– Они нас надолго запомнят, – запустив камень в воду, сказал Топа.
– Нате вам, – бросив булыжник в воду, крикнула Хвоя.
– Нате, – радостно поддержал Топа и, задумавшись, продолжил, – Хвоя, а долго эти джяги обычно делаются?
– Смотря, кто, мама моя любит долго, а папа нет. Нате вам, – бросив камень, сказала Хвоя.
– Нате вам! – крикнул Топа и, задумавшись, продолжил, – а давай соревноваться, кто из нас больше камень кинет.
– Давай, – сказала листина, и выбрав камень побольше, громко крикнула, – нате вам!
– Стой, Хвоя, ты такая красивая и такая лохматенькая, ты мне очень нравишься, – произнёс Топа, глядя прищуренными глазками.
– Ты мне тоже, – засмущалась она, прижимая щёчку к своему волосатому плечу, – правда, жалко, что ты ещё маленький.
ПОД ВОДОЙ
Откуда-то издалека до сознания Яруса начал проникать странный гул. Это состояние было похоже на то, которое он всегда испытывал, когда нырял в воду. Вот и сейчас, уши были заложены, ничего
не слышно и только этот неприятный гул. Спустя некоторое время до его слуха начали пробиваться какие-то звуки. Вначале они были похожи на клокотанье и бульканье, как будто бы набрали в рот воды и пытаются говорить. Звуки становились всё чище, постепенно они стали различимы и узнаваемы, похожие на человеческую речь. Его вестибулярный аппарат сигнализировал, что тело его лежит в горизонтальном положении на спине. Сознание медленно к нему возвращалось, но почему оно возвращалось, ему было не понятно. Юноша прекрасно помнил, что русалки его утопили. Он плохо чувствовал своё тело, ему казалось, что оно существует само по себе. Сил не было даже, чтобы открыть глаза или пошевелить хотя бы пальцем, но голоса медленно и всё же более-менее разборчиво стали доходить до его сознания.
– Ось, ловитва1 удалась, – раздался писклявый старушечий голос прямо у него над головой.
1Ловитва – рыбная ловля, охота. (Здесь и далее использованы старославянские и древнерусские слова и выражения).
– Доброзрачный, малый муж попался, нечего взглаголити,2 – прошепелявил другой старушечий голос пониже.
2Красивый молодой мужчина попался, нечего сказать.
Ярус почувствовал, как кто-то, склонившись над ним, коснулся его щеки своими волосами.
– Да, кров3 з простоквашей, – восхищённо согласился первый писклявый голос.
3Кров – кровь.
– З млеком,4 – грубо поправил второй.
4З млеком – с молоком.
– Ну, з млеком, – терпеливо согласился первый.
– Значит, русалки меня всё же утопили, – подумал Ярус, – но если я умер, то почему слышу голоса? Неужели все мертвецы слышат, что говорят рядом? И что это за странный язык, на котором разговаривают эти, по всей видимости, старухи?
– Ты поухай его, Пелагея, поухай, какая от него воня идёт.1 – пропищала первая старуха.
1Ты понюхай его, Пелагея, понюхай, какой от него запах идёт.
– Ой, добра воня,2 – восторженно согласилась вторая.
2Ой, приятный запах.
– От меня вонь идёт? – с грустью подумал Ярус, – значит, я уже начал разлагаться?
– Нечего его нюхать, раздевайте уже, – услышал он властный молодой женский голос чуть поодаль.
– Значит, меня точно утопили, тело моё вынесло куда-то в открытое море, там меня нашли, и теперь я, вернее моё несчастное тело находится в морге, – невесело размышлял Ярус, – и сейчас меня будут готовить к похоронам.
– Ух, давно я мужей не совлекала!3 – обрадовался писклявый старческий голос у него над головой, и его обладательница громко хлопнув в ладоши, радостно потёрла ладони одна о другую.
3Совлекать – снимать одежду, раздевать.
– Не думал я, что в морге работают старухи-медсестры, – только успел подумать Ярус, как четыре холодные руки не очень аккуратно стянули с него футболку, при этом он ударился головой об стол, – видимо, я лежу на операционном столе, сейчас меня разденут, и начну препарировать, – соображал Ярус, – да, жалко себя, но почему это мне стало больно от удара головой об стол? Может быть, ещё не все рецепторы отмерли. Ох, как бы мне хотелось посмотреть, хоть одним глазком, на этих медицинских сестёр и на морг, в котором нахожусь.
