Один раз нам даже удалось смастерить крыло, очень похожее на настоящее и мы его прикрепили к руке Энджика, но и из этой затеи ничего не вышло. Силы руки не хватало, чтоб обеспечить взлет. Да, можно было бы планировать, ловить потоки воздуха и, прыгнув с обрыва, какое-то время лететь, но потом все бы закончилось тем, что Энджи оказался внизу. Об облаках можно было и не мечтать при таком механизме.
Я полностью погрузилась в идею полета и забыла о том, что будет, когда Энджи все же взлетит. Больше меня вопрос собственного одиночества не волновал. Я хотела, чтоб Энджи полетел! Теперь уже искренне и по-настоящему.
Я знала, что Энджи, несмотря на мое общество и всю мою поддержку все равно тоскует по небу. Я видела, как он плачет тайком. От неудач, от постоянного ощущения собственной неполноценности, от тоски по дому.
Он старался, держался, делал вид, что все хорошо, и много шутил.
Энджи жил у нас дома и все так же пил за меня ненавистное мною парное молоко. Говорил, что оно вкусное, такое же белое, теплое и нежное, как облако… Но даже парное молоко нашей коровы Ласточки не помогало ни вырасти второму крылу, ни взлететь с одним.
Я перестала бояться высоты. Теперь меня уже не смущала идея полета, к примеру, на параплане. Энджи заразил меня любовью к небу. Лето подходило к концу, и скоро должна была начаться школа. Эта мысль меня пугала. Что делать и как быть. Нельзя бросить Энджи тут одного.
И вот однажды утром я не смогла встать с кровати, чтоб пойти с Энджи к обрыву. У меня был жар, ломило все тело. Бабушка измерила мне температуру.
– Ох, ты батюшки-то мои, 39,9! Где это наша Грунечка такую простуду-то подхватила! На улице – лето, жара, перекупалась что ли? Что же я твоей маме-то скажу, не досмотрела старуха! Ох, ох, где-то тут клюква у меня была, сейчас морсик сварю. При такой-то температуре пить и пить надо кисленькое. Ох горе-то мое, как же так угораздило нашу девочку, – причитала бабушка.
Меня уложили в кровать. Поначалу у меня был озноб, бабушка потрогала мои ступни и побежала за носками из овечьей шерсти. Потом грела мои бледные руки. Через какое-то время знобить перестало и тело охватил жар. Тогда меня раздели, укрыли простынкой, и время от времени растирали мокрой тряпкой. Было холодно и противно, но я не сопротивлялась, потому как сил не было даже открыть глаза. С трудом отрывая голову от подушки, я по глоточку пила бабушкин морсик. Энджи все это время сидел рядом со мной. Уж не знаю, что он там наговорил бабушке, но она ему разрешила. Хотя больше никого ко мне не подпускала, говорила, что покой нужен ребенку.
В моей голове был туман, и я периодически проваливалась то ли в сон, то ли в какое-то забытье. Но каждый раз, открывая глаза, я видела Энджи и мне было приятно, что он рядом. Как только я приходила в себя, он сразу хватал кружку и уговаривал меня попить (видимо, бабушка его так науськала). У меня потрескались губы, и было больно пить, но я пила, не капризничала.
Когда температура поднималась слишком высоко, у меня даже переставала болеть голова, становилось хорошо. Пред глазами постоянно висела какая-то пелена, и я плохо различала предметы вокруг себя. Все было расплывчато, я не понимала, сейчас день или ночь, а говорить было тяжело.
Бабушка очень нервничала и никак не могла определить, что же со мной такое стряслось – столько дней держится температура, а других признаков болезни нет. Больше у меня ничего не болело и, если бы все так не пугались, я могла бы и еще поболеть. Пролежав с высокой температурой в забытьи пять дней, я резко пошла на поправку. Теперь уже обтирать мое тело было не надо, у меня восстановился здоровый сон и даже иногда просыпался аппетит.
Мы с Энджи много болтали, он все так же сидел у моей кровати. Вид у него был изможденный, но радостный. Видимо, его я тоже сильно перепугала своей внезапной болячкой. Он все эти ночи не спал.
Еще через два дня я уже ходила и была бодра и весела. Бабушка все говорила, что это Господь Бог помог мне выздороветь и что у меня хороший ангел-хранитель. Что я должна его благодарить.
