«Уезжайте. По-хорошему».
— Кажется, нам снова угрожают, — задумчиво повертела я бумагу. Линк посмотрела вопросительно.
— Нужно купить замок, — решила я.
Желание… Духи, я и забыл, что это. За семь лет я о многом забыл. Потому что лучше забыть, чем постоянно мучиться от невозможности получить то, что хочешь. Я хотел жить, просто жить. Чувствовать… Но… забыть. Надо забыть.
Первый год был самым сложным. Смириться с потерей всего оказалось невыносимо трудно. В Дейлиш я практически приполз. Вошел в дом и упал, словно зверь забился в нору. Правда, назвать домом эту развалину язык не поворачивался: стены, крыша и рухлядь, давно никому не нужная. Но рядом был гейзер, и я верил в его силу. Лишь эта вера помогала продержаться. Вставать по утрам, пытаться восстановить и обустроить дом, находить еду, есть… Подниматься после очередного приступа агонии, что сваливала меня постоянно. И каждый раз я думал, вот он – последний. Больше не выдержу. И каждый раз – выдерживал… Я выработал правила, позволяющие увеличить периоды между приступами.
Не разговаривать с людьми.
Не испытывать сильных эмоций.
Не менять распорядок дня.
Никаких чувств и желаний.
Никаких женщин.
Яркие и сильные эмоции неизменно провоцировали приступ, это я понял довольно быстро. И исключил их все. Лучше не чувствовать ничего, чем выть от боли. Ни одна эмоция не стоит такой расплаты.
Семь лет у меня получалось. После первого года отрицания и жалости к самому себе пришло отупение и почти равнодушие. Да, я жалел себя. Наверное, это стыдно, не знаю. Я жалел себя, забившись в подвал, чтобы соседи ненароком не услышали вой. Жалел того человека, кем был когда-то, и позорно его оплакивал. Вот такое недостойное поведение наследника великого семейства Лангранж. Впрочем, к ним я уже не имею никакого отношения. Я добровольно отрекся от семьи, связи рода и духов предков. ШерхХенсли – так звали целителя, что посоветовал пожить возле гейзера. Он был единственным, кто вообще хоть что-то посоветовал. Кто пустил меня на порог. Стоило узнать о моей проблеме, и двери целительских и лекарных захлопывались с неимоверной скоростью. Я их даже не винил. Другой я, тот, что был лучшим учеником Академии, подающим надежды, талантом, гордостью и прочее, тот я – тоже не пустил бы на порог запечатанного. Может, побрезговал бы, а может, испугался. Все знают, чем грозит такой пациент. Нестабильный псих, что способен уничтожить не только себя, но и окружающих.
Меня сторонились и боялись, я помню это выражение на лицах – ужас, презрение, брезгливость… Словно запечатывание - это заразная болезнь. Впрочем, кто-то верит и в это. Боятся. Никто не хочет лишиться могущества, а магия – это власть. Чем ее больше, чем устойчивее и весомее положение в обществе. Лангранж стояли высоко, почти у подножия королевской семьи. А я со своим талантом мог бы поднять их до самой верхней ступени – правящей. А вместо этого чуть не отправил в пропасть.
Да, я не виню свою семью за то, что они выкинули меня, как шелудивого пса.
Уже не виню. Они поступили правильно.
А что до целителей, глупо было рассчитывать на их помощь, запечатывание не лечится. После рассказа о гейзере меня охватила надежда. Благодаря ей и добрался до Ированса, не откинувшись по дороге. Первый год был трудным. Я верил, выл, злился, снова и снова бился в приступах, снова верил… Потом пришло понимание, что и гейзер мне не поможет. Я помню тот день, ясный и солнечный. Я лежал в горячей воде, смотрел на плывущие облака и как-то совершенно четко и спокойно осознавал, что это тоже бесполезно. Что нет в этой воде никакого волшебства, все это байки местного населения. Волшебства нет, силы нет, и исцеления для меня тоже нет. Все это я принял равнодушно, потому что вера к тому моменту меня оставила.
