Хотя Мелькор совершенно точно не владеет целительством — лечебная магия может быть только светлой. Профессор Палладиум… правильно сделал, что спасся. Не «трусливо сбежал», как некоторые утверждают, а просто… Что ему еще оставалось? И можно вздохнуть спокойно и больше не переживать.
У нее разрывалось сердце, что профессор вынужден сидеть в темнице, и может пасть жертвой откровенно его не любящего повелителя всего здесь. Хотя Мелькор и обещал не делать этого… если «ее проклятый эльф» будет хорошо себя вести и сам не напросится. Но Палладиум же мог оставить смартфон ей, открыв портал? И оставил? Ей так хочется снова посмотреть сохраненные видео. И успокоить нервы детской игрой — никаких стрелялок и приключений не хочется.
— Нет.
«Предпочел забрать себе». Мелькор не добавил, но приглушить нотки злорадства постарался плохо. Или совсем не старался.
— Вашу книгу Легендариума. Белла отдала ее мне.
<i>Белла?</i>
Что ее царапнул интимно-сокращенный вариант имени ледяной ведьмы, несмотря на более важные и смертельно опасные проблемы — полный идиотизм. Наверное.
— Белладонна? Как…
Так и не поняв, что хотела сказать, Флора замолчала, разглядывая мучительно знакомую обложку. Мысли и слова спутались в хаотичный клубок разочарования (телефон ей хотелось больше, как бы невыносимо глупо это ни было), удивления, страха и чего-то похожего на глупую ревность.
Она сразу узнала перевернувший ее жизнь фолиант и почувствовала исходящую от неприметной книги в черной обложке (ведьмы не могли создать другую) ауру силы. Книга Легендариума… без нее не было бы ничего. Ни смертей, ни слез, ни погубившего ее Линфею и родных ледяного вихря тьмы, ни любви. Если бы Мирта не принесла ее в Алфею в… ни к чему подбирать определение, какой это был день. Счастливым точно не назвать, но и проклятым не хочется. Он просто случился для нее. Так решили звезды… наверное.
— Я ее попросил. Хочешь узнать, как?
— Нет.
Флора осторожно прижала книгу к груди, на миг иррационально испугавшись обжечься. Есть вещи, которые она предпочтет не знать, и их все больше. Как-то огорчительно много.
— Почему? Ты же хотела знать обо мне все, и обижалась, что не можешь прочитать мысли. Уже не хочешь? — Издевательский, или нет вопрос прозвучал прямо ей в затылок. Слишком приглушенно, чтобы это понять. Он смеется над ней и занимается непонятно чем с Белладонной… и медлит с ответом, вдыхая цветочный запах ее волос. — Может, совсем не так, как ты подумала.
— О! — Флора зажала рот рукой, чтобы не напугать сладко спящую малышку. Запястье лежащей на ее талии руки прорезал набухший свежей кровью воспалённый рубец. Пальцы мягко и успокаивающе сомкнулись в замок, удерживая в защитном кольце. Где можно никого и ничего не бояться, кроме… его она тоже уже не боится.
— Это больше не помогает, Флора… почти. Осталось только одно.
Сочащийся сквозь задернутые шторы серый утренний свет и туман, тревожно и пугающе неживой. Хотя он не должен и никогда еще не мог проникнуть сквозь стекло. И ей кажется, да? В плену опутавшего разум сетью иллюзий тревожного полусна. Флора осторожно отодвинула вновь сыто посапывающую дочь, чтобы… просто никуда не пустить ее отца, плотно обняв руками и ногами. Если придумать возражение не получается.
Почему нет… всегда же помогало, даже вылечило ожоги от сильмариллов. Пыльца феи создана, чтобы радовать, исцелять и утешать — особенно тех, кто дорог сердцу ее хозяйки. И способна на многое — жаль, что не на все. Может, надо лучше постараться… нужна кровь или что-то еще? Темный ритуал. Она готова, если не потребуется никого убивать, а кровь отдаст свою, сколько угодно. Потому что очень хочет избавить его от боли и жуткого непонятно чего. Чтобы они могли остаться вместе, не размыкая рук и… всего остального. И нереальное счастье слияния не пропадало. Лежать, тесно прижимаясь друг к другу, не обязательно, и не получится… все время.
