Стихийники-оборотни живут в мире, созданном Изначальной, и имеют два облика: человеческий и стихийный, суть которого отражают их имена. Так же меняют ипостась и животные. Даже растения не совсем обычные...
Мир новый. Цикл, в котором шесть книг про разные исторические эпохи. Можно читать в любой последовательности - все истории с независимым сюжетом, разными героями и обязательным ХЭ - жаждущие любви обретут ее, а злодеи будут наказаны.
"Болотник и Ледяница" - древний мир https://feisovet.ru/магазин/Болотник-и-Ледяница-Ольга-Копылова?partner=286589720
"Веяна и Пламень" - эпоха раннего средневековья - в планах
"Искорка и Вьюжник" - эпоха позднего средневековья https://feisovet.ru/магазин/Искорка-и-Вьюжник-Ольга-Копылова?partner=286589720
"Моревна и Чароит" - эпоха промышленной революции https://feisovet.ru/магазин/Моревна-и-Чароит-Ольга-Копылова?partner=286589720
"Шторм и Молния" - космическая эра https://feisovet.ru/магазин/Шторм-и-Молния-Ольга-Копылова?partner=286589720
"Квант и Каолина" - далёкое будущее - в планах
Вязкая грязь опала на покрытую тонким слоем снега землю, растеклась, перемешиваясь с холодными хлопьями и верхним слоем почвы. Мощные белые лапы, с разбега вступив в топкую жижу, заскользили и увязли. Грязи было много, она тянула к себе. Зверь недовольно рыкнул, дёрнулся и, стремясь выбраться, принял стихийную ипостась — закрутился снежным вихрем. Не помогло — поток воды неожиданно окатил, промачивая снежинки и прибивая их к земле. Хищник попытался вернуть себе медвежий облик и не смог — слишком сильно его потрепали воплощения чужой враждебной стихии. Намокший грязный сугроб остался лежать на земле, а вязкая топь стянулась, уплотняясь, и обрела человеческие черты. Рядом приняла облик рослого матёрого кабана разлившаяся лужей вода.
Мужчина тяжело дышал, шаря по белёсой тундровой равнине безумным взором из-под густых бровей. Почувствовав, как в ноги ткнулся мокрый пятачок, опустил руку, потрепав питомца по загривку. Заметил несущегося к ним ещё одного белого медведя и бросился к одинокой ели — единственной, которая росла поблизости, и редкой для этой местности.
Бежать было трудно, сказывалась усталость, истощение, трансформация в стихию отняла немало сил. Да и медведь оказался проворным — оглядываясь, стихийник с ужасом осознавал, что не успеет влезть на дерево.
Кабан, бегущий рядом с хозяином, чувствуя приближение угрозы, яростно хрюкнул и развернулся мордой к врагу. Взрыл копытом мёрзлую землю, низко опустил голову и выставил клыки. Мужчина, почти добежавший до ели, обернулся. В глазах мелькнуло сожаление — понимал он, что верный питомец готов ради него развоплотиться. Стихийник разрывался — хотелось и спасти любимца, и уцелеть самому.
Промедление обошлось ему дорого. Огромная меховая туша, не сбавляя скорости, одним ударом лапы отшвырнула кабана, в сравнении с ней оказавшегося совсем крошечным. Спустя краткий миг хищник настиг и стихийника.
Снова топкая грязь рухнула на землю, вот только медведь через неё перепрыгнул. Невредимый пробежал дальше, по инерции не остановившись сразу. Жертва могла бы уцелеть, продолжая удерживать природную ипостась, но энергия стихии иссякла — облик вновь стал человеческим. Мужчина попытался встать, упал без сил и обречённо посмотрел на зверя, который неторопливо разворачивался, уверенный, что добыча в его власти, и готовый её растерзать.
Медведь сделал шаг, и стихийник опустил голову, закрывая глаза. Развоплощение становилось неизбежным и постыдным. Воину позорно погибнуть от клыков зверя, а не на поле боя от руки врага.
Утробное торжествующее рычание прокатилось над снежной равниной и неожиданно сменилось яростным рёвом. Топот лап сбился с ритма, что-то большое мягко и грузно рухнуло на землю. Мужчина встрепенулся, вскинул голову, с изумлением взглянул на бьющуюся в конвульсиях громаду белого меха. Повелитель снежных просторов оказался поверженным.
