даже подумала, что они не задержатся здесь, насквозь пройдя лагерь и углубившись в лес, но почти у самой кромки Лад свернул в сторону, приблизившись к маленькому, почти незаметному за деревьями костерку. Протянув руки к огню, спиной к ним на поваленном дереве сидел человек, закутанный в меховой плащ, несмотря на достаточно теплую погоду. Услышав шаги, он дернулся, потянувшись к мечу, прислоненному около гнилого ствола, но неожиданно успокоился.
– Смотри, какой подарок я тебе привел, – окликнул сидящего Лад и подтолкнул Маришку, чтобы та приблизилась к костру, а сам остался стоять на месте, будто бы хотел со стороны насладиться предстоящим зрелищем.
Человек медленно с трудом поднялся и, скинув капюшон, повернулся к ним. На Маришку потрясенно смотрели темные, хорошо знакомые ей глаза.
– Ваше величество? – робко прошептала она.
Да, перед ней определенно стоял сильно повзрослевший и крайне усталый император Кристиан Лит.
Ночь мы проворочались как на иголках. Точнее, проворочался я. Альга повозилась совсем немного времени, пытаясь устроиться удобнее, а Василий так и вовсе заснул мгновенно: помогло то, что я отыскал средство от простуды и на всякий случай велел иномирцу выпить весь пузырек. Все равно в мешке с лекарствами таких вот флакончиков лежал добрый десяток.
Спрашивать радушных хозяев напрямую не решилась даже Альга, всегда отличавшаяся особым безрассудством. Оставалось только строить предположения, куда мы могли попасть. Изъяснялся староста на вполне понятном лирийском, правда, некоторые слова звучали непривычно, но переводу поддавались. Вот жена старосты подметила, что гости говорят немного неправильно. Только списала это на то, что прибыли мы издалека.
Скажем, из Эолы – так звучало ее предположение, от которого захотелось залезть на стенку. Ибо в привычной Лирии за оным должны были следовать крики: «Держи убийцепоклонников!» – с вытекающим итогом в виде очистительного костра. Однако из уст немолодой женщины это прозвучало вполне буднично, словно эольцы к ним заглядывали с завидной регулярностью и интереса вызвать не могли.
– Куда мы попали?! – с ужасом прошептала Альга, когда мы укладывались спать.
Нас расположили на неудобных мешках с соломой, заготовленной для перестилки крыш – именно так пояснил староста, оправдываясь, что ничего больше нет. Свободное же место нашлось лишь на протекающем чердаке, в щели которого задувал холодный весенний ветер.
Идей было несколько, но делиться ими я не стал из понятных соображений: и без того тонкие, прогибающиеся под весом трех человек доски позволяли хозяевам дома слышать все, о чем мы говорили.
Альга быстро смекнула, почему я проигнорировал ее вопрос, и пожелала приятных снов, не став говорить, что останься мы в лесу, можно было бы и магией костерок развести и кое-какой полог накинуть на место ночлега.
Всего же идей у меня было три. Первые две касались временных дыр. Правда, представить настолько безрадостное будущее нашей процветающей империи у меня фантазия не поворачивалась. А вот прошлое очень даже могло быть таковым. Но насколько далекое прошлое? И почему-то этот вариант казался мне слишком простым, без изюминки, которая ожидалась от Пресветлой матери. Третья же идея пришла в голову неожиданно и позволяла думать, что все не так плохо, как могло показаться на первый взгляд. Возможно, Алив отправила нас в какую-нибудь параллельную Лирию, живущую по своим законам, со своей историей.
Однако рассчитывать на это было бы слишком наивно.
Поэтому, переворошив содержащиеся в памяти факты, я решил остановиться на варианте прошлого. Что-то невероятно далекое и забытое, о чем даже легенды умалчивают или же врут, когда Лирии как таковой еще не существовало – только разрозненные княжества, ведущие беспрестанные войны за земли. Это объяснило бы загадочную «создательницу». Единой веры тогда не существовало: каждый сам решал, какому творцу ему возносить хвалы… или приносить кровавые жертвы.
