Колечко для наследницы
Рабочее название: "Колечко из смутного времени. Второе рождение империи"
Начинается взросленье в славный праздник... День рожденья
Тёплый ветер, резкими порывами набрасывающийся на берег, несёт с собой запахи моря — простора, влаги, соли. Раз за разом повторяя свою атаку, играет с волосами, выпутывая из причёски синие прядки, рвёт с тела одежду и вновь успокаивается, чтобы через минуту вернуться и с новыми силами продолжить наступление. Ласковые лучи Адапи гладят кожу, оставляя на ней ощущение тепла и неги. Скользят по гладкой поверхности воды и взрываются миллионами бликов, когда нежданная волна подкатывает к берегу, ударяясь о скалу. Шумное «бум-ш-ш!» сливается с протяжным стоном потревоженных обитателей скал. Вынужденные подняться в воздух, ворки парят в кристальной чистой атмосфере на фоне голубого неба, отливая разноцветным перламутром. Изумительное зрелище.
— Пора, — мелодично вплетается в этот прекрасный фон нежный девичий голос. — Ваш брат прислал сообщение. Нас ждут.
— Подождут, — легко отодвигаю неизбежное.
Наслаждаясь приятными ощущениями, я жмурюсь от слепящих даже сквозь опущенные веки лучей. Сильнее сжав пальцы, оплетающие идущий вдоль обрыва гладкий поручень, наклоняюсь запоминая ощущение свободы и независимости. Больше я такого не испытаю никогда.
— Осторожнее, не упадите, — вновь проявляет заботу фрейлина. Моего запястья касаются тонкие пальцы в готовности оказать поддержку.
— Вария, — я тут же беру её за руку, вынуждая к откровенности, — скажи мне, это сложно кого-то любить?
— Нет, что вы! — счастливо улыбается наперсница. — Это такое приятное ощущение: томление, мечты, желание быть вместе... Вам понравится.
Ей легко говорить, она уже отпраздновала своё пятнадцатилетие. И влюбилась сразу. Теперь с моего брата глаз не сводит, при его появлении теряется, краснеет, дышит через раз. Была нормальная подруга и за каких-то два года превратилась в степенную фрейлину, озабоченную вниманием одного-единственного мужчины. А сегодня и мне это предстоит. Потерять голову и сделать выбор. Жуть.
— Допустим, — я всё равно не сдаю позиций, желая всё прояснить. — Поначалу это не столь обременительно. А дальше? Ты в курсе, что тебя ждёт через три-четыре года, когда организм начнёт перестраиваться? А к совершеннолетию? Я слышала, девчонкам совсем плохо становится, особенно вдали от возлюбленного.
— И где же вы наслушались подобного? — Синие глаза подруги смотрят на меня с укором. — Ваша мама будет в шоке.
— Не важно.
Отвожу взгляд в сторону, словно заинтересовалась пролетевшим совсем рядом ворком. Ну не признаваться же в том, что подслушиваю разговоры слуг! Которые, кстати, без ущерба для своих обязанностей весьма активно и охотно обсуждают личную жизнь придворных. И, если быть внимательной и осторожной, можно почерпнуть для себя очень многое!
— Не думаю, что вам стоит волноваться. Всё это естественно. И от ранних привязок никто с ума не сходил, все спокойно дожидались совершеннолетия. Так что, я уверена, встретите женихов, и все страхи исчезнут, — так и не дождавшись ответа, резюмирует Вария, проявляя присущее ей понимание. Несмотря на юный возраст, она куда разумнее многих взрослых дам-наставниц, на уроках которых чаще мне приходится под них подстраиваться, нежели наоборот.
— Ладно, идём. — Я со вздохом разворачиваюсь, понимая, что откладывай не откладывай, а итог всё равно будет един.
По дороге, высеченной в крутом склоне над обрывом, мы доходим до парковой зоны. Камни здесь сменяются низкой травой, море скрывается за скальными поднятиями, пронизанными узкими ручейками. Срываясь вниз маленькими водопадами, водные потоки переливчато журчат, привлекая к себе местных обитателей. В другое время я бы обязательно остановилась, чтобы на них полюбоваться, но сейчас прохожу мимо.