А что если попробовать приоткрыть, хотя бы один глаз? Представляю, как они испугаются, если труп откроет глаза.
Ярус напряг свои тяжёлые веки и постарался открыть глаза, но ничего не получилось, ресницы были, будто приклеены.
– Да, скорее всего я просто умер, раз не получается открыть глаза, а мёртвые видеть не могут, – грустно заключил про себя
юноша, – значит, мне уже никогда не открыть мои глаза, не увидеть солнца и не спасти Зену.
– Ой, чем больше мы его совлекаем, тем больше он мне
нравица, – радостно произнесла писклявая.
– Во, блин дают, да они какие-то извращенки. – возмутился про себя Ярус, – труп им мой нравится, – и тут же почувствовал, как одна из них стала развязывать кроссовки, другая – расстёгивать ремень на джинсах.
– Что ты Меланья сразу к порткам1 лезешь? Ты давай поршни2 снимай, – сердито прошепелявила та, которая развязывала кроссовки.
1Портки – штаны.
2Поршни – древнерусская обувь из одного или нескольких кусков кожи, стянутая на щиколотке ремешком.
– Ты позри3 Пелагея, что придумали, – удивилась писклявая, – вместо оборок4 на портках придумали какие-то застёжки-дорожки, вот лепота!5
3Позри – посмотри.
4Оборка – верёвка, ремень.
5Лепота – красота.
Писклявая бесцеремонно оперлась на живот Яруса и двигала молнию на ширинке вперёд-назад, расстёгивая и застёгивая её,
по-детски этому радуясь.
– Ты позри, позри, как легко и просто, открывается, закрывается, овамо – открывается, сямо – закрывается, овамо-сямо, овамо-сямо!6
6Овамо-сямо – туда-сюда.
– А ну, дай я, – перебила её подруга, также улеглась с другой стороны на нижнюю половину тела Яруса, и сама стала двигать молнию, приговаривая, – овамо-сямо, овамо-сямо.
– Что же это за медсёстры такие, которые даже молнии
не видели? – недоумевал про себя Ярус.
– Эй, вы болото, молнии никогда не видели? Раздевайте его, я
говорю, – снова раздался тот же молодой голос, который сразу заставил бабушек прекратить изучение достижений швейной промышленности.
Оставив джинсы в покое, они начали корпеть над кроссовками.
– Меланья, подумать только, столько времени прошло, у нас поршни были, и у них тоже поршни, никакого про?грэсу, только накручено тут, о-го-го, – прошепелявила старуха, пытаясь развязать шнурки.
– Ось нам алафа6 в конце жизни, такой муж попался. – радовалась писклявая.
6Алафа – награда, подарок.
– Не Ваш это подарок, а мой, – строго поправил молодой голос.
– Но нам-то тоже перепадёт молодого тельца? – обиженно заметила шепелявая в ответ и погладила Яруса по голени.
– Офигеть, они что, меня есть собрались? – возмутился про себя Ярус.
– Посмотрим, что он собой представляет, может быть, он мне и на фик не нужен будет, – вальяжно издал молодой голос.
– Вот, у меня первый муж такой дебелый1 был, – гордо произнесла писклявая, – и такое у него рачение2 было ко мне. Иностан3 как придёт со службы, ему ни есть, ни пить не надо, сразу меня в опочивальню4 тянет. Потом как скинет свой калантарь5, как ляжет со мною на одр6…
1Дебелый – сильный.
2Рачение – любовь, страсть.
3Иностан – постоянно.
4Опочивальня – спальня.
5Калантарь – кольчуга без рукавов.
6Одр – кровать.
– Так и уснёт крепким богатырским сном, – язвительно перебила её шепелявая.
– Кривда7 твоя Пелагея, – возмутилась писклявая и романтично задумавшись, продолжила, – ляжет, и ну, давай меня любить, так долго…
7Кривда – неправда.
– А жупелю8 ему хватало на два качка, – смеясь, перебила её шепелявая, – а кичирка9 у него была, как у зайца.
8Жупель – сера.
9Кичири – морковь.
– Ты-то откуда знаешь? – возмутилась писклявая.
– У меня послух10 есть.
10Послух – свидетель.
