Глава 1
Я хорошо помнила тот день, в который устроилась работать в булочную. Хотела порадовать любимую бабушку.
Всего за день до него мы с ней вместе поехали в город Ханиград, что расположился за лесом от родной деревни. Там она, травница, закупала необходимые ей масла, склянки и прочие приспособления, в которых нуждалась для своей работы. Я же подыскивала ткани для нового платья в честь своей помолвки. Хотелось что-то воздушное, нежное и в то же время яркое. Там же мы с бабушкой вместе разглядывали новейший агрегат, который быстрее и проще, чем вручную, создавал эфирные масла из трав и цветов. Это была необыкновенная металлическая махина, блестящего медного цвета со стеклянными колбочками и трубочками. Она свистела и тарахтела, и издавала тоненький «Дзинь» в конце своей работы. Конструктор подробно рассказал и показал, как работать с его изделием. Бабушка очень заинтересовалась, но денег, после обязательных покупок, на чудесную махину не хватило. В последнее время она, вообще, мало тратила и частенько повторяла, что надо экономить.
Мне хотелось порадовать бабушку. Подарить ей этот необычайный агрегат и, что зря таить, самой попробовать превратить травы в масла с его помощью.
Для этого и устроилась на работу в булочную в родной деревне, не подозревая, как сильно вскоре изменится моя жизнь.
Пугливо отворила входную дверь. Старенькие деревянные половицы встретили меня протяжным скрипом. В нос ударили яркие ароматы сдобы, яблок, груш, шоколада... С кухни доносился стук металла, шорох фартуков, отзвуки голосов.
— Здравствуйте! — пугливо проблеяла я. — У вас на витрине висит объявление. Я раньше не работала, но уверяю, что быстро учусь.
С тех пор каждое моё утро начиналось до первых петухов. До рассветного солнца я открывала скрипучую дверь в булочную и наблюдала, как белые, бледные пылинки танцевали в воздухе, поднятые ветром, вступившим в помещение вместе со мной. Надевала грубый льняной фартук нежного бежевого цвета, туго затягивая бант на пояснице. Закалывала волосы и прятала их под накрахмаленную шапочку. Мне всегда нравилась булочная в час до открытия, когда ещё не пришли ни покупатели, ни другие работники.
Ступая по старым деревянным полам, я слышала лишь стук собственных каблуков. Мягкой, пушистой тряпочкой протирала полки и раскладывала на них бумажные подложки, затем шла в кухню. Поднимала тяжёлые металлические крышки и, хитро оглядываясь, отщипывала кончиками пальцев вязкое, солоноватое тесто, чтобы тайком съесть кусочек. Я любила слушать, как звенит маленький стеклянный колокольчик каждый раз, когда открывалась входная дверь, впуская и выпуская работников и посетителей.
Мне действительно всё это нравилось. Зарплата достойная. Всего за два месяца я купила бабушке тот самый агрегат!
Увы, ещё через месяц она скончалась.
Потрясённая до глубины души, я слишком боялась наведаться в домик, который бабушка завещала мне.
Вплоть до того дня, когда, протирая витрины влажной, пушистой тряпочкой, я познала новую боль. Боль предательства. Случайно увидела то, что видеть мне не полагалось, и услышала то, что никогда бы слышать не желала.
По улице, не стесняясь и не прячась, держась за руки и переплетая пальцы, будто влюблённые, шли двое. Высокий юноша с рыжей шевелюрой и небольшой бородкой, одетый в длинный плащ и держащий деревянную трость в руках, а рядом с ним девушка с такими же иссиня-чёрными волосами как у меня, только стройная, а не полноватая, и несколько повыше меня. Она куталась в яркую шаль и влюблённо уставилась на своего спутника, а он отвечал ей благодушной улыбкой. То прогуливались мой жених вместе с моей же старшей сестрицей. Снег игриво кружил вокруг них, будто хоровод водил.
Отдельные снежинки падали на стеклянные окна булочной и стекали по ним хрупкими каплями, такими же, которые текли по моему лицу. Ощущая, как в душе поднимались обида и страх, я не выдержала и выбежала на улицу. Преградила двум голубкам дорогу, широко расставив руки в стороны и грозно сведя брови, но в ответ получила лишь сестринский смех и недоумевающий взгляд от моего Кая.
