ЦВЕТНЫЕ
Ник просыпается и долго лежит, вслушиваясь в лихорадочный стук пульса. Подушка мокрая от пота, мышцы напряжены так, что словно окаменели, и Ник сосредотачивается на том, чтобы расслабить их. От вчерашней попойки по комнате разбросаны бутылки, голова гудит, к психотерапевту через час, а он так разбит, что мелочно думает отменить все. Он долбоеб, конечно, но исполнительный и подводить людей терпеть не может.
Вздыхая, Ник собирает себя в кучу и плетется в ванную. В комнате живёт один - с тех пор, как практически провалил ту проклятую миссию шесть лет назад. Он и работает один, иногда вместе с Лаки, который с той же миссии (которая для него стала первой) удивительно ровно терпит его закидоны; огрызается на начальство вдвое больше и миссии срывает наполовину. С той роковой ночи Ник не доверяет себе, своему предательскому телу, и раз за разом оказывается в больнице.
Психотерапевт подозревает его в депрессии, эмоциональном выгорании и суицидальных наклонностях - Ник подозревает, что он просто идиот.
Странно, что его все ещё не выперли из штаба. За выслуги прошлых лет? Или за то, что никто другой не взялся бы за некоторые самоубийственные миссии, из которых Ник то и дело выкарабкивается живым, будто у него девять жизней, как у кота? Или это все благодаря волшебной силе треклятых памятных часов, выбросить которые Ник так и не смог?
Ник стоит под ледяным душем, терпит, стиснув зубы. Тело ноет, последнее ранение оказалось серьезным, и невозможность выйти на работу сводит с ума. Ника достало уже ходить на процедуры, но он терпит. Он многое терпит, выжидает своего часа, и если надо - он справится с аналитикой и чем бы то ни было ещё, если это поможет добраться до цели. Прежде в этом не было необходимости, и Ник занимался тем, к чему лежала душа, но теперь чтобы найти кое-кого, докопаться и прикончить, придется набраться терпения и действовать самому, потому что угадайте, что ему сказало начальство, когда он ввалился к ним разъяренный и с претензиями?
Ник чертыхается. Долго раздражённо трет татуху сзади на шее. У них с Терри были парные, и куча шрамов, о происхождении которых знали они лишь двое, и куча общих идиотских шуточек, и безмолвная поддержка за спиной, не требующая лишних слов, а теперь каждое пробуждение угрюмого, замкнувшегося в себе Ника начинается с кошмара - с той ночи, когда все в его жизни пошло наперекосяк, а от девочек с красными бантами его теперь натурально мутит. Мертвая девочка преследует его во сне, и иногда лучше не спать двое суток, чем снова видеть бледное личико, залитое кровью, и остекленевшие глаза.
Психотерапевт сказал, что у него психологическая травма - Ник молча продемонстрировал ему средний палец. Терапия продвигалась медленно, точнее, уверенно топталась на месте. В конце концов, этот кретин отправился с отчетом к куратору Байтсу, и Ник запоздало спохватился, что вообще-то от показаний этого мистера зависит его дальнейшее положение - пригоден он к службе или...
- Нет, - категорично встречает его Байтс.
На столе его педантично разложены остро наточенные карандаши. Ник мысленно прикидывает двенадцать способов прикончить Байтса ударом одной из этих зубочисток, честное слово, нахрена они ему? все равно же электронками пользуется.
- Почему? - подавив порыв убивать, цедит Ник и для внушительности опирается ладонями о стол, нависая над сухощавым куратором, выпрямленным, будто палку проглотил.
Байтс выразительно поправляет очки на переносице, откашливается и читает доносы этого стукача.
Дополнительно к психотравме из-за той миссии у Ника, оказывается, комплексы и психотравмы из-за кидал-родителей и первых нескольких лет в детдоме. Ник диву даётся тому, что пронырливый мистер психотерапевт докопался до этой части его жизни - Ник ничего ему не рассказывал, сам информацию отыскал что ли? Он даже восхитился бы его профессионализмом, если бы этот долбоеб копался в прошлом кого-то другого.