Скорее всего, Хенсли тоже знал об этом. Он просто отправил меня сюда и дал время привыкнуть. Смириться с собственной ущербностью. Не знаю, милосердие это или изощренная жестокость. Если бы я не был «Тем самым Лангранж» привыкнуть к новой жизни было бы легче, наверное. Но я стоял так высоко, что падение оказалось слишком болезненным. На самом деле иногда я уверен, что разбился. Что не живу. Что умер там, на Багровой Скале. Первые три года я проклинал Духов за то, что они меня тогда не забрали.
Последние два года из семи были почти спокойными. Я привык. Оказалось, что человек ко всему привыкает. Даже к такому подобию жизни.
Пока не появилась эта наглая рыжая особа.
Хорошо, что два приступа подряд никогда не повторяются. Иначе я свалился бы прямо там, рядом с ее голыми коленками. Даже сейчас стоит вспомнить, как она лежала на земле — беззащитная, теплая, прикрытая слишком малым количеством ткани, и в глазах темнеет. Я успел забыл это чувство – острого желания к женщине. Конечно, потому что годами мне удавалось избегать любого нормального общения с ними!
Картина, стоящая перед глазами, даже сейчас не желала покидать голову. Длинные ноги, стройные бедра, упрятанные в полотно панталон, какие-то кружавчики и веревочки, что так хотелось сорвать… Рисунок ребер из-под задравшейся сорочки. Очертание груди, натянувшей ткань, и просвечивающиеся соски… Тонкие ключицы… Шея… Приоткрытые губы… Испуганные, широко распахнутые глаза…
То, как она удирала, я тоже увидел, а лишь потом метнулся на свою половину. Вот только разбуженное желание никуда не делось, я даже подумал на миг, что мог бы… Проклятье! Да ничего я не мог бы! Ударил кулаком по стене, радуясь отрезвляющей боли. Потряс головой, пытаясь избавиться от мучающих образов. Кто бы мог подумать, что меня так накроет от вида женских коленок? Когда-то к моим услугам были все красавицы Кронвельгарда. Любая сочла бы за честь быть со мной.
Снова влепил костяшками по каменной кладке.
Хватит вспоминать! И прошлое, и эту… рыжую. Любимца столицы больше нет, а наглая захватчица отправится восвояси так быстро, что и пискнуть не успеет!
«От вас разит на весь Ированс!» фраза застряла в голове ощетинившимся ежом. Поднял руку, понюхал себя, раздумывая, когда последний раз мылся. Получалось, что давненько. Да уж, запустили вы себя, истрХенсли! Горячего водопровода в доме не было, а греть холодную — лень. К тому же и к лучшему! Не собираюсь радовать иструЛэнг приятными запахами! Я вообще не собираюсь ее радовать.
Свалил в корзину все тряпки, что ночью вытащил из комнаты девушки. Надо признать, это было довольно забавно. Рыжая, оказывается, во сне сопит, как щенок. Пнул корзину сапогом, снова разозлившись. На пол вывалилось что-то полупрозрачное, светлое, с бантиком. Я брезгливо, двумя пальцами поднял ЭТО, поднес к глазам. Чулок. Женский. Светло-бежевый. С голубыми ленточками.
Сглотнул, пытаясь не думать. И не представлять, как это будет выглядеть на женской ноге. Швырнул чулок обратно в корзину. Подхватил двустволку. Надо сходить на склон, поохотиться, сухие запасы закончились, вяленое мясо – почти. Да и надоело, хочется свежатины.
Проверил патронник и вышел из дома.
— Это же твои платья! — воскликнула Линк.
— Да, — я мрачно смотрела на корзину, размышляя, надо ли перестирать все вещи заново. По всему выходило, что надо, стоило представить, как этот дикарь их лапает… Фу! Но стирать все заново! Да за одно это я готова его возненавидеть еще больше!
Морщась, вывалила одежду на покрывало, решая, что делать. Вроде бы все на месте, за исключением… Нахмурилась, снова перерывая разноцветную кучу тканей. Точно! Нет чулка! А это моя любимая пара, с голубыми бантиками! К тому же единственные тонкие чулки, вторые – грубые, из шерсти. И вот - нет их! От злости я чуть зубами не заскрипела.
— Мерзавец!
