Ладно… пусть с… Силмэриэль этот болван возится, в качестве наказания, после хорошей порки. Надо же посмотреть, что из неё вырастет, а выгнать вон всегда можно. И имя само собой пришло на ум.
Едва взяв приемную дочь на руки (говорить кому бы то ни было правду о ее происхождении было совершенно излишне), Саруман, лишь успев моргнуть, пришёл в себя в лаборатории. Если бы не писклявый младенец на руках, все могло показаться сном наяву.
— Помой ее, найди кормилицу и следи, пока не подрастёт. Самое главное — чтобы мне не мешала. Это теперь твоя работа, раз такой дурак! — зло напутствовал Саруман держащегося за голову после порции крепких оплеух слугу.
Экспериментировать с неудачной копией Зеркала Галадриэль он больше не пробовал, а с трудом найденную в заброшенной библиотеке книгу о принципе создания зеркала спустя несколько лет порвала и разрисовала… дочь Моргота, несносная девчонка Силмэриэль. И многие другие тоже — вреда от неё пока было гораздо больше, чем пользы.
<center>***</center>
— Ну тише… скоро все кончится.
И мой папа сделает из твоей крови армию полуорков, мерзкий ублюдок, как же я тебя ненавижу.
А она, кажется, уже сходит с ума, раз даже в собственном животе нерожденных детей чувствует и гладит их спросонья. Проклятье! Она как будто и правда вынашивает это дитя, постоянно приходится лезть в мысли бывшей служанки… А иначе папе самому пришлось бы, что ли? Мог бы тогда быть и более благодарным и ценить ее помощь хоть немного.
Несмотря на давно и безнадежно покинувшее ее желание веселиться — с того самого дня, как отец поручил ей раздобыть полуорка, — Силмэриэль истерично захихикала. Разумеется, нет, отец не стал бы утруждаться, тем более так. Просто взял бы сразу десяток смертных девок или даже больше, что их жалеть-то.
Нужно было и ей вовремя догадаться, а не пропускать через себя это все, потому что запасного варианта нет. А в случае чего отец… Да что он ей сделает, саму заставит родить? Уже не так уж и пугает.
— Силмэ!
И подумать ничего нельзя! Странно, она же старалась закрыть сознание. Бросив быстрый взгляд в зеркало, Силмэриэль небрежно заколола волосы на затылке, причесаться сегодня она уже не успеет и выйти на вершину Ортханка тоже.
— Сходи разберись, кто там заявился без приглашения.
Надеюсь, справишься хоть с этим.
Сомневаться (или делать вид), что ей под силу элементарные вещи, — его обычное «с добрым утром», уже почти и не обидно. Возможность дойти до ворот и увидеть, кто же там заявился, была редким и приятным подарком, давно ей так не везло, думать о причинах полного неверия отца в ее способности расхотелось.
Хотя прогулка по двору внутри крепостной стены в последнее время почти не радовала — снующие туда-сюда орки и дым из подземных мастерских (раньше их было намного меньше) все портили, — но все же была бледной тенью свободы. Ожидающей ее там, за воротами, откуда приехал полностью свободный, любимый и уважаемый своим отцом, в отличие от нее, Боромир, сын Дэнетора.
Не ошибся ли отец, послав его в Изенгард сообщить главе Белого Совета о своих подозрениях? Или… действительно не ошибся? От уходящей, казалось, за облака выше Мглистых гор похожей на черную стрелу с зазубренным наконечником башни Ортханк веяло совсем не светлой силой.
Саруман Белый хотя бы не водил… дружбу с потомками давно уже бесславно сгинувшего и потерявшего право на трон рода, и за уже одно это его ум и прозорливость не вызывали сомнений. В отличие от Гэндальфа — Серому магу неизмеримо ближе эльфы… и следопыты.
Да кто они такие… чтобы диктовать людям свою волю и ставить себя выше них!
Как будто еле слышный вкрадчивый шепот… ветер, тихо шелестящий в кронах зеленеющих чуть поодаль от массивных железных ворот дубов нашептал и облек в слова давно уже зародившуюся мысль.
