Похожий на операционную, или рубку космического корабля класс техномагии расцвел падающими с потолка ярко-розовыми сердечками… или ей показалось от мгновенно ударившей в голову клубничной шипучки?
— Коктейль с Земли… меня подруга научила.
С некоторой опаской открыв коктейль — вдруг она все-таки ошиблась и эффект окажется непредсказуемым? — Мирта сделала большой глоток, вопросительно глядя на эльфа. Или ему слабо?
— О! — образующие строгий геометрический узор на потолке переборки заколебались, сплетаясь друг с другом. Опустевшая банка с легким стуком выпала из рук и покатилась по полу. Храбро допив свою долю, профессор плотно прижал ее к себе и поцеловал, захватывая ее губы своими. Так… и не так, как в сладко-беспокойных снах и просмотренных еще на Земле роликах 18+. Сердце забилось еще чаще, не давая дышать, и ноги окончательно перестали чувствоваться, но сам поцелуй слишком пах клубничной отдушкой коктейля и отдавал его же вкусом, чтобы почувствовать что-то еще.
Говорить «я твоя, любимый», или «давай сделаем это»… вот же глупость, не понадобилось. Профессор Палладиум прекрасно понял, что от него требуется — спина ощутила гладкую пластиковую поверхность лабораторного стола и тонкие теплые пальцы ловко расстегнули блузку прежде, чем она успела понять, как так вышло. Невнятно (может, ей показалось от звенящего в ушах волнения?) пробормотав «какие у тебя классные сиськи», профессор захватил губами один из напрягшихся сосков, поглаживая ладонью второй.
Словно уже давно мечтал об этом, но боялся спросить. Мирта не понимала, почему то напрочь отключается от реальности, то думает о каких-то странных и диких глупостях… Играющая в голове триумфальную музыку радость победы — она добилась, чего хотела — смешалась с разочарованием. Она представляла это чуть не так… плевать, жизнь никогда не похожа на сказку, можно поставить галочку в списке успехов, и насладиться обладанием многими желанной добычей. Особенно если они успеют слетать на ветролете в Магикс-сити, прежде чем все раскроется, или закончится. И ее трахает такой невозможный на грешной Земле красавчик… уже почти трахнул.
Только без презика… Мирта вяло потянулась к сумочке с заветными изделиями — выныривать из болезненно непривычных ощущений не хотелось. Ей почти начало нравиться… если бы не мешающее расслабиться лихорадочное возбуждение. Но Палладиум опередил ее, незаметным движением достав из кармана упакованное в блестящую упаковку колечко. Мирта расслаблено откинулась назад, закрыв глаза… чтобы через секунду почти во весь голос вскрикнуть от пронзительной боли и невозможного чувства переполненности. К этому очень… трудно привыкнуть, а некоторые самоубийцы еще и рожают тем же путем. Но зато она больше не девственница — в Облачной башне за это поднимают на смех — и еще жива.
— Все еще работаете над телепортом, профессор?
Вспышка пронзительно белого света — кто-то включил главную панель — ослепила и оглушила не только ее. Мирта беспомощно сощурилась, прикрывая глаза рукой — вошедшая без стука стройная пожилая дама в светло-сером костюме брезгливо поморщилась, наступив каблуком на ее брошенные на пол стринги. Серые глаза за стеклами небольших очков в золотой оправе смотрели осуждающе, но поразительно невозмутимо, и даже чуть насмешливо.
— Здравствуйте, мадам Фарагонда, — нарушила молчание Мирта, борясь с желанием глупо захихикать. Несмотря на весь драматизм и опасность ситуации, мысль, что профессору еще хуже — ее хотя бы почти не видно, а он на переднем плане без штанов — сделала ее день.