Зачем ему мой чулок? Что он будет с ним делать? Краска прилила к щекам от этих ужасающих мыслей. Духи, ну за что мне все это?
Отправив Линк завтракать, я оделась и со вздохом отправилась снова стирать. Ничего. Истр еще пожалеет, что связался со мной! Пыхтя от негодования, я перестирала всю одежду и даже покрывала и занавески, что обнаружила сложенными в шкафах. Так что вскоре все веревки и поверхности были заняты мокрой тканью, благо, солнце светило почти по-летнему. Линк вертелась рядом, напевая себе под носом и пытаясь мне помогать.
— А мы пойдем снова к мадам Леон? — оторвалась она от тряпичной куклы.
— Милая, тебе нельзя столько сладкого, — рассмеялась я. Линк обиженно надулась, и я сдалась.
— Пойдем, обязательно. Я хочу сделать Марте подарок, отблагодарить за гостеприимство.
— Какой подарок? — оживилась Линк.
— А вот им сейчас и займемся, — улыбнулась я, развешивая последнюю юбку.
— Ты будешь делать красоту? — воскликнула Линк, догадавшись.
— Точно. Можешь достать мой ящичек?
Линк завопила на весь дом и кинулась в комнату. Когда вернулась, я уже устроилась на том самом кресле-качалке, что мы с девочкой вытащили на улицу. Сидеть на солнышке было сущим удовольствием!
— Я принесла! — торжественно заявила Линк, вручая мне ящик для рукоделия так, словно это была как минимум королевская корона! Но для моей девочки так и есть. Она обожает смотреть, как я «делаю красоту».
Так что я устроилась в кресле, девочка на низкой скамеечке рядом, и открыла крышку. Ящичек мне подарила бабушка на пятнадцать лет. В нем было несколько отделений, в которых блестели разноцветные бусины, теснились мотки лент, кружев и ниток, блестели иголки и булавки, а также радовали глаз цветные лоскуты шелка, батиста, бархата, парчи… Тогда я тоже застыла, глядя на это невиданное подношение. Дар. Для меня это было именно так. Со временем содержимое моей коробочки менялось, добавлялись новые ткани, бусинки, ракушки и даже камушки. Все, что казалось мне красивым. И признаться, для меня ящичек был особой ценностью. Я с любовью погладила светлую крышку с рисунком из лютиков и достала кусочек голубого бархата.
— Что будет на этот раз? — почти не дыша, спросила Линк.
— Пока не знаю, — задумчиво улыбнулась я. — Ящичек сам подскажет. Как обычно.
Погладила ломкие кружева, перекатила в пальцах гладкие бусины, вытащила иглу и нитки. И начала шить. Обрезала лоскут, собрала в центре, украсила лентами и бисером. Любимое дело успокаивало, я даже забыла об истреХенсли, пока занималась им. Стежки ложились незаметно, прячась под ткань и кружева. Через два часа я потянулась и положила на ящичек готовую брошь.
— Это цветок! — восторженно прошептала Линк. Я пожала плечами. Может и цветок. Или бабочка. Или еще что-то. Все зависит от воображения. Мне украшение нравилось, и я наделась, что Марте мой подарок тоже придется по душе. Приладила иглу булавки на изнаночную сторону, чтобы крепить брошь к одежде.
— Одевайся, милая, проведаем истру Леон.
Уговаривать Линк не пришлось, уже через десять минут я подперла поленом входную дверь, и мы отправились в Дейлиш.
— Великие Духи предков, какая прелесть! Сколько она стоит?! — воскликнула Марта так, что на нас оглянулись все посетители кофейни. Благо, их было всего три человека, и все же… Я жутко покраснела и замахала руками.
— Нет-нет, Марта, что вы! Это подарок! Я сама сделала эту брошь, чтобы отблагодарить вас…
— Вы сделали это? — ахнула истра Леон еще громче. Теперь на нас бросали взгляды заинтересованные, а я покраснела еще сильнее.
— Марта, прошу, не кричите, так… Да, я сшила для вас, это можно прикрепить к платью или накидке, вот так… — осторожно продела иглу в ткань и улыбнулась. — Вот на этом синем платье смотрится красиво. Мне кажется.
И смутилась.