А еще через три дня меня уже выпустили на волю и ура! наконец-то я дышала свежим воздухом и мы могли с Энджи снова отправиться на обрыв, продолжать учиться летать.
И хотя я была еще слаба, во мне бурлила жажда деятельности.
Мы, как обычно, подошли к краю обрыва. У меня было прекрасное настроение, Энджи тоже улыбался, мы так соскучились по нашим полетам, вернее совместным мечтам о полетах. Солнце светило во всю и скрашивало мою бледность. Я за эти дни заметно исхудала и стала как Энджи, такой же тощей, из меня торчали кости, но меня это нисколечко не смущало.
Энджи пошутил, что теперь меня тоже ветер может сдувать, как и его.
– Неправда, смотри, какая я тяжелая, я даже подпрыгнуть и то не могу, – шутила я.
Я начала демонстрировать свою неповоротливость и покачнулась. Энжди попытался меня словить, но промахнулся, потерял равновесие, начал съезжать к краю обрыва, еще чуть-чуть и он окажется там, где уже нет поверхности земли.
Не успев сообразить, что происходит, я оказалась рядом с Энджи, обхватила его руками за талию с левого бока, крепко вцепилась в него.
В этот момент почвы под нашими ногами не оказалось, и мы полетели вниз. Кажется, Энджи отчаянно замахал своим единственным крылом, потому как я хорошо ощущала биение его крыла около себя.
Внезапно я почувствовала резкую боль в спине, меня как электрическим током пронзило насквозь по всему телу. Я ничего не понимала, только еще крепче держалась за Энджи. Я чувствовала, как он тоже обхватил меня и держит крепко-крепко. В спине все также была отупляющая боль, мне показалось, что когда я падала, зацепила собой что-то тяжелое, оно прилипло к моей спине и сейчас впившись в меня, доставляет мне адскую боль. Был слышен треск рвущейся ткани на спине, видимо, то, что я, падая, зацепила, рвало на мне футболку.
У меня были закрыты глаза, и я больше ничего не ощущала кроме боли в спине и держащих меня крепких рук Энджи.
Я не понимала, сколько прошло времени, я думала только об одном – лишь бы не отпустить Энджи, лишь бы у меня хватило сил держать его. Мои глаза были крепко зажмурены.
И вдруг я услышала голос, его голос.
Он кричал, он кричал мне в ухо:
– Мы летим, мы летим Грунька, ты видишь, мы летим!!! Только не отпускай рук, только не отпускай, мы летим с тобой!!!
Я открыла глаза. Я не понимала что происходит, но было ясно только одно – мы не разбились, мы не упали в воду, и кажется… мы действительно летим.
По крайней мере, под нами метрах в десяти была видна вода. И мы куда-то двигались и как-то двигались с достаточно большой скоростью.
Рядом со мной было лицо Энджи, он все также держал меня, обхватив обеими руками чуть ниже грудной клетки, махал своим крылом и счастливо улыбался мне. У меня перехватило дыхание от ужаса такой высоты, я все так же чувствовала сильную боль в районе своей левой лопатки. Это ужасно странное ощущение чего-то тяжелого, чужеродного прилипшего ко мне доставляло дискомфорт, но боль непонятного происхождения перекрывала собой все эти чувства.
– Грунька, у тебя крыло, понимаешь, у тебя крыло выросло!!! – кричал в ухо радостным голосом крепко державший меня Энджи.
Я ничего не понимала. Как это крыло, какое еще крыло, откуда выросло?
Я ничего не могла произнести, только беззвучно шевелила губами. Значит, эта боль под лопаткой – это крыло? И я так же им машу как Энджи и поэтому мы летим? Мой мозг отказывался все это понимать. Но оглянуться, посмотреть, что там – сзади не было никакой возможности.
И я, окончательно испугавшись, заорала что есть мочи – «Ааааа… , мне страшно, ааааа... мне больно..!».
На тот момент под нами виднелась твердая поверхность. Мы стали медленно опускаться вниз. Как только мои ноги коснулись земли, я отпустила Энджи, упала на траву и начала рыдать.
Не знаю, сколько длилась моя истерика, Энжди был где-то рядом и пытался привести меня в чувство или чувство в меня. Не получалось.