- Мы не можем допустить тебя к миссиям, - заключает Байтс. - Ты нестабилен.
Ник пристально смотрит на него, пытаясь донести взглядом, что нестабильным сейчас будет он во всех смыслах.
Байтс выпрямляется ещё больше и снова поправляет нервным движением очки.
- Хелшайн предложил тебе небольшое задание на время реабилитации.
- Задание?
- В перерасчете на уровень сложности - первого ранга, - уточняет Байтс и мерзенько усмехается себе под нос: - если тебя это утешит.
Ник недоуменно вскидывает брови.
Через полчаса он, ломая голову над этой загадкой - он же нестабилен, судя по словам психотерапевта, какого черта миссия первого ранга? не то чтобы он против, конечно… - вытянувшись в струнку и заложив руки за спину, терпеливо дожидается приезда Хелшайна. Длинный лимэрин-3000 останавливается у ворот штаба, не заезжая, дверца открывается. Ник отдает честь Хелшайну, тот нетерпеливо машет рукой, приглашая сесть. Удивленный неожиданной привилегией, Ник быстро забирается в лимэрин, с удовольствием втягивая носом аромат дорогой кожи, и готовится слушать.
- Я поручаю тебе важное задание, - массируя коротко стриженные виски, говорит Хелшайн. Выглядит он раздраженным и усталым - последние скандалы единственной дочурки прибавили ему седых волос и морщин. - Это твой последний шанс восстановиться, Хоук, если подведешь, даже я не смогу ничего сделать… Ты наш ценный сотрудник, понимаешь это? Ты доказывал свою лояльность не раз, благодаря тебе столько терактов и покушений предотвращено. Временные трудности затянулись, но мы своих не бросаем, таков наш девиз.
Ник кивает, насупившись. Он уже подумывал идти в инструкторы (или пристрелиться в ванной), если провалит и эту срань, скорее всего, так и будет.
- А затею с предателем оставь, - продолжает Хелшайн и чуть щурится в ответ на окаменевшее лицо Ника. - Его тело нашли, ты сам был на опознании, дело закрыто.
Ник молчит.
Дело нихрена не закрыто. Что за дешёвый трюк - обгоревший труп с зубами, - как можно на такое купиться? Ник знал этого ублюдка слишком хорошо, чтобы поверить в такую его банальную смерть.
Но, в конце концов, может, психотерапевт прав, и у него просто едет крыша.
К его удивлению, они останавливаются в резиденции мистера Хелшайна, где их встречает его красивая дочурка на шпильках, при полном параде - будто только с экрана Colorgram сошла, не то чтобы Ник следит, но он всегда подспудно выискивает чужие слабости.
- Николас Хоук, это моя дочь Анжелика, - представляет Хелшайн. - Анжи, дорогая, это твой новый телохранитель.
Анжелика презрительно кривится, открывает красивый ротик, откуда вылетают нецензурные слова, за которые Хелшайн тут же разъяренно грозит прикрыть счета, на что Анжелика напоминает, что у нее свои и доверенность на личного менеджера, идите в жопу, папенька, на что в жопу посылают уже ее и в таких выражениях, что у обалдевшего Ника полыхают уши, а бедный Лаки уже давно упал бы в обморок.
Адская семейка, думает он.
Нет, погодите, что?
- Телохранитель? - удивляется он, пока папаша с дочуркой пытаются отдышаться. - Это мне что, людей от нее охранять?
Анжелика смеряет его уничтожающим взглядом и когда обращается к отцу, в глазах ее стоят слезы, и выглядит она не как бешеная фурия, а несправедливо обиженный ангел.
- Папуля, я же извинилась, ну серьезно, этот урод мне нахрен… то есть я не нуждаюсь в телохранителе.
- Мне так будет спокойней, - говорит Хелшайн и строго смотрит на Ника. - Приступаешь к миссии с этой минуты.
- И сколько же она будет длиться? - практичный Ник смотрит на Анжелику оценивающим взглядом.
Судя по всему, всю жизнь… благо, она будет короткой - не она его, так он её доведет, она пожалуется папочке и пишите его дело черными нитками.
