Глава 1
Я еще не родилась, когда они пришли к нам. А впервые я увидела их в четырнадцатилетнем возрасте.
Они – завоеватели наших земель. У них странные труднопроизносимые имена, они высоки и слишком, не по-человечески красивы, в их внешности нет ни одного изъяна – стройные гибкие тела, правильные, холодные черты лица, ясные глаза, ослепительно белые зубы.
Я читала, что, когда они появились, их приняли за богов, так они были прекрасны. Но очень быстро это заблуждение испарилось – боги не могут быть такими жестокими. Или могут?
В тот год, когда я впервые увидела айвина, весна выдалась ранней и теплой. В нашем маленьком герцогстве в это время года каждая пара рук от мала до велика были заняты стрижкой овец, чесанием шерсти, вяленьем, прядением, ткачеством, окраской полученной ткани. Не миновало это и меня, несмотря на то, что я – дочь герцога.
Герцогство моего отца славилось овцами и тем, что они давали. Чем-то другим, увы, в нашем не особо изобильном крае сложно было заниматься. Скальные, пусть и невысокие, но всё же горы препятствовали обширному земледелию, но каждый подходящий клочок земли засевался злаковыми и овощами, а лугов хватало только для того, чтобы пасти овец. И то мы себе не могли позволить увеличивать стадо – корма не хватит. Но когда-то наше герцогство было намного больше, а плодородные поля, которых мы лишились, давали хороший урожай. Вернее, благодатные земли у нас отобрали айвины.
Но зато сейчас наши овцы, шерсть и ткани из нее ценились высоко. Но, несмотря на это, герцогство, можно сказать, почти бедствовало. И в этом отец и мать винили айвинов
И вот они нас посетили.
В тот день я была занята: несмотря на возраст и свой статус помогала с прядением, а потом подсчитывала количество напряденной, натканной и навяленной шерсти, все тщательно записывала. В конце дня направлялась к матушке, чтобы доложить ей о том, сколько и что сделали прядильщицы и ткачи, а когда она болела, отчитывалась перед казначеем.
Уставшая и голодная, я по пути в донжон заглянула еще и в пекарню и паровую баню. Убедившись, что хлеб испечен, а баня протапливалась, направилась дальше. Время ужина уже подошло, и все должны были вскорости собраться за общим столом в главном зале.
Во главе стола сидел всегда отец, по правую руку от него мать, рядом с ней я и сестры, напротив нас – священник из нашей часовни, командир замкового гарнизона, лекарь и казначей. До недавнего времени был еще сенешаль (правая рука герцога), но он заболел и умер полгода назад, а отец никак не назначал нового, справлялся сам и временами его замещал казначей. На другом конце длинного стола собирался постоянный замковый люд по мере значимости – оружейный мастер, главный конюший, старший овчар, слуги.
Я преодолела высокую лестницу донжона, прошла узким коридором, а подходя к главному залу, услышала громкий голос отца – он кого-то гневно распекал. Кто же так провинился?
Но мне нужна матушка, она должна быть там, я бы хотела отчитаться перед ней, пока все не собрались за столом, чтобы после ужина я могла спокойно помыться и лечь спать.
Но войдя в зал, я остолбенела. Спиной ко мне стоял отец, а перед ним двое незнакомых мужчин. Я сразу же поняла, кто они. Это были айвины – высокие, длинноволосые, невозможно красивые. Под длинными распахнутыми мантиями виднелись белоснежные рубашки и длинные кожаные жилеты, расшитые яркими узорами из бусин, шнуров и тесьмы.
А я очень остро ощутила свое темное простое платье, не совсем свежий передник, заскорузлые руки, которые только сполоснула, отмывать их надо долго горячей водой и смазывать маслом. В зеркало сегодня еще и не смотрелась, но была уверена – лицо обветрилось, а коса растрепалась.
Спрятав руки под передник, заворожено смотрела на айвинов и с трудом понимала, что им говорил отец, вроде что-то об овцах. Более взрослый айвин не обратил на меня внимания, хмуро слушая отца, а молодой, даже скорее, юный айвин перевел на меня взгляд, и уголки его губ дрогнули, но улыбки не последовало.