И указывать, кому ими править.
Что Великий Маг лично встретит сына наместника Гондора у ворот Изенгарда и сопроводит в башню, Боромир, разумеется, не ждал, хотя чрезмерного трепета и благоговения не чувствовал. Эти маги… занимаются непонятно чем несчетные века, отсиживаются в своих башнях, а атаки порождений Тьмы уже давно отражают лишь люди. А некоторые вообще… похожи на выживших из ума старикашек.
Ты только не говори им этого, гондорец. А то превратят в жука!
Заставившие замереть от неожиданности слова тихим ненавязчивым шепотом листьев уже не были. Звонкий девичий голос произнес их, казалось, прямо в уши — резко и неприятно громко.
И без того уже начавший раздражаться от затянувшегося ожидания перед запертыми воротами Боромир негромко выругался, оглядываясь. Створки медленно и словно нехотя отворились, неприятно скребя по камню, и он с невольным любопытством поспешил заглянуть внутрь, окидывая взглядом изрытый дымящимися шахтами двор.
И досадливо сдвинул брови — ожидать личной встречи у ворот с самим Саруманом Белым было бы слишком самонадеянно, но присылать какую-то малолетнюю девчонку-служанку… Маг явно не посчитал его почетным гостем.
Хотя, если деве поручили не только сопроводить его к хозяину, но и налить вина с дороги, провести немного времени с ней несравненно приятнее, чем с Саруманом, а он не торопится, время терпит. И она… прехорошенькая, именно такие девушки ему нравятся больше всего.
Не из благородных эльфов, с их каменно-кислыми физиономиями, столь милые курносые носики часто встречаются у веселых трактирных служанок, готовых щедро одарить ласками знатного гостя за пару серебряных монет. Не желавший жениться Боромир нередко заводил с ними взаимно приятные знакомства.
Только эта милашка все же не прислуга, наверное, или у Сарумана и служанки непростые?
И она намного лучше всех когда-либо встречавшихся на его пути трактирных девиц… отнюдь не крестьянское сильно открытое платье — темно-красный бархатный корсаж почти ничего не скрывал — плотно облегало изящную и умопомрачительно округлую в нужных местах фигуру… Боромир даже чуть было не споткнулся, рассмотрев, давно с ним такого не случалось.
Ее тонкие белые пальцы, украшенные парой колец, явно не были знакомы с домашним трудом, и кое-как удерживающая густые темные волосы криво закрепленная на затылке заколка блестела на солнце настоящими самоцветами. Вдруг ясно представив, как отливающие медью пряди рассыпаются шелковистыми волнами вдоль гибкой обнаженной спины, он запнулся вторично.
— И что привело тебя в Изенгард, Боромир, сын Дэнетора? — тем же ранее раздавшимся прямо в ушах голосом спросила девушка, внимательно разглядывая его с ног до головы. И замолчала на полуслове, приоткрыв рот и заметно покраснев. Легкая насмешка ушла из расширившихся от удивления глаз. — Ты правда хочешь сделать все это со мной? — быстро и невнятно (Боромир решил, что ему послышалось) пробормотала красавица, отступая на шаг назад.
— Я…
— Хочешь побеседовать с Саруманом? — вполголоса закончила девушка, стараясь не хихикать.
Обычно девушки так реагируют на двусмысленные комплименты… когда не против познакомиться поближе. Но он ей пока ничего не сказал, лишь подумал.
— Да! — окончательно вернув хорошее расположение духа, широко улыбнулся Боромир, подходя ближе. — Сначала с тобой… проводишь меня к нему? Тебя как зовут?
— Силмэриэль… — Девушка вздрогнула от прикосновения, не отодвигаясь. — Но об этом… лучше не думай, папа рассердится…
— А кто у нас папа? — ничуть не испугавшись страшной угрозы, поинтересовался Боромир и бесцеремонно взял ее за подбородок, случайно прикоснувшись к груди.
— Курумо… Саруман Белый! Мой папа — великий маг! — с нотками гордости ответила Силмэриэль, выжидательно глядя на него. — И я тоже… могу превратить тебя в жука, если постараюсь.