<center>***</center>
Флора плотнее зажмурилась, потирая веки — расплывчатые радужно-красные круги застили зрение, едва она неосторожно приоткрыла сомкнутые ресницы. Сколько прошло времени? Бессмысленный вопрос — цифры на экране давно скончавшегося без зарядки смартфона не значили абсолютно ничего. Даже если бы каким-то чудом удалось их увидеть, какая разница? Помогли бы примерно узнать, на сколько она отключилась, задремав в воде — на пару минут, или полдня. Но это и так можно понять… будет, когда она соберется с силами вернуться к реальности.
Как же хорошо! Ставшее непривычным за недели удручающей полумглы полуденное солнце светило почти как в Магиксе, преломляясь ослепительными бликами на воде и согревало давно желанным теплом материнских рук… Так похожим на него, стоит закрыть глаза и представить, что все лишь болезненный сон.
Если бы не влекущее неведомо куда течение — забыться, лежа на спине, как в зачарованных светлым волшебством водах королевского пруда, нельзя. Почему — не получается вспомнить… Чтобы не проснуться совсем в другом, незнакомом месте? А что в этом плохого?
Ей уже не страшно — хочется послушно закрыть глаза, и отдаться ласкам водяных струй, скользящих по груди и всему телу так… ни на что не похоже. Флора вздохнула, вяло пытаясь поймать разбежавшиеся, как юркие солнечные зайчики, мысли. Зачем… если можно покориться течению. Больше нет ни злого колдовства, ни оживающей по ночам черными змеями тьмы, ни одиночества в далеком чужом мире. Все прошло… растворилось в крепких объятиях духов реки и прикосновениях теплых лучей к губам.
Как в Линфее, в дворцовом саду ласкающие во сне руки неизменно оказывались маленькими ладошками лукаво смеющейся Миели. А неиспытанные наяву касания чужих губ — шелковистым колоском травинки в ее пальцах. Если открыть глаза сейчас, что и кого она увидит? Окаймляющие кристально чистое зеркало пруда розовые кусты и яблони и любимую сестренку, или… Разрушить очарование, приоткрыв отяжелевшие веки, было жалко, и лень — каждое лишнее движение стало нестерпимой пыткой — и просто не получалось.
Как-будто она снова захотела искупаться в скрытом в глубине дворцового сада пруду и принесенная ветром пыльца сонной ивы одурманила сознание. Почти заставив забыть, кто она, где и зачем. Коварная ива точно не растет здесь, спрятавшись среди дубов и сосен?
Только ее прозрачно-золотистая пыльца могла мгновенно превратить мрачный заколдованный край в сады Линфеи и растворить теснящие грудь страхи, как колючий лед в теплом источнике. И навеять сны наяву, заменив реальность видениями — пока опасный морок ядовитой пыльцы не отпустит зачарованный разум. Или не сны… течение закружило ее на месте, больше не пытаясь увлечь за собой, и, словно насытившись, мягко подтолкнуло к берегу, в прогретую солнцем заводь.
Сознание прояснялось, как утреннее небо, клубящиеся над горными отрогами облака ползли навстречу друг другу, сходясь в привычную пелену. Она бы с удовольствием стала русалкой, чтобы никогда не выходить из смывающих все страхи и горести темно-серебристых вод… совсем не таких холодных и страшных, как казалось еще недавно. Если бы не была навек связана судьбой с землей и растениями. Зовущими ее обратно на берег к привычным делам, проблемам и страхам, как ни жаль.
И к непонятно почему пронизавшему насквозь смущению. Вода не будет вечно защищать ее от чего-то разом лишающего сил. Томительная неловкость прилила жаром к щекам и слабостью к коленям… с ней еще никогда не случалось подобного. На прежде пугавшем лишь по ночам берегу стало не хватать воздуха и потемнело в глазах — не от липких ночных страхов, а чего-то совсем другого, как… Бред усталого разума. Ничего и никого там нет, и быть не может. Нет же… ну, пожалуйста.
Все закончилось, морок отступил и больше не вернётся. Растворился в скрывшей лишнее глубине и полузабытой детской радости… на многолюдных пляжах все совсем не так, и она редко посещала их.