Проблема заключалась в том, что в нашем замечательном настоящем эти века были большим белым пятном в учебниках истории. И определить точное расположение во времени не получалось никаким образом. Мы могли провалиться и на целые тысячелетия назад, если не больше, а то и вовсе в незапамятные времена, когда наши предки только ступили в новый мир, топча ногами пыль прежней цивилизации.
Единственной зацепкой оказалось то, что Эола уже обозначила себя, как государство, хотя когда-то также являлась горсткой жадных феодалов. С другой стороны, сначала в нее входило только три объединившихся княжества, через тридцать лет – пять. Через век – восемнадцать. Могущественный враг Зеленой империи становился таковым на слишком длинном историческом отрезке, чтобы я мог хоть немного конкретизировать время нашего прибытия.
Спросите, почему сие меня так тревожило? Отвечаю охотно: как уже говорилось, для простой прогулки Пресветлая мать не потратила бы мой долг. Значит, впереди нас ожидало какое-то сложное дело. И если это действительно исторический отрезок моей родной реальности, в нем должно случиться что-то поистине грандиозное. Нечто такое, что было бы просто обязано добраться до потомков хотя бы в виде сказок и легенд. И если бы мне удалось узнать, в какое время нас закинула Алив, уже можно было бы чуть увереннее сказать, зачем именно она это сделала.
Что ж, боюсь, тайна откроется не раньше того, как этого захочет сама Пресветлая.
Это печалило. К тому же было совершенно не понятно, почему Алив просто бросила нас посреди дороги в лужу без конкретизации своих требований. И ведь не спросишь заразу! Очень живо представляется, как она сейчас наблюдает за нами и веселится. Или оценивает, как мы приспосабливаемся и соображаем… Тьфу! Хель и то попроще будет, на мой предвзятый взгляд.
С этой мыслью я забылся беспокойным сном, в котором, балансируя на грани дремоты и реальности, пытался что-то выбрать. Что именно – не знал, но почему-то это было очень важно.
Утро началось с холода; он проникал в кости, силком вытягивая из мира сновидений. Рядом жалобно вздохнула Альга, в ответ что-то недовольно промычал Василий. За недолгие часы относительного отдыха мы как-то незаметно сбились в кучку, стараясь согреться. Так что моей супруге, оказавшейся в центре весьма забавной композиции, жаловаться было грешно, а вот мне ужасно надуло спину, из-за чего несколько минут даже пошевелиться не мог.
– Избавь Пресветлая от таких условий! Я не настолько молод и жалок, чтобы ютиться по чердакам и спать на соломе!
– И тебе доброе утро, – согласился иномирец.
– Помолчите, – попросила Альга. – Мне кажется, или мы имеем все шансы опоздать к казни?
Прислушавшись, я также различил возбужденные голоса сельчан, обсуждающих скорую расправу над колдунами. «Добрые» люди сожалели, что от урожая осталось всего ничего, и тратить даже самый гнилой овощ на приговоренных было бы расточительством. Грязь почему-то казалась им недостаточно оскорбительной…
– Прогрессивное общество, бесспорно! – кряхтя, Василия поднялся на ноги, но разогнуться по причине низко сходящихся над головой досок не смог, только стукнулся макушкой, после чего поспешил к небольшому люку вниз. – Мне одному хочется спасти этих колдунов? – совсем тихо уточнил он, начав спускаться и удостоверившись, что хозяев дома нет.
– Сначала посмотрим, а уже потом решим. Хотя врать не буду: любоваться зрелищем я не намерен.
– А отбиваться от толпы разгневанных крестьян, прикрывая каких-то наверняка искалеченных бродяг? – недовольно фыркнула Альга, пробираясь к люку на четвереньках, чтобы подобно Василию не познакомиться с потолком.