Агония длилась недолго — медведь застыл в неподвижности. Вот только ожидаемого развоплощения не происходило, туша не рассыпалась на ворох снежинок. Превозмогая усталость и отбросив страх, стихийник поднялся. Осторожно подполз к зверю и обомлел, увидев вонзившуюся между глаз стрелу, пробившую череп.
— Не бойся, я никогда не промахиваюсь, — прозвучал за спиной мужчины задорный молодой девичий голос.
Стихийник обернулся. Спасительница на звание девицы тянула с трудом, она была девчонкой-подростком. Угловатая, тощая, с заострённым носом и бледно-голубыми глазами. Цвет волос он не рассмотрел, они были скрыты под капюшоном белого плаща. Зато прекрасно видел шерстяные брюки, сапожки с голенищами выше колена, короткую куртку без рукавов, подбитую мехом. В руках спасительницы был лук, едва ли не с девчонку ростом, за левым плечом — колчан со стрелами, на бедре в ножной перевязи — кинжал. Движения резкие, взгляд колючий, цепкий.
— Ты кто? — непонимающе выдохнул пострадавший, пытаясь встать.
— Ледяница я, — бойко откликнулась девчонка.
Шагнув к нему, подставила плечо, чтобы мог опереться. Стихийник растерялся, ведь по сравнению с ним она казалась совсем маленькой. Но спасительница не отступилась — она выносливая, а это не зависит от роста.
Повела к дереву, решив усадить мужчину на выпирающие из земли корни — не на снегу же ему лежать! Он даже с поддержкой шёл тяжело, прихрамывая на правую ногу. Прислонив его к стволу, вытащила из заплечного мешка запасной плащ. Набросила материю на корни и, глядя как стихийник усаживается, поинтересовалась:
— Тебя полярные медведи так подрали?
Мужчина отрицательно мотнул головой, снимая правый сапог и подтягивая до колена штанину кожаных брюк. Рана на голени была глубокой, но уже стянулась и не кровоточила. Успокоенный, приведя себя в порядок, стихийник поднял глаза на девчонку, которая, растеряв весёлость, с подозрением испытующе на него смотрела. Оценивала крепкое телосложение, светлые, словно выцветшие, растрёпанные космы, грубые, не самые привлекательные черты лица: крупный рот, широкий нос, подбородок и щёки, заросшие щетиной. Красивыми можно было бы счесть только глаза, наполненные тёмной синевой, если бы не тот факт, что принадлежали они чужаку.
— Что водник делает в морозных землях? — сердито бросила Ледяница.
— Я вождь болотников. В поход мы пошли на поселение лесовиков. Только вот переоценили себя, отпор нам дали достойный. Моё отступление воины до последнего прикрывали. Со мной двое пошли, да сгинули, пока мы скитались в поисках дороги домой. Буран поднялся, пасмурно, светила не видно. Сбились мы с пути, а потом и медведи на мой след напали.
— Больно разговорчив ты. Не боишься, что я врага развоплощу? Мог бы и соврать, спасая себя, — фыркнула девчонка.
— Чего таиться? — пожал плечами спасённый. — Я не раз в шаге от развоплощения бывал. Хочешь — давай. Терять мне нечего. Куда идти — не знаю, еды добыть не могу, оружия нет. Питомец мой…
Он встрепенулся, осматриваясь, надеясь отыскать своего защитника и одновременно страшась осознать, что от удара медведя кабан погиб и стал частью неживой природы.
Девушка тоже оглянулась и прикрикнула:
— Барс, не тронь! Он не наша добыча. Тебе медведя мало?
Белый пятнистый зверь, который ходил кругами, то приближаясь, то отступая, присматриваясь и изучая повадки необычного для него существа, навострил уши. Презрительно фыркнул и, мягко переступая лапами, послушно направился к хозяйке. Объект его интереса — изрядно потрёпанный, но всё же живой — с трудом потрусил следом, к своему хозяину.