Носить открытые модные вещи вечным жарким летом Магикса было удобно и естественно, и просто красиво. Ощущение, что в этом есть что-то плохое, опасное и волнующее, накрыло ее впервые, как внезапно омрачившая чистое летнее небо грозовая туча. Никто, или ничто раньше не заставляли чувствовать себя слишком не одетой, и… Она сама не может понять, какой. Пробежавшая от вдруг замершего сердца до самых кончиков пальцев ни на что не похожая дрожь обдала холодом и обожгла одновременно.
В Алфее все одевались в яркое, легкое и короткое, кроме самой директрисы и учителей… одеваются — красота фей дарит свет и радость наравне с волшебством. Мадам Фарагонда постоянно так говорила, отбирая самых приглянувшихся учениц на особые занятия. Чтобы потом прекрасные феи дарили ласки и услаждали взор — директриса Алфеи скажет, кому. Невозможно… Наверняка Мирта ошиблась, или Трикс обманули ее — уроки любовной магии совсем не то, что она сказала, просто не могут быть тем…
Зачем она вспомнила это сейчас, когда мужества и сил катастрофически мало — подаренное купанием в реке коварно выскользнуло из рук, как притворившаяся конфетой пустая обертка? И без того выходить на безнадежно серый от тени вернувшихся туч прибрежный песок страшнее, чем открывать глаза в темноте. Ночные чудовища уже успели стать привычными и знакомыми… почти, а…
Глупо! Ей начали мерещиться кошмары еще и наяву… от усталости и одиночества. Фарагонда рассказывала на лекциях по целительству, что такое бывает, лечится хорошим отдыхом и дружескими объятиями. И сеансами психотерапии для избавления от застенчивости, как сказала бы Стелла. Не смущающаяся ни от чего и никогда принцесса Солярии подняла бы ее на смех, и все бы подняли — застесняться деревьев и птичек в лесу слишком даже для нее.
В нормальном купальнике — с защищающим от ветра, солнца и… чего-то еще верхом уютнее и спокойнее, но и без него вполне хорошо. Просто непривычно. На лучших во всем Волшебном измерении пляжах Андроса многие девушки ещё менее одеты, и никто…
— Не видит в этом ничего плохого. И в купании топлесс тоже. Это… просто весело и позволяет получить ровный загар без белых полосок.
Флора произнесла призванные подбодрить слова вслух, стараясь передать непоколебимую самоуверенность и оптимизм Стеллы — чтобы услышать живой человеческий голос, хотя бы свой собственный, и задержать вновь утекающее мужество и спокойствие. Только она не Стелла и никогда прежде не делала так. Сказка заканчивалась — сгустившиеся сизые облака вновь застили солнце, оставив лишь выцветшие бледно-серебристые лучи в просвете.
Светлый… или совсем нет, морок — откуда взяться светлым чарам в краю холода и мрака — развеялся без следа. Прибрежный полусухой камыш зашелестел от резкого порыва ветра, вновь мутновато-темная вода покрылась рябью. Флора обняла себя за плечи, тщетно пытаясь согреться, зубы начали все сильнее стучать, заглушая подозрительные шорохи за спиной. Лезть в воду было крайне глупо — она теперь точно простудится и заболеет. Как это вообще могло прийти в голову? Тем более в таком виде.
Флора безуспешно попыталась спрятать грудь за слипшимися, как сосульки, мокрыми волосами — струйки воды стекали по покрытым гусиной кожей от холода спине и плечам. Получше отжать волосы, прежде чем выходить на берег, она напрочь забыла — хотелось как можно быстрее одеться и уйти под защиту деревьев. С болезненно напрягшимися сосками не поделать ничего — только побыстрее закрыть спасительным топом… и тонкая ткань моментально намокнет и прилипнет к телу, сделав только хуже.
Щеки вновь обожгло смущением — согреть, чтобы ее грудь не напрягалась почти нестерпимо больно и не выглядела так… недопустимо, оно не могло, только затуманило глаза еще более постыдными слезами. Она не ребенок, чтобы плакать перед… неизвестно кем.
