На самом деле это история не о космосе и пришельцах, а о семье, верности, предательстве, прощении, выборе, дружбе и, конечно же, о любви, которая побеждает все. Я в это верю.
Автор
В «саду камней» их обычно пятнадцать. Но в какой бы точке ни находился наблюдатель, один из камней всегда скрыт остальными.
– Маттэ!
Мы уже десять минут на татами. Развожу в стороны руки, показывая, что пора прекратить. Мужчина не слушается и с разбегу налетает на меня. Чуть отодвигаюсь в сторону, пропуская мимо, осторожно берусь за его руку у запястья и чуть ниже локтя.
Собственная инерция раскручивает массивное тело по дуге, а болевой захват заставляет согнуться в три погибели.
Он почти вдвое тяжелее, а стойка у меня была не слишком правильной, так что тут же отпускаю противника, чтобы не потерять устойчивости. Экономное перемещение, и я снова лицом к лицу с соперником.
Все занимает чуть больше секунды.
На сей раз противник понимает, что мой предыдущий успех не был случайностью, нехотя кивает и идет на свое место. Церемонно кланяюсь в ответ.
Молодец, Хельга. Кому сказать спасибо за этого идиота? Я оглядела сидящих в ряд около татами зрителей и участников тренировки, ожидая, что они начнут обсуждать пари и подкалывать проигравшего. Но нет. Было подозрительно тихо.
Все смотрели куда-то мне за спину. Я обернулась.
У входа в тренировочный отсек стояли двое эргов и сопровождающий их мичман Сокери. Наши «потенциальные друзья» вышли прогуляться по станции. Так и знала, что рано или поздно это случится.
Сколько они уже стояли здесь?
Какая-то причуда эволюции, или сходство характеристик их звезды и планеты, привело к сходному пути развития. Космическая случайность. Будь их солнце иного типа, а планета чуть ближе или чуть дальше, там бы не зародилась жизнь. Не говоря уже о том, что планет земного типа было крайне мало.
Ученые могут до хрипоты спорить об этом, но факт остается фактом: контакт состоялся.
Внешне эрги походили на людей, то есть были антропоморфны. Не гуманоиды, как этиа, избегающие контакта, и не агрессивные рептилоиды хэсси, а именно как люди. Сходство просто поражало!
Улучшенная версия человека, сказала бы я. Сила, скорость и пластика, которой человек достигал годами тренировок, были дана им от природы. Насчет мыслительных способностей судить не берусь, но выход в космос и создание гиперперехода уже о чем-то говорит. И сделали они это раньше людей.
Впрочем, заполучив в ходе последнего конфликта их генетический материал, наши ученые не спешили обнародовать сведения.
Отец участвовал в первом пограничном контакте – или конфликте? – и охарактеризовал эргов как повернутых на войне ублюдков с каким-то извращенным кодексом чести.
Позже во время инцидента в секторе Бельфлёр отец попал к ним на планетоид-тюрьму. В лагере для военнопленных он провел долгие восемь месяцев и девять дней. Именно так. Время для пленных тянулось иначе. А мы все это время думали, что он погиб. Ему посчастливилось выжить, но он был комиссован и ушел в отставку.
Улаф тоже был там. Не хочу вспоминать…
Мне не за что было любить эргов. А теперь их дипломатическая миссия ожидала на нашей станции транспорт на Фрейю.
– Доктор Рагнарссен, мое почтение. Вы не возражаете, что мы поприсутствуем на тренировке? – поинтересовался Сокери.
– Э… нет, нисколько. Добрый вечер, мистер Сокери, – поприветствовала я мичмана, вопросительно взглянув на него, а затем на его спутников.
– Ах да, извините, – смутился тот. – Разрешите представить наших… гостей. Господин посол Хаоли Этти и его секретарь, господин Эши Этти. Господин посол, господин секретарь, разрешите представить нашего доктора Хельгу Рагнарссен.