— Конечно, если вам не нравится, то совсем не обязательно… Я просто хотела вас порадовать, Марта.
— Не нравится? — женщина сверкнула глазами и вдруг прижала меня к себе, отчего я пискнула. — Это просто волшебно, моя дорогая Софи! Идемте же, я напою вас кофе! С миндальными пирожными. Линк, милая, ты любишь миндальный крем?
— Очень, истра Леон!
— Эта сладкоежка любит все, где есть сахар, — вздохнула я, устраиваясь за столиком. — Но мы ненадолго, у меня еще куча дел.
— У меня тоже, дорогая Софи, но дела подождут, если есть хороший кофе, не так ли?
Я рассмеялась и согласно кивнула.
— Так.
— Правда, если на пороге не стоит истрВудс, — с внезапным придыханием прошептала Марта. — Простите, Софи, и еще раз спасибо за ваш подарок!
Я успокаивающе махнула рукой, показывая, что совсем не обижаюсь. И с любопытством осмотрела мужчину, что привел истру Леон в такой трепет. ИстрВудс оказался респектабельным пожилым мужчиной, седовласым, с кисточкой аккуратных усов и тростью в руках. И, похоже, Марта к нему испытывала нечто большее, чем доброжелательность.
— Линк, допивай какао, и идем, надо успеть заскочить в лавку.
Уходя, я помахала рукой Марте, и та ответила извиняющейся улыбкой, но тут же вновь заворковала над усатым истром, что благожелательно кивал.
За пару часов мы с Линк успели посетить несколько магазинчиков, купить замок и даже договориться с мастером, что приладит его к двери. Парень оказался моложе и смелее водопроводчика и быстрее согласился мне помочь.
Так что в Оливковую рощу я возвращалась довольная и даже напевала какую-то песенку.
Но мое радужное настроение смело, стоило ступить во двор. Веревка с отстиранными вещами оказалась обрезанной, и все мои многострадальные платья теперь валялись в грязи. Я сглотнула, чувствуя, как стучит в висках кровь, и сжала кулаки.
— Линк, милая, — как можно мягче сказала я. — Иди в дом и накрывай на стол. Я скоро вернусь, мы будем пить чай.
Девочка кивнула и убежала, а я посмотрела ей вслед, а потом развернулась на каблуках и, вбивая их в дерн, двинулась на сторону соседа. Ну, все, мое терпение лопнуло! Стоило вспомнить часы, которые я провела за стиркой, и представить новые… Убью! Точно убью гада!
В дверь я тоже ударила ботинком, решив, что слишком много чести - руками стучать!
К моему удивлению, створка распахнулась, несколько остудив мой пыл. Однако недостаточно, чтобы я остановилась. Сжав кулаки и вздернув подбородок, я влетела в полутемную комнату.
— ИстрХэнсли, вы здесь? Будьте добры выйти!
Мой голос прозвучал не грозно, а жалко. Наверное, все дело в этом помещении, здесь все было слишком… мужским. Настоящая холостяцкая берлога. Все ставни закрыты, в комнате темно, как в пещере, узкие лучи света пробиваются лишь через щели и открытую дверь. Но этого достаточно, чтобы рассмотреть диван с потертой обивкой, на который небрежно свалены вещи, стол, уставленный посудой, шкафы, башенку поленьев возле камина, ведро с золой рядом. Воздух здесь был сухим и пах мужчиной. На самом деле я соврала утром, сказав, что от дикаря разит. Уж больно хотелось его задеть.
Самого соседа видно не было.
Я помялась на пороге, не зная, что делать дальше.
— ИстрХенсли?
Мне никто не ответил, и, покосившись на дверь, я двинулась вглубь комнаты. За первой обнаружилась вторая, и я замерла, ошалело рассматривая нору. Назвать это по-другому не получалось, постелью это точно не являлось. На широкой кровати были набросаны покрывала и шкуры, целая гора, в центре которой темнел лаз. Настоящая звериная нора, очевидно, предназначенная для сна. Рядом были наложены камни, от которых даже сейчас исходило тепло. Моргая, я придвинулась ближе, завороженная этим невиданным зрелищем.
На стуле с высокой спинкой лежала куртка соседа, и план созрел моментально.
