Нашла что вспомнить и главное — когда. В подземелье Облачной башни, где много веков назад творилось то, что почти удалось забыть. Наверное, от волнения и отчаянного желания удержать самоконтроль. Прежде чем постараться выполнить приказ чокнутой Белладонны. Сидящему на мучительно строгой диете приказали съесть торт целиком. И варианта с отказом нет. Какая безумная удача.
Премудростям Саладина — они всегда нравились ей больше, чем абстрактное «свет и добро» — не место здесь и сейчас. Там… в самый прекрасный и ужасный день ее жизни. Пока они еще не стали одинаковыми и похожими на черно-белый сон.
Как и самому светлому, но не слишком, до тошноты, как многие другие, молодому магу, с коротко подстриженными темными волосами, тонкими холеными пальцами и легкой полуулыбкой. Саладин не любил пачкать руки, и в прямом смысле тоже. Руками работает тот, кто не умеет головой, а он мог дать в этом фору любому. И в чем надо, пользовался руками прекрасно, ласково и очень аккуратно. Слишком.
Она не против грубости… сейчас. Секс на алтаре после жертвоприношения — служение и дань Древней Тьме, а не любовные ласки. Дикий и опасный архаизм, который она запретит… потом. И то, что ей всегда было нужно, а теперь нужно и для дела. Можно дойти до пугающего и жутко-сладко желанного конца, и ни в чем себе не отказать. Придется, если безумная Белладонна вбила себе это в голову и ни за что не отстанет. Она не про этот конец… не только. Хотя и про него тоже. Ее тело готово и желает, не понимая чего и чем все должно закончиться. В отличие от разума.
Глава 65
— Тебе лучше? Вспомнила, кто ты и где, или еще блуждаешь во снах наяву?
Чуть приглушенные раздвинутыми жалюзи лучи отвратительно точно попали в глаза (он нарочно, да), обжигая сквозь веки. Гриффин поморщилась, пытаясь прикрыться ладонью и машинально отпила из любезно вложенного в руку стакана, не открывая глаз. Сильно разбавленный содовой виски — то, что нужно перебравшим накануне, и гораздо терпимее на вкус. Все равно гадость, как и все остальное. Ее жизнь… надо же было настолько потерять контроль разума, чтобы плакаться об этом Саладину. И в таких выражениях. Непонятно, откуда она их набралась — от учениц, не иначе. И это правда, только звучит глупо и ни к чему было говорить.
<i>Ваш Магикс точно стоил того, что ты для него сделала? Все эти людишки… тупые и надоедливые. Неблагодарные. Прекрасно живут и счастливы. И что? Тебе же на них насрать, на всех, я знаю. А от единственного, кого ты могла любить, осталась кучка истлевших костей.</i>
Коварная мастерица играть словами и смущать разум нашептала ей это, или она сама сходит с ума? Справляется без посторонней помощи. Облачная башня все больше предает ее, с каждым днем, живя своей жизнью. И создательницами, дух которых намертво впечатан в древний камень. Его неуничтожимые остатки — слабое и эфемерное, как тени, нечто, способное лишь нашептывать во тьме. И при свете дня, вчера в первый раз. То, что нужно просто изгнать и не слушать. Вернуть фантомы, откуда выползли… в дальние и темные углы бесконечных катакомб и в глубину камня, и заставить замолчать.
Она это еще может. Легко, пока остатки сущностей Прародительниц не обрели силы и плоть, и не стали чем-то большим. И не верить шепоту недобитой тени, вкрадчиво похожему на собственные мысли. И насквозь лживым обещаниям — что бессильный призрак Лилис покажет, где ведьмы спрятали останки ее сына. Мастерица иллюзий сама учила ее соблазнять и обманывать. Но все чаще нет сил и не хочется.
<i>То, что нужно просто изгнать и не слушать.</i>
Саладин тоже это сказал, слово в слово. Вот только кому нужно? Хороший вопрос… или странный. Она подумала это сама, или… Конечно, сама. Глупо слышать знакомые интонации во всем, пришедшем в голову. Так же не может быть.