— Не слышал, что у Сарумана есть дочь. — Удивленный Боромир машинально убрал руку, оглядывая ее, как при первом знакомстве. — И ты тоже… маг?
Они же все выжившие из ума старикашки.
— Да! — захихикала Силмэриэль, отступая чуть назад.
Ну не может маг смеяться, как деревенская девчонка, и быть таким… такой. Похожей на девушку, с которой очень хочется отдохнуть наедине от долгих ратных трудов.
— Смотри, если не веришь!
Силмэриэль подняла раскрытые ладони и прищурилась, почти перестав улыбаться, а он… Более не чувствовать твердую почву под ногами оказалось совершенно новым опытом, странным и неожиданным ощущением, непохожим ни на что ранее испытанное.
— О! А отсюда такой прекрасный вид… — быстро взял себя в руки Боромир, заглядывая ей в декольте. — А ты применяешь свои умения, когда…
— Ой! — Силмэриэль вновь покраснела и резко опустила руки, заставив его пережить жесткое приземление, к счастью, с небольшой высоты.
— Папа ждет тебя, пойдем!
<center>***</center>
Опять смертный! Вот же… дурная кровь!
Да, папа, прости.
Силмэриэль опустила голову, стараясь вернуть утраченное хладнокровие и ясность мыслей. Неужели папа прав, и она и правда… настолько никчемная? Смертные хотя бы… восхищаются ею, в отличие от отца, и видят в ней хоть что-то хорошее.
И ты готова бежать за любым жалким конником на вшивой лошади, стоит ему возжелать тебя… на сладкое после пира?
Почему ей хочется заорать «Да!» как можно громче, и представить, что она когда-нибудь сумеет поднять отца, как Боромира, только гораздо выше, до самой вершины Ортханка, и сбросить вниз? Вздрогнув, Силмэриэль постаралась еще лучше закрыть сознание.
Как же надоело, что отец постоянно… знает, что она подумала, и почувствовала. Невозможно, она больше так не хочет. Отец должен понять, что так нельзя, она не его рабыня, и… уважать ее, как помощницу, если не равную, то близкую себе.
Хорошо гондорцу, он… Силмэриэль готова была начать ненавидеть его за то, что он любимый сын своего отца, Дэнетор гордится им, доверяет важные дела. То темное и злое, что заставило ее с мстительным удовольствием, без следа смывшим слабую жалость, отправить Хельгу в объятия мерзкой твари (она сама предпочла бы спрыгнуть с Ортханка), начало вновь просыпаться.
И все потому, что от мыслей о счастье служанки с любящим ее женихом стало мучительно больно, просто невыносимо. Она бы не смогла жить дальше, не терзаясь черной завистью и злостью на несправедливость судьбы, если бы не разрушила это.
И сейчас, глядя на то, что стало с бывшей служанкой, Силмэриэль содрогалась от отвращения, но темная радость, что чужое счастье больше не обжигает разлившейся внутри кислотой, давала силы не отводить взгляд. И просто давала силы.
Но вновь собирающаяся во все более тяжелый и плотный комок тьма испарилась и растаяла без следа… от поразивших ее до глубины души картинок в мыслях сына наместника. Она не знала, что на это ответить, и как отнестись, и хочет ли…
Боромир был совсем не похож на заглядевшегося на нее когда-то юного конника — намного старше и жестче, согревающего сердце беззаботного мальчишеского веселья в нем не чувствовалось. Погубившими так много смертных безмерным честолюбием и гордыней он напоминал ее отца, но… она больше не желала ему зла, даже за великую отцовскую любовь Дэнетора.
Сжигающая неукротимой жаждой разрушать желанное, но недоступное, черная зависть сменилась лишь легкой затаенной горечью… его, наверное, и правда есть за что любить.
А ее… разве совсем не за что?