За грядой появляются кустарники и вездесущие вьюны, поднимающиеся по любой вертикальной поверхности. Со стен дворца садовники каждый год снимают буквально врастающие в камень проростки. Не делай они этого, здание за сотню лет скрылось бы в дремучих зарослях. И наверняка превратилось в развалины. А ведь оно так красиво!
Я совсем иначе смотрю на дом, в котором провела своё детство. Огромное, внушительное сооружение из серого камня, на котором я рисовала знаки-указатели, играя с дочками придворных в прятки. Высокие оконные проёмы, ещё полгода назад закрытые прозрачным пластиком, а сейчас затянутые тонким, но куда более прочным трипслатом — подарком исгреан, определённо рассчитывающих, что сегодня я выберу их принца. Ведущие на площадку боковые лестницы, по ступеням которых я столько раз и степенно спускалась, и едва ли не скатывалась кувырком, торопясь на прогулку. Столько воспоминаний!
— Позвольте, я помогу! — Вария подхватывает меня под руку, когда я спотыкаюсь, перестав следить, куда шагаю.
— Спасибо.
Приподняв лёгкую ткань юбки бледно-голубого платья, я поднимаюсь к призывно распахнутым створкам парадного входа, пытаясь разобраться — что же со мной происходит? Рассеянность, совершенно не имеющая причин. Тревожное ожидание, поселившееся в душе. Ностальгия по уходящему детству... Но почему? Я ведь никуда не уезжаю, как жила, так и останусь здесь жить до совершеннолетия. Что-то определённо меняется в моём сознании. Это и есть тот самый, обещанный мамой «переломный момент»?
С каждым шагом, приближающим меня к тронному залу, где собрались прилетевшие на Вион гости, моё волнение растёт. Воздух словно сгущается, с трудом проникая в лёгкие. Яркий свет, падающий в оконные проёмы, кажется тусклым. Ощущение тепла сменяется зябкой прохладой, заставляя кожу покрываться мурашками. И всё же, когда подошвы моих туфелек ступают на идеально гладкий, отшлифованный до зеркального блеска пол, когда моя фрейлина деликатно отходит в сторону, позволяя мне идти одной, когда голоса, наполняющие зал, стихают, я вновь обретаю уверенность и спокойствие.
Не глядя на придворных, отступивших к стенам, пересекаю зал, чтобы оказаться рядом с родителями. И на гостей пока тоже не смотрю, чтобы не нарушать подготовленный устроителем праздника план церемонии. Мне ведь несколько дней пришлось его заучивать и репетировать!
— Идилинна, — ласково звучит голос отца, — прими наши поздравления.
Он протягивает руки, и я не мешкая шагаю ближе, чтобы оказаться в сильных и таких привычных объятиях. На краткий миг прижимаюсь щекой к плотной ткани тёмно-синего мундира где-то на уровне груди, потому как папа меня намного выше, и отстраняюсь. Прошептав: «Спасибо!», поднимаю голову, чтобы заглянуть в глаза изумительного оттенка стремительно темнеющего неба, испытующе всматривающиеся в моё лицо. Они молчаливо спрашивают: всё ли в порядке? И я улыбаюсь в ответ, показывая: всё хорошо. Мне достаточно понимания — отец поможет, если такая необходимость возникнет.
— С днём рождения, доченька! — мама искренне радуется тому, что сейчас происходит.
Её я обнимаю ничуть не менее крепко, хотя, надо уж признаться честно, с ней мы более далеки друг от друга. Папа всегда дела откладывал, если чувствовал, что для меня его внимание в данный момент важнее. Мама же не только не поощряла подобного самопожертвования, но и не раз говорила, что он — император, король Виона, а потому игры с дочкой вовсе не обязательны, ведь есть специально нанятые для этого воспитатели! И сама не слишком часто со мной возилась. Я думаю, мама папу ко мне ревновала. Она даже сейчас радуется не столько моему пятнадцатилетию, сколько тому, что скоро я влюблюсь, выйду замуж и улечу жить на другую планету к мужу. Тогда папа будет принадлежать только ей.