Достаточно знать, что так будет всегда, каждый вечер или чаще. И никто и ничто не украдет ее… любимый кошмар. Звучит странно, но что делать, если сначала он был просто ночным кошмаром? Когда-то безумно давно, в похожие на сон дни на берегу реки.
Флора огорченно вздохнула, стараясь не расплакаться и еще плотнее прижала к себе оскверненную проклятым шрамом руку. В полутьме едва освещенной спальни — она оставила нежно сиреневый ночник-колокольчик у люльки включенным — было тепло и спокойно, и даже возмутительный рассказ о встрече с Белладонной не показался чем-то плохим. А просто детской шалостью… ну как он мог? Любезничать с противной ведьмой и даже сказать жестокой детоубийце что-то приятное, мягко обнимая за плечи и касаясь губами уха. У нее зачесались пальцы от одного из вдруг вспомнившихся боевых заклинаний.
Единственное, за что ни разу не было пятерки в Алфее, могло бы выйти гораздо лучше, чем на экзамене. Хищному цветку давно пора — нужен особо мощный и голодный, чтобы удалось причинить вред Белладонне — как следует пожевать ледяную ведьму. Съесть и переварить, если получится. За всех бедных малышей, и не только.
Но книга Легендариума перешла к нему не за комплименты и обещания. Белла… Белладонна (лучше бы он не использовал краткий вариант при ней, и вообще — может, попросить?) отдала артефакт не вполне добровольно, но сопротивлялась слабее, чем могла. Испугалась гибели тела, польстилась на обещания или сумасбродно решила досадить сестре и добавить остроты в борьбу… даже такой ценой? Все вместе, наверное, или что-то еще.
И Мелькор заплатил за маленькую победу — почти невыносимой болью в руке. Рубец от ритуального ножа ведьмы набух и воспалился, словно от вызывающей сепсис губительной бактериальной инфекции. Но не от нее, к сожалению, — пыльца феи легко излечила бы заражение крови и любую другую болезнь тела. И магическое проклятие — только такое не поддается ничему. Это может помешать… ударить сильно и точно в решающий миг? Или хотя бы как-нибудь. Лилис вынудила его поклясться помочь им победить, и от попыток помешать происходит… что-то все более нехорошее.
<i>Лилис устала от тебя, уже давно, ты и сама чувствуешь. У вас это взаимно, да? Вместе вы сильнее и нуждаетесь друг в друге, но порой так хочется… И не все знаешь о ее плане. Отдай книгу, Белла… или я ее заберу, убив тебя. Проучи ее — за игры за спиной и все, что раздражает. И ты станешь нужна, ваше единство прочнее, а игра интереснее. Как ты любишь. И может быть, ты останешься служить мне потом, а не умрешь. Как почти равная. Да?</i>
<i>Как единственное, что тебе останется… до конца. Лилис слишком занудная, а фея скоро устанет… пытаться сделать тебя лучше. </i>
Мелькор все-таки рассказал ей об этом, без слов, покрывая множеством мелких поцелуев шею, ключицы и невероятно чувствительную, горячую от прибывшего молока грудь. Нарочно… наверное. Это так сводило с ума пронзительными, сладко-стыдными ощущениями, что она не могла ни на что обижаться. И решить, сгореть ей от смущения — набухшие соски начнут сочиться молоком, если ласкать их, как раньше, аккуратно захватывая губами — или обмирать от до звона в ушах острого удовольствия.
Мерцающее облачко пыльцы феи, похожее на невесомое золотое конфетти на детском празднике (она еще помнит их - смех, игры, подарки, сладости и беззаботное счастье), только приглушило боль, как анестезия в кабинете стоматолога. Приласкав прохладной шелковой нежностью и чем-то… забытым прежде, чем успело запомниться. Похожим на изначальную любовь создателя к творению… или просто материнскую. Ей понятно и близко лишь второе — сотворенные светлой магией растения дети природы, и ее, разницы нет. А он давно забыл первое.