Отвратительно резкий виски и ночь в чужом кабинете — отличный способ их заткнуть. За совсем небольшую плату. Она исцелилась бы от похмельного синдрома и без этой ерунды для людей, но спасибо за заботу. Приготовить специально для нее коктейль для перебравших и вложить прямо в руку — очень мило. Любви Саладина к отдающему нотками дыма крепкому напитку она не разделяла… случившийся раз в несколько тысячелетий вечер не в счет. И не стала использовать препятствующих опьянению заклинаний.
Зачем, если кратковременный иллюзорный аналог Забвения — именно то, что она искала. А никак не обжигающий горло резкий вкус, это досадный побочный эффект. И… нет, про «поддержку и утешение» звучит смешно, просто не одиночество. И иллюзия спокойствия. В Красном Фонтане никто не шепчет, исчезающе тихим шелестящим шепотом в темных углах. Пока. То, что она помнит и без них. И не клубится бесформенными комками теней, сливаясь в фантомы прошлого. Порождения собственных мыслей и памяти, и почти ничего более. Пока что-то не изменилось — задолго до вчерашнего дня. Потому ей и удалось расслабиться… наверное, слишком. А вынужденно гостеприимный хозяин, наоборот, напрягся, понять бы еще почему.
Такого удивительно небесстрастного лица Саладин давно не делал — возможно, с тех пор, как Магикс и они перестали быть прежними. Великий маг выглядел почти обеспокоенным. И раздосадованным. Вряд ли только тем, что привычного утреннего стаканчика виски в тишине и уединении директорского кабинета сегодня не будет. Из-за нее. Мелочь — что такое одно утро, для имеющего возможность их не считать, — но неприятно. Ее бывший возлюбленный (настолько давно и неправда, что не стоит упоминания) не для того так и не женился, чтобы терпеть женские истерики. Уже второй день подряд, кажется.
Стараться успокоить, вправить мозги и деликатно выпроводить — непривычное и утомительное занятие. Своих наложниц (или как он их называет, девочек для развлечений) можно телепортировать восвояси щелчком пальцев. Как только закончат с тем, зачем понадобились, и надоедят. Удобно, но с ней излюбленный метод Саладина не сработает. Да и как-то оно невежливо.
И кое-что еще. Ей даже на миг показалось, что алкогольные трипы все не отпускают. Или Саладин разморозил исследования временных переходов. Чтобы вернуть подзабытый с юности облик… не совсем тот, но гораздо моложе и презентабельнее нынешнего. Лишь чуть тронутые сединой аккуратно подстриженные темные волосы, гладкую кожу с легкой сеточкой морщин в уголках глаз и подтянутую фигуру с прямой спиной. Никаких пигментных пятен, старческой сутулости и артритных скрюченных пальцев, естественно. Как выглядел бы без своей дурацкой иллюзии старости. Отвратительно правдоподобной.
Но не сейчас. Гриффин чуть не подавилась, разглядывая виднеющуюся сквозь наведенную заклинанием личину. Сильно ослабевшую и готовую развеяться совсем, как порванная полиэтиленовая пленка. Или жалкие попытки студенток ее обмануть, отправив на лекцию фантом. Саладин может неизмеримо лучше. Просто не старается поддерживать обличье ветхого старичка, специально для неё. Или она видит то, чего нет? Когда-то привычное.
Саладин уже давно сроднился с ним, горячо полюбил и не менял ни при каких обстоятельствах. Даже ради своих девочек. Ходить в таком виде к девушкам-массажисткам — особый сорт садизма, не иначе. Или троллинг, как выражается молодежь. Заставлять бедняжек ублажать деда, готового скончаться от старости прямо на них — нет, конечно, но выглядит он именно так, — ну что за глупые шутки? Хорошо, что она может видеть его нормального, сейчас даже без усилий. Но странный взгляд, как будто борешься с Альцгеймером, логично оставить старческому облику. Или что-то правда не так?