Впрочем, я напрасно её в этом укоряю. Мама папу любит. И он в ней души не чает. Так что оба родителя у меня замечательные. Каждый по-своему, да, но этого и следовало ожидать: отец — вионец, а потому покладистый и всегда готовый пойти на компромисс, а вот мама, как истинная шенорианка, характер имеет воинственный. И делить мужа не желает даже с дочерью.
— С праздником, сестричка, — подключается к процессу Ваймон, дождавшись, когда я повернусь к нему. Правда, обнимать не спешит. Несмотря на то, что мы родственники, это всё равно неприлично, особенно при свидетелях: всё же он совершеннолетний мужчина. Так что брат просто касается руки, которую я ему протягиваю.
И снова я улыбаюсь, ведь смотреть на Ваймона и не видеть в нём отца невозможно. Даже мама постоянно сетует, что сын от неё не получил ни единой чёрточки. Я хотя бы рост унаследовала — родительница тоже своему мужу едва до груди достаёт, а брат у меня высокий, статный, худощавый. И у нас с ним нет ничего, что характерно для облика шенориан: ни ярко-жёлтых волос, ни курносого носика, ни карих глаз, ни круглого личика. Маму это очень расстраивает.
— Позволь представить тебе наших гостей, — вновь перехватывает инициативу папа. Я же глубоко вдыхаю, настраиваясь на церемонию, и разворачиваюсь в зал. Мне ведь не сказали, кто именно желает участвовать в выборе, чтобы я оставалась беспристрастной. Потому я готова увидеть кого угодно — в империи сейчас уже больше семидесяти планет, и шанс стать новой столицей есть у любой из них, при наличии неженатого представителя правящей династии, разумеется, ну и если до этого они статуса столиц не имели.
И сколько же желающих на текущий момент?
Скользнув глазами по ближайшему к нам окружению, понимаю — не так уж много. На фоне синеволосых вионцев всего пятеро мужчин выделяются своей необычной внешностью.
Первым, потому как его планета раньше остальных вошла в состав империи, навстречу шагает белокожий цессянин.
— Хэйрас Навин ли'Тон, — раздаётся за спиной голос отца.
Глядя в почти скрытые за чёлкой белых волос бледно-сиреневые глаза, я заставляю себя улыбнуться. И ощущаю больше беспокойства, нежели желания общаться. Нет, ну он же старый совсем! Ну и пусть альбиносы по пятьсот лет живут, у меня с ним разница лет в двести! Он ровесник моего отца, не меньше. Дикость какая-то.
Впрочем, и второй претендент — яркий красноволосый военный-лансианин не кажется мне намного моложе и привлекательнее. Сговорились они, что ли?
— Ром Олиин ош'Лак, — продолжается представление. — Щер Дилес зе'Орон...
Передо мной появляется серый, совершенно невзрачный молодой человек, больше похожий на бесцветную тень. Видийянин, несомненно. Только у них такой жуткий цвет кожи, от которого у меня снова мурашки бегут по коже.
— Евор Поис ро'дИас...
Темноволосый, симпатичный исгреанин одаривает меня заинтересованным взглядом, и тут же отводит его в сторону. Однако я успеваю заметить мелькнувшее в нём разочарование. И поначалу теряюсь: куда это он сейчас смотрел? Что ему не понравилось? Невольно опускаю глаза и вспыхиваю от догадки: да, фигура у меня ещё не женская, и даже несмотря на элегантное платье и причёску, выгляжу я всего лишь девчонкой-подростком.
— Тогрис Ламин цу'лЗар.
В голосе отца тоже чувствуется возмущение реакцией исгреанина, и мне становится жаль последнего претендента, потому что он-то ни в чём не виноват. Обычный светловолосый томлинец. Высокий, худощавый, с прямым открытым взглядом жёлто-оранжевых глаз, в выражении которых нет ничего пугающего или раздражающего. К тому же как раз его поведение и внешность отторжения у меня не вызывают. Впрочем, и желания броситься ему на шею тоже. М-да... Вот и думай теперь: нормально это или ненормально. И чего дальше ждать.