- Посмотрим по обстоятельствам. - Хелшайн строго смотрит на поникшую дочурку. - Ну-ну, дорогая, выше нос, Ник наш лучший агент.
Был, по крайней мере, ещё года три назад. Ни для кого не секрет, что в последнее время Николас Хоук, драчун и пьянчуга, сильно сдал позиции, аж самому от себя тошно.
Ник вздыхает. Ему хочется надеяться, что шанс дали, потому что испытывают хоть какие-то угрызения совести за то, что на ту роковую миссию отправили именно его, после чего все пошло наперекосяк, а не потому что великовозрастному ребенку нужна нянька.
Вскоре Хелшайн прощается с дочкой и уезжает по делам, оставив ее на попечение Нику.
- Значит так… - начинает с претензиями в голосе девчонка, - делаешь всё, что я скажу, не путаешься под ногами, а лучше вообще притворись, что тебя здесь нет, а я, так и быть, не стану сливать тебя и дам хорошие рекомендации. Через пару месяцев отец остынет, и мы расстанемся, будто ничего и не было, идёт?
Не дожидаясь ответа, она шагает домой. Ник задерживается на минуту, привычно оценивая местность на угрозу, прежде чем спохватиться - здесь с охраной должно быть все в порядке.
Встретивший управляющий отводит его в соседнюю с Анжеликой комнату, где он тут же растягивается на роскошной кровати и устало прикрывает глаза, планируя нажраться напоследок как следует, ведь впереди его поджидают лишь адские месяцы в компании любимой дочурки босса…
За окнами поезда тянутся каменистые пустоши - изломанные, уродливые, со сглаженными временем очертаниями. Проносятся далекие остроугольные линии таких же провинциальных городов, откуда Лали родом. Мелькают слепящие озера и реки. Поезд серебристой пулей летит по мосту, минуя последний рубеж, что отделяет оставшийся далеко позади Рейн-таун от столицы. Затем они въезжают в тоннель. От неожиданности Лали крепче сжимает поручень у окна и смотрит на отражение.
Вагон, в котором они едут, просторный и светлый. Вдоль одной стены - длинная узкая столешница с прикрученными к полу высокими табуретами, вдоль другой - ряды сидений по два. Ехать всего несколько часов, потому полок, чтобы прилечь, не предусмотрено.
Некоторые попутчики перекусывают, оживленно переговариваясь за столешницей (у выхода, противоположного туалетным кабинам, есть небольшой буфет, где продают напитки и еду; Лали из любопытства туда заглянула и как-то случайно обзавелась целым пакетом сладостей, мысленно договариваясь с собой, что растянет его на месяц), среди них больше оранжевых, и Лали озадаченно думает о теории любимого ведущего мамы из передачи «Все обо всем» - тот убежденно разделяет пристрастия чистых по цвету кожи. По его словам любителей поесть больше всего среди розовых, и хоть Лали и знает, что все это бездоказательная чушь, но все равно по вечерам озабоченно разглядывает свои ляжки в зеркале.
Взгляд Лали медленно перемещается к сидящим пассажирам.
Среди них есть розовые, как Лали, и фиолетовые, как Дами, желтые и оранжевые, голубые и зеленые… Одни дремлют, другие читают книги, третьи по уши погружены в планшеты или голограммы смарт-часов, четвертые негромко переговариваются, пятые что-то пишут в блокнотах...
Лали переводит взгляд на Дами.
Та сидит с закрытыми глазами, закинув ногу на ногу, и слушает музыку через крохотные наушники. Кажется, что она дремлет. На ней широкие темные штаны и простая черная футболка. Лали вспоминает, как они с Дами ходили по магазинам неделю назад, и расплывается в улыбке.
С Дами они дружат, вернее, дружили с тех времен, когда еще ползают под столом и не задевают голову. Они выросли по соседству, бегали друг к другу в гости, как к себе домой, разделяли любовь к рисованию и скрепляли девчачьи клятвы мизинчиками.
Лали, улыбаясь воспоминанию, продолжает наблюдать за Дами. Та вздыхает, меняет ногу и снова застывает.