У ног Ледяницы уселся снежный барс, бдительно посматривая на чужаков. Кабан захрюкал, словно жаловался, и мужчина, утешая питомца, почесал чёрную кожу между ушами, покрытую плотной щетиной.
Девушка тяжело вздохнула:
— Не стану я тебя развоплощать. Пусть Изначальная рассудит, достоин ли ты жить.
— Дорогу к болотам хоть покажешь? — хмыкнул стихийник, не рассчитывая на благосклонность.
— Туда иди, — Ледяница махнула рукой, указывая направление. — Дойдёшь до ручья, вдоль него по течению и иди. Он никогда не замерзает, в землях наших соседей огневиков начало берёт и твои болота своей водой питает.
— Благодарствую, — не ожидавший совета, недоверчиво отозвался мужчина. Поёжился, растирая озябшие руки. Бросил взгляд на всё ещё сохранную медвежью тушу и пробормотал:
— Как добычу потащишь? Куда тебе столько?
— Не впервой, как обычно, — беспечно откликнулась девчонка. — Лапы отрежу, они самые мясистые, на груди кусок вырежу. Остальное лесным зверям достанется.
Помешкала и нехотя предложила:
— И ты, если надо, забирай. Со зверем в схватку вступил, имеешь право на долю добычи.
Перестав тратить время на пустые разговоры, Ледяница отправилась свежевать тушу. Пострадавший помогать ей не спешил, продолжая сидеть на корнях. Непроизвольно обирал заледеневшие ягоды с кустиков клюквы, отогревал дыханием и скармливал кабану. Задумчиво смотрел на охотницу, занятую явно привычными для неё хлопотами. То ли пытался предположить, какая у неё стихийная ипостась, то ли иные мысли его занимали. Похоже, второе было более верным, потому что, когда девушка, обмотав добытое куском ткани и перевязав верёвками, закинула через плечо и собралась уходить, окликнул:
— Ты ничего не забыла, Ледяница?
Девчонка замерла, в недоумении оглянулась. Не поняла, о чём он, и решила, что мужчина намекает на отсутствие ножа, чтобы отрезать мясо. Потому не раздумывая выхватила свой кинжал из перевязи и метнула в медвежью тушу.
— Забирай, бедовый. И плащ тоже себе оставь.
— Да я не о том толкую, — пострадавший снова остановил шагнувшую девушку. — Ты же мне жизнь спасла, я твой должник. А ты имя не спросила, ничего с меня не потребовала. Неужто на откуп Изначальной оставляешь? Чтобы я сам решил, чем тебя одарить?
— Решай, решай. Дело твоё, — рассмеялась Ледяница, понимая, что больше никогда этого стихийника не увидит. Может, сгинет он, пока до родных мест доберётся, а может, за ум возьмётся и набеги забросит. Ну а ежели не забросит, так поостережётся лезть туда, где едва не развоплотился.
Она отвернулась и в сопровождении барса направилась домой. Заледенелый мох и лишайники хрустели под ногами, промёрзшая земля гулко отзывалась даже на её лёгкие шаги. Идти было тяжело, и потому, успевшая выбросить из головы чужака, озабоченная лишь тем, чтобы донести увесистую ношу, девчонка не расслышала брошенное вслед:
— Изначальная, я, Болотник, клянусь тебе, что о своём долге не забуду и отблагодарю Ледяницу, когда это станет возможным.
— А я всё равно на ней женюсь! Люба она мне! Ну подумаешь, из семьи скорняка! Зато пригожая. И с меня глаз не сводит…
— Понять можно. Кто же от сына вождя отворачиваться станет? Тебе любая будет рада.
— При чём тут мой статус? У нас чувства!
— С Порошей у тебя тоже любовь была. А Вьюжицу сколько дней ты своей суженой называл? Стужану готов был к Древу отвести.
— Я не виноват, что снежницы и метельницы такие непостоянные и легкомысленные. Со всеми молодыми воинами заигрывали за глаза. А студница расчётливая, не любила она меня, только вид делала.
— И чем же нынешняя зазноба лучше? Тоже ведь метельница. Уверен, что Пурга достойная жена для будущего вождя?
— Уверен я! Что же ты меня допрашиваешь-то, отец? Мне двадцать! Я уже два года в твоем отряде наравне со всеми воинами стойбище охраняю.