Тогда они убедили, что я всё надумала. Что это моя голова, забитая подготовкой к свадьбе, готова в каждом жесте искать подвох из-за страха перед такими яркими изменениями в жизни.
Тогда я им поверила.
Однако, спустя совсем немного времени, застала Кая с Камиллой целующимися на кухне нашего дома. Всё, что сказал жених в тот день:
— Почему ты так рано, Ая?
До боли сжав в руках корзинку с пирожками, которые подарили на работе в честь дня моего рождения, я наорала и на сестру, и на возлюбленного. Орала, пока они не обозвали меня повредившейся умом ревнивицей. Орала до тех пор, пока не оставили меня одну. Лишь после позволила себе перевести дыхание. Опустила корзинку на стол, а сама отправилась умываться и складывать вещи в узел.
Я собирала самое необходимое: запасную тёплую одежду и две щётки, одну для волос, а вторую для зубов. Слёзы застилали вид, превращали мою комнату в скопление пятен. Я хлюпала носом и по очереди выдвигала ящички комода в поисках завещания бабушки. Нечего мне больше делать в родной деревушке!
Отправлюсь в оставленный мне в наследство домик на краю леса и стану травницей, как бабушка хотела.
Глава 2
На помощь, разобраться в и без того понятной ситуации, Камилла позвала нашу матушку, а сама пугливо сбежала. Нет, сначала она пыталась подглядывать, высунув голову в дверной проём, но мы так часто на неё за это кричали, что Камилла затолкала поглубже любопытство и вышла на улицу. Причём прошла мимо меня с таким видом, будто это её оскорбили, а не наоборот.
Я перекинула через плечо собранные в небольшой узел вещи, а в руки взяла корзинку с пирожками, накрытую белой тряпичной салфеткой. Матушка преградила мне выход из дома и во весь голос запричитала. И на прощение я неспособна, и шуток не понимаю, и столько ещё чуши наговорила, что слушать мне расхотелось.
— Я ухожу! — в который раз сказала я, прижимая к груди корзинку с пирожками, и натянула на макушку красный меховой капюшон.
— Куда? — вновь спрашивала матушка, потрясая собственным передником. — На улице зима! В том доме никто не жил уже год, Ая! Там ничего нет. Что ты будешь есть?
— Вот! — я повыше подняла плетёную корзинку, из которой тянулся приятный аромат сдобы с запечёнными овощами и мясом. — На сегодня хватит. Не волнуйся. У меня и деньги есть. Всё необходимое докуплю в Ханиграде. До него от домика бабушки всего-то час пешего пути. Я справлюсь, мам.
— Справится она, как же! — всплеснула матушка руками. — Ты никуда не пойдёшь! Травничество, это тебе не игрушки! Знаешь, как долго твоя бабушка ему училась? Думаешь, придёшь, и сразу всё устроится?
— Нет, не думаю, — я попыталась улыбнуться, чтобы задобрить матушку. — Я понимаю, что это сложно. И долго. Да только бабушка основам меня научила. Книжки мне по травам оставила, разберусь. Верь в меня, пожалуйста.
— Если сейчас переступишь этот порог, то ты мне больше не дочь!
Шумно втянув воздух, я до боли сжала пальцы на плетёной ручке корзинки. Матушкина причёска растрепалась. Глаза её горели праведным огнём, а голос прозвучал непреклонно, но и я не желала отступать. Во мне разгоралась обида, по силе ничем не уступавшая матушкиным эмоциям.
— А что ты скажешь про Камиллу? — чуть не плача спросила я. — Про Кая?
— Они взрослые люди, — отвела матушка взгляд. — Сами разберутся.
Впившись ногтями в твёрдую ручку, я ощутила, как ладонь кольнуло занозой. Сами, значит? Взрослые?
— Кай — мой жених.
— Так что ж ты его бросаешь перед свадьбой? — матушка всё ещё смотрела мимо меня.
— А Камилла — моя сестра.
— Кому ты это говоришь? Думаешь, не я рожала вас обеих?