<i>Но было не зря, не расстраивайся.</i>
Уже по-настоящему сочащаяся кровью рана на любимом запястье… рубец от клятвы, полученный из-за нее, на этот раз не зажила от ее целительной пыльцы. Но Мелькор также, как и прежде, зажмурился и порывисто вздохнул, желая продлить и остановить момент. Впитать давно запретную и проклятую для него ласку светлого волшебства. Призванного лишь обжигать более недостойного — мучительно больно и безжалостно. И неправильно. Кто это сказал и решил? Свет должен быть вооружен и готов к битве с тьмой — зубами, кулаками и современным оружием… но что он после этого?
Она согласна и очень хочет дарить ему пыльцу феи — всегда, не отвлекаясь ни на что больше. Почти, кроме детей и любимых живых созданий. Это ее светлый дар феи и только ее право любить и исцелять. Как дарить влагу и живительную силу природной магии растениям — утоляя жажду, исцеляя боль и наслаждаясь радостью созданий природы. И отдала бы свою жизнь за избавление от проклятия. Если это сможет помочь, но, кажется, нет.
<i>Только одно.</i>
Но как тут можно не расстраиваться… когда все так. Тепло и сладко, как в сбывшихся детских мечтах о семье, идеальной любви и счастье. Еще лучше, потому что в жизни любовь острее и ярче, и до краев полна тем, что и не снилось детям. И близко, словно они на самом деле стали единым целым - не только телом, но и душой. Такими, какие есть — никто из них не изменился и видения в глубине души падшего во тьму пугают и огорчают до слез. Но он все равно… ее, пусть и совсем не подобен ей.
И она никогда не мечтала оказаться в месте, вроде Ангбанда, похожем на непредставимый кошмар. И о таком как… его повелитель. Но хочет остаться, на самом деле — рядом с тем, с кем связана. Кого обещала любить и поддерживать, пока смерть не разлучит их — как и положено на свадьбе. И быть рядом. В маленьком раю, точь-в-точь по размеру ее комнаты или кровати. Ее не могло и не должно быть в Ангбанде, как и ласкающей душу, и не только изнутри, светлой любви. И сегодня тоже.
Всю ночь или только половину. Она успела отвыкнуть от… чересчур темных удовольствий и соскучиться по ним. За последние месяцы беременности, когда он касался ее бережно, почти как маленькой Миели. Просто обнимал, совсем не надавливая, успокаивающе мягко гладил подросший живот и касался губами натянутой кожи. Слишком хорошо, чтобы прикосновения теплых ладоней и осторожные поцелуи не оказались сном, или лучшим в ее жизни. Не только ради нее и дочки — Мелькор и сам желал близости и ласки, а не страсти. И светлой благодати волшебной пыльцы.
Словно бьющаяся внутри нее жизнь на самом деле завораживала… ненавидящего и презирающего созданных не им живых созданий. Это другое… наверное, хотя ей трудно понять. Любви и дарящей жизнь магии фей природы хватит на всех — и особенной для самых близких не станет меньше. А лишь больше — свет призван согревать и утешать всех, как солнце, не выбирая достойных. И не обделяя наказанных — ей стало все равно, так ли сказано в учебниках светлой магии.
Только… как-то странно и глупо жаль (он над ней посмеется, наверное), что уже все прошло. Ее талия вновь стала тонкой и маленькую дочь можно взять на руки и поцеловать в младенчески пухлую щечку, а не через ее животик. Немного, несмотря на вновь пережитую боль и холод близкой смерти. И такую прелестную и любимую девочку, вскоре устроившуюся рядом с ними. Помешав тому, чем не следует заниматься при детях.
Миели не пожелала долго спать отдельно, в уютном гнездышке под воздушным пологом, с атласной белой подушкой и почти идеально получившимся ортопедическим матрацем, но мгновенно затихла у груди, еле слышно причмокивая. Словно близость родителей мгновенно успокоила ее, насытив магией и молоком.