— Неужто удумал семью позорить? Негоже стихийнику твоего статуса свадебный обряд через простое дерево проводить. Одобрение Изначальной важно получить через её Древо.
— Что такого сложного? Надо так надо. Вот и пойдём с Пургой к Древу, и вернёмся женатыми.
— Какой быстрый! А подношения для ведуна? А дорога? Две седмицы туда, две обратно. Путь неблизкий, тяжёлый, сопровождение нужно, сгинете вдвоём.
— Так мы же с питомцами будем! И почему сразу сгинем? Мы дети малые? Вон Ледяница одна на охоту ходит, сбегает из дома. И никто её не корит за это. А мне запрещаешь!
— Ледяницу не удержишь, она себе на уме. Останавливать — только хуже делать. На всё воля Изначальной. Пока она её бережёт, а случись чего, так у меня и вторая дочь есть. А сын единственный, тебя терять я не могу.
— И что ты предлагаешь? Что мне делать?
— Мы на этой стоянке полгода, нам пора место менять. Куда двигаться, я не решил. Значит, сделаем переход ближе к Древу Изначальной, там и осядем. Свадьбу сыграем и снова с места снимемся. И о гостях ты забыл, а ведь всему стойбищу хочется на свадьбе погулять. Только ты уж потерпи до первого снега, нам сподручнее на санях поклажу везти и на лыжах самим бежать. Успеется…
— Подслушиваешь?!
Над головой раздался громкий голос, по спине хлестнула плотная ткань — совсем не больно, больше в назидание. Ледяница вскинулась, подскочила. От второго удара уклонилась, третий тоже в цель не попал. Хохоча и уворачиваясь от делающей вид, что рассержена, матери, пару раз обежала ярангу и с лёгкостью в душе помчалась к зарослям.
По дороге спугнула стайку куропаток, которые засели клевать редкие прошлогодние ягоды клюквы. Морозники такие не собирали, дожидаясь нового урожая, а для птиц и зверей это было самое то.
Продираться сквозь плотные ивовые кусты девушка не стала, обогнула их, промчалась мимо пастбища, где кормились олени. Племя их выращивало, заботилось, не полагаясь на одну только охоту.
Взбежала по пологому склону холма, сминая редкую траву и начавшие распускаться мелкие невзрачные цветочки. Время, может, и летнее, да только край их суровый, природа едва пробудилась.
Взобралась ещё выше на голую россыпь валунов, ловко цепляясь пальцами за трещины и выбоины. На этот раз стойбище обосновалось возле разрушенных предгорий. Ледяница, встав в полный рост, развернулась лицом к горному массиву, далёкому, находящемуся на самом горизонте и всё же видному с возвышения, потому как горы верхушками упирались в облака.
Вот бы хоть раз поближе к ним подойти… И в предгорьях захватывает дух от высоты, а в горах всё иначе, более величественно. Вот только отец туда не направится, оленям тяжело на склонах — ноги переломают, а одной охотой сыт не будешь. Да и населены горы каменниками, а они народ суровый, нелюдимый. Чужаков не привечают, земли свои оберегают.
Ледяница невольно перевела взор на расстилающийся правее предгорий далёкий лес, который постепенно сменял тундровое редколесье. Вот туда, похоже, племя и направится. Где-то там растёт дивное Древо Изначальной, не похожее ни на одно другое. Девушка ни разу его не видела, но мать о нём часто рассказывала — её свадьба проходила подле него. Говорила всегда очень эмоционально, с благоговейным трепетом и восторженным блеском в глазах. Произвела она нужное впечатление, захотелось Ледянице увидеть чудесный обряд собственными глазами, а потому рада бы она была, если бы брат поскорее женился.
Ещё пол-оборота — так чтобы горы оказались за спиной — и перед взором девушки предстало стойбище морозников. Близкое, знакомое, родное. Пять десятков яранг самых разных размеров. Одна — совсем огромная, крытая простыми старыми оленьими шкурами, в ней обосновалось сразу несколько семей пастухов и собирателей. Яранги поменьше и побогаче, убранные не только оленьими, но и шкурами других зверей, — принадлежали охотникам и воинам.