Вот как… Они из одного клана?
– Добрый день, доктор Рагнарссен, – на довольно чистом спанглише, чуть растягивая гласные и звучно выговаривая «р», отчего мое имя зазвучало иначе, сказал посол и протянул руку для рукопожатия.
Ладонь узкая и пятипалая, как у человека, с аккуратными овальными ногтями без лунок. Безволосые обезьяны, как и люди? Не уверена. От кого же они происходили?
«Почти как люди», – вот и все, что приходило на ум.
Я впервые видела эргов «живьем», а не на головидео. Изменить прически и одеть иначе– и будет почти не отличить от людей, пока не начнут двигаться.
Пожимать руку я не стала, но слегка поклонилась, не отводя взгляда от посла. Около метра семидесяти, как и я, довольно низкорослый для своей расы, тонкая кость, худой и жилистый. Серые глаза. Ничем не примечательное лицо с прямым носом. Прямые темные волосы ниже плеч кое-где выстрижены трассами, и там на коже виднелись татуировки.
Наверное, я засмотрелась, но мне показалось, что татуировки шевелятся. Вот бы его на диагност и прогнать полный цикл...
Он напоминал европеоида без примесей, что здесь на станции редкость. Почти все обитатели станции– смуглые от природы, с курчавыми волосами выходцы с Терра Нуэва.
А вот «господин секретарь» своими габаритами и поведением опровергал свою профессиональную принадлежность. Очевидно, из касты воинов, высокий и мощный, но не массивный, он невольно вызывал опаску. Мышцы длинные, а не буграми. В остальном его внешность носила сходство с послом, чего и следовало ожидать.
Только вот взгляд… Если у посла это было вежливое и доброжелательное любопытство, то Эши Этти смотрел изучающее и оценивающе, и как-то слишком пристально. Люди или животные обычно смотрят так, выражая вызов и агрессию.
Кто кого должен охранять– отдельный вопрос. И кого – от кого? Будет ли посол сдерживающей силой, если его «секретарь» перейдет границы?
Одеты они были в просторные одежды, лишь отдаленно смахивающие на официальные.
Цвета тоже. Не нейтральный серый, синий или черный, как можно было ожидать от дипломатов. Признаться, мужчины в одеждах абрикосового цвета довольно странно смотрятся.
Верх одежды у чужаков запахивался справа налево. «Как у покойников», – так и слышала я ворчание деда. На ткани – серебряная отделка, складывающаяся в причудливый орнамент. Брюки не стесняли движений, а обувь на плоской подошве с декоративными швами явно была сделана вручную. В нашем мире, где стандартная одежда обычно изготовлялась по готовым лекалам промышленным способом, эти двое сразу бросались в глаза.
Интересно, какой они видят меня? Перед ними рыжая дикарка из слаборазвитого мира, который осмелился показать зубы космической империи. Если они внешне не отталкивают людей, то и мы должны быть для них симпатичны. Какие у них женщины? До сих пор мы видели только мужчин эргов, а своих дам они прятали где-то далеко.
Чувствуя неловкость, я машинально поправила резинку, стягивавшую волосы в конский хвост, я мысленно одернула себя. Я вела себя так, словно мне небезразлично чужое мнение. Абсурд! Моя университетская подруга Гудрун отдала бы свою научную степень и кое-что еще за одну только возможность изучить их поближе. Но не я. Не я.
– Можно понаблюдать за тренировкой, доктор Рагнарссен? – повторил посол вопрос. Он опустил взгляд вниз на мои босые ноги, и я машинально пошевелила пальцами. Лицо посла выражало вежливый интерес.
– Почему бы и нет? Я занимаюсь здесь так же, как и все остальные. Не стоит спрашивать у меня разрешения, – ответила я. Думаю, раз мичман привел сюда «гостей», у них был достаточный доступ для присутствия в этой части станции.
– Сейчас начнутся парные игры в грависферах, – добавила я.