Вырыдав все слезы, я с ужасом начала ощупывать себя и обнаружила его. Да, его. Оно было мягким, серым и перьевым!!! На мне было настоящее крыло из настоящих перьев!!! Оно вылезало прямо из меня в районе левой лопатки. Оно было точно такого же размера как крыло Энджи. На спине все также болело. Но боль перестала быть такой сильной. Я пыталась достать рукой и потрогать то место, откуда оно выросло. Там все вспухло, но крови не было. Я очень боялась крови, но ее там не было. Одежда порвалась, сзади на футболке была большая дырища. Я начала вертеться и поняла, как это неудобно, крыло меня не слушалось, топорщилось, раздувалось. Оно было неуправляемым и пугало меня. Неужели теперь оно будет всегда на мне? Это страшномешающее, неповоротливое кошмарище выросло прямо из меня и теперь я буду с ним ходить, спать, жить?
– Что же теперь делать? – всхлипывала я, размазывая сопли, по всему лицу и руке.
– Летать, – серьезно произнес Энджи.
Он неотрывно смотрел мне в глаза. А я ему.
– Как это летать? – недоумевала я, продолжая всхлипывать и сглатывать текущие не туда сопли.
– Так, как сейчас мы летели – обнявшись. Теперь у нас два крыла на двоих.
Два крыла и один полет, – очень серьезно сказал Энджи.
– Но я… я же не… не… я… – ничего членораздельного я выговорить не могла.
– Грунька, ты даже не представляешь, что произошло, – в глазах моего друга засветилась радость.
– Не-а, не представляю, – честно согласилась я.
– У тебя выросло крыло, а это значит, что теперь мы можем летать и никогда не расставаться, больно только в самом начале, когда крыло еще не разработалось, потом не будет этих неприятных ощущений и тебе понравится летать, тебе обязательно понравится, это совсем не страшно и не больно, и вот от чего у тебя поднималась высоко температура – у тебя росло крыло, а теперь все будет хорошо, все будет хорошо. Летать – это… это прекрасно… – успокаивал мне Энджи.
До меня стало медленно доходить: да летать это ужасно, да летать это страшно, и больно к тому же! И теперь я эту штуковину за спиной должна буду везде таскать с собой. НО! Энджи сможет вернуться домой, на облака и не умрет!!! А еще мы теперь с ним будем все время вместе и нам не надо разлучаться!!!
Вот, наконец-то я поняла смысл его слов. Страх начал отступать, боль перестала тревожить. На их место приходила радость. Она стала переполнять меня, и я кинулась обнимать Энджи.
Он поначалу смутился, а потом так важно произнес:
– Да, надо привыкать, нам теперь часто придется обниматься…
.
Я полностью погрузилась в идею полета и забыла о том, что будет, когда Энджи все же взлетит. Больше меня вопрос собственного одиночества не волновал. Я хотела, чтоб Энджи полетел! Теперь уже искренне и по-настоящему.
Я знала, что Энджи, несмотря на мое общество и всю мою поддержку все равно тоскует по небу. Я видела, как он плачет тайком. От неудач, от постоянного ощущения собственной неполноценности, от тоски по дому.
Он старался, держался, делал вид, что все хорошо, и много шутил.
Энджи жил у нас дома и все так же пил за меня ненавистное мною парное молоко. Говорил, что оно вкусное, такое же белое, теплое и нежное, как облако… Но даже парное молоко нашей коровы Ласточки не помогало ни вырасти второму крылу, ни взлететь с одним.
Я перестала бояться высоты. Теперь меня уже не смущала идея полета, к примеру, на параплане. Энджи заразил меня любовью к небу. Лето подходило к концу, и скоро должна была начаться школа. Эта мысль меня пугала. Что делать и как быть. Нельзя бросить Энджи тут одного.
И вот однажды утром я не смогла встать с кровати, чтоб пойти с Энджи к обрыву. У меня был жар, ломило все тело. Бабушка измерила мне температуру.
– Ох, ты батюшки-то мои, 39,9! Где это наша Грунечка такую простуду-то подхватила! На улице – лето, жара, перекупалась что ли? Что же я твоей маме-то скажу, не досмотрела старуха! Ох, ох, где-то тут клюква у меня была, сейчас морсик сварю. При такой-то температуре пить и пить надо кисленькое. Ох горе-то мое, как же так угораздило нашу девочку, – причитала бабушка.