Улыбка медленно сползает с губ Лали.
Они сильно отдалились с тех пор, как родители Дами развелись. У Дами появились новые друзья и увлечения, и Лали, чувствуя себя неуклюжей неумехой, тщетно пыталась возобновить дружбу, но ничего не получалось. Дами в ответ на ее жалобные расспросы лишь фальшиво улыбнулась, окатив холодным, немного презрительным взглядом.
«Ты тут ни при чем. Это жизнь, нам всем нужно двигаться вперед, и это нормально, если наши пути разойдутся».
Но Лали отказывалась так просто сдаваться. В частности потому, что была виновата в разломе их дружбы - следовало лучше поддержать Дами в тот нелегкий период, вместо того, чтобы возиться с тем дурацким комиксом на несчастный конкурс! А по итогу, разрываясь, и мимо финала пролетела, и дружбу с Дами профукала! Неудачница!
Оттого Лали и решила, что отныне сделает все, чтобы вернуть их дружбу, даже поступит в один университет, да что там, на тот же факультет, что и Дами (пусть даже Лали с трудом выносила все эти нудные лекции по юриспруденции, брр, кому они вообще могут быть интересными, сплошная головная боль же от них…)!
Будучи человеком ленивым и привыкшим плыть по течению, Лали, обнаружив в себе мотивацию с большой буквы, с неожиданной решимостью принялась штурмовать бастион наук. Она зубрила сутками напролет, пристрастилась к кофе, искусала ногти на руках во время экзаменов и умудрилась забраться в список поступивших на коммерческой основе. Узнав об этом, расплакалась от облегчения - в университет «Святой Магдалены» была бешеная конкуренция, и Лали понимала, что вряд ли поступила бы на бюджет, даже начав готовиться за два года до экзаменов, но родители, узнав, что единственная дочурка хочет учиться именно там, поддержали ее решение. Это было очень мило с их стороны. Особенно та часть, где они оплачивают ее учебу.
Лали под порывом вдохновения мысленно клянется устроиться на работу и с первой же зарплаты купить матери красивое украшение, а отцу - новый галстук.
Вряд ли Дами осознает, на что Лали пошла ради нее. Прежде пределом мечтаний Лали было отучиться на художницу и устроиться работать в какую-нибудь студию с симпатичными моделями. Желательно поближе к дому. Лишенная амбиций, избалованная родителями, которые никогда не требовали каких-то высоких достижений, прежде Лали с удовольствием отдавалась сердечным радостям - рисовала комиксы, увлекалась модой и косметикой, мечтала о Джорджи ван Дайке... Прежде. Теперь же - настала пора взрослой жизни.
Лали смотрит на Дами, чувствуя, как поднимается в груди волна гордости за себя и свое самоотверженное решение.
Как здорово, что они поступили в один и тот же университет! Как замечательно, что они едут вдвоем – рука об руку, плечом к плечу, как лучшие подруги, как это было раньше и, Лали не сомневается, будет всегда! Они будут учиться вместе, обедать вместе… Может, удастся уговорить тетю Лору, чтобы та разрешила и Дами пожить в ее доме? Лали всерьез этим озадачивается. Она начиталась страшилок о жизни в общежитиях, и мысль отпустить Дами туда совсем одну повергает ее в ужас. В еще больший ужас она приходит, когда думает о том, чтобы тоже там поселиться. Нет, нет, все-таки лучше поговорить с тетей. Как было бы чудно жить всем вместе!
Лали представляет, как просыпается ранним утром, сладко потягивается и шлепает босиком на кухню, пока остальные спят. Печет блинчики, поливает их сиропом, заваривает чай, укладывает еду в коробочки для обеда – тетя Лора и Дами предпочитают перекусывать на бегу, а ведь это вредно для желудка! На занятиях они с Дами сидят рядышком, делятся домашкой, бегают вместе в библиотеку и столовую. Вечером Лали готовит свою фирменную запеканку, и до глубокой ночи они с Дами сплетничают обо всем на свете и засыпают в обнимку. Как раньше.