Отец неожиданно развернулся и резко бросил мне:
— Иди к себе!
— Но, отец, мне надо… – попыталась я возразить.
— Вон! – гаркнул он.
Ахнув, я развернулась и выбежала из зала, но успела услышать: «Это ваша дочь, герцог Ланг?».
Сбежав с крутых ступенек донжона во двор, я остановилась, пытаясь сдержать рвущиеся слезы обиды. Отец никогда не кричал на меня, особенно при посторонних, самое большее, что он мог – укоризненно покачать головой.
Куда мне теперь идти? В свою комнату, как велел отец? Но для этого надо вернуться в башню, а делать этого не хотелось. Неожиданно желудок выдал трель, напомнив, что в зале, как я успела заметить, накрыт стол, а я голодна. И что теперь? Я сегодня останусь без ужина? Или гости скоро уедут, и всех позовут к столу? А если они останутся, и будут ужинать только с отцом? А как же я и все остальные? И где мать? В зале я ее не видела.
Когда приехали айвины? Почему я об этом не знала? Впрочем… это, наверное, объяснимо. Я была на нижнем дворе, бегала от прядильщиц до ткачей, считала рулоны тканей и бобины с шерстью, на другое не обращала внимание. А судя по тому, что отец выгнал меня, он не давал распоряжения сообщить мне о гостях и не собирался представлять меня им.
Вздохнув, я решила пойти в пекарню, там меня угостят свежим хлебом, а, может, и сдобной булкой и нальют молока.
Ломтем хлеба я разжилась, и даже кусок овечьего сыра мне положили сверху, а булки уже унесли в донжон к столу, не было и молока. В пекарне, судя по всему, никто не был осведомлен, что у нас появились айвины. Это было странно. Хотя… откуда бы пекарям об этом знать? Впрочем… это же такая новость, ее уже должны были разнести по всему замку. Выходит, гости пришли тайно? Это вполне возможно, насколько я знала, они умели появляться неожиданно там, где их не ждали и куда не звали.
А куда же мне теперь деться? В глубине двора за хозяйственными постройками под самой стеной ограждения был небольшой островок, где отсутствовал мощеный булыжник. Там росли несколько кустов малины, по паре деревьев яблонь, груш и вишен, которые уже набрали цвет. Мы называли это место садом, но, конечно же, это слишком громкое название для скромного уголка зелени. Я решила пойти туда.
Встретившаяся по пути служанка из донжона сообщила, что ужин для господ задерживается, но детей уже накормили, а для замкового люда еду уже перенесли под навес у ткацкой мастерской, там стояли большой стол и скамьи, и где обедали и ужинали сезонные прядильщицы и ткачи.
— Госпожа, вы знаете, что в замке появились айвины? – испуганным шепотом добавила служанка. – Вы бы поостереглись, не показывались им.
Не стала говорить, что айвины уже видели меня, вместо этого велела служанке, если кто спросит про меня, чтобы не искали. Я дошла до крошечного сада и устроилась на низкой скамейке под одной из цветущих яблонь. С удовольствием съела хлеб с сыром, который, видимо, от голода показался мне очень вкусным.
Закрыв глаза, я прислонилась к стволу яблони. Надо бы всё-таки пойти вначале в баню, тщательно помыться, а затем подняться на третий этаж донжона и лечь спать в комнате, которую я делила с младшими сестрами. Но так не хотелось вставать – я очень сильно устала.. Тем более, что для того, чтобы помыться в бане, надо было вернуться в башню, взять чистое платье и холст для вытирания. А возвращаться в донжон желания не было. Ну, хотя бы хлеб с сыром немного утолили голод.
Можно было пойти и лечь спать в людской вместе с прядильщицами. А для бани найти сменное платье у них же или снова надеть то, что сейчас на мне. Но я знала, что матушка будет сильно недовольна этим. Она говорила, что между дочерью герцога и замковым людом, работниками и крестьянами из деревни должна быть отстраненность. Ну-ну, отстраненность… а как же то, что я работала почти наравне с прядильщицами и вышивальщицами. Да какой там наравне! У меня было больше обязанностей, чем у них.