Меня уложили в кровать. Поначалу у меня был озноб, бабушка потрогала мои ступни и побежала за носками из овечьей шерсти. Потом грела мои бледные руки. Через какое-то время знобить перестало и тело охватил жар. Тогда меня раздели, укрыли простынкой, и время от времени растирали мокрой тряпкой. Было холодно и противно, но я не сопротивлялась, потому как сил не было даже открыть глаза. С трудом отрывая голову от подушки, я по глоточку пила бабушкин морсик. Энджи все это время сидел рядом со мной. Уж не знаю, что он там наговорил бабушке, но она ему разрешила. Хотя больше никого ко мне не подпускала, говорила, что покой нужен ребенку.
В моей голове был туман, и я периодически проваливалась то ли в сон, то ли в какое-то забытье. Но каждый раз, открывая глаза, я видела Энджи и мне было приятно, что он рядом. Как только я приходила в себя, он сразу хватал кружку и уговаривал меня попить (видимо, бабушка его так науськала). У меня потрескались губы, и было больно пить, но я пила, не капризничала.
Когда температура поднималась слишком высоко, у меня даже переставала болеть голова, становилось хорошо. Пред глазами постоянно висела какая-то пелена, и я плохо различала предметы вокруг себя. Все было расплывчато, я не понимала, сейчас день или ночь, а говорить было тяжело.
Бабушка очень нервничала и никак не могла определить, что же со мной такое стряслось – столько дней держится температура, а других признаков болезни нет. Больше у меня ничего не болело и, если бы все так не пугались, я могла бы и еще поболеть. Пролежав с высокой температурой в забытьи пять дней, я резко пошла на поправку. Теперь уже обтирать мое тело было не надо, у меня восстановился здоровый сон и даже иногда просыпался аппетит.
Мы с Энджи много болтали, он все так же сидел у моей кровати. Вид у него был изможденный, но радостный. Видимо, его я тоже сильно перепугала своей внезапной болячкой. Он все эти ночи не спал.
Еще через два дня я уже ходила и была бодра и весела. Бабушка все говорила, что это Господь Бог помог мне выздороветь и что у меня хороший ангел-хранитель. Что я должна его благодарить.
А еще через три дня меня уже выпустили на волю и ура! наконец-то я дышала свежим воздухом и мы могли с Энджи снова отправиться на обрыв, продолжать учиться летать.
И хотя я была еще слаба, во мне бурлила жажда деятельности.
Мы, как обычно, подошли к краю обрыва. У меня было прекрасное настроение, Энджи тоже улыбался, мы так соскучились по нашим полетам, вернее совместным мечтам о полетах. Солнце светило во всю и скрашивало мою бледность. Я за эти дни заметно исхудала и стала как Энджи, такой же тощей, из меня торчали кости, но меня это нисколечко не смущало.
Энджи пошутил, что теперь меня тоже ветер может сдувать, как и его.
– Неправда, смотри, какая я тяжелая, я даже подпрыгнуть и то не могу, – шутила я.
Я начала демонстрировать свою неповоротливость и покачнулась. Энжди попытался меня словить, но промахнулся, потерял равновесие, начал съезжать к краю обрыва, еще чуть-чуть и он окажется там, где уже нет поверхности земли.
Не успев сообразить, что происходит, я оказалась рядом с Энджи, обхватила его руками за талию с левого бока, крепко вцепилась в него.
В этот момент почвы под нашими ногами не оказалось, и мы полетели вниз. Кажется, Энджи отчаянно замахал своим единственным крылом, потому как я хорошо ощущала биение его крыла около себя.
Внезапно я почувствовала резкую боль в спине, меня как электрическим током пронзило насквозь по всему телу. Я ничего не понимала, только еще крепче держалась за Энджи. Я чувствовала, как он тоже обхватил меня и держит крепко-крепко. В спине все также была отупляющая боль, мне показалось, что когда я падала, зацепила собой что-то тяжелое, оно прилипло к моей спине и сейчас впившись в меня, доставляет мне адскую боль. Был слышен треск рвущейся ткани на спине, видимо, то, что я, падая, зацепила, рвало на мне футболку.
У меня были закрыты глаза, и я больше ничего не ощущала кроме боли в спине и держащих меня крепких рук Энджи.
Я не понимала, сколько прошло времени, я думала только об одном – лишь бы не отпустить Энджи, лишь бы у меня хватило сил держать его. Мои глаза были крепко зажмурены.
И вдруг я услышала голос, его голос.
Он кричал, он кричал мне в ухо:
– Мы летим, мы летим Грунька, ты видишь, мы летим!!! Только не отпускай рук, только не отпускай, мы летим с тобой!!!