— Кажется, нам снова угрожают, — задумчиво повертела я бумагу. Линк посмотрела вопросительно.
— Нужно купить замок, — решила я.
***
Желание… Духи, я и забыл, что это. За семь лет я о многом забыл. Потому что лучше забыть, чем постоянно мучиться от невозможности получить то, что хочешь. Я хотел жить, просто жить. Чувствовать… Но… забыть. Надо забыть.
Первый год был самым сложным. Смириться с потерей всего оказалось невыносимо трудно. В Дейлиш я практически приполз. Вошел в дом и упал, словно зверь забился в нору. Правда, назвать домом эту развалину язык не поворачивался: стены, крыша и рухлядь, давно никому не нужная. Но рядом был гейзер, и я верил в его силу. Лишь эта вера помогала продержаться. Вставать по утрам, пытаться восстановить и обустроить дом, находить еду, есть… Подниматься после очередного приступа агонии, что сваливала меня постоянно. И каждый раз я думал, вот он – последний. Больше не выдержу. И каждый раз – выдерживал… Я выработал правила, позволяющие увеличить периоды между приступами.
Не разговаривать с людьми.
Не испытывать сильных эмоций.
Не менять распорядок дня.
Никаких чувств и желаний.
Никаких женщин.
Яркие и сильные эмоции неизменно провоцировали приступ, это я понял довольно быстро. И исключил их все. Лучше не чувствовать ничего, чем выть от боли. Ни одна эмоция не стоит такой расплаты.
Семь лет у меня получалось. После первого года отрицания и жалости к самому себе пришло отупение и почти равнодушие. Да, я жалел себя. Наверное, это стыдно, не знаю. Я жалел себя, забившись в подвал, чтобы соседи ненароком не услышали вой. Жалел того человека, кем был когда-то, и позорно его оплакивал. Вот такое недостойное поведение наследника великого семейства Лангранж. Впрочем, к ним я уже не имею никакого отношения. Я добровольно отрекся от семьи, связи рода и духов предков. ШерхХенсли – так звали целителя, что посоветовал пожить возле гейзера. Он был единственным, кто вообще хоть что-то посоветовал. Кто пустил меня на порог. Стоило узнать о моей проблеме, и двери целительских и лекарных захлопывались с неимоверной скоростью. Я их даже не винил. Другой я, тот, что был лучшим учеником Академии, подающим надежды, талантом, гордостью и прочее, тот я – тоже не пустил бы на порог запечатанного. Может, побрезговал бы, а может, испугался. Все знают, чем грозит такой пациент. Нестабильный псих, что способен уничтожить не только себя, но и окружающих.
Меня сторонились и боялись, я помню это выражение на лицах – ужас, презрение, брезгливость… Словно запечатывание - это заразная болезнь. Впрочем, кто-то верит и в это. Боятся. Никто не хочет лишиться могущества, а магия – это власть. Чем ее больше, чем устойчивее и весомее положение в обществе. Лангранж стояли высоко, почти у подножия королевской семьи. А я со своим талантом мог бы поднять их до самой верхней ступени – правящей. А вместо этого чуть не отправил в пропасть.
Да, я не виню свою семью за то, что они выкинули меня, как шелудивого пса.
Уже не виню. Они поступили правильно.
А что до целителей, глупо было рассчитывать на их помощь, запечатывание не лечится. После рассказа о гейзере меня охватила надежда. Благодаря ей и добрался до Ированса, не откинувшись по дороге. Первый год был трудным. Я верил, выл, злился, снова и снова бился в приступах, снова верил… Потом пришло понимание, что и гейзер мне не поможет. Я помню тот день, ясный и солнечный. Я лежал в горячей воде, смотрел на плывущие облака и как-то совершенно четко и спокойно осознавал, что это тоже бесполезно. Что нет в этой воде никакого волшебства, все это байки местного населения. Волшебства нет, силы нет, и исцеления для меня тоже нет. Все это я принял равнодушно, потому что вера к тому моменту меня оставила.