Но их мир вот-вот ускользнет, рассыпаясь в руках, уже ускользает. Потому что… он сказал, почему. И просто остался с ними на несколько последних часов давно истёкшего срока. Прежде чем исполнить вырванное силой и коварством обещание, или отказаться. Сделать вид, что не понимаешь и ничего такого нет, нельзя. На этот раз.
Спрятаться в обволакивающем теплом и защищенностью коконе на троих не получится — все не будет так просто. Не может быть, как бы она ни хотела и ни пыталась. Не допустить, чтобы кто-то погиб — единственный любимый, сын, или она сама. И бедная недоношенная малышка останется без материнских рук, любви и молока. Но если по-другому не получится и это спасет всех остальных… он же найдёт Миели кормилицу и будет заботиться? Не бросит дочь, она чувствовала, и чувствует, что ему не все равно.
— Нет, для этого у неё есть ты.
Он еще ни разу… не отказывал ей так жестко и таким тоном. Мелькор отстранился, почти грубо оттолкнув ее руку и незаметно оказался на ногах. Бесконечно далеко от них и всего, мгновение назад живого и реального. Нежная теплота во взгляде и… таком, какой он только при ней изгибе губ пропала без следа. Что-то изменилось в еще за секунду до только их мире, и не из-за ее слов. Воздух застыл и похолодел, как в сбывшемся кошмаре, или перед Бурей Столетия. Это же не может быть любимое заклинание Тхармы, у нее просто… Расшатались нервы, но дело не в них. Глухой удар, как… не нужно вспоминать, когда — сотряс стены и пол, заставив жалобно задребезжать стекла. Как в последний день ее Линфеи, вечность назад.
Флора отпрянула назад, до темноты в глазах испугавшись за оставленную на кровати дочь. Словно Миели могла упасть или исчезнуть, скрывшись за черным пятном. Навсегда - ее не окажется на одеяле, когда иллюзия пропадет. Пятнами, стремительно и хаотично заметавшимися в такт стучавшему в ушах сердцу. Она хотела и не могла удержать ее отца, повиснув на шее и намертво сомкнув объятия. Чтобы он смог освободиться, лишь сломав ей руку, или придется взять ее с собой, как обидно ненадежный щит. Какой уж есть. Если бы не разрывающий сердце детский плач. Ее малышка… если бы Миели еще оставалась внутри, она…
— Осторожно! Она здесь. — Единственные надежные и безопасные, как раньше, руки все же обняли ее и сильно встряхнули, приводя в чувство. — Очень хорошо, что она уже снаружи.
Все осталось на месте, и малышка только испугалась, заходясь трогательно тихим криком. Жалобно мяукающим, как у брошенного котенка. Ее бедная девочка… Мэлько был сильнее и больше, и плакал намного громче.
— Стены выдержат, что бы ни случилось, не бойся. И книга поможет тебе — оказаться там, где не будет их.
<i>Никогда, если портал между мирами будет уничтожен. И ты не создашь его вновь.</i>
— Нет, я не…
<i>Не убегу и не оставлю тебя здесь, ни за что.</i>
Флора замолчала, невольно зажимая уши руками от пробирающего до костей воя. Урагана или чего-то гораздо более страшного и бездушного. И крепко… может, слишком, прижала к груди отчаянно плачущую дочь. Мысль, что еще совсем хрупкое создание легко раздавить, отрезвляюще обожгла изнутри. Ослепившая сквозь штору гигантская мертвенно-белая молния ударила в скалу, или крепостную стену, прочертив небо бесконечно ветвящимися отростками. Она хочет и должна полететь туда, что бы ни ждало снаружи, если бы не испуганно бьющийся в руках живой комочек.
<center>***</center>
<i>Зачем так грубо, Мэлько? Ты же не хочешь погубить их всех, да?</i>
Проклятая ведьма издевается, пытаясь сбить его с толку перед боем, который нельзя проиграть? Или она серьезно?