— Они целовались! — мой голос сорвался на визг.
— И они извинились, что говорит о них, как о взрослых. Зато ты ведёшь себя как дитя! Все оступаются, глупая ты девчонка. Мудрая женщина отличается прощеньем.
— А-а! — вскрикнула я, вложив в голос и обиду, и злость.
— Невоспитанное дитя!
Матушка пыхтела. Я шумно дышала, лишь толстый сестрин кот, не осознавший ситуации, шмыгнул к нам и попытался потереться о матушкины ноги.
— Ая, ты никуда не пойдёшь, — топнула матушка ногой и попала по кошачьему хвосту.
Развернувшись на каблуках, я покинула родительский дом. За мной раздавалось кошачье завывание и матушкина ругань. Кажется, она попыталась пнуть непонятливое животное, чтоб не приставал.
Быстрей, быстрей! По тропинке к лесу. Пока не передумала. Пока не испугалась. Пока солнце, застрявшее в зените, не успело скатиться за горизонт.
Утирая слёзы тёплой рукавицей, я шагала всё дальше и глубже в лес. Временами оглядывалась на оставленную позади деревню. Если поначалу домики с дымящимися трубами виднелись хорошо, то вскоре они попрятались за пушистыми ёлками. Туда дороги больше нет. Я шмыгнула носом.
— Дура ты, Ая, какая же дура, — бубнила самой себе, пока снег похрустывал под сапогами.
Руку оттягивала плетёная корзинка, набитая пирожками. Волосы закрывал красный капюшончик мехового плаща, в который я куталась. На плечо давил шерстяной узел с вещами.
Стоило пройти лес до захода, пока солнце ещё высоко, что зимою бывало нечасто. Там за лесом меня ждал деревянный домик, оставленный в наследство почившей бабушкой. Позади осталась неплохая работа в деревенской булочной, где меня поздравили ароматными, воздушными пирожками, а ещё там остался несостоявшийся жених, изменивший с моей же сестрицей.
Матушка убеждала, что я совершаю глупость. Настаивала на том, чтоб я осталась. Да только я не хотела. И, отойдя на приличное расстояние от деревни, возвратиться не захотела. «Нет, — думала я, — лучше построю новую жизнь в новом месте». Для начала планировала вычистить заброшенный бабушкин домик, подлатать, где необходимо, а потом и работу поближе к новому месту жительства подыскать.
Только бы лес скорее пройти. Густой лес, смешанный, но больше хвойный. Бабушка часто рассказывала про него сказки. Дескать жил у нас в лесу древний дух, который его охранял, охотников и лесорубов путал, а никудышным путникам, вроде меня, помогал дорогу сыскать.
— Что же ты, дух, — выдохнула я клубы пара, — меня до бабушкиного дома не проводишь? Мне бы твоя помощь, ох, как, кстати, пришлась! Хочешь, пирожками взамен угощу?
Слёзы обиды больше не катились по румяным щекам. Я увереннее хрустела подошвами по снегу, всё глубже уходя в лес, пока не заметила вдалеке, за раскидистой елью, белый пушистый хвост с чёрным кончиком.
Глава 3
Кутаясь в красный меховой плащ и прижимая к себе корзинку с ароматными пирожками, я вглядывалась в ель. Пушистая, припорошённая снегом, она покачивала ветвями, хотя ветром и не пахло. Сглотнув, я похрустела снегом, переступая с ноги на ногу. Я одновременно испытывала любопытство и страх. И подойти хотелось, и жизнь сохранить.
Что это там за зверь был? Волк или лис? Показалось? А если нет?
— Ой, мамочки, — шепнула я и крепче ухватилась за корзинку, понимая, что в случае чего придётся распрощаться с пирожками и использовать её вместо оружия.
Сглотнув, я подождала немного. Ветки остановились, а белого хвоста больше не видать. Шагнув вперёд, я вновь остановилась. Прошла ещё немного. Можно было бы сойти с привычной дорожки и пойти к бабушкиному дому другим путём, но кто знает, какой высоты там сугробы навалило! Как бы не провалиться.