Мир новый. Цикл, в котором шесть книг про разные исторические эпохи. Можно читать в любой последовательности - все истории с независимым сюжетом, разными героями и обязательным ХЭ - жаждущие любви обретут ее, а злодеи будут наказаны.
"Болотник и Ледяница" - древний мир https://feisovet.ru/магазин/Болотник-и-Ледяница-Ольга-Копылова?partner=286589720
"Веяна и Пламень" - эпоха раннего средневековья - в планах
"Искорка и Вьюжник" - эпоха позднего средневековья https://feisovet.ru/магазин/Искорка-и-Вьюжник-Ольга-Копылова?partner=286589720
"Моревна и Чароит" - эпоха промышленной революции https://feisovet.ru/магазин/Моревна-и-Чароит-Ольга-Копылова?partner=286589720
"Шторм и Молния" - космическая эра https://feisovet.ru/магазин/Шторм-и-Молния-Ольга-Копылова?partner=286589720
"Квант и Каолина" - далёкое будущее - в планах
ПРОЛОГ
Вязкая грязь опала на покрытую тонким слоем снега землю, растеклась, перемешиваясь с холодными хлопьями и верхним слоем почвы. Мощные белые лапы, с разбега вступив в топкую жижу, заскользили и увязли. Грязи было много, она тянула к себе. Зверь недовольно рыкнул, дёрнулся и, стремясь выбраться, принял стихийную ипостась — закрутился снежным вихрем. Не помогло — поток воды неожиданно окатил, промачивая снежинки и прибивая их к земле. Хищник попытался вернуть себе медвежий облик и не смог — слишком сильно его потрепали воплощения чужой враждебной стихии. Намокший грязный сугроб остался лежать на земле, а вязкая топь стянулась, уплотняясь, и обрела человеческие черты. Рядом приняла облик рослого матёрого кабана разлившаяся лужей вода.
Мужчина тяжело дышал, шаря по белёсой тундровой равнине безумным взором из-под густых бровей. Почувствовав, как в ноги ткнулся мокрый пятачок, опустил руку, потрепав питомца по загривку. Заметил несущегося к ним ещё одного белого медведя и бросился к одинокой ели — единственной, которая росла поблизости, и редкой для этой местности.
Бежать было трудно, сказывалась усталость, истощение, трансформация в стихию отняла немало сил. Да и медведь оказался проворным — оглядываясь, стихийник с ужасом осознавал, что не успеет влезть на дерево.
Кабан, бегущий рядом с хозяином, чувствуя приближение угрозы, яростно хрюкнул и развернулся мордой к врагу. Взрыл копытом мёрзлую землю, низко опустил голову и выставил клыки. Мужчина, почти добежавший до ели, обернулся. В глазах мелькнуло сожаление — понимал он, что верный питомец готов ради него развоплотиться. Стихийник разрывался — хотелось и спасти любимца, и уцелеть самому.
Промедление обошлось ему дорого. Огромная меховая туша, не сбавляя скорости, одним ударом лапы отшвырнула кабана, в сравнении с ней оказавшегося совсем крошечным. Спустя краткий миг хищник настиг и стихийника.
Снова топкая грязь рухнула на землю, вот только медведь через неё перепрыгнул. Невредимый пробежал дальше, по инерции не остановившись сразу. Жертва могла бы уцелеть, продолжая удерживать природную ипостась, но энергия стихии иссякла — облик вновь стал человеческим. Мужчина попытался встать, упал без сил и обречённо посмотрел на зверя, который неторопливо разворачивался, уверенный, что добыча в его власти, и готовый её растерзать.
Медведь сделал шаг, и стихийник опустил голову, закрывая глаза. Развоплощение становилось неизбежным и постыдным. Воину позорно погибнуть от клыков зверя, а не на поле боя от руки врага.
Утробное торжествующее рычание прокатилось над снежной равниной и неожиданно сменилось яростным рёвом. Топот лап сбился с ритма, что-то большое мягко и грузно рухнуло на землю. Мужчина встрепенулся, вскинул голову, с изумлением взглянул на бьющуюся в конвульсиях громаду белого меха. Повелитель снежных просторов оказался поверженным.