Может, отец просто не хочет, или не умеет? Ей все тяжелее… не ненавидеть его. И все никак не сбывающуюся заветную мечту детства — быть рядом с отцом, во всем равной и наконец любимой — пора сменить на другую? О том, как она сможет сбросить его с Ортханка, раз он так, и самой стать хозяйкой Изенгарда вместе с…
Боромир с видимым интересом смотрел по сторонам, на сгружающих на конвейерные ленты свежесрубленные деревья орков, не задаваясь вопросом, должно ли происходить подобное во владениях светлого мага.
— Чего ты хочешь получить от моего отца, Боромир?
Задавать вопросы было опасно, но папа опять всецело отвлекся на свой Палантир… Силмэ всегда чувствовала это — постоянно довлеющий над ней гнет его внимания исчезал и краски мира становились ярче и живее.
— А отец дозволяет тебе… знать о своих делах?
Первый в жизни опыт полета так и не заставил его относиться к ней серьезно.
— Будь осторожен с ним, гондорец.
Хотя и поделом тебе, значит.
Всерьез разозлиться на словно невзначай касающегося ее руки Боромира она не могла, но показать ему что-нибудь еще, раз полет не впечатлил… опоить любовным эликсиром, например, очень захотелось.
— Не обижайся, Силмэриэль… — Боромир вновь взял ее за подбородок, развернув к себе. — Дэнетор поручил мне побеседовать с ним с глазу на глаз. А слухи о твоей божественной красоте и мудрости до него, увы, пока не дошли.
В серых глазах будущего наместника (если кое-кто не разрушит его планы, уж не поэтому ли он не прочь… сблизиться с ее отцом? Или это именно отец бросил семена на благодатную почву?) плясали насмешливые искорки, Силмэриэль зачарованно следила за ними, потеряв счет времени. Отец все еще не обратил на нее внимания, значит…
Чуть опущенные вниз уголки красиво очерченных тонковатых губ делали его лицо раздражающе и притягательно высокомерным… даже ее отец не внушал ему трепета. Кстати, зря — и более мудрые и могущественные поплатились за это, и еще поплатятся, но…
— Меня еще никто не целовал, Боромир… за двести лет. Все боятся, что папа рассердится и превратит в жука. Покажи мне, как это… если тоже не боишься.
Силмэриэль испугалась собственных слов, все же заставивших Боромира измениться в лице… как именно, она не рассмотрела. Сердце забилось мучительно часто, не давая вдохнуть, синевато-серый полумрак солнечного дня (вечером он сменялся непроглядно черным) на миг налился Тьмой, так жарко и душно в вечном холоде Ортханка ей не становилось еще никогда, даже после доводившей отца до бешенства безумной беготни в раннем детстве.
Она наконец узнает, как это. Ну, или заносчивый гондорец испугается, тоже хорошо.
— За целых двести лет? Это непростительно…
Судя по звучащему чуть глуше, но вполне спокойно, с шутливыми нотками, голосу, страшная магическая кара не напугала Боромира. Силмэриэль лишь плотнее зажмурилась, прижавшись спиной к совсем не холодящей каменной стене… жесткие ладони сомкнулись у нее за спиной на уровне талии, губы уже почти ощутили столько раз виденное во сне прикосновение…
— Неужели ты за этим приехал сюда, Боромир, сын Дэнетора?
Голос отца мгновенно разрушил очарование, заставив поморщиться от вдруг показавшегося неприятно ярким еле живого луча солнца, светящего прямо в толстое затемненное стекло.
— Я слушаю тебя, Боромир, — спокойно продолжил отец, подходя к столу. — А ты иди, проверь, все ли в порядке. Это не твоего ума дело, Силмэ, займись своим.
Это не твоего ума дело, Силмэ, иди займись своим.
Сказанные при Боромире слова заставили мучительно покраснеть и… молча поклониться, задыхаясь от бессильной злости. Отец даже не ухмыльнулся, а произнес очередную гадость спокойно и буднично, как нечто само собой разумеющееся. Лучше бы он насмехался, злился, или даже ударил… тогда бы Боромир подумал, что это наказание для нее, а не привычная обыденность.
Мой отец великий маг!
Да, только относится не лучше, чем к рабыне. Не верь ему, гондорец, не надо — ничему хорошему Саруман Белый точно не научит и не посоветует, лишь заговорит так, что поверишь, будто черное это белое.
