В этом мире всегда холодно. Особенно сейчас, накануне Рождества. Но люди словно не замечают низкого неба, свинцовой тяжестью падающего на плечи, и пронизывающего ветра, выдувающего из сердца последние остатки тепла. Люди ждут праздника.
Рео глубже засунул в карманы руки, замёрзшие даже в меховых перчатках, вздохнул и тут же закашлялся, почувствовав, как морозный воздух сразу обжёг ему горло. Рео — немного странное имя, к которому он до сих пор никак не мог привыкнуть. Впрочем, неважно. Важно лишь то, что на таком холоде невозможно петь. А ведь это — его цель, его миссия, его предназначение; ангел, который не поёт, обречён.
Они вместе с братом спустились сюда, потому что так пожелал Отец. И как-то сразу получилось, что брат радостно принял в своё сердце всё, что увидел здесь, полюбил этот мир. Но Тео — демон, он слишком легко относится к местным правилам, не видя ничего плохого в том, чтобы их нарушать. А дразнить людей и смеяться над ними он любил всегда. Рео же, в отличие от брата, с каждым днём всё острее чувствовал, что этот мир не принимает его, не желает его присутствия, словно ангелу совершенно нечего здесь делать. От собственной бесполезности его охватывала тоска, и каждая новая песня становилась всё печальнее.
«Наверное, скоро мне придётся просто уйти», — размышлял Рео, оглядываясь по сторонам. Город вокруг шумел, блестел и переливался праздничными огнями, словно рождественский вертеп*. В глазах случайно встреченных людей отражались их нескончаемые проблемы, и было совершенно ясно, что никому здесь не нужна дарующая надежду песня ангела. Рео едва заметно усмехнулся. «Ну да, конечно. Тео с самого начала говорил, что достучаться до людей можно, только больно задев их самолюбие. Здесь все такие прагматичные, даже дети. Зачем мечтать о том, чего нельзя получить за деньги? Ведь настоящим чудом перед другими не похвастаешь, не то что новым смартфоном…»
Вдруг совсем рядом раздался чей-то пьяный смех. Рео вздрогнул и обернулся: из ближайшего магазина на улицу выходили двое парней.
— Ха-ха, братан, я же говорил, делать тут нечего. Дарить крутой тёлочке барахло из комиссионки — полный отстой. Погнали лучше в ювелирный!
Второй парень хмуро согласился кивком головы, и они скоро растворились среди прохожих на шумной улице.
На вывеске стилизованными под типографский шрифт буквами было выведено слово «КоллекционерЪ», а перед дверью висел начищенный до блеска медный колокольчик. Улыбнувшись светлой улыбкой, которую в последнее время нечасто можно было увидеть на его лице, Рео вытащил руки из карманов и решительно толкнул эту дверь. Колокольчик приветствовал его мелодичным звуком.
— Добрый вечер. Вы хозяин магазина?
Из-за антикварной конторки показалась седая, стриженая ёжиком голова, и вкрадчивый мурлыкающий голос ответил:
— Да, здравствуйте. Выбираете подарок к Рождеству?
Рео достаточно было бросить только один беглый взгляд на этого человека, чтобы перед мысленным взором развернулась вся картина его жизни. В прошлом он был «чёрным археологом» и перекупщиком краденого, а на старости лет уверовал в Бога и открыл собственный антикварный магазинчик, о котором мечтал всю свою бурную молодость. Конечно, в его заведение и сейчас заходили не только покупатели, здесь до сих пор собирались люди определённого круга, да и товар на реализацию приносили разный. Но этот человек, многое повидавший и хорошо знавший жизнь, был осторожным, как кот, и хитрым, как лис, поэтому его дело процветало.
В этом мире Рео имел вид обычного студента, так что на улице никто не обращал на него внимания. Но хозяин магазина, едва глянув на нового посетителя сквозь толстые стёкла своих очков, сразу вылез из-за конторки и поспешно шагнул навстречу с приветливой, даже немного робкой улыбкой.
— Проходите, молодой человек. Такой гость, как вы, здесь впервые. Похоже, сам Господь благословил сегодня мой скромный магазин. Кофе?