– Ну-у… моя дорогая… – я даже не сразу нашелся с ответом. Только спустившись по шаткой лесенке в бедную комнату и наскоро вытащив из мешка пакет с пирожками, оставленными на роль завтрака, спросил у супруги: – С каких пор ты стала такой боязливой и осторожной?
– Поживешь с вами, – был мне ответ, сдобренный многозначительным взглядом.
Специально для нас староста оставил на столе небольшой тазик с водой, которой, видимо, достопочтимым господам и даме предлагалось умыться. Естественно, мы с Василием посторонились, пропустив Альгу вперед нашей скромной очереди. Я понадеялся, что занятый сборами, не забыл положить в сумку мешочек с целебными корешками. Если с утра такой пожевать, глядишь, за пару недель зубы не выпадут от подобных условий, и никого несвежим дыханием не распугаешь.
Решив не откладывать в долгий ящик, вернулся к вещам, проверив поочередно все карманы, и все-таки в последнем нашел искомое. Пересчитав, впал в некое уныние, но потом подумал, что запас на первое время – уже хорошо. Василий корешкам обрадовался, как родным, Альга захлопала в ладоши и с искренним восхищением заметила, что я – гений.
Приятно, да.
Зеркал в доме не нашлось, чтобы оценить насколько плохо я выглядел.
Пришлось кое-как пригладить заметно поседевшую за последний год шевелюру пятерней, оправить одежду и убедить Альгу, что выглядит она превосходно. Правда, сначала отсутствие чего-нибудь отражающего насторожило, наведя на мысли о нечисти, но после я спохватился: откуда у бедных крестьян деньги на такую роскошь? На себя полюбоваться и в ведре с водой можно. Это на землях Ритов, куда ни глянь – благолепие и сытость.
Будут, поправил себя, не раньше, чем через пять-шесть веков, и то, если мы здесь ничего лишнего не наворотим. История – вещь хрупкая и нежная, обращаться с ней надобно бережно: кого попало не убивать, новшеств не вводить и строго следить за собственным языком, дабы не сболтнуть лишнего.
Протяжно проскрипела входная дверь, словно жалуясь на свою горькую судьбу. Нас позвал староста, сообщив, что все приготовления завершены – ждут только дорогих гостей.
– Люди согласились, что хорошо вы к нам попали. А то один кричит, что высокородный господин. Поди врет. Да и кровь благородная от колдовства не застрахована. Только вдруг потом наши посевы пожгут и молодых под нож пустят, чтобы отомстить? Вы уж разрешите наши сомнения. Оно, конечно, создательница сказала: всех колдунов огню, но и самим-то жить хочется! – приговаривал староста, провожая нас на крошечную площадь – пятачок посреди главной и единственной улицы селения. – Как скажете, ваша светлость, так и будет, ваше слово-то крепкое, сразу видно.
Судя по всему, собрались все местные жители. Даже малышню привели. Впрочем, половину собравшихся составляли старики: седые и высохшие, наводящие на мысль, что деревне осталось стоять несколько десятилетий до того, как опустеет последний дом, а новые поколения уйдут на поиски лучшей жизни.
На скромном возвышении, сбитом из широких досок, к ритуальным столбам привязали двух юнцов. Молодые лица, не знакомые с бритвой, были помяты и изукрашены кровоподтеками. Но сильно покалеченными пленники не выглядели. Один парень – повыше и покрупнее – не замолкая, ниспосылал на головы всем присутствующим проклятия и обещал, что его отец – могущественный князь – не отставит от деревни даже кучки обгорелых досок. Второй, совсем тоненький, словно подросток или девчонка, молчал, поджав губы, и неодобрительно косил огромными синими глазищами на собрата по несчастью. Выглядел, надо сказать, он престранно: лицо белее белого – только глаза и выделяются, зато одет во все черное; волосы – русые, падают на лоб неровными прядями. И чувствовалось в нем что-то такое, недоброе, что я даже подумал – может, к лучшему будет их сжечь? Не может тощий парнишка смотреть так жутко.