Едва взяв приемную дочь на руки (говорить кому бы то ни было правду о ее происхождении было совершенно излишне), Саруман, лишь успев моргнуть, пришёл в себя в лаборатории. Если бы не писклявый младенец на руках, все могло показаться сном наяву.
— Помой ее, найди кормилицу и следи, пока не подрастёт. Самое главное — чтобы мне не мешала. Это теперь твоя работа, раз такой дурак! — зло напутствовал Саруман держащегося за голову после порции крепких оплеух слугу.
Экспериментировать с неудачной копией Зеркала Галадриэль он больше не пробовал, а с трудом найденную в заброшенной библиотеке книгу о принципе создания зеркала спустя несколько лет порвала и разрисовала… дочь Моргота, несносная девчонка Силмэриэль. И многие другие тоже — вреда от неё пока было гораздо больше, чем пользы.
<center>***</center>
— Ну тише… скоро все кончится.
И мой папа сделает из твоей крови армию полуорков, мерзкий ублюдок, как же я тебя ненавижу.
А она, кажется, уже сходит с ума, раз даже в собственном животе нерожденных детей чувствует и гладит их спросонья. Проклятье! Она как будто и правда вынашивает это дитя, постоянно приходится лезть в мысли бывшей служанки… А иначе папе самому пришлось бы, что ли? Мог бы тогда быть и более благодарным и ценить ее помощь хоть немного.
Несмотря на давно и безнадежно покинувшее ее желание веселиться — с того самого дня, как отец поручил ей раздобыть полуорка, — Силмэриэль истерично захихикала. Разумеется, нет, отец не стал бы утруждаться, тем более так. Просто взял бы сразу десяток смертных девок или даже больше, что их жалеть-то.
Нужно было и ей вовремя догадаться, а не пропускать через себя это все, потому что запасного варианта нет. А в случае чего отец… Да что он ей сделает, саму заставит родить? Уже не так уж и пугает.
— Силмэ!
И подумать ничего нельзя! Странно, она же старалась закрыть сознание. Бросив быстрый взгляд в зеркало, Силмэриэль небрежно заколола волосы на затылке, причесаться сегодня она уже не успеет и выйти на вершину Ортханка тоже.
— Сходи разберись, кто там заявился без приглашения.
Надеюсь, справишься хоть с этим.
Сомневаться (или делать вид), что ей под силу элементарные вещи, — его обычное «с добрым утром», уже почти и не обидно. Возможность дойти до ворот и увидеть, кто же там заявился, была редким и приятным подарком, давно ей так не везло, думать о причинах полного неверия отца в ее способности расхотелось.
Хотя прогулка по двору внутри крепостной стены в последнее время почти не радовала — снующие туда-сюда орки и дым из подземных мастерских (раньше их было намного меньше) все портили, — но все же была бледной тенью свободы. Ожидающей ее там, за воротами, откуда приехал полностью свободный, любимый и уважаемый своим отцом, в отличие от нее, Боромир, сын Дэнетора.
Глава 5
Не ошибся ли отец, послав его в Изенгард сообщить главе Белого Совета о своих подозрениях? Или… действительно не ошибся? От уходящей, казалось, за облака выше Мглистых гор похожей на черную стрелу с зазубренным наконечником башни Ортханк веяло совсем не светлой силой.
Саруман Белый хотя бы не водил… дружбу с потомками давно уже бесславно сгинувшего и потерявшего право на трон рода, и за уже одно это его ум и прозорливость не вызывали сомнений. В отличие от Гэндальфа — Серому магу неизмеримо ближе эльфы… и следопыты.
Да кто они такие… чтобы диктовать людям свою волю и ставить себя выше них!
Как будто еле слышный вкрадчивый шепот… ветер, тихо шелестящий в кронах зеленеющих чуть поодаль от массивных железных ворот дубов нашептал и облек в слова давно уже зародившуюся мысль.
И указывать, кому ими править.