Я открыла глаза. Я не понимала что происходит, но было ясно только одно – мы не разбились, мы не упали в воду, и кажется… мы действительно летим.
По крайней мере, под нами метрах в десяти была видна вода. И мы куда-то двигались и как-то двигались с достаточно большой скоростью.
Рядом со мной было лицо Энджи, он все также держал меня, обхватив обеими руками чуть ниже грудной клетки, махал своим крылом и счастливо улыбался мне. У меня перехватило дыхание от ужаса такой высоты, я все так же чувствовала сильную боль в районе своей левой лопатки. Это ужасно странное ощущение чего-то тяжелого, чужеродного прилипшего ко мне доставляло дискомфорт, но боль непонятного происхождения перекрывала собой все эти чувства.
– Грунька, у тебя крыло, понимаешь, у тебя крыло выросло!!! – кричал в ухо радостным голосом крепко державший меня Энджи.
Я ничего не понимала. Как это крыло, какое еще крыло, откуда выросло?
Я ничего не могла произнести, только беззвучно шевелила губами. Значит, эта боль под лопаткой – это крыло? И я так же им машу как Энджи и поэтому мы летим? Мой мозг отказывался все это понимать. Но оглянуться, посмотреть, что там – сзади не было никакой возможности.
И я, окончательно испугавшись, заорала что есть мочи – «Ааааа… , мне страшно, ааааа... мне больно..!».
На тот момент под нами виднелась твердая поверхность. Мы стали медленно опускаться вниз. Как только мои ноги коснулись земли, я отпустила Энджи, упала на траву и начала рыдать.
Не знаю, сколько длилась моя истерика, Энжди был где-то рядом и пытался привести меня в чувство или чувство в меня. Не получалось.
Вырыдав все слезы, я с ужасом начала ощупывать себя и обнаружила его. Да, его. Оно было мягким, серым и перьевым!!! На мне было настоящее крыло из настоящих перьев!!! Оно вылезало прямо из меня в районе левой лопатки. Оно было точно такого же размера как крыло Энджи. На спине все также болело. Но боль перестала быть такой сильной. Я пыталась достать рукой и потрогать то место, откуда оно выросло. Там все вспухло, но крови не было. Я очень боялась крови, но ее там не было. Одежда порвалась, сзади на футболке была большая дырища. Я начала вертеться и поняла, как это неудобно, крыло меня не слушалось, топорщилось, раздувалось. Оно было неуправляемым и пугало меня. Неужели теперь оно будет всегда на мне? Это страшномешающее, неповоротливое кошмарище выросло прямо из меня и теперь я буду с ним ходить, спать, жить?
– Что же теперь делать? – всхлипывала я, размазывая сопли, по всему лицу и руке.
– Летать, – серьезно произнес Энджи.
Он неотрывно смотрел мне в глаза. А я ему.
– Как это летать? – недоумевала я, продолжая всхлипывать и сглатывать текущие не туда сопли.
– Так, как сейчас мы летели – обнявшись. Теперь у нас два крыла на двоих.
Два крыла и один полет, – очень серьезно сказал Энджи.
– Но я… я же не… не… я… – ничего членораздельного я выговорить не могла.
– Грунька, ты даже не представляешь, что произошло, – в глазах моего друга засветилась радость.
– Не-а, не представляю, – честно согласилась я.
– У тебя выросло крыло, а это значит, что теперь мы можем летать и никогда не расставаться, больно только в самом начале, когда крыло еще не разработалось, потом не будет этих неприятных ощущений и тебе понравится летать, тебе обязательно понравится, это совсем не страшно и не больно, и вот от чего у тебя поднималась высоко температура – у тебя росло крыло, а теперь все будет хорошо, все будет хорошо. Летать – это… это прекрасно… – успокаивал мне Энджи.
До меня стало медленно доходить: да летать это ужасно, да летать это страшно, и больно к тому же! И теперь я эту штуковину за спиной должна буду везде таскать с собой. НО! Энджи сможет вернуться домой, на облака и не умрет!!! А еще мы теперь с ним будем все время вместе и нам не надо разлучаться!!!
Вот, наконец-то я поняла смысл его слов. Страх начал отступать, боль перестала тревожить. На их место приходила радость. Она стала переполнять меня, и я кинулась обнимать Энджи.
Он поначалу смутился, а потом так важно произнес:
– Да, надо привыкать, нам теперь часто придется обниматься…
.