А дальше, кстати, официальная часть заканчивается. Распахиваются створки проёмов, ведущих на террасу, звучит музыка, по залу распространяются шелест голосов и шорохи движений. Кто-то покидает помещение, кто-то просто меняет положение, отыскивая знакомых...
Я вновь оказываюсь в компании Варии. Мои потенциальные кавалеры далеко не уходят, общаются друг с другом, пока не рискуя настаивать на личной беседе со мной. Рядом бдительно кружит Ваймон, не допуская в наш круг посторонних мужчин. А мне становится весело. С одной стороны, понятно — это страховка. Все хотят, чтобы мой организм побыстрее определился, привязался к нужному претенденту и не возникло проблемной тяги к кому-то неправильному. С другой, выглядит происходящее на самом деле смешно.
Прислушиваюсь к себе и понимаю — не так уж страшно. Мне появление первого влечения представлялось каким-то глобальным, катастрофичным, необратимым. В реальности же ничего такого нет. Видимо, зря я себя накручивала. Ну и ладно, мне же спокойнее. А вот выбор всё-таки сделать придётся.
— Дорогие гости, — вспомнив наставления устроителя, обращаюсь к «женихам», — мне кажется и нам следует выйти на террасу. В зале мы не увидим того прекрасного зрелища, которое подготовлено в честь вашего прибытия.
— Вашего дня рождения, — мягко поправляет меня ли'Тон.
— Не причина важна, а результат, — парирую я легко. Наверняка потому, что больше не смотрю на цессянина как на будущего мужа. — И он, поверьте, вам понравится.
Я ничуть не лукавлю. Как можно не восхититься стремительно летящими по лазурно-голубому небу лайрами? В сравнении с ними меркнет даже перламутровое оперение ворков. Маленькие бирюзовые создания, с изумительными длинными хвостами, похожими на тонкие золотые нити, раскинув серебристые крылья, скользят в воздушных потоках. Сливаются в единую мерцающую стаю, разлетаются в стороны драгоценными искрами, пикируют, опускаясь на перила террасы под дружное «Ах!» зрителей.
Сменяя их, в воздух поднимаются ик'лы — практически невесомые существа, похожие на разноцветные шары. У них сейчас сезон размножения, потому, получив свободу, они мечутся в поиске пары. Кружат радужными хороводами, а найдя партнёра, сливаются с ним, разбухают и лопаются, осыпаясь вниз маленькими шариками-детёнышами. Теперь им больше года предстоит расти, чтобы затем последовать примеру родителей, пожертвовавших собственными жизнями.
И снова взлетают лайрами. Вернее, соскальзывают с перил, практически падая на площадку, расположенную ниже террасы. На лету подхватывают лежащие на камнях, сплетённые между собой цветы, а затем взмывают ввысь, поднимая гирлянду над дворцом.
— Какая качественная дрессировка, — не удерживается от восторженного замечания видийянин.
— С такими маленькими животным, наверняка это не сложно, — хмыкает в ответ лансианин. — Вам не приходилось сталкиваться с земульти. Вот кого приручить невероятно сложно.
— Наши хинари тоже не подарок, — презрительно цедит цессянин. — Годами обкатываем.
Томлинец молчит, как и исгреанин. Хотя у последнего определённо есть своё мнение, и он его всё же высказывает, когда я вопросительно на него смотрю.
— Мы технику «дрессируем». Это нельзя сравнивать.
— А у вас? — я не выдерживаю, обращаясь к Тогрису. — Разве на Томлине нет животных?
— Есть песчаные ящеры. Но они легко идут на контакт. Даже когда поднимаются в воздух.
— Летают? — в моём воображении тут же возникает картинка — мужчина, скользящий на мощном животном над пустыней. Шикарно!
— Только ночью. Днём просто бегают. С высотой уровень радиации быстро растёт.
— Всё равно это здорово! — радуюсь я, чувствуя, как по коже струится непонятное мне возбуждение. Словно предвкушение чего-то необычного. Наверное, потому и предлагаю: — А хотите на жирали полетать? Сравните ощущения.