– Оррен, ты как хочешь, – начал Василий каким-то не своим, помертвевшим, голосом, – но если бы я не знал тебя и первый раз увидел сейчас, решил бы что этот глазастый парень – твой сын.
– Ага, – выдохнула Альга.
Староста покосился на нас: он уже отошел на приличное расстояние и фразы Василия услышать не мог, но, видимо, сам обратил внимание на указанное сходство. Сказать по-честному, ответить так это или не так – мне было сложно. Я-то себя со стороны не вижу, насколько похоже? Но, действительно, с портрета Норта, чьей копией я являлся, на меня смотрели именно такие глаза. Да и масть. Не то, чтобы русые люди были редкостью, но чем дольше я смотрел на парня – тем больше знакомых черт замечал.
– Князь Литт никогда не простит вам смерть своего единственного сына! – заявил высокий мальчишка уже как-то вяло, понимая, что на селян его угрозы действуют примерно так же, как увещевания одинокого грибника, повстречавшего на узкой тропке голодного волка.
Кажется, подпрыгнули мы синхронно. А потом переглянулись: вдруг послышалось?
Однако нет, прозвучавшая фамилия явно писалась с двумя «т» на конце, но, без сомнений, относилась к тем «Литам», о которых мы втроем дружно подумали. И о, ужас! Присмотревшись, я нашел определенные сходства с Кристианом – брови, форма подбородка и скул и даже то, как он поворачивал голову. Вот что называется – порода! За столько времени (узнать бы еще, сколько именно) и череду браков с представителями самых разнообразных рас, кровь императоров продолжала нести в себе частицу основателя своего славного и древнего рода.
Неожиданно картинка встала на свое место. Что бы было, если бы все шло своим чередом? Прервалась бы линия императоров до объединения Лирии. И собственно, не сложилось бы самой Чистой империи в противовес набирающей силы Эоле. И почему-то сразу стало понятно, зачем это все понадобилось Алив. Ведь именно наша империя послужила основой веры в Пресветлую мать и отказала в восхвалении другим творцам, в особенности, кровавому культу Хель.
Что ж… определенно надо было что-то делать.
– Боюсь, – осторожно начал с не совсем подходящего слова, но привлекая тем самым внимание к своей персоне, – я не могу допустить, чтобы вы казнили этих молодых людей. Как вы слышали, этот юноша – сын славного князя Литта, и я могу подтвердить, что его слова – правда. Он не может быть колдуном!
Раздался недовольный ропот толпы, но, к моему безграничному счастью, мы попали именно в то замечательное время, когда слово дворянина стоило больше, чем бумажки с печатями и подписями. Эти люди свято верили: подчерк подделать легко, честь – невозможно.
– Вы поручитесь? – осторожно переспросил староста, с тревогой уставившись на мой меч, который я придерживал словно бы невзначай. Видимо, мужчина прикинул, с какой вероятностью останется в живых, если не послушает меня, и протяжно вздохнул.
– Как же не колдун? – раздались выкрики из толпы.
– А вы это своими глазами видели или из-за цацок на шее вообразили? Тогда получается любая девушка, кулон на шею повесившая – колдунья. Я ручаюсь за этого юношу…
– Что же со вторым? – очень хотелось старосте сжечь хоть кого-нибудь.
Он уже и сам не рад был, что пригласил случайного дворянина на казнь, но ничего сделать не мог. Одно дело – пара юнцов, которые не смогли за себя постоять, а другое – взрослые люди, явно умеющие обращаться с оружием.
– Он-то уж точно ничей не сын! Сам вчера говорил, нет у него никого…
На душе скребли кошки, но, встретившись взглядом с тощим пареньком, я решился.
– А вы сами не сообразите? – оговорить вслух то, что собрался устроить, я был не в состоянии.