Рео смущённо кивнул: раз уж в нём признали ангела, отказываться не полагалось. Но было бы неловко просто так сидеть здесь, греться и ждать угощения… Оглянувшись, Рео заметил в углу пианино. Пыли на старом инструменте не было, следы облупившегося лака были аккуратно затёрты мастикой, а на крышке лежала накрахмаленная кружевная салфетка. Но всё равно создавалось впечатление, что на этом пианино давно никто не играл.
— Можно?
Хозяин, уже вовсю колдовавший над плиткой и кофеваркой, проследил за взглядом гостя и воскликнул с радостным удивлением:
— Конечно! Но, честно говоря, я даже не знаю… возможно, оно расстроено, я не силён в музыке. Вы первый, кому пришло в голову на нём поиграть.
Рео откинул крышку инструмента и нажал на клавиши. Старое пианино было не просто расстроено, оно было сломано. Обычный человек не смог бы играть на нём. Но для ангела это не имело никакого значения. Придвинув антикварный стул, стоявший у другой стены, Рео на секунду закрыл глаза и заиграл мелодию, которая сейчас, в эту самую минуту, рождалась в его сердце. В ней, повторяя узор кружевной салфетки, сплетались морозный воздух и радостное ожидание праздника, звук медного колокольчика и уютное тепло магазина. Печаль и нежность. Свет и любовь. Надежда на чудо…
Чистая, красивая мелодия плыла, окутывая пространство, наполненное старыми вещами, и улетала дальше — из открытой форточки на улицу. Запах свежего кофе смешивался с едва уловимым запахом скипидара, которым был натёрт паркетный пол, а ещё — с лёгким ароматом восточных благовоний, исходившим от полки с индийскими статуэтками. Хозяин очень старался, чтобы в его магазине не пахло ветхостью и пылью, ему действительно хотелось, чтобы эти редкости, пусть порой приобретённые не совсем честным путём, нашли здесь вторую молодость. Этот человек любил своё дело — искренне любил, всем сердцем, и тайно мечтал получить от Бога прощение за грехи своей юности. Именно поэтому Рео сегодня зашёл в его магазин.
Когда кофе был готов, а гость и хозяин уже устроились за круглым столом, покрытым плюшевой скатертью, тоже антикварной, у двери снова звякнул колокольчик.
— Извините, пожалуйста. Это здесь сейчас играли на пианино?
На пороге появилась девочка — подросток лет двенадцати — укутанная в вязаный серый снуд**, из которого лишь едва виднелся покрасневший от холода кончик носа. Но её глаза блестели таким восторгом, что Рео сразу почувствовал, как его озябшее сердце наполняется нежной радостью.
— Да, я играл. Вот на этом пианино.
— Не может быть! Оно же сломанное! — воскликнула девочка и тут же, спохватившись, пояснила: — Это наше пианино. Прежде чем сдать его сюда, бабушка вызывала мастера, и он сказал, что оно слишком старое, чинить уже нельзя, нужно только реставрировать.
Девочка смущённо стояла у двери, не решаясь пройти внутрь, и прижимала к груди молитвенно сложенные руки в тёплых варежках. Рео знал, что на Новый год она попросила у Деда Мороза чудо. Не подарок, не цирковой фокус, а настоящее чудо. Такое, которого не купишь за деньги, и память о котором могла бы согревать её в будущем в трудные минуты. Чтобы взрослый человек продолжал двигаться вперёд, не опуская рук от отчаяния, порой и правда бывает достаточно только одного яркого воспоминания о чуде, случившемся с ним в детстве.
Переведя взгляд с радостного лица своего гостя на девочку, хозяин магазина приветливо улыбнулся:
— Проходите, барышня. Вы очень вовремя: мы как раз собираемся пить кофе. Сейчас принесу ещё одну чашку.
Его мурлыкающий голос был мягким и ласковым. Девочка в ответ весело зажмурилась. Выбравшись из своего шарфа, она достала из рюкзака пакет с пирожными, которые только что купила в соседней кондитерской, и придвинула к столику третий стул.
Рео тоже был счастлив: сегодня его песню услышали те, кому это было действительно необходимо. В этот вечер накануне Рождества и для него случилось чудо…
А потом они вместе — престарелый мошенник, девочка и ангел — пили кофе. Они говорили о музыке, о старинных вещах, о чудесах, которые обязательно случаются накануне светлого праздника с теми, кто верит в них. И о том, что Отец наш Небесный видит всё и знает всё о каждом.
__________________
*Рождественский вертеп — скульптурная композиция или театрализованное представление, воспроизводящее сцену рождения Христа.