<i>Кто дорог и живет в твоем сердце? Я не про это… пушечное мясо. И я не так уж и хочу.</i>
Лилис как всегда угадала то, что стыдно и не хочется додумывать до конца, озвучив в спрятанных ото всех мыслях.
У нее разрывалось сердце, что профессор вынужден сидеть в темнице, и может пасть жертвой откровенно его не любящего повелителя всего здесь. Хотя Мелькор и обещал не делать этого… если «ее проклятый эльф» будет хорошо себя вести и сам не напросится. Но Палладиум же мог оставить смартфон ей, открыв портал? И оставил? Ей так хочется снова посмотреть сохраненные видео. И успокоить нервы детской игрой — никаких стрелялок и приключений не хочется.
— Нет.
«Предпочел забрать себе». Мелькор не добавил, но приглушить нотки злорадства постарался плохо. Или совсем не старался.
— Вашу книгу Легендариума. Белла отдала ее мне.
<i>Белла?</i>
Что ее царапнул интимно-сокращенный вариант имени ледяной ведьмы, несмотря на более важные и смертельно опасные проблемы — полный идиотизм. Наверное.
— Белладонна? Как…
Так и не поняв, что хотела сказать, Флора замолчала, разглядывая мучительно знакомую обложку. Мысли и слова спутались в хаотичный клубок разочарования (телефон ей хотелось больше, как бы невыносимо глупо это ни было), удивления, страха и чего-то похожего на глупую ревность.
Она сразу узнала перевернувший ее жизнь фолиант и почувствовала исходящую от неприметной книги в черной обложке (ведьмы не могли создать другую) ауру силы. Книга Легендариума… без нее не было бы ничего. Ни смертей, ни слез, ни погубившего ее Линфею и родных ледяного вихря тьмы, ни любви. Если бы Мирта не принесла ее в Алфею в… ни к чему подбирать определение, какой это был день. Счастливым точно не назвать, но и проклятым не хочется. Он просто случился для нее. Так решили звезды… наверное.
— Я ее попросил. Хочешь узнать, как?
— Нет.
Флора осторожно прижала книгу к груди, на миг иррационально испугавшись обжечься. Есть вещи, которые она предпочтет не знать, и их все больше. Как-то огорчительно много.
— Почему? Ты же хотела знать обо мне все, и обижалась, что не можешь прочитать мысли. Уже не хочешь? — Издевательский, или нет вопрос прозвучал прямо ей в затылок. Слишком приглушенно, чтобы это понять. Он смеется над ней и занимается непонятно чем с Белладонной… и медлит с ответом, вдыхая цветочный запах ее волос. — Может, совсем не так, как ты подумала.
— О! — Флора зажала рот рукой, чтобы не напугать сладко спящую малышку. Запястье лежащей на ее талии руки прорезал набухший свежей кровью воспалённый рубец. Пальцы мягко и успокаивающе сомкнулись в замок, удерживая в защитном кольце. Где можно никого и ничего не бояться, кроме… его она тоже уже не боится.
Глава 53
— Это больше не помогает, Флора… почти. Осталось только одно.
Сочащийся сквозь задернутые шторы серый утренний свет и туман, тревожно и пугающе неживой. Хотя он не должен и никогда еще не мог проникнуть сквозь стекло. И ей кажется, да? В плену опутавшего разум сетью иллюзий тревожного полусна. Флора осторожно отодвинула вновь сыто посапывающую дочь, чтобы… просто никуда не пустить ее отца, плотно обняв руками и ногами. Если придумать возражение не получается.
Почему нет… всегда же помогало, даже вылечило ожоги от сильмариллов. Пыльца феи создана, чтобы радовать, исцелять и утешать — особенно тех, кто дорог сердцу ее хозяйки. И способна на многое — жаль, что не на все. Может, надо лучше постараться… нужна кровь или что-то еще? Темный ритуал. Она готова, если не потребуется никого убивать, а кровь отдаст свою, сколько угодно. Потому что очень хочет избавить его от боли и жуткого непонятно чего. Чтобы они могли остаться вместе, не размыкая рук и… всего остального. И нереальное счастье слияния не пропадало. Лежать, тесно прижимаясь друг к другу, не обязательно, и не получится… все время.