Сестренки еще малы, младший братик тем более, старший брат служил в королевской гвардии. А мать после последних родов болела, были дни, когда она не могла встать с постели. И на меня сваливались все обязанности, которые разделяла матушка.
Но я надеялась, что через пару лет станет легче – подрастет следующая за мной по возрасту сестра и будет помогать мне. Я уже начала приучать ее к домашним делам, но пока она в основном нянчится с младшими.
Я почти задремала, но неожиданный шорох заставил меня распахнуть глаза и обомлеть от увиденного. Передо мной на корточках сидел айвин – тот, что моложе – и смотрел на меня невероятно синими глазами.
— Еле нашел тебя, – произнес он, небрежно сбрасывая на траву свою мантию. – Что ты здесь делаешь?
— Сижу, – растерянно ответила я.
Айвин дернул уголками губ, но опять не улыбнулся.
— Ты же дочь герцога? Как тебя зовут?
— А… я… да, мой отец герцог, – ответила я, глядя заворожено на невозможно прекрасное лицо айвина.
— А зовут тебя как, дочь герцога? – опять дернул уголками губ айвин в так и не проявившейся улыбки.
— Андреа.
— А-а-андр-р-р-еа-а-а, – протянул айвин, – мне не нравится, как звучит твое имя, все же у девочки должно быть более нежное и мягкое имя.
— У меня есть второе имя, – сообщила я.
— И какое же? – заинтересовался айвин.
— Лесия.
— О! Это имя мне нравится больше. Оно милое и нежное и тебе больше подходит. Откликайся на него.
— Но меня все называют Андреа, и я привыкла к этому имени, – не согласилась я.
— Я буду звать тебя Лесией, – заявил айвин.
— Как хочешь, – пожала я плечами. – А тебя-то как зовут?
— Мое имя труднопроизносимо для тебя, а я не хочу, чтобы его коверкали.
— Да, я слышала, что у вас странные имена.
— Но ты можешь называть меня Генстом, – разрешил айвин.
— Как? – переспросила я.
— Генст.
Айвин достал из сумки, висящий у него на ремне, что-то похожее на мячик оранжевого цвета, и протянул мне его на раскрытой ладони:
— Бери.
— Что это? – настороженно спросила я.
— Апельсин.
— Апельсин? Зачем он мне?
— Чтобы съесть.
— Это съедобно?
— Ну, разумеется, – уголки губ айвина опять дрогнули намеком на улыбку, – это фрукт, он растет в южных странах.
Я осторожно взяла незнакомый фрукт, поднесла его к носу, понюхала, он пах необычно и ярко, но приятно. Повертев в руках твердый апельсин, не решилась откусить от него.
Айвин бесцеремонно отнял у меня фрукт и стал сдирать с него ноздреватую кожуру, под которой появилась мякоть, состоящая из выпуклых долек. Кожуру Генст небрежно бросил под яблоню. Апельсин брызнул соком, когда Генст разломил его и протянул опять мне:
— Ешь, это очень вкусно, отделяй дольки и ешь.
Я взяла разломанный напополам фрукт, отделила одну дольку и отправила ее в рот. Генст был прав – апельсин оказался вкусным, хоть и непривычным.
— Ешь, – велел айвин, заметив, что я просто держу в руках апельсин и не пытаюсь есть его дальше.
— Я отнесу сестренкам, они тоже никогда не ели апельсинов.
— Сестренкам? И сколько их у тебя? Старшие или младшие? И как их зовут?
— Трое, они все младше меня. А зовут их Бланка, Верина и самая маленькая Дарла.
— И они такие же красивые, как и ты?
Я ошарашено смотрела на айвина и не знала – стоит ли мне обидеться и выказать это, или сделать вид, что насмешка меня не задела.
Но Генст внезапно на мгновение закрыл глаза, затем резко распахнул их и быстро встал на ноги.
— Прости, но меня зовут, – сказал айвин.
Он стремительно поднялся, подхватив мантию, и направился в сторону донжона.