Что Великий Маг лично встретит сына наместника Гондора у ворот Изенгарда и сопроводит в башню, Боромир, разумеется, не ждал, хотя чрезмерного трепета и благоговения не чувствовал. Эти маги… занимаются непонятно чем несчетные века, отсиживаются в своих башнях, а атаки порождений Тьмы уже давно отражают лишь люди. А некоторые вообще… похожи на выживших из ума старикашек.
Ты только не говори им этого, гондорец. А то превратят в жука!
Заставившие замереть от неожиданности слова тихим ненавязчивым шепотом листьев уже не были. Звонкий девичий голос произнес их, казалось, прямо в уши — резко и неприятно громко.
И без того уже начавший раздражаться от затянувшегося ожидания перед запертыми воротами Боромир негромко выругался, оглядываясь. Створки медленно и словно нехотя отворились, неприятно скребя по камню, и он с невольным любопытством поспешил заглянуть внутрь, окидывая взглядом изрытый дымящимися шахтами двор.
И досадливо сдвинул брови — ожидать личной встречи у ворот с самим Саруманом Белым было бы слишком самонадеянно, но присылать какую-то малолетнюю девчонку-служанку… Маг явно не посчитал его почетным гостем.
Хотя, если деве поручили не только сопроводить его к хозяину, но и налить вина с дороги, провести немного времени с ней несравненно приятнее, чем с Саруманом, а он не торопится, время терпит. И она… прехорошенькая, именно такие девушки ему нравятся больше всего.
Не из благородных эльфов, с их каменно-кислыми физиономиями, столь милые курносые носики часто встречаются у веселых трактирных служанок, готовых щедро одарить ласками знатного гостя за пару серебряных монет. Не желавший жениться Боромир нередко заводил с ними взаимно приятные знакомства.
Только эта милашка все же не прислуга, наверное, или у Сарумана и служанки непростые?
И она намного лучше всех когда-либо встречавшихся на его пути трактирных девиц… отнюдь не крестьянское сильно открытое платье — темно-красный бархатный корсаж почти ничего не скрывал — плотно облегало изящную и умопомрачительно округлую в нужных местах фигуру… Боромир даже чуть было не споткнулся, рассмотрев, давно с ним такого не случалось.
Ее тонкие белые пальцы, украшенные парой колец, явно не были знакомы с домашним трудом, и кое-как удерживающая густые темные волосы криво закрепленная на затылке заколка блестела на солнце настоящими самоцветами. Вдруг ясно представив, как отливающие медью пряди рассыпаются шелковистыми волнами вдоль гибкой обнаженной спины, он запнулся вторично.
— И что привело тебя в Изенгард, Боромир, сын Дэнетора? — тем же ранее раздавшимся прямо в ушах голосом спросила девушка, внимательно разглядывая его с ног до головы. И замолчала на полуслове, приоткрыв рот и заметно покраснев. Легкая насмешка ушла из расширившихся от удивления глаз. — Ты правда хочешь сделать все это со мной? — быстро и невнятно (Боромир решил, что ему послышалось) пробормотала красавица, отступая на шаг назад.
— Я…
— Хочешь побеседовать с Саруманом? — вполголоса закончила девушка, стараясь не хихикать.
Обычно девушки так реагируют на двусмысленные комплименты… когда не против познакомиться поближе. Но он ей пока ничего не сказал, лишь подумал.
— Да! — окончательно вернув хорошее расположение духа, широко улыбнулся Боромир, подходя ближе. — Сначала с тобой… проводишь меня к нему? Тебя как зовут?
— Силмэриэль… — Девушка вздрогнула от прикосновения, не отодвигаясь. — Но об этом… лучше не думай, папа рассердится…
— А кто у нас папа? — ничуть не испугавшись страшной угрозы, поинтересовался Боромир и бесцеремонно взял ее за подбородок, случайно прикоснувшись к груди.
— Курумо… Саруман Белый! Мой папа — великий маг! — с нотками гордости ответила Силмэриэль, выжидательно глядя на него. — И я тоже… могу превратить тебя в жука, если постараюсь.