<i>Что ты такое? </i>
И какого черта еще здесь? Да, она слишком долго блуждала в лабиринтах памяти… или Забвения, и уже боялась остаться в них навсегда, не найдя выхода. Или не боялась? Смотря в каких. Там, где ничего еще не случилось, и они мало отличались от своих учеников — да. Были неизмеримо моложе и эмоциональнее. Трудно поверить и незачем вспоминать. Курсанты и юные ведьмочки ни за что не поверят. Примут картинки из прошлого наставников за иллюзию или фотошоп, если им показать. И будут правы — бывшее настолько давно рассыпается в руках и памяти, как страницы древних книг.
Она сказала вчера лишнее, чем опасно и ненужно делиться? Скорее всего, или подумала, не заботясь о ментальной самозащите. Неважно, вряд ли Саладин узнал что-то новое. Директора Красного Фонтана не удивить и не шокировать… наверное, ничем. Уже давно. Даже собственной смертью — сроднившийся с обликом невзрачного старичка маг лишь приподнимет бровь и вяло отхлебнет из стакана. Возможность использовать услышанное против неё (в своих интересах — ничего личного) он не упустит. Но осуждать не станет, ни за что.
С чем-то похожим на страх и брезгливость он посмотрел на нее безумно давно. Так мимолетно, что могло и показаться. Потому что она ждала именно этого… и чувствовала сама. К себе. Из-за того, что сделала, и собиралась сделать. А его задели совсем не темные ритуалы и смерти младенцев. Возлюбленный и соратник по Команде Света боялся только опасности для нее и убеждал быть осторожнее. Когда она решила проникнуть в Облачную башню, став ученицей Прародительниц.
Из-за убийства одного из подкинутых в Облачную башню новорожденных, или даже десятка он бы и бровью не повел — это неизбежные жертвы на пути. И еще неизвестно, кто настоящий убийца — мать, отнесшая ненужное дитя в башню ведьм, или одержимые кровожадными инстинктами древние твари. А любимый ведьмами ритуальный секс они не обсуждали… до этого. Обошли скользкую тему, или просто к слову не пришлось.
Саладина мало волнует моральный аспект — может, тогда чуть больше. Он никогда не считал его важнее здравого смысла и меньшего зла. И не видел ничего предосудительного в жертвоприношениях и чёрной магии, когда это вынужденная мера. Но очень обиделся и огорчился из-за измены и ее последствий. Особенно из-за второго. Она не ожидала такой бури эмоций, больно ударившей по восприятию жгучей злостью и унижением. Он даже искренне пожелал ей сдохнуть от родов вместе с проклятым ублюдком. Про себя… но забыл сгоряча о ментальной защите, и она все услышала. Чтобы темный гаденыш ее пополам разорвал, когда еще вырастет. Или попал в хищные руки сумасшедшей Белладонны, там ему самое место.
Она испугалась, что бывший возлюбленный ее убьет или покалечит — на один безумный миг. Боевым заклинанием или судорожно сжавшимися кулаками. Так, что никто не родится, потому что это существо… младенец умрет в ней прямо сейчас. И послушно зажмурилась в ожидании удара. Хорошо, значит ей не придется… ничего не придется. Но Саладин взял себя в руки и успокоился, обойдясь без рукоприкладства. И грубых слов, почти. «Проклятая шлюха» пылало раскаленными буквами в мыслях и неудержимо рвалось на язык. Но он этого не сказал. Ударил кулаком по стене вместо ее лица, выдохнул и стал неестественно спокойным. Постарался привести ее в чувство и найти разумное решение, только сочувствовать не стал.
Как она надеялась и отчаянно нуждалась. Думала, что он все поймет и поддержит. Как близкий друг — ему очень нравилось, что она за свободные отношения, не морщится от сомнительных тем и идей — сама может предложить еще более сомнительные и ничего от него не требует. Как прежде, всегда понимал и поддерживал. Обнимет, пожалеет и унесет прочь из не дающего дышать черного ужаса Облачной башни. Аккуратно обведет пальцем губы, как раньше, погладит по волосам и всему остальному… по животу тоже, она уже умирает без ласки и нежных прикосновений. А потом они вместе придумают, как быть дальше и обязательно победят.