– Что это за игры?
– Это упражнения, развивающие чувство равновесия, координацию движений и парное взаимодействие, а также проекционное мышление, – объяснила я эргам. – Грависфера увеличивает силу тяжести или создает невесомость, но остаются масса и инерция, и их нужно учитывать. Побеждает тот, у кого меньше всего неконтролируемых падений на стены, имеющие сенсоры. То есть, выигрывают те, кто набрал меньше всего очков.
Все десантники, которые, вполголоса переговариваясь, уже шли в сторону гравикомплекса, обычно выполняли миссии в парах. Так что для них тренировки в условиях переменной гравитации были весьма полезны. Конечно, они имели несомненное преимущество благодаря киборгизации, а я была простым человеком. Однако, к нашему общему удивлению, у меня тоже неплохо получалось. Возможно, благодаря одному человеку, который стал мне другом.
Я не рассказала «гостям» об еще одной особенности игры.
Все, казалось бы, просто. Приземляйся на одну или две точки опоры, а в конце машина подведет итог. Но людям этого оказалось мало, и они начали «рисовать» на стенах грависферы. Особый шик– создать что-то осмысленное, что было нелегко, учитывая случайный характер падения.
Интересно, что у нас получится сегодня?
Когда я попала на станцию два года назад, обстановка оказалась для меня крайне непривычной. Недостаток движения и места – вот что такое пребывание на станции.
А еще – отсутствие естественных шумов и шорохов. Не пели птицы, не шелестела листва и не скрипел снег под ногами. Не ласкал кожу ветер. Солнце не поднималось каждое утро, возвещая начало дня. Искусственное освещение – все время одинаковое, ровное, и в его лучах моя кожа кажется болезненно-бледной.
Еда тоже не внушала доверия. Добрая половина – концентраты и привозные злаки, а остальное – сомнительные плоды местной гидропонной фермы.
После работы меня ожидала тесная каюта-лофт с низким потолком. В одном помещении находилась спальня, душевая, туалет за ширмой, выдвижной столик и встроенный платяной шкаф с устройством очистки.
Было перечитано все, что только возможно, по моей специальности. Бессонные ночи и давящая на психику тишина… Сенсорное и информационное голодание– по-умному это называется так? А попросту, я просто на стенку лезла от скуки.
Я оформила медиа-абонемент, но это мало помогало. Смотреть обучающие фильмы или мыльные оперы не по мне. А новости доходили до «Обливиона» с запозданием.
Название станции казалось мне очень символичным. Я наконец поняла тот странный взгляд, которым меня наградил вербовщик, когда я попросилась работать на станцию.
Однажды, в какой-то знаковый момент, я поинтересовалась у десантника, которого осматривала, где он тренируется. С тех пор я повадилась ходить в этот спортивный зал. Как вольнонаемный специалист, я даже не платила взносы за посещение.
– Если хотите принять участие, вам следует поторопиться, – сказала я гостям и отвернулась, высматривая в толпе Хорхе.
Смуглый молодой человек, стоящий в нескольких метрах от нас, белозубо улыбнулся, и его руки сложились в череду жестов.
«Привет. Как дела? Рад тебя видеть. Поспеши».
Он был одет в белую футболку и свободные черные брюки, как и я. Череп Хорхе Гонзалеса, специалиста по ИскИнам станции «Обливион», был гладко выбрит, что контрастировало с густыми длинными ресницами.
Я регулярно осматривала Хорхе и знала, что под тремя пластинками цвета кожи на его голове скрываются мозговые разъемы, благодаря которым он соединяется с искусственным псевдо-разумом орбитальной станции.
Руки автоматически движутся в ответ: «Я уже иду».
Глух как пробка, и родился таким. Он умел говорить, и у него имелись вживленные слуховые устройства, но обычно он ими не пользовался.
«Почему?», – однажды спросила я.
«Люблю тишину. Звуки мешают думать».