Пролог
Ник просыпается и долго лежит, вслушиваясь в лихорадочный стук пульса. Подушка мокрая от пота, мышцы напряжены так, что словно окаменели, и Ник сосредотачивается на том, чтобы расслабить их. От вчерашней попойки по комнате разбросаны бутылки, голова гудит, к психотерапевту через час, а он так разбит, что мелочно думает отменить все. Он долбоеб, конечно, но исполнительный и подводить людей терпеть не может.
Вздыхая, Ник собирает себя в кучу и плетется в ванную. В комнате живёт один - с тех пор, как практически провалил ту проклятую миссию шесть лет назад. Он и работает один, иногда вместе с Лаки, который с той же миссии (которая для него стала первой) удивительно ровно терпит его закидоны; огрызается на начальство вдвое больше и миссии срывает наполовину. С той роковой ночи Ник не доверяет себе, своему предательскому телу, и раз за разом оказывается в больнице.
Психотерапевт подозревает его в депрессии, эмоциональном выгорании и суицидальных наклонностях - Ник подозревает, что он просто идиот.
Странно, что его все ещё не выперли из штаба. За выслуги прошлых лет? Или за то, что никто другой не взялся бы за некоторые самоубийственные миссии, из которых Ник то и дело выкарабкивается живым, будто у него девять жизней, как у кота? Или это все благодаря волшебной силе треклятых памятных часов, выбросить которые Ник так и не смог?
Ник стоит под ледяным душем, терпит, стиснув зубы. Тело ноет, последнее ранение оказалось серьезным, и невозможность выйти на работу сводит с ума. Ника достало уже ходить на процедуры, но он терпит. Он многое терпит, выжидает своего часа, и если надо - он справится с аналитикой и чем бы то ни было ещё, если это поможет добраться до цели. Прежде в этом не было необходимости, и Ник занимался тем, к чему лежала душа, но теперь чтобы найти кое-кого, докопаться и прикончить, придется набраться терпения и действовать самому, потому что угадайте, что ему сказало начальство, когда он ввалился к ним разъяренный и с претензиями?
Ник чертыхается. Долго раздражённо трет татуху сзади на шее. У них с Терри были парные, и куча шрамов, о происхождении которых знали они лишь двое, и куча общих идиотских шуточек, и безмолвная поддержка за спиной, не требующая лишних слов, а теперь каждое пробуждение угрюмого, замкнувшегося в себе Ника начинается с кошмара - с той ночи, когда все в его жизни пошло наперекосяк, а от девочек с красными бантами его теперь натурально мутит. Мертвая девочка преследует его во сне, и иногда лучше не спать двое суток, чем снова видеть бледное личико, залитое кровью, и остекленевшие глаза.
Психотерапевт сказал, что у него психологическая травма - Ник молча продемонстрировал ему средний палец. Терапия продвигалась медленно, точнее, уверенно топталась на месте. В конце концов, этот кретин отправился с отчетом к куратору Байтсу, и Ник запоздало спохватился, что вообще-то от показаний этого мистера зависит его дальнейшее положение - пригоден он к службе или...
- Нет, - категорично встречает его Байтс.
На столе его педантично разложены остро наточенные карандаши. Ник мысленно прикидывает двенадцать способов прикончить Байтса ударом одной из этих зубочисток, честное слово, нахрена они ему? все равно же электронками пользуется.
- Почему? - подавив порыв убивать, цедит Ник и для внушительности опирается ладонями о стол, нависая над сухощавым куратором, выпрямленным, будто палку проглотил.
Байтс выразительно поправляет очки на переносице, откашливается и читает доносы этого стукача.
Дополнительно к психотравме из-за той миссии у Ника, оказывается, комплексы и психотравмы из-за кидал-родителей и первых нескольких лет в детдоме. Ник диву даётся тому, что пронырливый мистер психотерапевт докопался до этой части его жизни - Ник ничего ему не рассказывал, сам информацию отыскал что ли? Он даже восхитился бы его профессионализмом, если бы этот долбоеб копался в прошлом кого-то другого.