Ее растениями… здесь больше никого нет. Они успокоят ее, согреют в мягких нежно-зеленых тенетах природной магии и вернут силы, нужно только подойти поближе. Создания природы всегда любили ее и будут любить… просто так.
— Просто так? Или за то, что ты им отдаешь… без остатка? И без возврата.
Только ставшего до жути реальным голоса из ночных кошмаров не хватало… он решил ее добить — совсем немного осталось. Флора судорожно вздохнула, стараясь хотя бы не споткнуться — вдруг после падения не получится встать? Сосредоточиться и поймать живительную волну никак не получалось, словно силы без остатка утекли в песок, изменив хозяйке. Или мир напрочь лишился волшебства, став мертвенно-материальным, как в дурном сне. Она не сможет даже… расправить крылья и улететь?
— Любят всегда просто так… иначе это не любовь. Чем больше любви отдать — тем больше ее станет. В мире… и у тебя.
Флора смогла лишь машинально повторить слова Фарагонды, глядя до предела расширившимися глазами на возникшую из ниоткуда тень — похожие на клочья темного дыма фантомы обступили ее со всех сторон, тошнотворно закружив голову, и слились в один непроницаемо черный. Она не поняла как — мир на мгновение погас перед глазами, как экран бесполезного смартфона — а похожая… или нет на человеческую фигура просто сгустилась из воздуха. Пугаться наконец ставшего явью кошмара не осталось сил… и смущаться тоже.
Как и понять, видит она кого-то, похожего на себя, или тень без лица. Рассмотреть что-либо против серо-тусклого солнца не получалось, и собственных беспомощно протянутых рук тоже — в глазах все больше темнело от нарастающей слабости. И что он… или оно с ней теперь сделает? Съест, как пугала Мирта? Ну и пусть, она не может вообще ничего — даже расстроиться, не то что применить защитное заклинание, улететь или убежать.
В ушах противно зазвенело, не дав услышать достойный… или нет ответ на любимую мудрость бессменной директрисы школы фей. Руки все сильнее дрожали, замерзшие губы не слушались и мозг покрылся ледяной коркой, перестав что либо соображать. Она сейчас грохнется в обморок… не притворный, как учила Стелла — принцесса Солярии делала это, когда надо, изящно и аккуратно — а в самый настоящий, некрасивый и совсем не нужный, и уже никогда не очнется живой.
— Я невкусная… наверное, — без всякого выражения пробормотала Флора, сама не поняв чего, и, закатив глаза, упала на мокрый от набегающих волн песок.
Кошмар закончился? Или просто еще не начинался — издеваться над бесчувственным телом нет никакого смысла и удовольствия. Вот когда она очнется, уже почти сейчас… Флора испуганно замерла, стараясь не дышать. Возвращение из сладко-бездумного небытия к неизвестно какой — наверняка жестокой и совсем не радостной реальности — хотелось задержать… навсегда, если получится.
Ледяная сырость песка сменилась на что-то упруго-живое, несравненно более жёсткое, чем кровать в Алфее, но досыта согревшее давно желанным теплом. Флора глубоко вздохнула от забытого за долгие недели удовольствия, потягиваясь — на защитившее от неуютного холода неосознанно хотелось забраться с ногами и прильнуть как можно теснее.
Шелковая мягкость эргономичного матраса (Фарагонда заботилась о комфорте и здоровье учениц) осталась в глубине прошлого сна, уколов мгновенно истаявшим огорчением. В почти настоящих упоительно крепких объятиях нового было гораздо, гораздо лучше. Спасительная Алфея лишь на миг почудилась ей, но живого тепла не хватало и там.
Любимые цветы и лианы дарили поддержку, любовь и внимание, но не согревающие… и какие-то ещё прикосновения. Это они не умеют, увы.
Волнующе незнакомое влекло теснее прижаться, устроиться поудобнее, вытянув ноги и насладиться ощущениями. Пока хрупкая, как сахарная вата, иллюзия не растает, словно сплетенная из тонких нитей воздушная сладость во рту.