Много чего приходилось в жизни делать, какие только безрассудства не совершались в молодости, начиная от добровольного принятия метки, чтобы спасти брата, продолжая фиктивным браком и не останавливаясь на многих мелочах.
– Смотри, какой подарок я тебе привел, – окликнул сидящего Лад и подтолкнул Маришку, чтобы та приблизилась к костру, а сам остался стоять на месте, будто бы хотел со стороны насладиться предстоящим зрелищем.
Человек медленно с трудом поднялся и, скинув капюшон, повернулся к ним. На Маришку потрясенно смотрели темные, хорошо знакомые ей глаза.
– Ваше величество? – робко прошептала она.
Да, перед ней определенно стоял сильно повзрослевший и крайне усталый император Кристиан Лит.
***
Ночь мы проворочались как на иголках. Точнее, проворочался я. Альга повозилась совсем немного времени, пытаясь устроиться удобнее, а Василий так и вовсе заснул мгновенно: помогло то, что я отыскал средство от простуды и на всякий случай велел иномирцу выпить весь пузырек. Все равно в мешке с лекарствами таких вот флакончиков лежал добрый десяток.
Спрашивать радушных хозяев напрямую не решилась даже Альга, всегда отличавшаяся особым безрассудством. Оставалось только строить предположения, куда мы могли попасть. Изъяснялся староста на вполне понятном лирийском, правда, некоторые слова звучали непривычно, но переводу поддавались. Вот жена старосты подметила, что гости говорят немного неправильно. Только списала это на то, что прибыли мы издалека.
Скажем, из Эолы – так звучало ее предположение, от которого захотелось залезть на стенку. Ибо в привычной Лирии за оным должны были следовать крики: «Держи убийцепоклонников!» – с вытекающим итогом в виде очистительного костра. Однако из уст немолодой женщины это прозвучало вполне буднично, словно эольцы к ним заглядывали с завидной регулярностью и интереса вызвать не могли.
– Куда мы попали?! – с ужасом прошептала Альга, когда мы укладывались спать.
Нас расположили на неудобных мешках с соломой, заготовленной для перестилки крыш – именно так пояснил староста, оправдываясь, что ничего больше нет. Свободное же место нашлось лишь на протекающем чердаке, в щели которого задувал холодный весенний ветер.
Идей было несколько, но делиться ими я не стал из понятных соображений: и без того тонкие, прогибающиеся под весом трех человек доски позволяли хозяевам дома слышать все, о чем мы говорили.
Альга быстро смекнула, почему я проигнорировал ее вопрос, и пожелала приятных снов, не став говорить, что останься мы в лесу, можно было бы и магией костерок развести и кое-какой полог накинуть на место ночлега.
Всего же идей у меня было три. Первые две касались временных дыр. Правда, представить настолько безрадостное будущее нашей процветающей империи у меня фантазия не поворачивалась. А вот прошлое очень даже могло быть таковым. Но насколько далекое прошлое? И почему-то этот вариант казался мне слишком простым, без изюминки, которая ожидалась от Пресветлой матери. Третья же идея пришла в голову неожиданно и позволяла думать, что все не так плохо, как могло показаться на первый взгляд. Возможно, Алив отправила нас в какую-нибудь параллельную Лирию, живущую по своим законам, со своей историей.
Однако рассчитывать на это было бы слишком наивно.
Поэтому, переворошив содержащиеся в памяти факты, я решил остановиться на варианте прошлого. Что-то невероятно далекое и забытое, о чем даже легенды умалчивают или же врут, когда Лирии как таковой еще не существовало – только разрозненные княжества, ведущие беспрестанные войны за земли. Это объяснило бы загадочную «создательницу». Единой веры тогда не существовало: каждый сам решал, какому творцу ему возносить хвалы… или приносить кровавые жертвы.