Агония длилась недолго — медведь застыл в неподвижности. Вот только ожидаемого развоплощения не происходило, туша не рассыпалась на ворох снежинок. Превозмогая усталость и отбросив страх, стихийник поднялся. Осторожно подполз к зверю и обомлел, увидев вонзившуюся между глаз стрелу, пробившую череп.
— Не бойся, я никогда не промахиваюсь, — прозвучал за спиной мужчины задорный молодой девичий голос.
Стихийник обернулся. Спасительница на звание девицы тянула с трудом, она была девчонкой-подростком. Угловатая, тощая, с заострённым носом и бледно-голубыми глазами. Цвет волос он не рассмотрел, они были скрыты под капюшоном белого плаща. Зато прекрасно видел шерстяные брюки, сапожки с голенищами выше колена, короткую куртку без рукавов, подбитую мехом. В руках спасительницы был лук, едва ли не с девчонку ростом, за левым плечом — колчан со стрелами, на бедре в ножной перевязи — кинжал. Движения резкие, взгляд колючий, цепкий.
— Ты кто? — непонимающе выдохнул пострадавший, пытаясь встать.
— Ледяница я, — бойко откликнулась девчонка.
Шагнув к нему, подставила плечо, чтобы мог опереться. Стихийник растерялся, ведь по сравнению с ним она казалась совсем маленькой. Но спасительница не отступилась — она выносливая, а это не зависит от роста.
Повела к дереву, решив усадить мужчину на выпирающие из земли корни — не на снегу же ему лежать! Он даже с поддержкой шёл тяжело, прихрамывая на правую ногу. Прислонив его к стволу, вытащила из заплечного мешка запасной плащ. Набросила материю на корни и, глядя как стихийник усаживается, поинтересовалась:
— Тебя полярные медведи так подрали?
Мужчина отрицательно мотнул головой, снимая правый сапог и подтягивая до колена штанину кожаных брюк. Рана на голени была глубокой, но уже стянулась и не кровоточила. Успокоенный, приведя себя в порядок, стихийник поднял глаза на девчонку, которая, растеряв весёлость, с подозрением испытующе на него смотрела. Оценивала крепкое телосложение, светлые, словно выцветшие, растрёпанные космы, грубые, не самые привлекательные черты лица: крупный рот, широкий нос, подбородок и щёки, заросшие щетиной. Красивыми можно было бы счесть только глаза, наполненные тёмной синевой, если бы не тот факт, что принадлежали они чужаку.
— Что водник делает в морозных землях? — сердито бросила Ледяница.
— Я вождь болотников. В поход мы пошли на поселение лесовиков. Только вот переоценили себя, отпор нам дали достойный. Моё отступление воины до последнего прикрывали. Со мной двое пошли, да сгинули, пока мы скитались в поисках дороги домой. Буран поднялся, пасмурно, светила не видно. Сбились мы с пути, а потом и медведи на мой след напали.
— Больно разговорчив ты. Не боишься, что я врага развоплощу? Мог бы и соврать, спасая себя, — фыркнула девчонка.
— Чего таиться? — пожал плечами спасённый. — Я не раз в шаге от развоплощения бывал. Хочешь — давай. Терять мне нечего. Куда идти — не знаю, еды добыть не могу, оружия нет. Питомец мой…
Он встрепенулся, осматриваясь, надеясь отыскать своего защитника и одновременно страшась осознать, что от удара медведя кабан погиб и стал частью неживой природы.
Девушка тоже оглянулась и прикрикнула:
— Барс, не тронь! Он не наша добыча. Тебе медведя мало?
Белый пятнистый зверь, который ходил кругами, то приближаясь, то отступая, присматриваясь и изучая повадки необычного для него существа, навострил уши. Презрительно фыркнул и, мягко переступая лапами, послушно направился к хозяйке. Объект его интереса — изрядно потрёпанный, но всё же живой — с трудом потрусил следом, к своему хозяину.
У ног Ледяницы уселся снежный барс, бдительно посматривая на чужаков. Кабан захрюкал, словно жаловался, и мужчина, утешая питомца, почесал чёрную кожу между ушами, покрытую плотной щетиной.