Достаточно знать, что так будет всегда, каждый вечер или чаще. И никто и ничто не украдет ее… любимый кошмар. Звучит странно, но что делать, если сначала он был просто ночным кошмаром? Когда-то безумно давно, в похожие на сон дни на берегу реки.
Флора огорченно вздохнула, стараясь не расплакаться и еще плотнее прижала к себе оскверненную проклятым шрамом руку. В полутьме едва освещенной спальни — она оставила нежно сиреневый ночник-колокольчик у люльки включенным — было тепло и спокойно, и даже возмутительный рассказ о встрече с Белладонной не показался чем-то плохим. А просто детской шалостью… ну как он мог? Любезничать с противной ведьмой и даже сказать жестокой детоубийце что-то приятное, мягко обнимая за плечи и касаясь губами уха. У нее зачесались пальцы от одного из вдруг вспомнившихся боевых заклинаний.
Единственное, за что ни разу не было пятерки в Алфее, могло бы выйти гораздо лучше, чем на экзамене. Хищному цветку давно пора — нужен особо мощный и голодный, чтобы удалось причинить вред Белладонне — как следует пожевать ледяную ведьму. Съесть и переварить, если получится. За всех бедных малышей, и не только.
Но книга Легендариума перешла к нему не за комплименты и обещания. Белла… Белладонна (лучше бы он не использовал краткий вариант при ней, и вообще — может, попросить?) отдала артефакт не вполне добровольно, но сопротивлялась слабее, чем могла. Испугалась гибели тела, польстилась на обещания или сумасбродно решила досадить сестре и добавить остроты в борьбу… даже такой ценой? Все вместе, наверное, или что-то еще.
И Мелькор заплатил за маленькую победу — почти невыносимой болью в руке. Рубец от ритуального ножа ведьмы набух и воспалился, словно от вызывающей сепсис губительной бактериальной инфекции. Но не от нее, к сожалению, — пыльца феи легко излечила бы заражение крови и любую другую болезнь тела. И магическое проклятие — только такое не поддается ничему. Это может помешать… ударить сильно и точно в решающий миг? Или хотя бы как-нибудь. Лилис вынудила его поклясться помочь им победить, и от попыток помешать происходит… что-то все более нехорошее.
<i>Лилис устала от тебя, уже давно, ты и сама чувствуешь. У вас это взаимно, да? Вместе вы сильнее и нуждаетесь друг в друге, но порой так хочется… И не все знаешь о ее плане. Отдай книгу, Белла… или я ее заберу, убив тебя. Проучи ее — за игры за спиной и все, что раздражает. И ты станешь нужна, ваше единство прочнее, а игра интереснее. Как ты любишь. И может быть, ты останешься служить мне потом, а не умрешь. Как почти равная. Да?</i>
<i>Как единственное, что тебе останется… до конца. Лилис слишком занудная, а фея скоро устанет… пытаться сделать тебя лучше. </i>
Мелькор все-таки рассказал ей об этом, без слов, покрывая множеством мелких поцелуев шею, ключицы и невероятно чувствительную, горячую от прибывшего молока грудь. Нарочно… наверное. Это так сводило с ума пронзительными, сладко-стыдными ощущениями, что она не могла ни на что обижаться. И решить, сгореть ей от смущения — набухшие соски начнут сочиться молоком, если ласкать их, как раньше, аккуратно захватывая губами — или обмирать от до звона в ушах острого удовольствия.
Мерцающее облачко пыльцы феи, похожее на невесомое золотое конфетти на детском празднике (она еще помнит их - смех, игры, подарки, сладости и беззаботное счастье), только приглушило боль, как анестезия в кабинете стоматолога. Приласкав прохладной шелковой нежностью и чем-то… забытым прежде, чем успело запомниться. Похожим на изначальную любовь создателя к творению… или просто материнскую. Ей понятно и близко лишь второе — сотворенные светлой магией растения дети природы, и ее, разницы нет. А он давно забыл первое.