Скорее всего, Хенсли тоже знал об этом. Он просто отправил меня сюда и дал время привыкнуть. Смириться с собственной ущербностью. Не знаю, милосердие это или изощренная жестокость. Если бы я не был «Тем самым Лангранж» привыкнуть к новой жизни было бы легче, наверное. Но я стоял так высоко, что падение оказалось слишком болезненным. На самом деле иногда я уверен, что разбился. Что не живу. Что умер там, на Багровой Скале. Первые три года я проклинал Духов за то, что они меня тогда не забрали.
Последние два года из семи были почти спокойными. Я привык. Оказалось, что человек ко всему привыкает. Даже к такому подобию жизни.
Пока не появилась эта наглая рыжая особа.
Хорошо, что два приступа подряд никогда не повторяются. Иначе я свалился бы прямо там, рядом с ее голыми коленками. Даже сейчас стоит вспомнить, как она лежала на земле — беззащитная, теплая, прикрытая слишком малым количеством ткани, и в глазах темнеет. Я успел забыл это чувство – острого желания к женщине. Конечно, потому что годами мне удавалось избегать любого нормального общения с ними!
Картина, стоящая перед глазами, даже сейчас не желала покидать голову. Длинные ноги, стройные бедра, упрятанные в полотно панталон, какие-то кружавчики и веревочки, что так хотелось сорвать… Рисунок ребер из-под задравшейся сорочки. Очертание груди, натянувшей ткань, и просвечивающиеся соски… Тонкие ключицы… Шея… Приоткрытые губы… Испуганные, широко распахнутые глаза…
То, как она удирала, я тоже увидел, а лишь потом метнулся на свою половину. Вот только разбуженное желание никуда не делось, я даже подумал на миг, что мог бы… Проклятье! Да ничего я не мог бы! Ударил кулаком по стене, радуясь отрезвляющей боли. Потряс головой, пытаясь избавиться от мучающих образов. Кто бы мог подумать, что меня так накроет от вида женских коленок? Когда-то к моим услугам были все красавицы Кронвельгарда. Любая сочла бы за честь быть со мной.
Снова влепил костяшками по каменной кладке.
Хватит вспоминать! И прошлое, и эту… рыжую. Любимца столицы больше нет, а наглая захватчица отправится восвояси так быстро, что и пискнуть не успеет!
«От вас разит на весь Ированс!» фраза застряла в голове ощетинившимся ежом. Поднял руку, понюхал себя, раздумывая, когда последний раз мылся. Получалось, что давненько. Да уж, запустили вы себя, истрХенсли! Горячего водопровода в доме не было, а греть холодную — лень. К тому же и к лучшему! Не собираюсь радовать иструЛэнг приятными запахами! Я вообще не собираюсь ее радовать.
Свалил в корзину все тряпки, что ночью вытащил из комнаты девушки. Надо признать, это было довольно забавно. Рыжая, оказывается, во сне сопит, как щенок. Пнул корзину сапогом, снова разозлившись. На пол вывалилось что-то полупрозрачное, светлое, с бантиком. Я брезгливо, двумя пальцами поднял ЭТО, поднес к глазам. Чулок. Женский. Светло-бежевый. С голубыми ленточками.
Сглотнул, пытаясь не думать. И не представлять, как это будет выглядеть на женской ноге. Швырнул чулок обратно в корзину. Подхватил двустволку. Надо сходить на склон, поохотиться, сухие запасы закончились, вяленое мясо – почти. Да и надоело, хочется свежатины.
Проверил патронник и вышел из дома.
ГЛАВА 5
— Это же твои платья! — воскликнула Линк.
— Да, — я мрачно смотрела на корзину, размышляя, надо ли перестирать все вещи заново. По всему выходило, что надо, стоило представить, как этот дикарь их лапает… Фу! Но стирать все заново! Да за одно это я готова его возненавидеть еще больше!
Морщась, вывалила одежду на покрывало, решая, что делать. Вроде бы все на месте, за исключением… Нахмурилась, снова перерывая разноцветную кучу тканей. Точно! Нет чулка! А это моя любимая пара, с голубыми бантиками! К тому же единственные тонкие чулки, вторые – грубые, из шерсти. И вот - нет их! От злости я чуть зубами не заскрипела.
— Мерзавец!
Зачем ему мой чулок? Что он будет с ним делать? Краска прилила к щекам от этих ужасающих мыслей. Духи, ну за что мне все это?