Девушка тяжело вздохнула:
— Не стану я тебя развоплощать. Пусть Изначальная рассудит, достоин ли ты жить.
— Дорогу к болотам хоть покажешь? — хмыкнул стихийник, не рассчитывая на благосклонность.
— Туда иди, — Ледяница махнула рукой, указывая направление. — Дойдёшь до ручья, вдоль него по течению и иди. Он никогда не замерзает, в землях наших соседей огневиков начало берёт и твои болота своей водой питает.
— Благодарствую, — не ожидавший совета, недоверчиво отозвался мужчина. Поёжился, растирая озябшие руки. Бросил взгляд на всё ещё сохранную медвежью тушу и пробормотал:
— Как добычу потащишь? Куда тебе столько?
— Не впервой, как обычно, — беспечно откликнулась девчонка. — Лапы отрежу, они самые мясистые, на груди кусок вырежу. Остальное лесным зверям достанется.
Помешкала и нехотя предложила:
— И ты, если надо, забирай. Со зверем в схватку вступил, имеешь право на долю добычи.
Перестав тратить время на пустые разговоры, Ледяница отправилась свежевать тушу. Пострадавший помогать ей не спешил, продолжая сидеть на корнях. Непроизвольно обирал заледеневшие ягоды с кустиков клюквы, отогревал дыханием и скармливал кабану. Задумчиво смотрел на охотницу, занятую явно привычными для неё хлопотами. То ли пытался предположить, какая у неё стихийная ипостась, то ли иные мысли его занимали. Похоже, второе было более верным, потому что, когда девушка, обмотав добытое куском ткани и перевязав верёвками, закинула через плечо и собралась уходить, окликнул:
— Ты ничего не забыла, Ледяница?
Девчонка замерла, в недоумении оглянулась. Не поняла, о чём он, и решила, что мужчина намекает на отсутствие ножа, чтобы отрезать мясо. Потому не раздумывая выхватила свой кинжал из перевязи и метнула в медвежью тушу.
— Забирай, бедовый. И плащ тоже себе оставь.
— Да я не о том толкую, — пострадавший снова остановил шагнувшую девушку. — Ты же мне жизнь спасла, я твой должник. А ты имя не спросила, ничего с меня не потребовала. Неужто на откуп Изначальной оставляешь? Чтобы я сам решил, чем тебя одарить?
— Решай, решай. Дело твоё, — рассмеялась Ледяница, понимая, что больше никогда этого стихийника не увидит. Может, сгинет он, пока до родных мест доберётся, а может, за ум возьмётся и набеги забросит. Ну а ежели не забросит, так поостережётся лезть туда, где едва не развоплотился.
Она отвернулась и в сопровождении барса направилась домой. Заледенелый мох и лишайники хрустели под ногами, промёрзшая земля гулко отзывалась даже на её лёгкие шаги. Идти было тяжело, и потому, успевшая выбросить из головы чужака, озабоченная лишь тем, чтобы донести увесистую ношу, девчонка не расслышала брошенное вслед:
— Изначальная, я, Болотник, клянусь тебе, что о своём долге не забуду и отблагодарю Ледяницу, когда это станет возможным.
ГЛАВА 1 «Первое правило воина: стреляй прежде, чем застрелят тебя»
— А я всё равно на ней женюсь! Люба она мне! Ну подумаешь, из семьи скорняка! Зато пригожая. И с меня глаз не сводит…
— Понять можно. Кто же от сына вождя отворачиваться станет? Тебе любая будет рада.
— При чём тут мой статус? У нас чувства!
— С Порошей у тебя тоже любовь была. А Вьюжицу сколько дней ты своей суженой называл? Стужану готов был к Древу отвести.
— Я не виноват, что снежницы и метельницы такие непостоянные и легкомысленные. Со всеми молодыми воинами заигрывали за глаза. А студница расчётливая, не любила она меня, только вид делала.
— И чем же нынешняя зазноба лучше? Тоже ведь метельница. Уверен, что Пурга достойная жена для будущего вождя?
— Уверен я! Что же ты меня допрашиваешь-то, отец? Мне двадцать! Я уже два года в твоем отряде наравне со всеми воинами стойбище охраняю.