<i>Но было не зря, не расстраивайся.</i>
Уже по-настоящему сочащаяся кровью рана на любимом запястье… рубец от клятвы, полученный из-за нее, на этот раз не зажила от ее целительной пыльцы. Но Мелькор также, как и прежде, зажмурился и порывисто вздохнул, желая продлить и остановить момент. Впитать давно запретную и проклятую для него ласку светлого волшебства. Призванного лишь обжигать более недостойного — мучительно больно и безжалостно. И неправильно. Кто это сказал и решил? Свет должен быть вооружен и готов к битве с тьмой — зубами, кулаками и современным оружием… но что он после этого?
Она согласна и очень хочет дарить ему пыльцу феи — всегда, не отвлекаясь ни на что больше. Почти, кроме детей и любимых живых созданий. Это ее светлый дар феи и только ее право любить и исцелять. Как дарить влагу и живительную силу природной магии растениям — утоляя жажду, исцеляя боль и наслаждаясь радостью созданий природы. И отдала бы свою жизнь за избавление от проклятия. Если это сможет помочь, но, кажется, нет.
<i>Только одно.</i>
Но как тут можно не расстраиваться… когда все так. Тепло и сладко, как в сбывшихся детских мечтах о семье, идеальной любви и счастье. Еще лучше, потому что в жизни любовь острее и ярче, и до краев полна тем, что и не снилось детям. И близко, словно они на самом деле стали единым целым - не только телом, но и душой. Такими, какие есть — никто из них не изменился и видения в глубине души падшего во тьму пугают и огорчают до слез. Но он все равно… ее, пусть и совсем не подобен ей.
И она никогда не мечтала оказаться в месте, вроде Ангбанда, похожем на непредставимый кошмар. И о таком как… его повелитель. Но хочет остаться, на самом деле — рядом с тем, с кем связана. Кого обещала любить и поддерживать, пока смерть не разлучит их — как и положено на свадьбе. И быть рядом. В маленьком раю, точь-в-точь по размеру ее комнаты или кровати. Ее не могло и не должно быть в Ангбанде, как и ласкающей душу, и не только изнутри, светлой любви. И сегодня тоже.
Всю ночь или только половину. Она успела отвыкнуть от… чересчур темных удовольствий и соскучиться по ним. За последние месяцы беременности, когда он касался ее бережно, почти как маленькой Миели. Просто обнимал, совсем не надавливая, успокаивающе мягко гладил подросший живот и касался губами натянутой кожи. Слишком хорошо, чтобы прикосновения теплых ладоней и осторожные поцелуи не оказались сном, или лучшим в ее жизни. Не только ради нее и дочки — Мелькор и сам желал близости и ласки, а не страсти. И светлой благодати волшебной пыльцы.
Словно бьющаяся внутри нее жизнь на самом деле завораживала… ненавидящего и презирающего созданных не им живых созданий. Это другое… наверное, хотя ей трудно понять. Любви и дарящей жизнь магии фей природы хватит на всех — и особенной для самых близких не станет меньше. А лишь больше — свет призван согревать и утешать всех, как солнце, не выбирая достойных. И не обделяя наказанных — ей стало все равно, так ли сказано в учебниках светлой магии.
Только… как-то странно и глупо жаль (он над ней посмеется, наверное), что уже все прошло. Ее талия вновь стала тонкой и маленькую дочь можно взять на руки и поцеловать в младенчески пухлую щечку, а не через ее животик. Немного, несмотря на вновь пережитую боль и холод близкой смерти. И такую прелестную и любимую девочку, вскоре устроившуюся рядом с ними. Помешав тому, чем не следует заниматься при детях.
Миели не пожелала долго спать отдельно, в уютном гнездышке под воздушным пологом, с атласной белой подушкой и почти идеально получившимся ортопедическим матрацем, но мгновенно затихла у груди, еле слышно причмокивая. Словно близость родителей мгновенно успокоила ее, насытив магией и молоком.