Он был очень, очень умен. И еще молод, едва за двадцать пять.
Его родители, оба жители станции во втором поколении, получили лицензию на первого ребенка. Когда они узнали, что он родился с дефектом, то вопреки всем советам отказались от эвтаназии и оставили младенца. Для выходцев с католической Терра Нуэва это было просто немыслимо.
Его мать уволилась с работы, чтобы быть с сыном. Родители потеряли доход, лишились перспективы на более просторное жилье и возможности иметь еще одного ребенка. Они даже не могли провести дорогостоящую операцию по киборгизации и вживлению слуховых нервов.
Фактически, два человека были на иждивении у отца, который изо всех сил старался сохранить семью. Да, у латиносов сильное чувство родства, которое кое-где считают ненужным атавизмом.
Все изменилось, когда Хорхе исполнилось пять лет. Тесты показали, что у него предрасположенность к контакту с машинным разумом. Сразу же нашлись деньги и на лечение, и на обучение. Станции гораздо проще дать кредит и получить потом почти даром ценного специалиста, чем выписывать вольнонаемного втридорога из других обитаемых миров.
Его разум способен выжить в море цифровой вселенной. Он– ее повелитель, глаза и уши ИскИна станции и его голос.
Хорхе напоминал мне Улафа, хотя внешне ни капли не был похож. Белизна и чернота, а внутри – одинаковые… Кровь и плоть. Мысли. Взгляд на мир.
Он был одним из немногих людей на станции, кто мне нравился.
Иногда я думаю, как изменилась бы история, если бы, например, от Крейга Форестера отказались родители? (Тот страдал нейронной дегенерацией, хотя интеллект не был затронут).
Мы бы открыли гиперпереход на столетие-другое позже, или вовсе не открыли. Если бы чужаки нашли нас на раннекосмической стадии развития, когда мы способны только на системные перелеты… Что было бы тогда? В лучшем случае, стать сателлитом чужой космической империи, или быть уничтоженными. Нам бы нечего было противопоставить.
Целесообразность: благо это или зло? Как знать.
В зале с грависферами уже определились пары. Хорхе запрыгнул в полупрозрачную сферу, окруженную фокусирующими «линзами Форестера», и протянул руку, помогая мне забраться внутрь.
Примерно такие же «линзы», только мультифокальные, обеспечивали на станции гравитацию, равную терранской. Внешние «линзы» фокусировались на местной сингулярности, чтобы в благоприятный момент обеспечить перемещение крупной массы через врата.
Эта технология отличалась от того, что делали эрги для того, чтобы путешествовать по космосу.
Рядом с грависферой столпились зеваки и болельщики, они же – ожидающие своей очереди на игру. А она сегодня обещала быть весьма интересной! Автономный ИскИн тренировочного центра случайным образом перенаправлял гравитацию в сферах, при этом одинаково для всех тренирующихся пар. Также случайным образом выбиралась и сила тяжести.
Во время скачка нужно было приземлиться на один из небольших шестигранников-сот, выстилающих сферу. Точка соприкосновения всегда одна, хуже – две. Еще хуже– упасть всем телом, не рассчитав вектор падения.
При этом нужно было помочь партнеру или использовать его падение для коррекции своего приземления.
Сфера захлопнулась. Игра началась.
Я ощущаю невесомость и, не сопротивляясь, встаю на полупальцы и плыву в воздухе. Хорхе отталкивается от меня. Мы медленно дрейфуем в противоположные стороны, где успешно касаемся «сот»: я левой рукой, а Хорхе, извернувшись, как кошка, встает на ноги.
Через секунду меня толкает вниз удвоенная сила тяжести, так что я едва не оказываюсь распластанной всем телом на стене. Невероятным усилием я удерживаю баланс на руке, как будто отжимаясь. Чем там был занят Хорхе, я не вижу, концентрируясь на задаче.