**Снуд — замкнутый в кольцо широкий мягкий шарф.
Рео глубже засунул в карманы руки, замёрзшие даже в меховых перчатках, вздохнул и тут же закашлялся, почувствовав, как морозный воздух сразу обжёг ему горло. Рео — немного странное имя, к которому он до сих пор никак не мог привыкнуть. Впрочем, неважно. Важно лишь то, что на таком холоде невозможно петь. А ведь это — его цель, его миссия, его предназначение; ангел, который не поёт, обречён.
Они вместе с братом спустились сюда, потому что так пожелал Отец. И как-то сразу получилось, что брат радостно принял в своё сердце всё, что увидел здесь, полюбил этот мир. Но Тео — демон, он слишком легко относится к местным правилам, не видя ничего плохого в том, чтобы их нарушать. А дразнить людей и смеяться над ними он любил всегда. Рео же, в отличие от брата, с каждым днём всё острее чувствовал, что этот мир не принимает его, не желает его присутствия, словно ангелу совершенно нечего здесь делать. От собственной бесполезности его охватывала тоска, и каждая новая песня становилась всё печальнее.
«Наверное, скоро мне придётся просто уйти», — размышлял Рео, оглядываясь по сторонам. Город вокруг шумел, блестел и переливался праздничными огнями, словно рождественский вертеп*. В глазах случайно встреченных людей отражались их нескончаемые проблемы, и было совершенно ясно, что никому здесь не нужна дарующая надежду песня ангела. Рео едва заметно усмехнулся. «Ну да, конечно. Тео с самого начала говорил, что достучаться до людей можно, только больно задев их самолюбие. Здесь все такие прагматичные, даже дети. Зачем мечтать о том, чего нельзя получить за деньги? Ведь настоящим чудом перед другими не похвастаешь, не то что новым смартфоном…»
Вдруг совсем рядом раздался чей-то пьяный смех. Рео вздрогнул и обернулся: из ближайшего магазина на улицу выходили двое парней.
— Ха-ха, братан, я же говорил, делать тут нечего. Дарить крутой тёлочке барахло из комиссионки — полный отстой. Погнали лучше в ювелирный!
Второй парень хмуро согласился кивком головы, и они скоро растворились среди прохожих на шумной улице.
На вывеске стилизованными под типографский шрифт буквами было выведено слово «КоллекционерЪ», а перед дверью висел начищенный до блеска медный колокольчик. Улыбнувшись светлой улыбкой, которую в последнее время нечасто можно было увидеть на его лице, Рео вытащил руки из карманов и решительно толкнул эту дверь. Колокольчик приветствовал его мелодичным звуком.
— Добрый вечер. Вы хозяин магазина?
Из-за антикварной конторки показалась седая, стриженая ёжиком голова, и вкрадчивый мурлыкающий голос ответил:
— Да, здравствуйте. Выбираете подарок к Рождеству?
Рео достаточно было бросить только один беглый взгляд на этого человека, чтобы перед мысленным взором развернулась вся картина его жизни. В прошлом он был «чёрным археологом» и перекупщиком краденого, а на старости лет уверовал в Бога и открыл собственный антикварный магазинчик, о котором мечтал всю свою бурную молодость. Конечно, в его заведение и сейчас заходили не только покупатели, здесь до сих пор собирались люди определённого круга, да и товар на реализацию приносили разный. Но этот человек, многое повидавший и хорошо знавший жизнь, был осторожным, как кот, и хитрым, как лис, поэтому его дело процветало.
В этом мире Рео имел вид обычного студента, так что на улице никто не обращал на него внимания. Но хозяин магазина, едва глянув на нового посетителя сквозь толстые стёкла своих очков, сразу вылез из-за конторки и поспешно шагнул навстречу с приветливой, даже немного робкой улыбкой.
— Проходите, молодой человек. Такой гость, как вы, здесь впервые. Похоже, сам Господь благословил сегодня мой скромный магазин. Кофе?
Рео смущённо кивнул: раз уж в нём признали ангела, отказываться не полагалось. Но было бы неловко просто так сидеть здесь, греться и ждать угощения… Оглянувшись, Рео заметил в углу пианино. Пыли на старом инструменте не было, следы облупившегося лака были аккуратно затёрты мастикой, а на крышке лежала накрахмаленная кружевная салфетка. Но всё равно создавалось впечатление, что на этом пианино давно никто не играл.