– Какой послух? – презрительно издала писклявая.
– Марфа.
– Колотуша11 – твоя Марфа!
11Колотуша – сплетница.
– Твоя ласкредь12 ранише тябе зъявилась, вот ты его и замучила до смерти на одре.
12Ласкредь – вожделение, похоть.
– Он на войне был живота лихован,1 – обиделась писклявая, –
с немчурой на этом …птичьем поле.
1Живота лихован – жизни лишён.
– На какой войне? – презрительно перебила шепелявая, – у тебя старческий маразм на лбу написан, да и на всех остальных частях тела по два раза большими литерами. Это твой третий муж загинул в Куликовской битве с монголо-татарами в 1380 году.
– Я тебя умоляю, что я всех мужей должна помнить? – парировала невинным голосом писклявая.
– А первый твой муж утоп во время ледового побоища с немцами у 1242 году. Може, он за немцев был, дык Александр его и утопил вместе с ними, а? – наседала шепелявая.
– Прелесть2 это, мне Александр Невский ще денёг дал за мого убиенного мужа, это я точно помню, хоть ты и говоришь, что у меня понос!
2Прелесть – обман, заблуждение.
– Дура, не понос, а склероз! – смеясь, поправила её шепелявая.
– Да, какая разница? И такая у меня желя3 была тоди4, что я наплакала три ширинки5 слёз! – тяжело вздохнула писклявая.
3Желя – печаль, горе.
4Тоди – тогда.
5Ширинка – носовой платок.
– Не долго же у тебя желя была, через два дня с другим шашни завела, – подначила её шепелявая.
– А что я, по-твоему, всю жизнь страдать должна? – невозмутимо ответила писклявая и хвастливо продолжила, – а новый муж мне кажный день цельный чпаг поминков6 приносил!
6Цельный чпаг поминков – полный карман подарков.
– Ой, уморили, так, хватит мне ваши биографии рассказывать, – произнёс молодой голос и, судя по всему, обладательница его всё это время тихонько посмеивалась над ними, – а то мне лет сто понадобится, чтобы всех ваших мужей узнать. А мне самой замуж пора, – и совсем строго добавила, – обувь развязали, снимайте!
Ярусу казалось, что он заснул в суперсовременном
7D- кинотеатре, который возможно будет изобретён в будущем, во время сеанса захватывающего фантастического фильма. И когда к нему прикасались, трогали, раздевали, он был и продолжает быть участником этого фильма.
– Носки можешь сама снять, мне это неприятно, – произнесла шепелявая.
– Конечно, сниму, – радостно согласилась писклявая, снимая носки, – а тебе это противно, потому что твой пятый муж винопийца1 був, как напьётся, так и приходит к тоби грязный и вонючий. Беее! Так ты только и делала, что его раздевала.
1Винопийца – пьяница.
– Глянь-ка ты, просветление ума настало, не твоё собачье дело, что я делала, а что нет, – зло заметила шепелявая, – давай, помогай портки снимать.
Ярус снова почувствовал прикосновение холодных рук, которые стянули с него джинсы и теперь он остался в одних трусах.
– Ой, а без портков он ещё краше, молоденький, красивенький.
У меня аж сикашки2 по коже побёгли, – обрадовалась писклявая.
2Сикашки – муравьи.
– А больше ничего у тебя не побёгло?
– А кто будет срачицу3 снимать? – не обращая внимание на выпады, спросила писклявая.
3Срачица – исподняя рубашка.
– Срачицу сниму я, – безапелляционно заявила шепелявая.
– Нет, я, – не согласилась писклявая.
– Нет, я!
– Нет, я!
– Это они трусы срачицей называют, – усмехнулся Ярус, и тут же не на шутку встревожился, – ни чего себе, так они и их хотят снять?
А если я жив, и нахожусь в летаргическом сне, тогда, зачем меня раздевать, хоронить? Возможно, вот так и Гоголя4 похоронили, он всё чувствовал, слышал, а знак, хоть какой-нибудь, подать не мог. Нужно попытаться дать им знать, что я – живой.
4Гоголь Николай Васильевич (фамилия при рождении Яновский, с 1821 года – Гоголь-Яновский; родился 20 марта 1809 года, Большие Сорочинцы, Полтавская губерния, умер 21 февраля 1852 года, Москва) русский прозаик, драматург, поэт, критик, публицист, широко признанный одним из классиков русской литературы. Гоголь страдал тафефобией – боязнью быть заживо похороненным.