Мгновенная смена гравитации швыряет меня обратно прямо на Хорхе, а его на меня.
Автор
Пролог
В «саду камней» их обычно пятнадцать. Но в какой бы точке ни находился наблюдатель, один из камней всегда скрыт остальными.
Глава 1
– Маттэ!
Мы уже десять минут на татами. Развожу в стороны руки, показывая, что пора прекратить. Мужчина не слушается и с разбегу налетает на меня. Чуть отодвигаюсь в сторону, пропуская мимо, осторожно берусь за его руку у запястья и чуть ниже локтя.
Собственная инерция раскручивает массивное тело по дуге, а болевой захват заставляет согнуться в три погибели.
Он почти вдвое тяжелее, а стойка у меня была не слишком правильной, так что тут же отпускаю противника, чтобы не потерять устойчивости. Экономное перемещение, и я снова лицом к лицу с соперником.
Все занимает чуть больше секунды.
На сей раз противник понимает, что мой предыдущий успех не был случайностью, нехотя кивает и идет на свое место. Церемонно кланяюсь в ответ.
Молодец, Хельга. Кому сказать спасибо за этого идиота? Я оглядела сидящих в ряд около татами зрителей и участников тренировки, ожидая, что они начнут обсуждать пари и подкалывать проигравшего. Но нет. Было подозрительно тихо.
Все смотрели куда-то мне за спину. Я обернулась.
У входа в тренировочный отсек стояли двое эргов и сопровождающий их мичман Сокери. Наши «потенциальные друзья» вышли прогуляться по станции. Так и знала, что рано или поздно это случится.
Сколько они уже стояли здесь?
***
Какая-то причуда эволюции, или сходство характеристик их звезды и планеты, привело к сходному пути развития. Космическая случайность. Будь их солнце иного типа, а планета чуть ближе или чуть дальше, там бы не зародилась жизнь. Не говоря уже о том, что планет земного типа было крайне мало.
Ученые могут до хрипоты спорить об этом, но факт остается фактом: контакт состоялся.
Внешне эрги походили на людей, то есть были антропоморфны. Не гуманоиды, как этиа, избегающие контакта, и не агрессивные рептилоиды хэсси, а именно как люди. Сходство просто поражало!
Улучшенная версия человека, сказала бы я. Сила, скорость и пластика, которой человек достигал годами тренировок, были дана им от природы. Насчет мыслительных способностей судить не берусь, но выход в космос и создание гиперперехода уже о чем-то говорит. И сделали они это раньше людей.
Впрочем, заполучив в ходе последнего конфликта их генетический материал, наши ученые не спешили обнародовать сведения.
Отец участвовал в первом пограничном контакте – или конфликте? – и охарактеризовал эргов как повернутых на войне ублюдков с каким-то извращенным кодексом чести.
Позже во время инцидента в секторе Бельфлёр отец попал к ним на планетоид-тюрьму. В лагере для военнопленных он провел долгие восемь месяцев и девять дней. Именно так. Время для пленных тянулось иначе. А мы все это время думали, что он погиб. Ему посчастливилось выжить, но он был комиссован и ушел в отставку.
Улаф тоже был там. Не хочу вспоминать…
Мне не за что было любить эргов. А теперь их дипломатическая миссия ожидала на нашей станции транспорт на Фрейю.
***
– Доктор Рагнарссен, мое почтение. Вы не возражаете, что мы поприсутствуем на тренировке? – поинтересовался Сокери.
– Э… нет, нисколько. Добрый вечер, мистер Сокери, – поприветствовала я мичмана, вопросительно взглянув на него, а затем на его спутников.
– Ах да, извините, – смутился тот. – Разрешите представить наших… гостей. Господин посол Хаоли Этти и его секретарь, господин Эши Этти. Господин посол, господин секретарь, разрешите представить нашего доктора Хельгу Рагнарссен.
Вот как… Они из одного клана?