— Коктейль с Земли… меня подруга научила.
С некоторой опаской открыв коктейль — вдруг она все-таки ошиблась и эффект окажется непредсказуемым? — Мирта сделала большой глоток, вопросительно глядя на эльфа. Или ему слабо?
— О! — образующие строгий геометрический узор на потолке переборки заколебались, сплетаясь друг с другом. Опустевшая банка с легким стуком выпала из рук и покатилась по полу. Храбро допив свою долю, профессор плотно прижал ее к себе и поцеловал, захватывая ее губы своими. Так… и не так, как в сладко-беспокойных снах и просмотренных еще на Земле роликах 18+. Сердце забилось еще чаще, не давая дышать, и ноги окончательно перестали чувствоваться, но сам поцелуй слишком пах клубничной отдушкой коктейля и отдавал его же вкусом, чтобы почувствовать что-то еще.
Говорить «я твоя, любимый», или «давай сделаем это»… вот же глупость, не понадобилось. Профессор Палладиум прекрасно понял, что от него требуется — спина ощутила гладкую пластиковую поверхность лабораторного стола и тонкие теплые пальцы ловко расстегнули блузку прежде, чем она успела понять, как так вышло. Невнятно (может, ей показалось от звенящего в ушах волнения?) пробормотав «какие у тебя классные сиськи», профессор захватил губами один из напрягшихся сосков, поглаживая ладонью второй.
Словно уже давно мечтал об этом, но боялся спросить. Мирта не понимала, почему то напрочь отключается от реальности, то думает о каких-то странных и диких глупостях… Играющая в голове триумфальную музыку радость победы — она добилась, чего хотела — смешалась с разочарованием. Она представляла это чуть не так… плевать, жизнь никогда не похожа на сказку, можно поставить галочку в списке успехов, и насладиться обладанием многими желанной добычей. Особенно если они успеют слетать на ветролете в Магикс-сити, прежде чем все раскроется, или закончится. И ее трахает такой невозможный на грешной Земле красавчик… уже почти трахнул.
Только без презика… Мирта вяло потянулась к сумочке с заветными изделиями — выныривать из болезненно непривычных ощущений не хотелось. Ей почти начало нравиться… если бы не мешающее расслабиться лихорадочное возбуждение. Но Палладиум опередил ее, незаметным движением достав из кармана упакованное в блестящую упаковку колечко. Мирта расслаблено откинулась назад, закрыв глаза… чтобы через секунду почти во весь голос вскрикнуть от пронзительной боли и невозможного чувства переполненности. К этому очень… трудно привыкнуть, а некоторые самоубийцы еще и рожают тем же путем. Но зато она больше не девственница — в Облачной башне за это поднимают на смех — и еще жива.
— Все еще работаете над телепортом, профессор?
Вспышка пронзительно белого света — кто-то включил главную панель — ослепила и оглушила не только ее. Мирта беспомощно сощурилась, прикрывая глаза рукой — вошедшая без стука стройная пожилая дама в светло-сером костюме брезгливо поморщилась, наступив каблуком на ее брошенные на пол стринги. Серые глаза за стеклами небольших очков в золотой оправе смотрели осуждающе, но поразительно невозмутимо, и даже чуть насмешливо.
— Здравствуйте, мадам Фарагонда, — нарушила молчание Мирта, борясь с желанием глупо захихикать. Несмотря на весь драматизм и опасность ситуации, мысль, что профессору еще хуже — ее хотя бы почти не видно, а он на переднем плане без штанов — сделала ее день.
<center>***</center>
Флора плотнее зажмурилась, потирая веки — расплывчатые радужно-красные круги застили зрение, едва она неосторожно приоткрыла сомкнутые ресницы. Сколько прошло времени? Бессмысленный вопрос — цифры на экране давно скончавшегося без зарядки смартфона не значили абсолютно ничего. Даже если бы каким-то чудом удалось их увидеть, какая разница? Помогли бы примерно узнать, на сколько она отключилась, задремав в воде — на пару минут, или полдня. Но это и так можно понять… будет, когда она соберется с силами вернуться к реальности.