Рабочее название: "Колечко из смутного времени. Второе рождение империи"
Глава 1. Выбор и детство. Куда от них деться?
Начинается взросленье в славный праздник... День рожденья
Тёплый ветер, резкими порывами набрасывающийся на берег, несёт с собой запахи моря — простора, влаги, соли. Раз за разом повторяя свою атаку, играет с волосами, выпутывая из причёски синие прядки, рвёт с тела одежду и вновь успокаивается, чтобы через минуту вернуться и с новыми силами продолжить наступление. Ласковые лучи Адапи гладят кожу, оставляя на ней ощущение тепла и неги. Скользят по гладкой поверхности воды и взрываются миллионами бликов, когда нежданная волна подкатывает к берегу, ударяясь о скалу. Шумное «бум-ш-ш!» сливается с протяжным стоном потревоженных обитателей скал. Вынужденные подняться в воздух, ворки парят в кристальной чистой атмосфере на фоне голубого неба, отливая разноцветным перламутром. Изумительное зрелище.
— Пора, — мелодично вплетается в этот прекрасный фон нежный девичий голос. — Ваш брат прислал сообщение. Нас ждут.
— Подождут, — легко отодвигаю неизбежное.
Наслаждаясь приятными ощущениями, я жмурюсь от слепящих даже сквозь опущенные веки лучей. Сильнее сжав пальцы, оплетающие идущий вдоль обрыва гладкий поручень, наклоняюсь запоминая ощущение свободы и независимости. Больше я такого не испытаю никогда.
— Осторожнее, не упадите, — вновь проявляет заботу фрейлина. Моего запястья касаются тонкие пальцы в готовности оказать поддержку.
— Вария, — я тут же беру её за руку, вынуждая к откровенности, — скажи мне, это сложно кого-то любить?
— Нет, что вы! — счастливо улыбается наперсница. — Это такое приятное ощущение: томление, мечты, желание быть вместе... Вам понравится.
Ей легко говорить, она уже отпраздновала своё пятнадцатилетие. И влюбилась сразу. Теперь с моего брата глаз не сводит, при его появлении теряется, краснеет, дышит через раз. Была нормальная подруга и за каких-то два года превратилась в степенную фрейлину, озабоченную вниманием одного-единственного мужчины. А сегодня и мне это предстоит. Потерять голову и сделать выбор. Жуть.
— Допустим, — я всё равно не сдаю позиций, желая всё прояснить. — Поначалу это не столь обременительно. А дальше? Ты в курсе, что тебя ждёт через три-четыре года, когда организм начнёт перестраиваться? А к совершеннолетию? Я слышала, девчонкам совсем плохо становится, особенно вдали от возлюбленного.
— И где же вы наслушались подобного? — Синие глаза подруги смотрят на меня с укором. — Ваша мама будет в шоке.
— Не важно.
Отвожу взгляд в сторону, словно заинтересовалась пролетевшим совсем рядом ворком. Ну не признаваться же в том, что подслушиваю разговоры слуг! Которые, кстати, без ущерба для своих обязанностей весьма активно и охотно обсуждают личную жизнь придворных. И, если быть внимательной и осторожной, можно почерпнуть для себя очень многое!
— Не думаю, что вам стоит волноваться. Всё это естественно. И от ранних привязок никто с ума не сходил, все спокойно дожидались совершеннолетия. Так что, я уверена, встретите женихов, и все страхи исчезнут, — так и не дождавшись ответа, резюмирует Вария, проявляя присущее ей понимание. Несмотря на юный возраст, она куда разумнее многих взрослых дам-наставниц, на уроках которых чаще мне приходится под них подстраиваться, нежели наоборот.
— Ладно, идём. — Я со вздохом разворачиваюсь, понимая, что откладывай не откладывай, а итог всё равно будет един.
По дороге, высеченной в крутом склоне над обрывом, мы доходим до парковой зоны. Камни здесь сменяются низкой травой, море скрывается за скальными поднятиями, пронизанными узкими ручейками. Срываясь вниз маленькими водопадами, водные потоки переливчато журчат, привлекая к себе местных обитателей. В другое время я бы обязательно остановилась, чтобы на них полюбоваться, но сейчас прохожу мимо.