Напрягая все мышцы лица, Ярус с новой силой постарался открыть глаза, это ему не удалось, тогда он попытался сжать руки в кулаки – с большим трудом, но у него это получилось.
– Ура, я могу двигать руками, – ликовал про себя Ярус и тут же сосредоточился. – Так, а смогу ли я пошевелить пальцами ног?
Ярус пошевелил пальцами одной ноги, потом другой.
– Если я двигаю пальцами, значит я живой, – обрадовался про себя Ярус. Прямо над собой, он услышал какие-то шлепки.
– Вот тебе! – шепелявила одна.
– Вот тебе! – пищала другая.
– На тебе!
– На тебе!
– А чего это ты будешь срачицу снимать? – с презрением спросила шепелявая и шлепки прекратились.
– Бо1 я млаже, – гордо ответила писклявая.
1Бо – потому что.
– Кто млаже? Ты? – презрительно сказала шепелявая.
– Да, я, – хвасталась писклявая.
– Тебе, Меланья, сколько лет? – не унималась шепелявая.
– Мене? – задумалась писклявая, бормоча что-то себе под нос, видимо, загибая пальцы на руке, и наконец, с достоинством заявила, – седмь сот восемьдесят пять.
– Прямо ягодка опять, – съязвила шепелявая, – а мне седмь сотен восемьдесят три!
– Тебе, седмь сотен восемьдесят три?
– Нет, соловью-разбойнику, – презрительно ответила шепелявая и гордо добавила, – мене, кому ж ещё?
– Им по семьсот лет? – поразился Ярус, продолжая внимательно слушать разговор, – бред какой-то.
– Ословишь2 ты всё, Пелагея!
2Ословить – лгать, обманывать.
– Сама ословишь, седмь сотен восемьдесят три тебе было пять лет назад, дрышля старая! – насмехалась писклявая.
– Сама дрышля, у тебя же склероз, ты уже не помнишь, что с мужами надо делать, – ехидно произнесла шепелявая.
– Я не помню, да я с такими мужами была, что тебе такие и
не снились, – возмутилась писклявая.
– И не надо, чтобы они мне снились, – один косой, другой кривой, – съязвила шепелявая.
– Дура, да у меня столько мужей было, сколько чешуи у тебя на хвосте…
– Это всё потому, что ты курва1! – перебила её шепелявая.
1Курва – потаскуха.
– Сама ты, курва, и потирало2 в придачу, – съехидничала писклявая.
2Потирало – подстилка для отирания ног, половик, ковёр.
– Я потирало? – завопила шепелявая. – А ты кераста3!
3Кераста – рогатая гадюка.
– Та идеши4 ты в афедрон5! – завизжала писклявая, и тут же раздался шлепок, очень похожий на шлепок по заднице.
4Идеши – идти, в данном случае иди.
5Афедрон – задний проход.
– Я-то схожу, а ты в афедроне всё время сидишь и не вылазила! – шепелявая перешла на визг.
– Эй, Пелагея, Меланья, трусы я сама сниму, – остановил их тот же властный голос и громко усмехнувшись, продолжил, – потом. Ишь, какие хитрые, сексуально-озабоченные девочки. Это мой красавчик, мой!
– Эх, где мои сто двадцать лет, – над головой Яруса раздался тяжёлый вздох шепелявой.
– На большой Каретной, – жёстко прозвучал в ответ тот же молодой голос и раздражённо продолжил, – так, а жив он или нет? Что-то я не вижу никаких признаков жизни, может быть, эти дуры насмерть его защекотали?
Ярус почувствовал холодное прикосновение на шее, в том месте, где находится сонная артерия. Кто-то пытался нащупать его пульс.
– Может быть, я всё-таки не умер, ведь я так отчетливо чувствую прикосновения к своему телу? – взволнованно подумал Ярус.
– Да не, жив милок, – услышал он через несколько мгновений шепелявый голос прямо над собой.
– Значит, я жив, жив, неимоверно! Самое главное, что я жив! – торжествовал про себя Ярус.
– А ноли6 ему искусственное дыханье зробить уста в уста? – заботливо продолжила шепелявая, и Ярус почувствовал, как холодная рука взяла его за подбородок.
