! Вот это - мой дом. Я здесь - хозяин, тогда как ты - всего лишь гостья. Любимая, желанная, но всё равно гостья. А будешь брать горлом - вылетишь вслед за ними.
Зато на Новый Год состоялся у нас весьма важный разговор. Знать бы тогда, насколько он важный.
Началось всё с того, что мы вместе встретили Новый Год. Не дома, в четырёх надоевших стенах, а на Манежной площади, в компании таких же беззаботных гуляк. Прослушали новогоднее обращение по радио, поцеловались, как это принято, под бой курантов, загадывая желания. Обошли ГУМ, прогулялись по набережной, любуясь проплывающими корабликами и покачивающимися на волне льдинами. Полюбовались иллюминацией, выслушали массу поздравлений от незнакомых людей, с трудом отбившись от назойливых приглашений со стороны встречных компаний с их шампанским и фейерверками.
Словом, домой мы вернулись за два часа ночи - и уже здесь, при свечах у ёлки подняли по бокалу: Полина с лёгким шампанским, которое, как я заметил, любят все девушки, но пьют понемногу, я с моим неизменным апельсиновым соком. Вот тогда она и спросила.
- И вы никогда не пьёте? Никогда-никогда?
Что мне ей ответить? Сколько раз меня об этом спрашивали. Сколько раз я сталкивался и с искренним непониманием, и с дурашливым покручиванием пальцем у виска, и с откровенным презрением, и с не менее искренним желанием просветить дурака, наставив на путь истинный. А сейчас передо мной стоит прелестная черноволосая девушка в сером пушистом свитерке, так ладно обтягивающем её фигурку, и тоже удивляется.
- Честно? Нет, никогда.
- Но почему?
- Потому что не хочу одурманивать себя.
- Знаете, Анатолий! - продолжала Полина. - Пожалуйста, не обижайтесь, но... Вы мне помогли - а ведь вы меня тогда совсем не знали. Вы так легко находите общий язык с самыми разными людьми - и совершенно никого не боитесь, не смущаетесь. Вы столько знаете и умеете, в таких интересных местах бываете...
- Сейчас ты скажешь, принцесса, что несмотря на вышеперечисленные достоинства, живу я скучно. Мне такое уже говорили...
- Нет-нет! - заторопилась Полина. - Совсем наоборот, вы живёте ярко и интересно, я даже не представляла, что так можно. Но у нас дома по праздникам всегда собираются, много музыки, разговоров, а на столе обязательно стоит бутылочка папиного вина или самогона. И никто не видит в этом ничего плохого...
- А что в этом хорошего? - ответил я вопросом на вопрос. - Не хочу одурманивать себя. Понимаешь, принцесса? К беде ли, к худу - не хочу быть пьяным.
- Но ведь тогда получается... - начала Полина. - Толик! Ведь вы же один...
- Разве? - притворно удивился я. - Что-то я не припомню, кто у нас две недели назад, полдня прокатавшись на лыжах, собирался протанцевать всю ночь.
- Толик! - рассмеялась Полина. - Я не об этом. Просто собраться с друзьями за бутылочкой, посидеть, поговорить. Вы же ни к кому не ходите. И к вам тоже никто не приходит. Почему к вам никто никогда не приходит?
- А что делать? - спросил я.
- Но ведь не обязательно же напиваться, - не сдавалась Полина. - Можно же выпить немножечко... Ну просто, чтобы было весело...
- Ну, правильно, - тут я слегка разозлился. - Зачем одурманивать себя до полной отключки, если можно одурманить себя немножечко. А если я вообще не хочу одурманивать себя? Ни в какой степени. Знаешь, какую ошибку делает тот, кто садится играть с заведомыми шулерами? Берёт карты в руки. Так и здесь: сначала выпиваешь бокал, утешая себя тем, что от одного бокала ничего не сделается. Затем выпиваешь другой - за компанию к первому. А потом неожиданно обнаруживаешь себя под столом, искренне недоумевая, как так вышло...
Мне вспомнился ярко освещённый зал в ресторане-кораблике. Все уже пьяны, физиономии раскрасневшиеся, пиджаки сняты, пузики под белыми рубашками колышутся... И кто-то кому-то заплетающимся языком объясняется в вечной дружбе, кто-то лезет целоваться, кто-то пытается ухаживать за присутствующими дамами - а дамы тоже уже хорошие, а потому не особенно сопротивляются. Дура, тебя же дома муж ждёт!.. А я, в ту пору ещё не заместитель начальника службы внутренней связи, а всего лишь молодой инженер, сумевший найти очень интересное место работы - моей первой работы, стою на палубе. Снаружи медленно уплывают назад городские огни, морозный воздух холодит голову, внизу на волне покачиваются расколотые льдины...
- Толик, бедненький! - Полина положила пальцы мне на виски. - Вы ведь даже не знаете, как это весело. Дружно посидеть, пообщаться, выпить вместе со всеми. Это вовсе не страшно и не плохо. Это просто весело...
Я замолчал, не зная, что ответить. Посидели мы немного. А вокруг - приятный романтический полумрак, потому что электричество мы выключили, и только пламя свечей слабо колышется на неизвестно откуда взявшемся ветерке.