За грядой появляются кустарники и вездесущие вьюны, поднимающиеся по любой вертикальной поверхности. Со стен дворца садовники каждый год снимают буквально врастающие в камень проростки. Не делай они этого, здание за сотню лет скрылось бы в дремучих зарослях. И наверняка превратилось в развалины. А ведь оно так красиво!
Я совсем иначе смотрю на дом, в котором провела своё детство. Огромное, внушительное сооружение из серого камня, на котором я рисовала знаки-указатели, играя с дочками придворных в прятки. Высокие оконные проёмы, ещё полгода назад закрытые прозрачным пластиком, а сейчас затянутые тонким, но куда более прочным трипслатом — подарком исгреан, определённо рассчитывающих, что сегодня я выберу их принца. Ведущие на площадку боковые лестницы, по ступеням которых я столько раз и степенно спускалась, и едва ли не скатывалась кувырком, торопясь на прогулку. Столько воспоминаний!
— Позвольте, я помогу! — Вария подхватывает меня под руку, когда я спотыкаюсь, перестав следить, куда шагаю.
— Спасибо.
Приподняв лёгкую ткань юбки бледно-голубого платья, я поднимаюсь к призывно распахнутым створкам парадного входа, пытаясь разобраться — что же со мной происходит? Рассеянность, совершенно не имеющая причин. Тревожное ожидание, поселившееся в душе. Ностальгия по уходящему детству... Но почему? Я ведь никуда не уезжаю, как жила, так и останусь здесь жить до совершеннолетия. Что-то определённо меняется в моём сознании. Это и есть тот самый, обещанный мамой «переломный момент»?
С каждым шагом, приближающим меня к тронному залу, где собрались прилетевшие на Вион гости, моё волнение растёт. Воздух словно сгущается, с трудом проникая в лёгкие. Яркий свет, падающий в оконные проёмы, кажется тусклым. Ощущение тепла сменяется зябкой прохладой, заставляя кожу покрываться мурашками. И всё же, когда подошвы моих туфелек ступают на идеально гладкий, отшлифованный до зеркального блеска пол, когда моя фрейлина деликатно отходит в сторону, позволяя мне идти одной, когда голоса, наполняющие зал, стихают, я вновь обретаю уверенность и спокойствие.
Не глядя на придворных, отступивших к стенам, пересекаю зал, чтобы оказаться рядом с родителями. И на гостей пока тоже не смотрю, чтобы не нарушать подготовленный устроителем праздника план церемонии. Мне ведь несколько дней пришлось его заучивать и репетировать!
— Идилинна, — ласково звучит голос отца, — прими наши поздравления.
Он протягивает руки, и я не мешкая шагаю ближе, чтобы оказаться в сильных и таких привычных объятиях. На краткий миг прижимаюсь щекой к плотной ткани тёмно-синего мундира где-то на уровне груди, потому как папа меня намного выше, и отстраняюсь. Прошептав: «Спасибо!», поднимаю голову, чтобы заглянуть в глаза изумительного оттенка стремительно темнеющего неба, испытующе всматривающиеся в моё лицо. Они молчаливо спрашивают: всё ли в порядке? И я улыбаюсь в ответ, показывая: всё хорошо. Мне достаточно понимания — отец поможет, если такая необходимость возникнет.
— С днём рождения, доченька! — мама искренне радуется тому, что сейчас происходит.
Её я обнимаю ничуть не менее крепко, хотя, надо уж признаться честно, с ней мы более далеки друг от друга. Папа всегда дела откладывал, если чувствовал, что для меня его внимание в данный момент важнее. Мама же не только не поощряла подобного самопожертвования, но и не раз говорила, что он — император, король Виона, а потому игры с дочкой вовсе не обязательны, ведь есть специально нанятые для этого воспитатели! И сама не слишком часто со мной возилась. Я думаю, мама папу ко мне ревновала. Она даже сейчас радуется не столько моему пятнадцатилетию, сколько тому, что скоро я влюблюсь, выйду замуж и улечу жить на другую планету к мужу. Тогда папа будет принадлежать только ей.