– Нате вам, – бросив булыжник в воду, крикнула Хвоя.
– Нате, – радостно поддержал Топа и, задумавшись, продолжил, – Хвоя, а долго эти джяги обычно делаются?
– Смотря, кто, мама моя любит долго, а папа нет. Нате вам, – бросив камень, сказала Хвоя.
– Нате вам! – крикнул Топа и, задумавшись, продолжил, – а давай соревноваться, кто из нас больше камень кинет.
– Давай, – сказала листина, и выбрав камень побольше, громко крикнула, – нате вам!
– Стой, Хвоя, ты такая красивая и такая лохматенькая, ты мне очень нравишься, – произнёс Топа, глядя прищуренными глазками.
– Ты мне тоже, – засмущалась она, прижимая щёчку к своему волосатому плечу, – правда, жалко, что ты ещё маленький.
Глава 12
ПОД ВОДОЙ
Откуда-то издалека до сознания Яруса начал проникать странный гул. Это состояние было похоже на то, которое он всегда испытывал, когда нырял в воду. Вот и сейчас, уши были заложены, ничего
не слышно и только этот неприятный гул. Спустя некоторое время до его слуха начали пробиваться какие-то звуки. Вначале они были похожи на клокотанье и бульканье, как будто бы набрали в рот воды и пытаются говорить. Звуки становились всё чище, постепенно они стали различимы и узнаваемы, похожие на человеческую речь. Его вестибулярный аппарат сигнализировал, что тело его лежит в горизонтальном положении на спине. Сознание медленно к нему возвращалось, но почему оно возвращалось, ему было не понятно. Юноша прекрасно помнил, что русалки его утопили. Он плохо чувствовал своё тело, ему казалось, что оно существует само по себе. Сил не было даже, чтобы открыть глаза или пошевелить хотя бы пальцем, но голоса медленно и всё же более-менее разборчиво стали доходить до его сознания.
– Ось, ловитва1 удалась, – раздался писклявый старушечий голос прямо у него над головой.
1Ловитва – рыбная ловля, охота. (Здесь и далее использованы старославянские и древнерусские слова и выражения).
– Доброзрачный, малый муж попался, нечего взглаголити,2 – прошепелявил другой старушечий голос пониже.
2Красивый молодой мужчина попался, нечего сказать.
Ярус почувствовал, как кто-то, склонившись над ним, коснулся его щеки своими волосами.
– Да, кров3 з простоквашей, – восхищённо согласился первый писклявый голос.
3Кров – кровь.
– З млеком,4 – грубо поправил второй.
4З млеком – с молоком.
– Ну, з млеком, – терпеливо согласился первый.
– Значит, русалки меня всё же утопили, – подумал Ярус, – но если я умер, то почему слышу голоса? Неужели все мертвецы слышат, что говорят рядом? И что это за странный язык, на котором разговаривают эти, по всей видимости, старухи?
– Ты поухай его, Пелагея, поухай, какая от него воня идёт.1 – пропищала первая старуха.
1Ты понюхай его, Пелагея, понюхай, какой от него запах идёт.
– Ой, добра воня,2 – восторженно согласилась вторая.
2Ой, приятный запах.
– От меня вонь идёт? – с грустью подумал Ярус, – значит, я уже начал разлагаться?
– Нечего его нюхать, раздевайте уже, – услышал он властный молодой женский голос чуть поодаль.
– Значит, меня точно утопили, тело моё вынесло куда-то в открытое море, там меня нашли, и теперь я, вернее моё несчастное тело находится в морге, – невесело размышлял Ярус, – и сейчас меня будут готовить к похоронам.
– Ух, давно я мужей не совлекала!3 – обрадовался писклявый старческий голос у него над головой, и его обладательница громко хлопнув в ладоши, радостно потёрла ладони одна о другую.
3Совлекать – снимать одежду, раздевать.
– Не думал я, что в морге работают старухи-медсестры, – только успел подумать Ярус, как четыре холодные руки не очень аккуратно стянули с него футболку, при этом он ударился головой об стол, – видимо, я лежу на операционном столе, сейчас меня разденут, и начну препарировать, – соображал Ярус, – да, жалко себя, но почему это мне стало больно от удара головой об стол? Может быть, ещё не все рецепторы отмерли. Ох, как бы мне хотелось посмотреть, хоть одним глазком, на этих медицинских сестёр и на морг, в котором нахожусь.