Как же хорошо! Ставшее непривычным за недели удручающей полумглы полуденное солнце светило почти как в Магиксе, преломляясь ослепительными бликами на воде и согревало давно желанным теплом материнских рук… Так похожим на него, стоит закрыть глаза и представить, что все лишь болезненный сон.
Если бы не влекущее неведомо куда течение — забыться, лежа на спине, как в зачарованных светлым волшебством водах королевского пруда, нельзя. Почему — не получается вспомнить… Чтобы не проснуться совсем в другом, незнакомом месте? А что в этом плохого?
Ей уже не страшно — хочется послушно закрыть глаза, и отдаться ласкам водяных струй, скользящих по груди и всему телу так… ни на что не похоже. Флора вздохнула, вяло пытаясь поймать разбежавшиеся, как юркие солнечные зайчики, мысли. Зачем… если можно покориться течению. Больше нет ни злого колдовства, ни оживающей по ночам черными змеями тьмы, ни одиночества в далеком чужом мире. Все прошло… растворилось в крепких объятиях духов реки и прикосновениях теплых лучей к губам.
Как в Линфее, в дворцовом саду ласкающие во сне руки неизменно оказывались маленькими ладошками лукаво смеющейся Миели. А неиспытанные наяву касания чужих губ — шелковистым колоском травинки в ее пальцах. Если открыть глаза сейчас, что и кого она увидит? Окаймляющие кристально чистое зеркало пруда розовые кусты и яблони и любимую сестренку, или… Разрушить очарование, приоткрыв отяжелевшие веки, было жалко, и лень — каждое лишнее движение стало нестерпимой пыткой — и просто не получалось.
Как-будто она снова захотела искупаться в скрытом в глубине дворцового сада пруду и принесенная ветром пыльца сонной ивы одурманила сознание. Почти заставив забыть, кто она, где и зачем. Коварная ива точно не растет здесь, спрятавшись среди дубов и сосен?
Только ее прозрачно-золотистая пыльца могла мгновенно превратить мрачный заколдованный край в сады Линфеи и растворить теснящие грудь страхи, как колючий лед в теплом источнике. И навеять сны наяву, заменив реальность видениями — пока опасный морок ядовитой пыльцы не отпустит зачарованный разум. Или не сны… течение закружило ее на месте, больше не пытаясь увлечь за собой, и, словно насытившись, мягко подтолкнуло к берегу, в прогретую солнцем заводь.
Сознание прояснялось, как утреннее небо, клубящиеся над горными отрогами облака ползли навстречу друг другу, сходясь в привычную пелену. Она бы с удовольствием стала русалкой, чтобы никогда не выходить из смывающих все страхи и горести темно-серебристых вод… совсем не таких холодных и страшных, как казалось еще недавно. Если бы не была навек связана судьбой с землей и растениями. Зовущими ее обратно на берег к привычным делам, проблемам и страхам, как ни жаль.
И к непонятно почему пронизавшему насквозь смущению. Вода не будет вечно защищать ее от чего-то разом лишающего сил. Томительная неловкость прилила жаром к щекам и слабостью к коленям… с ней еще никогда не случалось подобного. На прежде пугавшем лишь по ночам берегу стало не хватать воздуха и потемнело в глазах — не от липких ночных страхов, а чего-то совсем другого, как… Бред усталого разума. Ничего и никого там нет, и быть не может. Нет же… ну, пожалуйста.
Все закончилось, морок отступил и больше не вернётся. Растворился в скрывшей лишнее глубине и полузабытой детской радости… на многолюдных пляжах все совсем не так, и она редко посещала их.