– Добрый день, доктор Рагнарссен, – на довольно чистом спанглише, чуть растягивая гласные и звучно выговаривая «р», отчего мое имя зазвучало иначе, сказал посол и протянул руку для рукопожатия.
Ладонь узкая и пятипалая, как у человека, с аккуратными овальными ногтями без лунок. Безволосые обезьяны, как и люди? Не уверена. От кого же они происходили?
«Почти как люди», – вот и все, что приходило на ум.
Я впервые видела эргов «живьем», а не на головидео. Изменить прически и одеть иначе– и будет почти не отличить от людей, пока не начнут двигаться.
Пожимать руку я не стала, но слегка поклонилась, не отводя взгляда от посла. Около метра семидесяти, как и я, довольно низкорослый для своей расы, тонкая кость, худой и жилистый. Серые глаза. Ничем не примечательное лицо с прямым носом. Прямые темные волосы ниже плеч кое-где выстрижены трассами, и там на коже виднелись татуировки.
Наверное, я засмотрелась, но мне показалось, что татуировки шевелятся. Вот бы его на диагност и прогнать полный цикл...
Он напоминал европеоида без примесей, что здесь на станции редкость. Почти все обитатели станции– смуглые от природы, с курчавыми волосами выходцы с Терра Нуэва.
А вот «господин секретарь» своими габаритами и поведением опровергал свою профессиональную принадлежность. Очевидно, из касты воинов, высокий и мощный, но не массивный, он невольно вызывал опаску. Мышцы длинные, а не буграми. В остальном его внешность носила сходство с послом, чего и следовало ожидать.
Только вот взгляд… Если у посла это было вежливое и доброжелательное любопытство, то Эши Этти смотрел изучающее и оценивающе, и как-то слишком пристально. Люди или животные обычно смотрят так, выражая вызов и агрессию.
Кто кого должен охранять– отдельный вопрос. И кого – от кого? Будет ли посол сдерживающей силой, если его «секретарь» перейдет границы?
Одеты они были в просторные одежды, лишь отдаленно смахивающие на официальные.
Цвета тоже. Не нейтральный серый, синий или черный, как можно было ожидать от дипломатов. Признаться, мужчины в одеждах абрикосового цвета довольно странно смотрятся.
Верх одежды у чужаков запахивался справа налево. «Как у покойников», – так и слышала я ворчание деда. На ткани – серебряная отделка, складывающаяся в причудливый орнамент. Брюки не стесняли движений, а обувь на плоской подошве с декоративными швами явно была сделана вручную. В нашем мире, где стандартная одежда обычно изготовлялась по готовым лекалам промышленным способом, эти двое сразу бросались в глаза.
Интересно, какой они видят меня? Перед ними рыжая дикарка из слаборазвитого мира, который осмелился показать зубы космической империи. Если они внешне не отталкивают людей, то и мы должны быть для них симпатичны. Какие у них женщины? До сих пор мы видели только мужчин эргов, а своих дам они прятали где-то далеко.
Чувствуя неловкость, я машинально поправила резинку, стягивавшую волосы в конский хвост, я мысленно одернула себя. Я вела себя так, словно мне небезразлично чужое мнение. Абсурд! Моя университетская подруга Гудрун отдала бы свою научную степень и кое-что еще за одну только возможность изучить их поближе. Но не я. Не я.
– Можно понаблюдать за тренировкой, доктор Рагнарссен? – повторил посол вопрос. Он опустил взгляд вниз на мои босые ноги, и я машинально пошевелила пальцами. Лицо посла выражало вежливый интерес.
– Почему бы и нет? Я занимаюсь здесь так же, как и все остальные. Не стоит спрашивать у меня разрешения, – ответила я. Думаю, раз мичман привел сюда «гостей», у них был достаточный доступ для присутствия в этой части станции.
– Сейчас начнутся парные игры в грависферах, – добавила я.
– Что это за игры?