Проблема заключалась в том, что в нашем замечательном настоящем эти века были большим белым пятном в учебниках истории. И определить точное расположение во времени не получалось никаким образом. Мы могли провалиться и на целые тысячелетия назад, если не больше, а то и вовсе в незапамятные времена, когда наши предки только ступили в новый мир, топча ногами пыль прежней цивилизации.
Единственной зацепкой оказалось то, что Эола уже обозначила себя, как государство, хотя когда-то также являлась горсткой жадных феодалов. С другой стороны, сначала в нее входило только три объединившихся княжества, через тридцать лет – пять. Через век – восемнадцать. Могущественный враг Зеленой империи становился таковым на слишком длинном историческом отрезке, чтобы я мог хоть немного конкретизировать время нашего прибытия.
Спросите, почему сие меня так тревожило? Отвечаю охотно: как уже говорилось, для простой прогулки Пресветлая мать не потратила бы мой долг. Значит, впереди нас ожидало какое-то сложное дело. И если это действительно исторический отрезок моей родной реальности, в нем должно случиться что-то поистине грандиозное. Нечто такое, что было бы просто обязано добраться до потомков хотя бы в виде сказок и легенд. И если бы мне удалось узнать, в какое время нас закинула Алив, уже можно было бы чуть увереннее сказать, зачем именно она это сделала.
Что ж, боюсь, тайна откроется не раньше того, как этого захочет сама Пресветлая.
Это печалило. К тому же было совершенно не понятно, почему Алив просто бросила нас посреди дороги в лужу без конкретизации своих требований. И ведь не спросишь заразу! Очень живо представляется, как она сейчас наблюдает за нами и веселится. Или оценивает, как мы приспосабливаемся и соображаем… Тьфу! Хель и то попроще будет, на мой предвзятый взгляд.
С этой мыслью я забылся беспокойным сном, в котором, балансируя на грани дремоты и реальности, пытался что-то выбрать. Что именно – не знал, но почему-то это было очень важно.
Утро началось с холода; он проникал в кости, силком вытягивая из мира сновидений. Рядом жалобно вздохнула Альга, в ответ что-то недовольно промычал Василий. За недолгие часы относительного отдыха мы как-то незаметно сбились в кучку, стараясь согреться. Так что моей супруге, оказавшейся в центре весьма забавной композиции, жаловаться было грешно, а вот мне ужасно надуло спину, из-за чего несколько минут даже пошевелиться не мог.
– Избавь Пресветлая от таких условий! Я не настолько молод и жалок, чтобы ютиться по чердакам и спать на соломе!
– И тебе доброе утро, – согласился иномирец.
– Помолчите, – попросила Альга. – Мне кажется, или мы имеем все шансы опоздать к казни?
Прислушавшись, я также различил возбужденные голоса сельчан, обсуждающих скорую расправу над колдунами. «Добрые» люди сожалели, что от урожая осталось всего ничего, и тратить даже самый гнилой овощ на приговоренных было бы расточительством. Грязь почему-то казалась им недостаточно оскорбительной…
– Прогрессивное общество, бесспорно! – кряхтя, Василия поднялся на ноги, но разогнуться по причине низко сходящихся над головой досок не смог, только стукнулся макушкой, после чего поспешил к небольшому люку вниз. – Мне одному хочется спасти этих колдунов? – совсем тихо уточнил он, начав спускаться и удостоверившись, что хозяев дома нет.
– Сначала посмотрим, а уже потом решим. Хотя врать не буду: любоваться зрелищем я не намерен.
– А отбиваться от толпы разгневанных крестьян, прикрывая каких-то наверняка искалеченных бродяг? – недовольно фыркнула Альга, пробираясь к люку на четвереньках, чтобы подобно Василию не познакомиться с потолком.
– Ну-у… моя дорогая… – я даже не сразу нашелся с ответом. Только спустившись по шаткой лесенке в бедную комнату и наскоро вытащив из мешка пакет с пирожками, оставленными на роль завтрака, спросил у супруги: – С каких пор ты стала такой боязливой и осторожной?