А что если попробовать приоткрыть, хотя бы один глаз? Представляю, как они испугаются, если труп откроет глаза.
Ярус напряг свои тяжёлые веки и постарался открыть глаза, но ничего не получилось, ресницы были, будто приклеены.
– Да, скорее всего я просто умер, раз не получается открыть глаза, а мёртвые видеть не могут, – грустно заключил про себя
юноша, – значит, мне уже никогда не открыть мои глаза, не увидеть солнца и не спасти Зену.
– Ой, чем больше мы его совлекаем, тем больше он мне
нравица, – радостно произнесла писклявая.
– Во, блин дают, да они какие-то извращенки. – возмутился про себя Ярус, – труп им мой нравится, – и тут же почувствовал, как одна из них стала развязывать кроссовки, другая – расстёгивать ремень на джинсах.
– Что ты Меланья сразу к порткам1 лезешь? Ты давай поршни2 снимай, – сердито прошепелявила та, которая развязывала кроссовки.
1Портки – штаны.
2Поршни – древнерусская обувь из одного или нескольких кусков кожи, стянутая на щиколотке ремешком.
– Ты позри3 Пелагея, что придумали, – удивилась писклявая, – вместо оборок4 на портках придумали какие-то застёжки-дорожки, вот лепота!5
3Позри – посмотри.
4Оборка – верёвка, ремень.
5Лепота – красота.
Писклявая бесцеремонно оперлась на живот Яруса и двигала молнию на ширинке вперёд-назад, расстёгивая и застёгивая её,
по-детски этому радуясь.
– Ты позри, позри, как легко и просто, открывается, закрывается, овамо – открывается, сямо – закрывается, овамо-сямо, овамо-сямо!6
6Овамо-сямо – туда-сюда.
– А ну, дай я, – перебила её подруга, также улеглась с другой стороны на нижнюю половину тела Яруса, и сама стала двигать молнию, приговаривая, – овамо-сямо, овамо-сямо.
– Что же это за медсёстры такие, которые даже молнии
не видели? – недоумевал про себя Ярус.
– Эй, вы болото, молнии никогда не видели? Раздевайте его, я
говорю, – снова раздался тот же молодой голос, который сразу заставил бабушек прекратить изучение достижений швейной промышленности.
Оставив джинсы в покое, они начали корпеть над кроссовками.
– Меланья, подумать только, столько времени прошло, у нас поршни были, и у них тоже поршни, никакого про?грэсу, только накручено тут, о-го-го, – прошепелявила старуха, пытаясь развязать шнурки.
– Ось нам алафа6 в конце жизни, такой муж попался. – радовалась писклявая.
6Алафа – награда, подарок.
– Не Ваш это подарок, а мой, – строго поправил молодой голос.
– Но нам-то тоже перепадёт молодого тельца? – обиженно заметила шепелявая в ответ и погладила Яруса по голени.
– Офигеть, они что, меня есть собрались? – возмутился про себя Ярус.
– Посмотрим, что он собой представляет, может быть, он мне и на фик не нужен будет, – вальяжно издал молодой голос.
– Вот, у меня первый муж такой дебелый1 был, – гордо произнесла писклявая, – и такое у него рачение2 было ко мне. Иностан3 как придёт со службы, ему ни есть, ни пить не надо, сразу меня в опочивальню4 тянет. Потом как скинет свой калантарь5, как ляжет со мною на одр6…
1Дебелый – сильный.
2Рачение – любовь, страсть.
3Иностан – постоянно.
4Опочивальня – спальня.
5Калантарь – кольчуга без рукавов.
6Одр – кровать.
– Так и уснёт крепким богатырским сном, – язвительно перебила её шепелявая.
– Кривда7 твоя Пелагея, – возмутилась писклявая и романтично задумавшись, продолжила, – ляжет, и ну, давай меня любить, так долго…
7Кривда – неправда.
– А жупелю8 ему хватало на два качка, – смеясь, перебила её шепелявая, – а кичирка9 у него была, как у зайца.
8Жупель – сера.
9Кичири – морковь.
– Ты-то откуда знаешь? – возмутилась писклявая.
– У меня послух10 есть.
10Послух – свидетель.
– Какой послух? – презрительно издала писклявая.