Я тоже встала и, бросив взгляд на кожуру под яблоней, подумала, что надо потом вернуться и подобрать ее. Угнаться за айвином я не могла и когда подошла к донжону, то увидела, что оба айвина уже наглухо закутались в мантии и даже накинули глубокие капюшоны. Другой айвин выговаривал что-то Генсту на чужом языке. Чужим язык был, разумеется, для меня, а не для них.
Старший айвин, не глядя в мою сторону, развернулся и направился к воротам замка, бросив что-то резкое Генсту, тот направился за ним. Но оглянулся и подмигнул мне из-под капюшона.
Я проводила их взглядом, осмотрела непривычно пустой двор. Все разбежались, увидев айвинов? Затем поднялась по крутой лестнице в донжон. В главном зале за накрытым столом, повесив голову, сидел отец.
Я окликнула его, подойдя ближе.
— Что ты хотела? – подняв голову, спросил устало отец.
Я хотела поинтересоваться у него тем, что надо было айвинам, но отец выглядел расстроенным, и я не решилась спросить об этом.
— Где матушка? И пора ужинать, все остыло, – кивнула я на стол. – Работников и слуг уже накормили, а мы еще не ели.
— Да, пора, – вздохнул отец, – а матушке нездоровится, она у себя, наверное.
— Я пойду, проведаю матушку, сестер и братика, по пути загляну на кухню, велю, чтобы подогрели еду. Затем вернусь сюда.
— Подожди, не суетись, твоя мать позаботится о малышах. Сядь, поедим и холодное.
Тут отец заметил апельсин, который я держала в ладошках, как в ковшике.
— Что это?
— Апельсин, хочу угостить сестричек, – объяснила я.
— Где ты его взяла?
— Мне его дал айвин.
— Что? – взвился со стула отец.
Он грубо выхватил из моих ладоней апельсин, бросил его на каменный пол и раздавил подошвой сапога.
— Как ты посмела что-то взять из рук айвина, – тяжело дыша, произнес отец, нависая надо мной и гневно сжимая кулаки.
— Отец! Я не знала, что нельзя брать апельсин из рук айвинов, – оправдывалась я, испугавшись вида разгневанного отца. – Он был доброжелателен со мной.
— Кто? Айвин? Ты разговаривала с ним? Как он мог покуситься на тебя! Тварь! Ты же еще маленькая девочка!
Я съежилась, втянула голову в плечи от рыка отца – таким я его никогда не видела и это неимоверно пугало меня.
— Что здесь происходит? – раздался голос матери.
Я развернулась и кинулась к ней. Она задвинула меня себе за спину и бесстрашно стала наступать на взбешенного отца:
— Что ты так кричишь, Говард? Что такого сделала Андреа?
— Твоя дочь разговаривала с айвином, взяла из его рук вот это, – прорычал отец, указывая на пол.
— Что это? – нахмурилась матушка, разглядывая растоптанный апельсин. – Какой-то фрукт? Апельсин, насколько я помню?
— Да, это апельсин, я хотела угостить сестричек, – пояснила я, стоя подальше от отца.
Он никогда не бил ни меня, ни сестер, но сейчас я боялась подходить к отцу, таким его я никогда не видела.
— Тебе его дал айвин? – повернулась ко мне мать. – И ты взяла?
— Матушка, я не думала, что поступаю плохо! – выкрикнула я отчаянно, понимая, что и мать разгневана. – Это же просто фрукт, меня им угостили.
— Ты общалась с айвином? Где?
— Мамочка, я сидела в саду, а айвин подошел ко мне, он был доброжелательным, угостил меня апельсином.
— Айвин? Доброжелательным? Они наши враги, Андреа! Коварные и злобные колдуны! Разве ты этого не знала? Ты забыла, что ничего нельзя брать из их рук?
— Простите… матушка… отец… я забыла… не думала… я никогда не встречалась с ними до этого… и не увидела в нем… врага… – начала я всхлипывать.
— Андреа, запомни, айвинам нельзя верить, нельзя их подпускать близко и ничего нельзя брать из их рук ни в коем случае, – произнес отец.
— Иди к себе, сестры тебя уже заждались, – велела мать. – Я приду позже и поговорю с тобой.
— Хорошо, – торопливо кивнула я.
Развернувшись, я бросилась из зала.