– Поживешь с вами, – был мне ответ, сдобренный многозначительным взглядом.
Специально для нас староста оставил на столе небольшой тазик с водой, которой, видимо, достопочтимым господам и даме предлагалось умыться. Естественно, мы с Василием посторонились, пропустив Альгу вперед нашей скромной очереди. Я понадеялся, что занятый сборами, не забыл положить в сумку мешочек с целебными корешками. Если с утра такой пожевать, глядишь, за пару недель зубы не выпадут от подобных условий, и никого несвежим дыханием не распугаешь.
Решив не откладывать в долгий ящик, вернулся к вещам, проверив поочередно все карманы, и все-таки в последнем нашел искомое. Пересчитав, впал в некое уныние, но потом подумал, что запас на первое время – уже хорошо. Василий корешкам обрадовался, как родным, Альга захлопала в ладоши и с искренним восхищением заметила, что я – гений.
Приятно, да.
Зеркал в доме не нашлось, чтобы оценить насколько плохо я выглядел.
Пришлось кое-как пригладить заметно поседевшую за последний год шевелюру пятерней, оправить одежду и убедить Альгу, что выглядит она превосходно. Правда, сначала отсутствие чего-нибудь отражающего насторожило, наведя на мысли о нечисти, но после я спохватился: откуда у бедных крестьян деньги на такую роскошь? На себя полюбоваться и в ведре с водой можно. Это на землях Ритов, куда ни глянь – благолепие и сытость.
Будут, поправил себя, не раньше, чем через пять-шесть веков, и то, если мы здесь ничего лишнего не наворотим. История – вещь хрупкая и нежная, обращаться с ней надобно бережно: кого попало не убивать, новшеств не вводить и строго следить за собственным языком, дабы не сболтнуть лишнего.
Протяжно проскрипела входная дверь, словно жалуясь на свою горькую судьбу. Нас позвал староста, сообщив, что все приготовления завершены – ждут только дорогих гостей.
– Люди согласились, что хорошо вы к нам попали. А то один кричит, что высокородный господин. Поди врет. Да и кровь благородная от колдовства не застрахована. Только вдруг потом наши посевы пожгут и молодых под нож пустят, чтобы отомстить? Вы уж разрешите наши сомнения. Оно, конечно, создательница сказала: всех колдунов огню, но и самим-то жить хочется! – приговаривал староста, провожая нас на крошечную площадь – пятачок посреди главной и единственной улицы селения. – Как скажете, ваша светлость, так и будет, ваше слово-то крепкое, сразу видно.
Судя по всему, собрались все местные жители. Даже малышню привели. Впрочем, половину собравшихся составляли старики: седые и высохшие, наводящие на мысль, что деревне осталось стоять несколько десятилетий до того, как опустеет последний дом, а новые поколения уйдут на поиски лучшей жизни.
На скромном возвышении, сбитом из широких досок, к ритуальным столбам привязали двух юнцов. Молодые лица, не знакомые с бритвой, были помяты и изукрашены кровоподтеками. Но сильно покалеченными пленники не выглядели. Один парень – повыше и покрупнее – не замолкая, ниспосылал на головы всем присутствующим проклятия и обещал, что его отец – могущественный князь – не отставит от деревни даже кучки обгорелых досок. Второй, совсем тоненький, словно подросток или девчонка, молчал, поджав губы, и неодобрительно косил огромными синими глазищами на собрата по несчастью. Выглядел, надо сказать, он престранно: лицо белее белого – только глаза и выделяются, зато одет во все черное; волосы – русые, падают на лоб неровными прядями. И чувствовалось в нем что-то такое, недоброе, что я даже подумал – может, к лучшему будет их сжечь? Не может тощий парнишка смотреть так жутко.