– Марфа.
– Колотуша11 – твоя Марфа!
11Колотуша – сплетница.
– Твоя ласкредь12 ранише тябе зъявилась, вот ты его и замучила до смерти на одре.
12Ласкредь – вожделение, похоть.
– Он на войне был живота лихован,1 – обиделась писклявая, –
с немчурой на этом …птичьем поле.
1Живота лихован – жизни лишён.
– На какой войне? – презрительно перебила шепелявая, – у тебя старческий маразм на лбу написан, да и на всех остальных частях тела по два раза большими литерами. Это твой третий муж загинул в Куликовской битве с монголо-татарами в 1380 году.
– Я тебя умоляю, что я всех мужей должна помнить? – парировала невинным голосом писклявая.
– А первый твой муж утоп во время ледового побоища с немцами у 1242 году. Може, он за немцев был, дык Александр его и утопил вместе с ними, а? – наседала шепелявая.
– Прелесть2 это, мне Александр Невский ще денёг дал за мого убиенного мужа, это я точно помню, хоть ты и говоришь, что у меня понос!
2Прелесть – обман, заблуждение.
– Дура, не понос, а склероз! – смеясь, поправила её шепелявая.
– Да, какая разница? И такая у меня желя3 была тоди4, что я наплакала три ширинки5 слёз! – тяжело вздохнула писклявая.
3Желя – печаль, горе.
4Тоди – тогда.
5Ширинка – носовой платок.
– Не долго же у тебя желя была, через два дня с другим шашни завела, – подначила её шепелявая.
– А что я, по-твоему, всю жизнь страдать должна? – невозмутимо ответила писклявая и хвастливо продолжила, – а новый муж мне кажный день цельный чпаг поминков6 приносил!
6Цельный чпаг поминков – полный карман подарков.
– Ой, уморили, так, хватит мне ваши биографии рассказывать, – произнёс молодой голос и, судя по всему, обладательница его всё это время тихонько посмеивалась над ними, – а то мне лет сто понадобится, чтобы всех ваших мужей узнать. А мне самой замуж пора, – и совсем строго добавила, – обувь развязали, снимайте!
Ярусу казалось, что он заснул в суперсовременном
7D- кинотеатре, который возможно будет изобретён в будущем, во время сеанса захватывающего фантастического фильма. И когда к нему прикасались, трогали, раздевали, он был и продолжает быть участником этого фильма.
– Носки можешь сама снять, мне это неприятно, – произнесла шепелявая.
– Конечно, сниму, – радостно согласилась писклявая, снимая носки, – а тебе это противно, потому что твой пятый муж винопийца1 був, как напьётся, так и приходит к тоби грязный и вонючий. Беее! Так ты только и делала, что его раздевала.
1Винопийца – пьяница.
– Глянь-ка ты, просветление ума настало, не твоё собачье дело, что я делала, а что нет, – зло заметила шепелявая, – давай, помогай портки снимать.
Ярус снова почувствовал прикосновение холодных рук, которые стянули с него джинсы и теперь он остался в одних трусах.
– Ой, а без портков он ещё краше, молоденький, красивенький.
У меня аж сикашки2 по коже побёгли, – обрадовалась писклявая.
2Сикашки – муравьи.
– А больше ничего у тебя не побёгло?
– А кто будет срачицу3 снимать? – не обращая внимание на выпады, спросила писклявая.
3Срачица – исподняя рубашка.
– Срачицу сниму я, – безапелляционно заявила шепелявая.
– Нет, я, – не согласилась писклявая.
– Нет, я!
– Нет, я!
– Это они трусы срачицей называют, – усмехнулся Ярус, и тут же не на шутку встревожился, – ни чего себе, так они и их хотят снять?
А если я жив, и нахожусь в летаргическом сне, тогда, зачем меня раздевать, хоронить? Возможно, вот так и Гоголя4 похоронили, он всё чувствовал, слышал, а знак, хоть какой-нибудь, подать не мог. Нужно попытаться дать им знать, что я – живой.
4Гоголь Николай Васильевич (фамилия при рождении Яновский, с 1821 года – Гоголь-Яновский; родился 20 марта 1809 года, Большие Сорочинцы, Полтавская губерния, умер 21 февраля 1852 года, Москва) русский прозаик, драматург, поэт, критик, публицист, широко признанный одним из классиков русской литературы. Гоголь страдал тафефобией – боязнью быть заживо похороненным.