— Не слышал, что у Сарумана есть дочь. — Удивленный Боромир машинально убрал руку, оглядывая ее, как при первом знакомстве. — И ты тоже… маг?
Они же все выжившие из ума старикашки.
— Да! — захихикала Силмэриэль, отступая чуть назад.
Ну не может маг смеяться, как деревенская девчонка, и быть таким… такой. Похожей на девушку, с которой очень хочется отдохнуть наедине от долгих ратных трудов.
— Смотри, если не веришь!
Силмэриэль подняла раскрытые ладони и прищурилась, почти перестав улыбаться, а он… Более не чувствовать твердую почву под ногами оказалось совершенно новым опытом, странным и неожиданным ощущением, непохожим ни на что ранее испытанное.
— О! А отсюда такой прекрасный вид… — быстро взял себя в руки Боромир, заглядывая ей в декольте. — А ты применяешь свои умения, когда…
— Ой! — Силмэриэль вновь покраснела и резко опустила руки, заставив его пережить жесткое приземление, к счастью, с небольшой высоты.
— Папа ждет тебя, пойдем!
<center>***</center>
Опять смертный! Вот же… дурная кровь!
Да, папа, прости.
Силмэриэль опустила голову, стараясь вернуть утраченное хладнокровие и ясность мыслей. Неужели папа прав, и она и правда… настолько никчемная? Смертные хотя бы… восхищаются ею, в отличие от отца, и видят в ней хоть что-то хорошее.
И ты готова бежать за любым жалким конником на вшивой лошади, стоит ему возжелать тебя… на сладкое после пира?
Почему ей хочется заорать «Да!» как можно громче, и представить, что она когда-нибудь сумеет поднять отца, как Боромира, только гораздо выше, до самой вершины Ортханка, и сбросить вниз? Вздрогнув, Силмэриэль постаралась еще лучше закрыть сознание.
Как же надоело, что отец постоянно… знает, что она подумала, и почувствовала. Невозможно, она больше так не хочет. Отец должен понять, что так нельзя, она не его рабыня, и… уважать ее, как помощницу, если не равную, то близкую себе.
Хорошо гондорцу, он… Силмэриэль готова была начать ненавидеть его за то, что он любимый сын своего отца, Дэнетор гордится им, доверяет важные дела. То темное и злое, что заставило ее с мстительным удовольствием, без следа смывшим слабую жалость, отправить Хельгу в объятия мерзкой твари (она сама предпочла бы спрыгнуть с Ортханка), начало вновь просыпаться.
И все потому, что от мыслей о счастье служанки с любящим ее женихом стало мучительно больно, просто невыносимо. Она бы не смогла жить дальше, не терзаясь черной завистью и злостью на несправедливость судьбы, если бы не разрушила это.
И сейчас, глядя на то, что стало с бывшей служанкой, Силмэриэль содрогалась от отвращения, но темная радость, что чужое счастье больше не обжигает разлившейся внутри кислотой, давала силы не отводить взгляд. И просто давала силы.
Но вновь собирающаяся во все более тяжелый и плотный комок тьма испарилась и растаяла без следа… от поразивших ее до глубины души картинок в мыслях сына наместника. Она не знала, что на это ответить, и как отнестись, и хочет ли…
Боромир был совсем не похож на заглядевшегося на нее когда-то юного конника — намного старше и жестче, согревающего сердце беззаботного мальчишеского веселья в нем не чувствовалось. Погубившими так много смертных безмерным честолюбием и гордыней он напоминал ее отца, но… она больше не желала ему зла, даже за великую отцовскую любовь Дэнетора.
Сжигающая неукротимой жаждой разрушать желанное, но недоступное, черная зависть сменилась лишь легкой затаенной горечью… его, наверное, и правда есть за что любить.
А ее… разве совсем не за что?
Может, отец просто не хочет, или не умеет? Ей все тяжелее… не ненавидеть его. И все никак не сбывающуюся заветную мечту детства — быть рядом с отцом, во всем равной и наконец любимой — пора сменить на другую? О том, как она сможет сбросить его с Ортханка, раз он так, и самой стать хозяйкой Изенгарда вместе с…
Боромир с видимым интересом смотрел по сторонам, на сгружающих на конвейерные ленты свежесрубленные деревья орков, не задаваясь вопросом, должно ли происходить подобное во владениях светлого мага.