— Неужто удумал семью позорить? Негоже стихийнику твоего статуса свадебный обряд через простое дерево проводить. Одобрение Изначальной важно получить через её Древо.
— Что такого сложного? Надо так надо. Вот и пойдём с Пургой к Древу, и вернёмся женатыми.
— Какой быстрый! А подношения для ведуна? А дорога? Две седмицы туда, две обратно. Путь неблизкий, тяжёлый, сопровождение нужно, сгинете вдвоём.
— Так мы же с питомцами будем! И почему сразу сгинем? Мы дети малые? Вон Ледяница одна на охоту ходит, сбегает из дома. И никто её не корит за это. А мне запрещаешь!
— Ледяницу не удержишь, она себе на уме. Останавливать — только хуже делать. На всё воля Изначальной. Пока она её бережёт, а случись чего, так у меня и вторая дочь есть. А сын единственный, тебя терять я не могу.
— И что ты предлагаешь? Что мне делать?
— Мы на этой стоянке полгода, нам пора место менять. Куда двигаться, я не решил. Значит, сделаем переход ближе к Древу Изначальной, там и осядем. Свадьбу сыграем и снова с места снимемся. И о гостях ты забыл, а ведь всему стойбищу хочется на свадьбе погулять. Только ты уж потерпи до первого снега, нам сподручнее на санях поклажу везти и на лыжах самим бежать. Успеется…
— Подслушиваешь?!
Над головой раздался громкий голос, по спине хлестнула плотная ткань — совсем не больно, больше в назидание. Ледяница вскинулась, подскочила. От второго удара уклонилась, третий тоже в цель не попал. Хохоча и уворачиваясь от делающей вид, что рассержена, матери, пару раз обежала ярангу и с лёгкостью в душе помчалась к зарослям.
По дороге спугнула стайку куропаток, которые засели клевать редкие прошлогодние ягоды клюквы. Морозники такие не собирали, дожидаясь нового урожая, а для птиц и зверей это было самое то.
Продираться сквозь плотные ивовые кусты девушка не стала, обогнула их, промчалась мимо пастбища, где кормились олени. Племя их выращивало, заботилось, не полагаясь на одну только охоту.
Взбежала по пологому склону холма, сминая редкую траву и начавшие распускаться мелкие невзрачные цветочки. Время, может, и летнее, да только край их суровый, природа едва пробудилась.
Взобралась ещё выше на голую россыпь валунов, ловко цепляясь пальцами за трещины и выбоины. На этот раз стойбище обосновалось возле разрушенных предгорий. Ледяница, встав в полный рост, развернулась лицом к горному массиву, далёкому, находящемуся на самом горизонте и всё же видному с возвышения, потому как горы верхушками упирались в облака.
Вот бы хоть раз поближе к ним подойти… И в предгорьях захватывает дух от высоты, а в горах всё иначе, более величественно. Вот только отец туда не направится, оленям тяжело на склонах — ноги переломают, а одной охотой сыт не будешь. Да и населены горы каменниками, а они народ суровый, нелюдимый. Чужаков не привечают, земли свои оберегают.
Ледяница невольно перевела взор на расстилающийся правее предгорий далёкий лес, который постепенно сменял тундровое редколесье. Вот туда, похоже, племя и направится. Где-то там растёт дивное Древо Изначальной, не похожее ни на одно другое. Девушка ни разу его не видела, но мать о нём часто рассказывала — её свадьба проходила подле него. Говорила всегда очень эмоционально, с благоговейным трепетом и восторженным блеском в глазах. Произвела она нужное впечатление, захотелось Ледянице увидеть чудесный обряд собственными глазами, а потому рада бы она была, если бы брат поскорее женился.
Ещё пол-оборота — так чтобы горы оказались за спиной — и перед взором девушки предстало стойбище морозников. Близкое, знакомое, родное. Пять десятков яранг самых разных размеров. Одна — совсем огромная, крытая простыми старыми оленьими шкурами, в ней обосновалось сразу несколько семей пастухов и собирателей. Яранги поменьше и побогаче, убранные не только оленьими, но и шкурами других зверей, — принадлежали охотникам и воинам.