Впрочем, я напрасно её в этом укоряю. Мама папу любит. И он в ней души не чает. Так что оба родителя у меня замечательные. Каждый по-своему, да, но этого и следовало ожидать: отец — вионец, а потому покладистый и всегда готовый пойти на компромисс, а вот мама, как истинная шенорианка, характер имеет воинственный. И делить мужа не желает даже с дочерью.
— С праздником, сестричка, — подключается к процессу Ваймон, дождавшись, когда я повернусь к нему. Правда, обнимать не спешит. Несмотря на то, что мы родственники, это всё равно неприлично, особенно при свидетелях: всё же он совершеннолетний мужчина. Так что брат просто касается руки, которую я ему протягиваю.
И снова я улыбаюсь, ведь смотреть на Ваймона и не видеть в нём отца невозможно. Даже мама постоянно сетует, что сын от неё не получил ни единой чёрточки. Я хотя бы рост унаследовала — родительница тоже своему мужу едва до груди достаёт, а брат у меня высокий, статный, худощавый. И у нас с ним нет ничего, что характерно для облика шенориан: ни ярко-жёлтых волос, ни курносого носика, ни карих глаз, ни круглого личика. Маму это очень расстраивает.
— Позволь представить тебе наших гостей, — вновь перехватывает инициативу папа. Я же глубоко вдыхаю, настраиваясь на церемонию, и разворачиваюсь в зал. Мне ведь не сказали, кто именно желает участвовать в выборе, чтобы я оставалась беспристрастной. Потому я готова увидеть кого угодно — в империи сейчас уже больше семидесяти планет, и шанс стать новой столицей есть у любой из них, при наличии неженатого представителя правящей династии, разумеется, ну и если до этого они статуса столиц не имели.
И сколько же желающих на текущий момент?
Скользнув глазами по ближайшему к нам окружению, понимаю — не так уж много. На фоне синеволосых вионцев всего пятеро мужчин выделяются своей необычной внешностью.
Первым, потому как его планета раньше остальных вошла в состав империи, навстречу шагает белокожий цессянин.
— Хэйрас Навин ли'Тон, — раздаётся за спиной голос отца.
Глядя в почти скрытые за чёлкой белых волос бледно-сиреневые глаза, я заставляю себя улыбнуться. И ощущаю больше беспокойства, нежели желания общаться. Нет, ну он же старый совсем! Ну и пусть альбиносы по пятьсот лет живут, у меня с ним разница лет в двести! Он ровесник моего отца, не меньше. Дикость какая-то.
Впрочем, и второй претендент — яркий красноволосый военный-лансианин не кажется мне намного моложе и привлекательнее. Сговорились они, что ли?
— Ром Олиин ош'Лак, — продолжается представление. — Щер Дилес зе'Орон...
Передо мной появляется серый, совершенно невзрачный молодой человек, больше похожий на бесцветную тень. Видийянин, несомненно. Только у них такой жуткий цвет кожи, от которого у меня снова мурашки бегут по коже.
— Евор Поис ро'дИас...
Темноволосый, симпатичный исгреанин одаривает меня заинтересованным взглядом, и тут же отводит его в сторону. Однако я успеваю заметить мелькнувшее в нём разочарование. И поначалу теряюсь: куда это он сейчас смотрел? Что ему не понравилось? Невольно опускаю глаза и вспыхиваю от догадки: да, фигура у меня ещё не женская, и даже несмотря на элегантное платье и причёску, выгляжу я всего лишь девчонкой-подростком.
— Тогрис Ламин цу'лЗар.
В голосе отца тоже чувствуется возмущение реакцией исгреанина, и мне становится жаль последнего претендента, потому что он-то ни в чём не виноват. Обычный светловолосый томлинец. Высокий, худощавый, с прямым открытым взглядом жёлто-оранжевых глаз, в выражении которых нет ничего пугающего или раздражающего. К тому же как раз его поведение и внешность отторжения у меня не вызывают. Впрочем, и желания броситься ему на шею тоже. М-да... Вот и думай теперь: нормально это или ненормально. И чего дальше ждать.