— Чего ты хочешь получить от моего отца, Боромир?
Задавать вопросы было опасно, но папа опять всецело отвлекся на свой Палантир… Силмэ всегда чувствовала это — постоянно довлеющий над ней гнет его внимания исчезал и краски мира становились ярче и живее.
— А отец дозволяет тебе… знать о своих делах?
Первый в жизни опыт полета так и не заставил его относиться к ней серьезно.
— Будь осторожен с ним, гондорец.
Хотя и поделом тебе, значит.
Всерьез разозлиться на словно невзначай касающегося ее руки Боромира она не могла, но показать ему что-нибудь еще, раз полет не впечатлил… опоить любовным эликсиром, например, очень захотелось.
— Не обижайся, Силмэриэль… — Боромир вновь взял ее за подбородок, развернув к себе. — Дэнетор поручил мне побеседовать с ним с глазу на глаз. А слухи о твоей божественной красоте и мудрости до него, увы, пока не дошли.
В серых глазах будущего наместника (если кое-кто не разрушит его планы, уж не поэтому ли он не прочь… сблизиться с ее отцом? Или это именно отец бросил семена на благодатную почву?) плясали насмешливые искорки, Силмэриэль зачарованно следила за ними, потеряв счет времени. Отец все еще не обратил на нее внимания, значит…
Чуть опущенные вниз уголки красиво очерченных тонковатых губ делали его лицо раздражающе и притягательно высокомерным… даже ее отец не внушал ему трепета. Кстати, зря — и более мудрые и могущественные поплатились за это, и еще поплатятся, но…
— Меня еще никто не целовал, Боромир… за двести лет. Все боятся, что папа рассердится и превратит в жука. Покажи мне, как это… если тоже не боишься.
Силмэриэль испугалась собственных слов, все же заставивших Боромира измениться в лице… как именно, она не рассмотрела. Сердце забилось мучительно часто, не давая вдохнуть, синевато-серый полумрак солнечного дня (вечером он сменялся непроглядно черным) на миг налился Тьмой, так жарко и душно в вечном холоде Ортханка ей не становилось еще никогда, даже после доводившей отца до бешенства безумной беготни в раннем детстве.
Она наконец узнает, как это. Ну, или заносчивый гондорец испугается, тоже хорошо.
— За целых двести лет? Это непростительно…
Судя по звучащему чуть глуше, но вполне спокойно, с шутливыми нотками, голосу, страшная магическая кара не напугала Боромира. Силмэриэль лишь плотнее зажмурилась, прижавшись спиной к совсем не холодящей каменной стене… жесткие ладони сомкнулись у нее за спиной на уровне талии, губы уже почти ощутили столько раз виденное во сне прикосновение…
— Неужели ты за этим приехал сюда, Боромир, сын Дэнетора?
Голос отца мгновенно разрушил очарование, заставив поморщиться от вдруг показавшегося неприятно ярким еле живого луча солнца, светящего прямо в толстое затемненное стекло.
— Я слушаю тебя, Боромир, — спокойно продолжил отец, подходя к столу. — А ты иди, проверь, все ли в порядке. Это не твоего ума дело, Силмэ, займись своим.
Это не твоего ума дело, Силмэ, иди займись своим.
Сказанные при Боромире слова заставили мучительно покраснеть и… молча поклониться, задыхаясь от бессильной злости. Отец даже не ухмыльнулся, а произнес очередную гадость спокойно и буднично, как нечто само собой разумеющееся. Лучше бы он насмехался, злился, или даже ударил… тогда бы Боромир подумал, что это наказание для нее, а не привычная обыденность.
Мой отец великий маг!
Да, только относится не лучше, чем к рабыне. Не верь ему, гондорец, не надо — ничему хорошему Саруман Белый точно не научит и не посоветует, лишь заговорит так, что поверишь, будто черное это белое.