- Мы не можем допустить тебя к миссиям, - заключает Байтс. - Ты нестабилен.
Ник пристально смотрит на него, пытаясь донести взглядом, что нестабильным сейчас будет он во всех смыслах.
Байтс выпрямляется ещё больше и снова поправляет нервным движением очки.
- Хелшайн предложил тебе небольшое задание на время реабилитации.
- Задание?
- В перерасчете на уровень сложности - первого ранга, - уточняет Байтс и мерзенько усмехается себе под нос: - если тебя это утешит.
Ник недоуменно вскидывает брови.
***
Через полчаса он, ломая голову над этой загадкой - он же нестабилен, судя по словам психотерапевта, какого черта миссия первого ранга? не то чтобы он против, конечно… - вытянувшись в струнку и заложив руки за спину, терпеливо дожидается приезда Хелшайна. Длинный лимэрин-3000 останавливается у ворот штаба, не заезжая, дверца открывается. Ник отдает честь Хелшайну, тот нетерпеливо машет рукой, приглашая сесть. Удивленный неожиданной привилегией, Ник быстро забирается в лимэрин, с удовольствием втягивая носом аромат дорогой кожи, и готовится слушать.
- Я поручаю тебе важное задание, - массируя коротко стриженные виски, говорит Хелшайн. Выглядит он раздраженным и усталым - последние скандалы единственной дочурки прибавили ему седых волос и морщин. - Это твой последний шанс восстановиться, Хоук, если подведешь, даже я не смогу ничего сделать… Ты наш ценный сотрудник, понимаешь это? Ты доказывал свою лояльность не раз, благодаря тебе столько терактов и покушений предотвращено. Временные трудности затянулись, но мы своих не бросаем, таков наш девиз.
Ник кивает, насупившись. Он уже подумывал идти в инструкторы (или пристрелиться в ванной), если провалит и эту срань, скорее всего, так и будет.
- А затею с предателем оставь, - продолжает Хелшайн и чуть щурится в ответ на окаменевшее лицо Ника. - Его тело нашли, ты сам был на опознании, дело закрыто.
Ник молчит.
Дело нихрена не закрыто. Что за дешёвый трюк - обгоревший труп с зубами, - как можно на такое купиться? Ник знал этого ублюдка слишком хорошо, чтобы поверить в такую его банальную смерть.
Но, в конце концов, может, психотерапевт прав, и у него просто едет крыша.
***
К его удивлению, они останавливаются в резиденции мистера Хелшайна, где их встречает его красивая дочурка на шпильках, при полном параде - будто только с экрана Colorgram сошла, не то чтобы Ник следит, но он всегда подспудно выискивает чужие слабости.
- Николас Хоук, это моя дочь Анжелика, - представляет Хелшайн. - Анжи, дорогая, это твой новый телохранитель.
Анжелика презрительно кривится, открывает красивый ротик, откуда вылетают нецензурные слова, за которые Хелшайн тут же разъяренно грозит прикрыть счета, на что Анжелика напоминает, что у нее свои и доверенность на личного менеджера, идите в жопу, папенька, на что в жопу посылают уже ее и в таких выражениях, что у обалдевшего Ника полыхают уши, а бедный Лаки уже давно упал бы в обморок.
Адская семейка, думает он.
Нет, погодите, что?
- Телохранитель? - удивляется он, пока папаша с дочуркой пытаются отдышаться. - Это мне что, людей от нее охранять?
Анжелика смеряет его уничтожающим взглядом и когда обращается к отцу, в глазах ее стоят слезы, и выглядит она не как бешеная фурия, а несправедливо обиженный ангел.
- Папуля, я же извинилась, ну серьезно, этот урод мне нахрен… то есть я не нуждаюсь в телохранителе.
- Мне так будет спокойней, - говорит Хелшайн и строго смотрит на Ника. - Приступаешь к миссии с этой минуты.
- И сколько же она будет длиться? - практичный Ник смотрит на Анжелику оценивающим взглядом.
Судя по всему, всю жизнь… благо, она будет короткой - не она его, так он её доведет, она пожалуется папочке и пишите его дело черными нитками.