– Это упражнения, развивающие чувство равновесия, координацию движений и парное взаимодействие, а также проекционное мышление, – объяснила я эргам. – Грависфера увеличивает силу тяжести или создает невесомость, но остаются масса и инерция, и их нужно учитывать. Побеждает тот, у кого меньше всего неконтролируемых падений на стены, имеющие сенсоры. То есть, выигрывают те, кто набрал меньше всего очков.
Все десантники, которые, вполголоса переговариваясь, уже шли в сторону гравикомплекса, обычно выполняли миссии в парах. Так что для них тренировки в условиях переменной гравитации были весьма полезны. Конечно, они имели несомненное преимущество благодаря киборгизации, а я была простым человеком. Однако, к нашему общему удивлению, у меня тоже неплохо получалось. Возможно, благодаря одному человеку, который стал мне другом.
Я не рассказала «гостям» об еще одной особенности игры.
Все, казалось бы, просто. Приземляйся на одну или две точки опоры, а в конце машина подведет итог. Но людям этого оказалось мало, и они начали «рисовать» на стенах грависферы. Особый шик– создать что-то осмысленное, что было нелегко, учитывая случайный характер падения.
Интересно, что у нас получится сегодня?
***
Когда я попала на станцию два года назад, обстановка оказалась для меня крайне непривычной. Недостаток движения и места – вот что такое пребывание на станции.
А еще – отсутствие естественных шумов и шорохов. Не пели птицы, не шелестела листва и не скрипел снег под ногами. Не ласкал кожу ветер. Солнце не поднималось каждое утро, возвещая начало дня. Искусственное освещение – все время одинаковое, ровное, и в его лучах моя кожа кажется болезненно-бледной.
Еда тоже не внушала доверия. Добрая половина – концентраты и привозные злаки, а остальное – сомнительные плоды местной гидропонной фермы.
После работы меня ожидала тесная каюта-лофт с низким потолком. В одном помещении находилась спальня, душевая, туалет за ширмой, выдвижной столик и встроенный платяной шкаф с устройством очистки.
Было перечитано все, что только возможно, по моей специальности. Бессонные ночи и давящая на психику тишина… Сенсорное и информационное голодание– по-умному это называется так? А попросту, я просто на стенку лезла от скуки.
Я оформила медиа-абонемент, но это мало помогало. Смотреть обучающие фильмы или мыльные оперы не по мне. А новости доходили до «Обливиона» с запозданием.
Название станции казалось мне очень символичным. Я наконец поняла тот странный взгляд, которым меня наградил вербовщик, когда я попросилась работать на станцию.
Однажды, в какой-то знаковый момент, я поинтересовалась у десантника, которого осматривала, где он тренируется. С тех пор я повадилась ходить в этот спортивный зал. Как вольнонаемный специалист, я даже не платила взносы за посещение.
***
– Если хотите принять участие, вам следует поторопиться, – сказала я гостям и отвернулась, высматривая в толпе Хорхе.
Смуглый молодой человек, стоящий в нескольких метрах от нас, белозубо улыбнулся, и его руки сложились в череду жестов.
«Привет. Как дела? Рад тебя видеть. Поспеши».
Он был одет в белую футболку и свободные черные брюки, как и я. Череп Хорхе Гонзалеса, специалиста по ИскИнам станции «Обливион», был гладко выбрит, что контрастировало с густыми длинными ресницами.
Я регулярно осматривала Хорхе и знала, что под тремя пластинками цвета кожи на его голове скрываются мозговые разъемы, благодаря которым он соединяется с искусственным псевдо-разумом орбитальной станции.
Руки автоматически движутся в ответ: «Я уже иду».
Глух как пробка, и родился таким. Он умел говорить, и у него имелись вживленные слуховые устройства, но обычно он ими не пользовался.
«Почему?», – однажды спросила я.
«Люблю тишину. Звуки мешают думать».
Он был очень, очень умен. И еще молод, едва за двадцать пять.