Носить открытые модные вещи вечным жарким летом Магикса было удобно и естественно, и просто красиво. Ощущение, что в этом есть что-то плохое, опасное и волнующее, накрыло ее впервые, как внезапно омрачившая чистое летнее небо грозовая туча. Никто, или ничто раньше не заставляли чувствовать себя слишком не одетой, и… Она сама не может понять, какой. Пробежавшая от вдруг замершего сердца до самых кончиков пальцев ни на что не похожая дрожь обдала холодом и обожгла одновременно.
В Алфее все одевались в яркое, легкое и короткое, кроме самой директрисы и учителей… одеваются — красота фей дарит свет и радость наравне с волшебством. Мадам Фарагонда постоянно так говорила, отбирая самых приглянувшихся учениц на особые занятия. Чтобы потом прекрасные феи дарили ласки и услаждали взор — директриса Алфеи скажет, кому. Невозможно… Наверняка Мирта ошиблась, или Трикс обманули ее — уроки любовной магии совсем не то, что она сказала, просто не могут быть тем…
Зачем она вспомнила это сейчас, когда мужества и сил катастрофически мало — подаренное купанием в реке коварно выскользнуло из рук, как притворившаяся конфетой пустая обертка? И без того выходить на безнадежно серый от тени вернувшихся туч прибрежный песок страшнее, чем открывать глаза в темноте. Ночные чудовища уже успели стать привычными и знакомыми… почти, а…
Глупо! Ей начали мерещиться кошмары еще и наяву… от усталости и одиночества. Фарагонда рассказывала на лекциях по целительству, что такое бывает, лечится хорошим отдыхом и дружескими объятиями. И сеансами психотерапии для избавления от застенчивости, как сказала бы Стелла. Не смущающаяся ни от чего и никогда принцесса Солярии подняла бы ее на смех, и все бы подняли — застесняться деревьев и птичек в лесу слишком даже для нее.
В нормальном купальнике — с защищающим от ветра, солнца и… чего-то еще верхом уютнее и спокойнее, но и без него вполне хорошо. Просто непривычно. На лучших во всем Волшебном измерении пляжах Андроса многие девушки ещё менее одеты, и никто…
— Не видит в этом ничего плохого. И в купании топлесс тоже. Это… просто весело и позволяет получить ровный загар без белых полосок.
Флора произнесла призванные подбодрить слова вслух, стараясь передать непоколебимую самоуверенность и оптимизм Стеллы — чтобы услышать живой человеческий голос, хотя бы свой собственный, и задержать вновь утекающее мужество и спокойствие. Только она не Стелла и никогда прежде не делала так. Сказка заканчивалась — сгустившиеся сизые облака вновь застили солнце, оставив лишь выцветшие бледно-серебристые лучи в просвете.
Светлый… или совсем нет, морок — откуда взяться светлым чарам в краю холода и мрака — развеялся без следа. Прибрежный полусухой камыш зашелестел от резкого порыва ветра, вновь мутновато-темная вода покрылась рябью. Флора обняла себя за плечи, тщетно пытаясь согреться, зубы начали все сильнее стучать, заглушая подозрительные шорохи за спиной. Лезть в воду было крайне глупо — она теперь точно простудится и заболеет. Как это вообще могло прийти в голову? Тем более в таком виде.
Флора безуспешно попыталась спрятать грудь за слипшимися, как сосульки, мокрыми волосами — струйки воды стекали по покрытым гусиной кожей от холода спине и плечам. Получше отжать волосы, прежде чем выходить на берег, она напрочь забыла — хотелось как можно быстрее одеться и уйти под защиту деревьев. С болезненно напрягшимися сосками не поделать ничего — только побыстрее закрыть спасительным топом… и тонкая ткань моментально намокнет и прилипнет к телу, сделав только хуже.
Щеки вновь обожгло смущением — согреть, чтобы ее грудь не напрягалась почти нестерпимо больно и не выглядела так… недопустимо, оно не могло, только затуманило глаза еще более постыдными слезами. Она не ребенок, чтобы плакать перед… неизвестно кем.