- Посмотрим по обстоятельствам. - Хелшайн строго смотрит на поникшую дочурку. - Ну-ну, дорогая, выше нос, Ник наш лучший агент.
Был, по крайней мере, ещё года три назад. Ни для кого не секрет, что в последнее время Николас Хоук, драчун и пьянчуга, сильно сдал позиции, аж самому от себя тошно.
Ник вздыхает. Ему хочется надеяться, что шанс дали, потому что испытывают хоть какие-то угрызения совести за то, что на ту роковую миссию отправили именно его, после чего все пошло наперекосяк, а не потому что великовозрастному ребенку нужна нянька.
Вскоре Хелшайн прощается с дочкой и уезжает по делам, оставив ее на попечение Нику.
- Значит так… - начинает с претензиями в голосе девчонка, - делаешь всё, что я скажу, не путаешься под ногами, а лучше вообще притворись, что тебя здесь нет, а я, так и быть, не стану сливать тебя и дам хорошие рекомендации. Через пару месяцев отец остынет, и мы расстанемся, будто ничего и не было, идёт?
Не дожидаясь ответа, она шагает домой. Ник задерживается на минуту, привычно оценивая местность на угрозу, прежде чем спохватиться - здесь с охраной должно быть все в порядке.
Встретивший управляющий отводит его в соседнюю с Анжеликой комнату, где он тут же растягивается на роскошной кровати и устало прикрывает глаза, планируя нажраться напоследок как следует, ведь впереди его поджидают лишь адские месяцы в компании любимой дочурки босса…
Глава 1 Прекрасная незнакомка
За окнами поезда тянутся каменистые пустоши - изломанные, уродливые, со сглаженными временем очертаниями. Проносятся далекие остроугольные линии таких же провинциальных городов, откуда Лали родом. Мелькают слепящие озера и реки. Поезд серебристой пулей летит по мосту, минуя последний рубеж, что отделяет оставшийся далеко позади Рейн-таун от столицы. Затем они въезжают в тоннель. От неожиданности Лали крепче сжимает поручень у окна и смотрит на отражение.
Вагон, в котором они едут, просторный и светлый. Вдоль одной стены - длинная узкая столешница с прикрученными к полу высокими табуретами, вдоль другой - ряды сидений по два. Ехать всего несколько часов, потому полок, чтобы прилечь, не предусмотрено.
Некоторые попутчики перекусывают, оживленно переговариваясь за столешницей (у выхода, противоположного туалетным кабинам, есть небольшой буфет, где продают напитки и еду; Лали из любопытства туда заглянула и как-то случайно обзавелась целым пакетом сладостей, мысленно договариваясь с собой, что растянет его на месяц), среди них больше оранжевых, и Лали озадаченно думает о теории любимого ведущего мамы из передачи «Все обо всем» - тот убежденно разделяет пристрастия чистых по цвету кожи. По его словам любителей поесть больше всего среди розовых, и хоть Лали и знает, что все это бездоказательная чушь, но все равно по вечерам озабоченно разглядывает свои ляжки в зеркале.
Взгляд Лали медленно перемещается к сидящим пассажирам.
Среди них есть розовые, как Лали, и фиолетовые, как Дами, желтые и оранжевые, голубые и зеленые… Одни дремлют, другие читают книги, третьи по уши погружены в планшеты или голограммы смарт-часов, четвертые негромко переговариваются, пятые что-то пишут в блокнотах...
Лали переводит взгляд на Дами.
Та сидит с закрытыми глазами, закинув ногу на ногу, и слушает музыку через крохотные наушники. Кажется, что она дремлет. На ней широкие темные штаны и простая черная футболка. Лали вспоминает, как они с Дами ходили по магазинам неделю назад, и расплывается в улыбке.
С Дами они дружат, вернее, дружили с тех времен, когда еще ползают под столом и не задевают голову. Они выросли по соседству, бегали друг к другу в гости, как к себе домой, разделяли любовь к рисованию и скрепляли девчачьи клятвы мизинчиками.
Лали, улыбаясь воспоминанию, продолжает наблюдать за Дами. Та вздыхает, меняет ногу и снова застывает.