И она родит все больше дающего о себе знать ребенка… и постарается быть ему матерью. Наверное, если у нее нет сил его убивать вместе с Прародительницами, и ненавидеть тоже. Нежданного и нежеланного, но он уже так сильно вырос, и… не просто исчадие тьмы, да? Если толкается внутри, как обычный младенец, и похож на него. Что Саладин будет злиться, ревновать и возненавидит ее — по-настоящему, на некоторое время — она совершенно не подумала. У них же приятные свободные отношения, дружба и взаимопонимание? Было. И можно позволять себе, что хочется, с другими, он сам так делал. Наверное, она не выясняла… или все-таки нет?
Они не обещали друг другу хранить верность, ей просто нравился молодой не вполне светлый маг и не хотелось никого другого. Кроме… того, кто понадобился для ритуала Прародительниц. Его она желала совсем иначе, чем Саладина, гораздо сильнее и безумнее, всей включившейся в полную силу сущностью ведьмы. Но это другое, и к тому же ей просто пришлось. И хотелось тоже — так, что сердце прыгало и замирало, норовя выскочить из груди, и все тело горело, как в лихорадке. Трудно уже вспомнить… неважно. А Саладину словно плеснули в душу кислотой. И оказалось обидно… неприятно смотреть на зачатое не с ним дитя в ее животе. Он назвал это очень грубо, ни к чему повторять. Настолько, что демонстративно избегал касаться предательской округлости… гадкой темной твари. Словно боялся обжечься, или осквернить себя.
Она и сама… всерьез ожидала увидеть что-то другое, жуткое и ненормальное, а не обычного живого младенца. Беспомощного и как будто испуганного, с покрасневшим от крика круглым личиком. Хотела… так было бы легче и правильнее. Для всех. Когда он все же родился… выдрался из неё наружу, разорвав все, что можно. После долгих и неописуемо жутких мучений, похожих на агонию. Почти таких, как хотел Саладин — ему стало легче? Живым и здоровым, хотя лучше бы нет. Ее мальчику тоже было больно и страшно, как ей?
— Уже нет, — Саладин продолжил несказанное, резко поставив на стол пустой стакан. Гриффин вздрогнула от ударившего по нервам стука, и навязчивая картинка развеялась, — И тебе.
Ей да. Из-за Лилис, или она тут ни при чем? Наведенные мастерицей иллюзий видения приходили и без нее. Сами. Проклятая древняя тварь в кои то веки просчиталась и делает лишнюю работу. Заставляя слушать повторенный каменными сводами детский крик. И морщиться от распирающей боли в переполненной молоком груди. Она так и не покормила… того, кто очень хотел его поесть и успокоиться в тепле материнских рук. Черт… она совсем не в себе, если готова размазывать сопли по лицу от пошлых глупостей. Реветь и сходить с ума бесполезно и опасно, лучше собраться с силами и решить проблему. Она знает, как. Или придумает что-нибудь еще, нужный ей выход должен где-то быть.
— Клонировать, выделив ДНК из костных останков? — Саладин скептически прищурился, словно собираясь раскритиковать сомнительный проект на конференции. — Это безумие, ненамного лучше игр с пространственно-временными переходами. Но не выйдет — ни у тебя сделать глупость с непредсказуемыми последствиями, ни у них шантажировать и сводить с ума. Лилис нечего тебе отдать, она врет.
— Откуда ты знаешь?
— Видел. В воспоминаниях Лилис, когда удалось в них заглянуть. В тот день, когда твои наставницы были повержены и заточены в Обсидиан, — неестественно равнодушно, как на лекции, продолжил Саладин, не позволив себя перебить. Внезапно ожившее прошлое вывело из равновесия и его, но Великий маг старался сохранять спокойствие. Не впадать в «бабские истерики», как он это называет. — Мощный выброс Тьмы оглушил их, и отбросил, как порыв ветра бумажных кукол, чудом не размозжив головы о потолок.