Ее растениями… здесь больше никого нет. Они успокоят ее, согреют в мягких нежно-зеленых тенетах природной магии и вернут силы, нужно только подойти поближе. Создания природы всегда любили ее и будут любить… просто так.
— Просто так? Или за то, что ты им отдаешь… без остатка? И без возврата.
Только ставшего до жути реальным голоса из ночных кошмаров не хватало… он решил ее добить — совсем немного осталось. Флора судорожно вздохнула, стараясь хотя бы не споткнуться — вдруг после падения не получится встать? Сосредоточиться и поймать живительную волну никак не получалось, словно силы без остатка утекли в песок, изменив хозяйке. Или мир напрочь лишился волшебства, став мертвенно-материальным, как в дурном сне. Она не сможет даже… расправить крылья и улететь?
— Любят всегда просто так… иначе это не любовь. Чем больше любви отдать — тем больше ее станет. В мире… и у тебя.
Флора смогла лишь машинально повторить слова Фарагонды, глядя до предела расширившимися глазами на возникшую из ниоткуда тень — похожие на клочья темного дыма фантомы обступили ее со всех сторон, тошнотворно закружив голову, и слились в один непроницаемо черный. Она не поняла как — мир на мгновение погас перед глазами, как экран бесполезного смартфона — а похожая… или нет на человеческую фигура просто сгустилась из воздуха. Пугаться наконец ставшего явью кошмара не осталось сил… и смущаться тоже.
Как и понять, видит она кого-то, похожего на себя, или тень без лица. Рассмотреть что-либо против серо-тусклого солнца не получалось, и собственных беспомощно протянутых рук тоже — в глазах все больше темнело от нарастающей слабости. И что он… или оно с ней теперь сделает? Съест, как пугала Мирта? Ну и пусть, она не может вообще ничего — даже расстроиться, не то что применить защитное заклинание, улететь или убежать.
В ушах противно зазвенело, не дав услышать достойный… или нет ответ на любимую мудрость бессменной директрисы школы фей. Руки все сильнее дрожали, замерзшие губы не слушались и мозг покрылся ледяной коркой, перестав что либо соображать. Она сейчас грохнется в обморок… не притворный, как учила Стелла — принцесса Солярии делала это, когда надо, изящно и аккуратно — а в самый настоящий, некрасивый и совсем не нужный, и уже никогда не очнется живой.
— Я невкусная… наверное, — без всякого выражения пробормотала Флора, сама не поняв чего, и, закатив глаза, упала на мокрый от набегающих волн песок.
Глава 14
Кошмар закончился? Или просто еще не начинался — издеваться над бесчувственным телом нет никакого смысла и удовольствия. Вот когда она очнется, уже почти сейчас… Флора испуганно замерла, стараясь не дышать. Возвращение из сладко-бездумного небытия к неизвестно какой — наверняка жестокой и совсем не радостной реальности — хотелось задержать… навсегда, если получится.
Ледяная сырость песка сменилась на что-то упруго-живое, несравненно более жёсткое, чем кровать в Алфее, но досыта согревшее давно желанным теплом. Флора глубоко вздохнула от забытого за долгие недели удовольствия, потягиваясь — на защитившее от неуютного холода неосознанно хотелось забраться с ногами и прильнуть как можно теснее.
Шелковая мягкость эргономичного матраса (Фарагонда заботилась о комфорте и здоровье учениц) осталась в глубине прошлого сна, уколов мгновенно истаявшим огорчением. В почти настоящих упоительно крепких объятиях нового было гораздо, гораздо лучше. Спасительная Алфея лишь на миг почудилась ей, но живого тепла не хватало и там.
Любимые цветы и лианы дарили поддержку, любовь и внимание, но не согревающие… и какие-то ещё прикосновения. Это они не умеют, увы.
Волнующе незнакомое влекло теснее прижаться, устроиться поудобнее, вытянув ноги и насладиться ощущениями. Пока хрупкая, как сахарная вата, иллюзия не растает, словно сплетенная из тонких нитей воздушная сладость во рту.