Его родители, оба жители станции во втором поколении, получили лицензию на первого ребенка. Когда они узнали, что он родился с дефектом, то вопреки всем советам отказались от эвтаназии и оставили младенца. Для выходцев с католической Терра Нуэва это было просто немыслимо.
Его мать уволилась с работы, чтобы быть с сыном. Родители потеряли доход, лишились перспективы на более просторное жилье и возможности иметь еще одного ребенка. Они даже не могли провести дорогостоящую операцию по киборгизации и вживлению слуховых нервов.
Фактически, два человека были на иждивении у отца, который изо всех сил старался сохранить семью. Да, у латиносов сильное чувство родства, которое кое-где считают ненужным атавизмом.
Все изменилось, когда Хорхе исполнилось пять лет. Тесты показали, что у него предрасположенность к контакту с машинным разумом. Сразу же нашлись деньги и на лечение, и на обучение. Станции гораздо проще дать кредит и получить потом почти даром ценного специалиста, чем выписывать вольнонаемного втридорога из других обитаемых миров.
Его разум способен выжить в море цифровой вселенной. Он– ее повелитель, глаза и уши ИскИна станции и его голос.
Хорхе напоминал мне Улафа, хотя внешне ни капли не был похож. Белизна и чернота, а внутри – одинаковые… Кровь и плоть. Мысли. Взгляд на мир.
Он был одним из немногих людей на станции, кто мне нравился.
Иногда я думаю, как изменилась бы история, если бы, например, от Крейга Форестера отказались родители? (Тот страдал нейронной дегенерацией, хотя интеллект не был затронут).
Мы бы открыли гиперпереход на столетие-другое позже, или вовсе не открыли. Если бы чужаки нашли нас на раннекосмической стадии развития, когда мы способны только на системные перелеты… Что было бы тогда? В лучшем случае, стать сателлитом чужой космической империи, или быть уничтоженными. Нам бы нечего было противопоставить.
Целесообразность: благо это или зло? Как знать.
***
В зале с грависферами уже определились пары. Хорхе запрыгнул в полупрозрачную сферу, окруженную фокусирующими «линзами Форестера», и протянул руку, помогая мне забраться внутрь.
Примерно такие же «линзы», только мультифокальные, обеспечивали на станции гравитацию, равную терранской. Внешние «линзы» фокусировались на местной сингулярности, чтобы в благоприятный момент обеспечить перемещение крупной массы через врата.
Эта технология отличалась от того, что делали эрги для того, чтобы путешествовать по космосу.
Рядом с грависферой столпились зеваки и болельщики, они же – ожидающие своей очереди на игру. А она сегодня обещала быть весьма интересной! Автономный ИскИн тренировочного центра случайным образом перенаправлял гравитацию в сферах, при этом одинаково для всех тренирующихся пар. Также случайным образом выбиралась и сила тяжести.
Во время скачка нужно было приземлиться на один из небольших шестигранников-сот, выстилающих сферу. Точка соприкосновения всегда одна, хуже – две. Еще хуже– упасть всем телом, не рассчитав вектор падения.
При этом нужно было помочь партнеру или использовать его падение для коррекции своего приземления.
Сфера захлопнулась. Игра началась.
***
Я ощущаю невесомость и, не сопротивляясь, встаю на полупальцы и плыву в воздухе. Хорхе отталкивается от меня. Мы медленно дрейфуем в противоположные стороны, где успешно касаемся «сот»: я левой рукой, а Хорхе, извернувшись, как кошка, встает на ноги.
Через секунду меня толкает вниз удвоенная сила тяжести, так что я едва не оказываюсь распластанной всем телом на стене. Невероятным усилием я удерживаю баланс на руке, как будто отжимаясь. Чем там был занят Хорхе, я не вижу, концентрируясь на задаче.
Мгновенная смена гравитации швыряет меня обратно прямо на Хорхе, а его на меня.