Улыбка медленно сползает с губ Лали.
Они сильно отдалились с тех пор, как родители Дами развелись. У Дами появились новые друзья и увлечения, и Лали, чувствуя себя неуклюжей неумехой, тщетно пыталась возобновить дружбу, но ничего не получалось. Дами в ответ на ее жалобные расспросы лишь фальшиво улыбнулась, окатив холодным, немного презрительным взглядом.
«Ты тут ни при чем. Это жизнь, нам всем нужно двигаться вперед, и это нормально, если наши пути разойдутся».
Но Лали отказывалась так просто сдаваться. В частности потому, что была виновата в разломе их дружбы - следовало лучше поддержать Дами в тот нелегкий период, вместо того, чтобы возиться с тем дурацким комиксом на несчастный конкурс! А по итогу, разрываясь, и мимо финала пролетела, и дружбу с Дами профукала! Неудачница!
Оттого Лали и решила, что отныне сделает все, чтобы вернуть их дружбу, даже поступит в один университет, да что там, на тот же факультет, что и Дами (пусть даже Лали с трудом выносила все эти нудные лекции по юриспруденции, брр, кому они вообще могут быть интересными, сплошная головная боль же от них…)!
Будучи человеком ленивым и привыкшим плыть по течению, Лали, обнаружив в себе мотивацию с большой буквы, с неожиданной решимостью принялась штурмовать бастион наук. Она зубрила сутками напролет, пристрастилась к кофе, искусала ногти на руках во время экзаменов и умудрилась забраться в список поступивших на коммерческой основе. Узнав об этом, расплакалась от облегчения - в университет «Святой Магдалены» была бешеная конкуренция, и Лали понимала, что вряд ли поступила бы на бюджет, даже начав готовиться за два года до экзаменов, но родители, узнав, что единственная дочурка хочет учиться именно там, поддержали ее решение. Это было очень мило с их стороны. Особенно та часть, где они оплачивают ее учебу.
Лали под порывом вдохновения мысленно клянется устроиться на работу и с первой же зарплаты купить матери красивое украшение, а отцу - новый галстук.
Вряд ли Дами осознает, на что Лали пошла ради нее. Прежде пределом мечтаний Лали было отучиться на художницу и устроиться работать в какую-нибудь студию с симпатичными моделями. Желательно поближе к дому. Лишенная амбиций, избалованная родителями, которые никогда не требовали каких-то высоких достижений, прежде Лали с удовольствием отдавалась сердечным радостям - рисовала комиксы, увлекалась модой и косметикой, мечтала о Джорджи ван Дайке... Прежде. Теперь же - настала пора взрослой жизни.
Лали смотрит на Дами, чувствуя, как поднимается в груди волна гордости за себя и свое самоотверженное решение.
Как здорово, что они поступили в один и тот же университет! Как замечательно, что они едут вдвоем – рука об руку, плечом к плечу, как лучшие подруги, как это было раньше и, Лали не сомневается, будет всегда! Они будут учиться вместе, обедать вместе… Может, удастся уговорить тетю Лору, чтобы та разрешила и Дами пожить в ее доме? Лали всерьез этим озадачивается. Она начиталась страшилок о жизни в общежитиях, и мысль отпустить Дами туда совсем одну повергает ее в ужас. В еще больший ужас она приходит, когда думает о том, чтобы тоже там поселиться. Нет, нет, все-таки лучше поговорить с тетей. Как было бы чудно жить всем вместе!
Лали представляет, как просыпается ранним утром, сладко потягивается и шлепает босиком на кухню, пока остальные спят. Печет блинчики, поливает их сиропом, заваривает чай, укладывает еду в коробочки для обеда – тетя Лора и Дами предпочитают перекусывать на бегу, а ведь это вредно для желудка! На занятиях они с Дами сидят рядышком, делятся домашкой, бегают вместе в библиотеку и столовую. Вечером Лали готовит свою фирменную запеканку, и до глубокой ночи они с Дами сплетничают обо всем на свете и засыпают в обнимку. Как раньше.