– Оррен, ты как хочешь, – начал Василий каким-то не своим, помертвевшим, голосом, – но если бы я не знал тебя и первый раз увидел сейчас, решил бы что этот глазастый парень – твой сын.
– Ага, – выдохнула Альга.
Староста покосился на нас: он уже отошел на приличное расстояние и фразы Василия услышать не мог, но, видимо, сам обратил внимание на указанное сходство. Сказать по-честному, ответить так это или не так – мне было сложно. Я-то себя со стороны не вижу, насколько похоже? Но, действительно, с портрета Норта, чьей копией я являлся, на меня смотрели именно такие глаза. Да и масть. Не то, чтобы русые люди были редкостью, но чем дольше я смотрел на парня – тем больше знакомых черт замечал.
– Князь Литт никогда не простит вам смерть своего единственного сына! – заявил высокий мальчишка уже как-то вяло, понимая, что на селян его угрозы действуют примерно так же, как увещевания одинокого грибника, повстречавшего на узкой тропке голодного волка.
Кажется, подпрыгнули мы синхронно. А потом переглянулись: вдруг послышалось?
Однако нет, прозвучавшая фамилия явно писалась с двумя «т» на конце, но, без сомнений, относилась к тем «Литам», о которых мы втроем дружно подумали. И о, ужас! Присмотревшись, я нашел определенные сходства с Кристианом – брови, форма подбородка и скул и даже то, как он поворачивал голову. Вот что называется – порода! За столько времени (узнать бы еще, сколько именно) и череду браков с представителями самых разнообразных рас, кровь императоров продолжала нести в себе частицу основателя своего славного и древнего рода.
Неожиданно картинка встала на свое место. Что бы было, если бы все шло своим чередом? Прервалась бы линия императоров до объединения Лирии. И собственно, не сложилось бы самой Чистой империи в противовес набирающей силы Эоле. И почему-то сразу стало понятно, зачем это все понадобилось Алив. Ведь именно наша империя послужила основой веры в Пресветлую мать и отказала в восхвалении другим творцам, в особенности, кровавому культу Хель.
Что ж… определенно надо было что-то делать.
– Боюсь, – осторожно начал с не совсем подходящего слова, но привлекая тем самым внимание к своей персоне, – я не могу допустить, чтобы вы казнили этих молодых людей. Как вы слышали, этот юноша – сын славного князя Литта, и я могу подтвердить, что его слова – правда. Он не может быть колдуном!
Раздался недовольный ропот толпы, но, к моему безграничному счастью, мы попали именно в то замечательное время, когда слово дворянина стоило больше, чем бумажки с печатями и подписями. Эти люди свято верили: подчерк подделать легко, честь – невозможно.
– Вы поручитесь? – осторожно переспросил староста, с тревогой уставившись на мой меч, который я придерживал словно бы невзначай. Видимо, мужчина прикинул, с какой вероятностью останется в живых, если не послушает меня, и протяжно вздохнул.
– Как же не колдун? – раздались выкрики из толпы.
– А вы это своими глазами видели или из-за цацок на шее вообразили? Тогда получается любая девушка, кулон на шею повесившая – колдунья. Я ручаюсь за этого юношу…
– Что же со вторым? – очень хотелось старосте сжечь хоть кого-нибудь.
Он уже и сам не рад был, что пригласил случайного дворянина на казнь, но ничего сделать не мог. Одно дело – пара юнцов, которые не смогли за себя постоять, а другое – взрослые люди, явно умеющие обращаться с оружием.
– Он-то уж точно ничей не сын! Сам вчера говорил, нет у него никого…
На душе скребли кошки, но, встретившись взглядом с тощим пареньком, я решился.
– А вы сами не сообразите? – оговорить вслух то, что собрался устроить, я был не в состоянии.
Много чего приходилось в жизни делать, какие только безрассудства не совершались в молодости, начиная от добровольного принятия метки, чтобы спасти брата, продолжая фиктивным браком и не останавливаясь на многих мелочах.