Отправив Линк завтракать, я оделась и со вздохом отправилась снова стирать. Ничего. Истр еще пожалеет, что связался со мной! Пыхтя от негодования, я перестирала всю одежду и даже покрывала и занавески, что обнаружила сложенными в шкафах. Так что вскоре все веревки и поверхности были заняты мокрой тканью, благо, солнце светило почти по-летнему. Линк вертелась рядом, напевая себе под носом и пытаясь мне помогать.
— А мы пойдем снова к мадам Леон? — оторвалась она от тряпичной куклы.
— Милая, тебе нельзя столько сладкого, — рассмеялась я. Линк обиженно надулась, и я сдалась.
— Пойдем, обязательно. Я хочу сделать Марте подарок, отблагодарить за гостеприимство.
— Какой подарок? — оживилась Линк.
— А вот им сейчас и займемся, — улыбнулась я, развешивая последнюю юбку.
— Ты будешь делать красоту? — воскликнула Линк, догадавшись.
— Точно. Можешь достать мой ящичек?
Линк завопила на весь дом и кинулась в комнату. Когда вернулась, я уже устроилась на том самом кресле-качалке, что мы с девочкой вытащили на улицу. Сидеть на солнышке было сущим удовольствием!
— Я принесла! — торжественно заявила Линк, вручая мне ящик для рукоделия так, словно это была как минимум королевская корона! Но для моей девочки так и есть. Она обожает смотреть, как я «делаю красоту».
Так что я устроилась в кресле, девочка на низкой скамеечке рядом, и открыла крышку. Ящичек мне подарила бабушка на пятнадцать лет. В нем было несколько отделений, в которых блестели разноцветные бусины, теснились мотки лент, кружев и ниток, блестели иголки и булавки, а также радовали глаз цветные лоскуты шелка, батиста, бархата, парчи… Тогда я тоже застыла, глядя на это невиданное подношение. Дар. Для меня это было именно так. Со временем содержимое моей коробочки менялось, добавлялись новые ткани, бусинки, ракушки и даже камушки. Все, что казалось мне красивым. И признаться, для меня ящичек был особой ценностью. Я с любовью погладила светлую крышку с рисунком из лютиков и достала кусочек голубого бархата.
— Что будет на этот раз? — почти не дыша, спросила Линк.
— Пока не знаю, — задумчиво улыбнулась я. — Ящичек сам подскажет. Как обычно.
Погладила ломкие кружева, перекатила в пальцах гладкие бусины, вытащила иглу и нитки. И начала шить. Обрезала лоскут, собрала в центре, украсила лентами и бисером. Любимое дело успокаивало, я даже забыла об истреХенсли, пока занималась им. Стежки ложились незаметно, прячась под ткань и кружева. Через два часа я потянулась и положила на ящичек готовую брошь.
— Это цветок! — восторженно прошептала Линк. Я пожала плечами. Может и цветок. Или бабочка. Или еще что-то. Все зависит от воображения. Мне украшение нравилось, и я наделась, что Марте мой подарок тоже придется по душе. Приладила иглу булавки на изнаночную сторону, чтобы крепить брошь к одежде.
— Одевайся, милая, проведаем истру Леон.
Уговаривать Линк не пришлось, уже через десять минут я подперла поленом входную дверь, и мы отправились в Дейлиш.
***
— Великие Духи предков, какая прелесть! Сколько она стоит?! — воскликнула Марта так, что на нас оглянулись все посетители кофейни. Благо, их было всего три человека, и все же… Я жутко покраснела и замахала руками.
— Нет-нет, Марта, что вы! Это подарок! Я сама сделала эту брошь, чтобы отблагодарить вас…
— Вы сделали это? — ахнула истра Леон еще громче. Теперь на нас бросали взгляды заинтересованные, а я покраснела еще сильнее.
— Марта, прошу, не кричите, так… Да, я сшила для вас, это можно прикрепить к платью или накидке, вот так… — осторожно продела иглу в ткань и улыбнулась. — Вот на этом синем платье смотрится красиво. Мне кажется.
И смутилась.