Напрягая все мышцы лица, Ярус с новой силой постарался открыть глаза, это ему не удалось, тогда он попытался сжать руки в кулаки – с большим трудом, но у него это получилось.
– Ура, я могу двигать руками, – ликовал про себя Ярус и тут же сосредоточился. – Так, а смогу ли я пошевелить пальцами ног?
Ярус пошевелил пальцами одной ноги, потом другой.
– Если я двигаю пальцами, значит я живой, – обрадовался про себя Ярус. Прямо над собой, он услышал какие-то шлепки.
– Вот тебе! – шепелявила одна.
– Вот тебе! – пищала другая.
– На тебе!
– На тебе!
– А чего это ты будешь срачицу снимать? – с презрением спросила шепелявая и шлепки прекратились.
– Бо1 я млаже, – гордо ответила писклявая.
1Бо – потому что.
– Кто млаже? Ты? – презрительно сказала шепелявая.
– Да, я, – хвасталась писклявая.
– Тебе, Меланья, сколько лет? – не унималась шепелявая.
– Мене? – задумалась писклявая, бормоча что-то себе под нос, видимо, загибая пальцы на руке, и наконец, с достоинством заявила, – седмь сот восемьдесят пять.
– Прямо ягодка опять, – съязвила шепелявая, – а мне седмь сотен восемьдесят три!
– Тебе, седмь сотен восемьдесят три?
– Нет, соловью-разбойнику, – презрительно ответила шепелявая и гордо добавила, – мене, кому ж ещё?
– Им по семьсот лет? – поразился Ярус, продолжая внимательно слушать разговор, – бред какой-то.
– Ословишь2 ты всё, Пелагея!
2Ословить – лгать, обманывать.
– Сама ословишь, седмь сотен восемьдесят три тебе было пять лет назад, дрышля старая! – насмехалась писклявая.
– Сама дрышля, у тебя же склероз, ты уже не помнишь, что с мужами надо делать, – ехидно произнесла шепелявая.
– Я не помню, да я с такими мужами была, что тебе такие и
не снились, – возмутилась писклявая.
– И не надо, чтобы они мне снились, – один косой, другой кривой, – съязвила шепелявая.
– Дура, да у меня столько мужей было, сколько чешуи у тебя на хвосте…
– Это всё потому, что ты курва1! – перебила её шепелявая.
1Курва – потаскуха.
– Сама ты, курва, и потирало2 в придачу, – съехидничала писклявая.
2Потирало – подстилка для отирания ног, половик, ковёр.
– Я потирало? – завопила шепелявая. – А ты кераста3!
3Кераста – рогатая гадюка.
– Та идеши4 ты в афедрон5! – завизжала писклявая, и тут же раздался шлепок, очень похожий на шлепок по заднице.
4Идеши – идти, в данном случае иди.
5Афедрон – задний проход.
– Я-то схожу, а ты в афедроне всё время сидишь и не вылазила! – шепелявая перешла на визг.
– Эй, Пелагея, Меланья, трусы я сама сниму, – остановил их тот же властный голос и громко усмехнувшись, продолжил, – потом. Ишь, какие хитрые, сексуально-озабоченные девочки. Это мой красавчик, мой!
– Эх, где мои сто двадцать лет, – над головой Яруса раздался тяжёлый вздох шепелявой.
– На большой Каретной, – жёстко прозвучал в ответ тот же молодой голос и раздражённо продолжил, – так, а жив он или нет? Что-то я не вижу никаких признаков жизни, может быть, эти дуры насмерть его защекотали?
Ярус почувствовал холодное прикосновение на шее, в том месте, где находится сонная артерия. Кто-то пытался нащупать его пульс.
– Может быть, я всё-таки не умер, ведь я так отчетливо чувствую прикосновения к своему телу? – взволнованно подумал Ярус.
– Да не, жив милок, – услышал он через несколько мгновений шепелявый голос прямо над собой.
– Значит, я жив, жив, неимоверно! Самое главное, что я жив! – торжествовал про себя Ярус.
– А ноли6 ему искусственное дыханье зробить уста в уста? – заботливо продолжила шепелявая, и Ярус почувствовал, как холодная рука взяла его за подбородок.