Закусив изнутри щеку, я ждала, но неведомый зверь себя не проявил. Зато любопытство не отступало, подначивая заглянуть за еловую лапу. И потому, подумав хорошенько, подошла к раскидистой ели. Обошла пушистую красавицу и остановилась.
Зверь был. Почти такой же белый, как снег, за ёлкой припал к земле крупный, пушистый лис с длинными чёрными лапами. Он старательно вылизывал переднюю, угодившую в металлический капкан. Услыхав меня, лис прижал острые уши к голове и вскинул острую морду. Его яркие золотистые глаза посмотрели на меня с удивительной разумностью. Будто понимая, что я не причиню вреда, лис не издал ни единого протестующего звука, лишь перестал вылизывать свою лапу и с интересом наблюдал за моим приближением. Я шла медленно, стянув зубами рукавицу с правой руки и шурша в тёплой корзинке. Пальцы подрагивали. Я смотрела то в глаза зверю, то на его нос, блестящий чёрной точкой.
— Ты голодный? — спросила, вынимая из корзинки остывший пирожок и протягивая его зверю. — Кушай, красавец, не бойся, а я помогу тебе выбраться. Ты же меня не укусишь? Да? Хороший мальчик!
Принюхавшись к мясному пирожку, лис распахнул пасть и вцепился в него острыми зубами. И, пока он старательно приканчивал выпечку, я разглядывала застрявшую лапу. Она оказалась не повреждена, зато капкан выглядел крепким. Вцепившись в холодный, твёрдый металл, я изо всех сил потянула его в стороны. Лис фыркнул. Я постучала по капкану кулаком. Клянусь, лис взглянул на меня так, словно перед ним оказалось самое глупое существо во всём мире.
— Если ты такой умный, подскажи, как спасти! — сказала я, без надежды на понимание.
Морда лиса повернулась в сторону сухого куста. Он так пристально всматривался в крепкие, длинные ветви, что я тоже принялась рассматривать их.
Тёмный куст покрылся не только снегом, но и тонкой корочкой льда. Из-за этого он поблёскивал красным. Красный! Я взглянула в небо и с досадой поняла, что если провожусь слишком долго, то к домику дойду после заката, но и оставить бедняжку я не могла.
Выудив из корзинки ещё один пирожок для мохнатого, я решительно двинулась к кусту. Тянула ветки и так и сяк, пока не додумалась жахнуть по основанию сапогом. Тут-то ветка и отломилась, разнося по лесу громкий треск. Лёд осыпался блестящими осколками, но у меня не было времени любоваться. Схватив крепкую ветку, я со всей дури всадила её в капкан. Надавила. Попыхтела, покряхтела, да и сумела чуточку раскрыть металлическую пасть.
Удивлённый, но довольный, лис медленно, осторожно вытянул лапу из ловушки. Осмотрел её и выдохнул, будто ожидал худшего. Клянусь, поклонился мне, и только после сунул любопытную морду в корзинку.
— Эй, это моё!
Но без толку. Пушистый негодяй, схапав ещё два пирожка, убежал в лес. А я не знала, злиться мне или смеяться? С одной стороны, хотелось кинуть в него увесистой веткой или крепким снежком, с другой же, ну их, эти пирожки! Мне для ужина хватит и тех, которые остались.
Живот недовольно заурчал при этой мысли, так что я выудила ещё один пирожок, с яйцом и капустой, и зажевала его по пути.
Когда же я, наконец, добралась до бабушкиного домика, то первым делом обошла его по кругу, дабы осмотреть снаружи. Наружность у дома на краю леса, скажем прямо, не особо радовала. От невысокого заборчика вокруг не осталось и следа. Крыша на первый взгляд прохудилась аж в двух местах. Входная дверь спряталась за сугробом. У одного окна оказалось выбито стекло и не хватало створок, из-за чего снег попал и внутрь.
— Дела, — протянула я, почёсывая затылок и влезая в дом через окно.
Снега внутри, на счастье, лежало мало, лишь под самим оконцем вырос холмик мне по колено. К счастью, окно вело не в спальню, а на кухню. Увы, очаг находился здесь же.
Поставив корзинку на деревянный столик, я закрыла окно крышкой от очага и проскрипела старенькими, деревянными половицами вглубь домика.