— Можно?
Хозяин, уже вовсю колдовавший над плиткой и кофеваркой, проследил за взглядом гостя и воскликнул с радостным удивлением:
— Конечно! Но, честно говоря, я даже не знаю… возможно, оно расстроено, я не силён в музыке. Вы первый, кому пришло в голову на нём поиграть.
Рео откинул крышку инструмента и нажал на клавиши. Старое пианино было не просто расстроено, оно было сломано. Обычный человек не смог бы играть на нём. Но для ангела это не имело никакого значения. Придвинув антикварный стул, стоявший у другой стены, Рео на секунду закрыл глаза и заиграл мелодию, которая сейчас, в эту самую минуту, рождалась в его сердце. В ней, повторяя узор кружевной салфетки, сплетались морозный воздух и радостное ожидание праздника, звук медного колокольчика и уютное тепло магазина. Печаль и нежность. Свет и любовь. Надежда на чудо…
Чистая, красивая мелодия плыла, окутывая пространство, наполненное старыми вещами, и улетала дальше — из открытой форточки на улицу. Запах свежего кофе смешивался с едва уловимым запахом скипидара, которым был натёрт паркетный пол, а ещё — с лёгким ароматом восточных благовоний, исходившим от полки с индийскими статуэтками. Хозяин очень старался, чтобы в его магазине не пахло ветхостью и пылью, ему действительно хотелось, чтобы эти редкости, пусть порой приобретённые не совсем честным путём, нашли здесь вторую молодость. Этот человек любил своё дело — искренне любил, всем сердцем, и тайно мечтал получить от Бога прощение за грехи своей юности. Именно поэтому Рео сегодня зашёл в его магазин.
Когда кофе был готов, а гость и хозяин уже устроились за круглым столом, покрытым плюшевой скатертью, тоже антикварной, у двери снова звякнул колокольчик.
— Извините, пожалуйста. Это здесь сейчас играли на пианино?
На пороге появилась девочка — подросток лет двенадцати — укутанная в вязаный серый снуд**, из которого лишь едва виднелся покрасневший от холода кончик носа. Но её глаза блестели таким восторгом, что Рео сразу почувствовал, как его озябшее сердце наполняется нежной радостью.
— Да, я играл. Вот на этом пианино.
— Не может быть! Оно же сломанное! — воскликнула девочка и тут же, спохватившись, пояснила: — Это наше пианино. Прежде чем сдать его сюда, бабушка вызывала мастера, и он сказал, что оно слишком старое, чинить уже нельзя, нужно только реставрировать.
Девочка смущённо стояла у двери, не решаясь пройти внутрь, и прижимала к груди молитвенно сложенные руки в тёплых варежках. Рео знал, что на Новый год она попросила у Деда Мороза чудо. Не подарок, не цирковой фокус, а настоящее чудо. Такое, которого не купишь за деньги, и память о котором могла бы согревать её в будущем в трудные минуты. Чтобы взрослый человек продолжал двигаться вперёд, не опуская рук от отчаяния, порой и правда бывает достаточно только одного яркого воспоминания о чуде, случившемся с ним в детстве.
Переведя взгляд с радостного лица своего гостя на девочку, хозяин магазина приветливо улыбнулся:
— Проходите, барышня. Вы очень вовремя: мы как раз собираемся пить кофе. Сейчас принесу ещё одну чашку.
Его мурлыкающий голос был мягким и ласковым. Девочка в ответ весело зажмурилась. Выбравшись из своего шарфа, она достала из рюкзака пакет с пирожными, которые только что купила в соседней кондитерской, и придвинула к столику третий стул.
Рео тоже был счастлив: сегодня его песню услышали те, кому это было действительно необходимо. В этот вечер накануне Рождества и для него случилось чудо…
А потом они вместе — престарелый мошенник, девочка и ангел — пили кофе. Они говорили о музыке, о старинных вещах, о чудесах, которые обязательно случаются накануне светлого праздника с теми, кто верит в них. И о том, что Отец наш Небесный видит всё и знает всё о каждом.
__________________
*Рождественский вертеп — скульптурная композиция или театрализованное представление, воспроизводящее сцену рождения Христа.
**Снуд — замкнутый в кольцо широкий мягкий шарф.