А дальше, кстати, официальная часть заканчивается. Распахиваются створки проёмов, ведущих на террасу, звучит музыка, по залу распространяются шелест голосов и шорохи движений. Кто-то покидает помещение, кто-то просто меняет положение, отыскивая знакомых...
Я вновь оказываюсь в компании Варии. Мои потенциальные кавалеры далеко не уходят, общаются друг с другом, пока не рискуя настаивать на личной беседе со мной. Рядом бдительно кружит Ваймон, не допуская в наш круг посторонних мужчин. А мне становится весело. С одной стороны, понятно — это страховка. Все хотят, чтобы мой организм побыстрее определился, привязался к нужному претенденту и не возникло проблемной тяги к кому-то неправильному. С другой, выглядит происходящее на самом деле смешно.
Прислушиваюсь к себе и понимаю — не так уж страшно. Мне появление первого влечения представлялось каким-то глобальным, катастрофичным, необратимым. В реальности же ничего такого нет. Видимо, зря я себя накручивала. Ну и ладно, мне же спокойнее. А вот выбор всё-таки сделать придётся.
— Дорогие гости, — вспомнив наставления устроителя, обращаюсь к «женихам», — мне кажется и нам следует выйти на террасу. В зале мы не увидим того прекрасного зрелища, которое подготовлено в честь вашего прибытия.
— Вашего дня рождения, — мягко поправляет меня ли'Тон.
— Не причина важна, а результат, — парирую я легко. Наверняка потому, что больше не смотрю на цессянина как на будущего мужа. — И он, поверьте, вам понравится.
Я ничуть не лукавлю. Как можно не восхититься стремительно летящими по лазурно-голубому небу лайрами? В сравнении с ними меркнет даже перламутровое оперение ворков. Маленькие бирюзовые создания, с изумительными длинными хвостами, похожими на тонкие золотые нити, раскинув серебристые крылья, скользят в воздушных потоках. Сливаются в единую мерцающую стаю, разлетаются в стороны драгоценными искрами, пикируют, опускаясь на перила террасы под дружное «Ах!» зрителей.
Сменяя их, в воздух поднимаются ик'лы — практически невесомые существа, похожие на разноцветные шары. У них сейчас сезон размножения, потому, получив свободу, они мечутся в поиске пары. Кружат радужными хороводами, а найдя партнёра, сливаются с ним, разбухают и лопаются, осыпаясь вниз маленькими шариками-детёнышами. Теперь им больше года предстоит расти, чтобы затем последовать примеру родителей, пожертвовавших собственными жизнями.
И снова взлетают лайрами. Вернее, соскальзывают с перил, практически падая на площадку, расположенную ниже террасы. На лету подхватывают лежащие на камнях, сплетённые между собой цветы, а затем взмывают ввысь, поднимая гирлянду над дворцом.
— Какая качественная дрессировка, — не удерживается от восторженного замечания видийянин.
— С такими маленькими животным, наверняка это не сложно, — хмыкает в ответ лансианин. — Вам не приходилось сталкиваться с земульти. Вот кого приручить невероятно сложно.
— Наши хинари тоже не подарок, — презрительно цедит цессянин. — Годами обкатываем.
Томлинец молчит, как и исгреанин. Хотя у последнего определённо есть своё мнение, и он его всё же высказывает, когда я вопросительно на него смотрю.
— Мы технику «дрессируем». Это нельзя сравнивать.
— А у вас? — я не выдерживаю, обращаясь к Тогрису. — Разве на Томлине нет животных?
— Есть песчаные ящеры. Но они легко идут на контакт. Даже когда поднимаются в воздух.
— Летают? — в моём воображении тут же возникает картинка — мужчина, скользящий на мощном животном над пустыней. Шикарно!
— Только ночью. Днём просто бегают. С высотой уровень радиации быстро растёт.
— Всё равно это здорово! — радуюсь я, чувствуя, как по коже струится непонятное мне возбуждение. Словно предвкушение чего-то необычного. Наверное, потому и предлагаю: — А хотите на жирали полетать? Сравните ощущения.