Но их мир вот-вот ускользнет, рассыпаясь в руках, уже ускользает. Потому что… он сказал, почему. И просто остался с ними на несколько последних часов давно истёкшего срока. Прежде чем исполнить вырванное силой и коварством обещание, или отказаться. Сделать вид, что не понимаешь и ничего такого нет, нельзя. На этот раз.
Спрятаться в обволакивающем теплом и защищенностью коконе на троих не получится — все не будет так просто. Не может быть, как бы она ни хотела и ни пыталась. Не допустить, чтобы кто-то погиб — единственный любимый, сын, или она сама. И бедная недоношенная малышка останется без материнских рук, любви и молока. Но если по-другому не получится и это спасет всех остальных… он же найдёт Миели кормилицу и будет заботиться? Не бросит дочь, она чувствовала, и чувствует, что ему не все равно.
— Нет, для этого у неё есть ты.
Он еще ни разу… не отказывал ей так жестко и таким тоном. Мелькор отстранился, почти грубо оттолкнув ее руку и незаметно оказался на ногах. Бесконечно далеко от них и всего, мгновение назад живого и реального. Нежная теплота во взгляде и… таком, какой он только при ней изгибе губ пропала без следа. Что-то изменилось в еще за секунду до только их мире, и не из-за ее слов. Воздух застыл и похолодел, как в сбывшемся кошмаре, или перед Бурей Столетия. Это же не может быть любимое заклинание Тхармы, у нее просто… Расшатались нервы, но дело не в них. Глухой удар, как… не нужно вспоминать, когда — сотряс стены и пол, заставив жалобно задребезжать стекла. Как в последний день ее Линфеи, вечность назад.
Флора отпрянула назад, до темноты в глазах испугавшись за оставленную на кровати дочь. Словно Миели могла упасть или исчезнуть, скрывшись за черным пятном. Навсегда - ее не окажется на одеяле, когда иллюзия пропадет. Пятнами, стремительно и хаотично заметавшимися в такт стучавшему в ушах сердцу. Она хотела и не могла удержать ее отца, повиснув на шее и намертво сомкнув объятия. Чтобы он смог освободиться, лишь сломав ей руку, или придется взять ее с собой, как обидно ненадежный щит. Какой уж есть. Если бы не разрывающий сердце детский плач. Ее малышка… если бы Миели еще оставалась внутри, она…
— Осторожно! Она здесь. — Единственные надежные и безопасные, как раньше, руки все же обняли ее и сильно встряхнули, приводя в чувство. — Очень хорошо, что она уже снаружи.
Все осталось на месте, и малышка только испугалась, заходясь трогательно тихим криком. Жалобно мяукающим, как у брошенного котенка. Ее бедная девочка… Мэлько был сильнее и больше, и плакал намного громче.
— Стены выдержат, что бы ни случилось, не бойся. И книга поможет тебе — оказаться там, где не будет их.
<i>Никогда, если портал между мирами будет уничтожен. И ты не создашь его вновь.</i>
— Нет, я не…
<i>Не убегу и не оставлю тебя здесь, ни за что.</i>
Флора замолчала, невольно зажимая уши руками от пробирающего до костей воя. Урагана или чего-то гораздо более страшного и бездушного. И крепко… может, слишком, прижала к груди отчаянно плачущую дочь. Мысль, что еще совсем хрупкое создание легко раздавить, отрезвляюще обожгла изнутри. Ослепившая сквозь штору гигантская мертвенно-белая молния ударила в скалу, или крепостную стену, прочертив небо бесконечно ветвящимися отростками. Она хочет и должна полететь туда, что бы ни ждало снаружи, если бы не испуганно бьющийся в руках живой комочек.
<center>***</center>
<i>Зачем так грубо, Мэлько? Ты же не хочешь погубить их всех, да?</i>
Проклятая ведьма издевается, пытаясь сбить его с толку перед боем, который нельзя проиграть? Или она серьезно?
<i>Кто дорог и живет в твоем сердце? Я не про это… пушечное мясо. И я не так уж и хочу.</i>
Лилис как всегда угадала то, что стыдно и не хочется додумывать до конца, озвучив в спрятанных ото всех мыслях.