— Конечно, если вам не нравится, то совсем не обязательно… Я просто хотела вас порадовать, Марта.
— Не нравится? — женщина сверкнула глазами и вдруг прижала меня к себе, отчего я пискнула. — Это просто волшебно, моя дорогая Софи! Идемте же, я напою вас кофе! С миндальными пирожными. Линк, милая, ты любишь миндальный крем?
— Очень, истра Леон!
— Эта сладкоежка любит все, где есть сахар, — вздохнула я, устраиваясь за столиком. — Но мы ненадолго, у меня еще куча дел.
— У меня тоже, дорогая Софи, но дела подождут, если есть хороший кофе, не так ли?
Я рассмеялась и согласно кивнула.
— Так.
— Правда, если на пороге не стоит истрВудс, — с внезапным придыханием прошептала Марта. — Простите, Софи, и еще раз спасибо за ваш подарок!
Я успокаивающе махнула рукой, показывая, что совсем не обижаюсь. И с любопытством осмотрела мужчину, что привел истру Леон в такой трепет. ИстрВудс оказался респектабельным пожилым мужчиной, седовласым, с кисточкой аккуратных усов и тростью в руках. И, похоже, Марта к нему испытывала нечто большее, чем доброжелательность.
— Линк, допивай какао, и идем, надо успеть заскочить в лавку.
Уходя, я помахала рукой Марте, и та ответила извиняющейся улыбкой, но тут же вновь заворковала над усатым истром, что благожелательно кивал.
За пару часов мы с Линк успели посетить несколько магазинчиков, купить замок и даже договориться с мастером, что приладит его к двери. Парень оказался моложе и смелее водопроводчика и быстрее согласился мне помочь.
Так что в Оливковую рощу я возвращалась довольная и даже напевала какую-то песенку.
Но мое радужное настроение смело, стоило ступить во двор. Веревка с отстиранными вещами оказалась обрезанной, и все мои многострадальные платья теперь валялись в грязи. Я сглотнула, чувствуя, как стучит в висках кровь, и сжала кулаки.
— Линк, милая, — как можно мягче сказала я. — Иди в дом и накрывай на стол. Я скоро вернусь, мы будем пить чай.
Девочка кивнула и убежала, а я посмотрела ей вслед, а потом развернулась на каблуках и, вбивая их в дерн, двинулась на сторону соседа. Ну, все, мое терпение лопнуло! Стоило вспомнить часы, которые я провела за стиркой, и представить новые… Убью! Точно убью гада!
В дверь я тоже ударила ботинком, решив, что слишком много чести - руками стучать!
К моему удивлению, створка распахнулась, несколько остудив мой пыл. Однако недостаточно, чтобы я остановилась. Сжав кулаки и вздернув подбородок, я влетела в полутемную комнату.
— ИстрХэнсли, вы здесь? Будьте добры выйти!
Мой голос прозвучал не грозно, а жалко. Наверное, все дело в этом помещении, здесь все было слишком… мужским. Настоящая холостяцкая берлога. Все ставни закрыты, в комнате темно, как в пещере, узкие лучи света пробиваются лишь через щели и открытую дверь. Но этого достаточно, чтобы рассмотреть диван с потертой обивкой, на который небрежно свалены вещи, стол, уставленный посудой, шкафы, башенку поленьев возле камина, ведро с золой рядом. Воздух здесь был сухим и пах мужчиной. На самом деле я соврала утром, сказав, что от дикаря разит. Уж больно хотелось его задеть.
Самого соседа видно не было.
Я помялась на пороге, не зная, что делать дальше.
— ИстрХенсли?
Мне никто не ответил, и, покосившись на дверь, я двинулась вглубь комнаты. За первой обнаружилась вторая, и я замерла, ошалело рассматривая нору. Назвать это по-другому не получалось, постелью это точно не являлось. На широкой кровати были набросаны покрывала и шкуры, целая гора, в центре которой темнел лаз. Настоящая звериная нора, очевидно, предназначенная для сна. Рядом были наложены камни, от которых даже сейчас исходило тепло. Моргая, я придвинулась ближе, завороженная этим невиданным зрелищем.
На стуле с высокой спинкой лежала куртка соседа, и план созрел моментально.
