Часть 1. Сердце леса
Древний лес обступает тебя со всех сторон. Ты бежишь. Ноги сбиты в кровь, лицо перепачкано. Сколько раз ты падала, путаясь волосами в корявых ветвях, словно нарочно преграждающих путь. И сколько раз поднималась — сжимая зубы, отчаянно хватаясь исцарапанными руками за выступы скал, за корни деревьев, даже просто за воздух. Тени мчались за тобой, то настигая, то удаляясь, и, выбегая на просвет, ты снова измученно оглядывалась. Где они? Кто они? Откуда ждать нападения?
Это враги. Но сколько бы ты ни вглядывалась в лесную чащу, всё равно не могла рассмотреть их лиц. Они уверенно преследовали тебя, гнали вперёд, заставляя бежать без остановки — и ты мчалась точно по тому маршруту, который они для тебя приготовили. В этой погоне ты была жертвой, они охотниками. Роли были заранее распределены, потому что ты и раньше была жертвой… Всегда была.
Эта мысль внезапно озаряет сознание.Тяжело дыша, ты останавливаешься и вскидываешь голову к небу. Потоки солнечных лучей водопадом обрушиваются вниз, золотят зелёную хвою вековых сосен, стекают по их стволам прямо в траву — к твоим ногам. Ты не замечала этого в пылу погони. Ты совсем позабыла о том, что где-то в лунной полночи ждёт тебя твоя богиня. Её лицо светло и ясно, её вещий взгляд пронзает пространство, а хрустальный голос, похожий на звуки одинокой скрипки в ночи, зовёт тебя. Но, привыкнув чувствовать себя жертвой, ты никогда прежде не слышала этого голоса.
Ты привыкла спасаться от людской жестокости, от обстоятельств, способных сломить и растерзать. Привыкла прятаться, и страх стал твоим постоянным спутником. Ты всё это время просто убегала от самой себя и от жизни. От своих чувств, похожих на водопад солнечных лучей. От своих снов, с неясной тоской зовущих к новым вершинам. Твоя богиня — древнее мудрое существо с оленьими рогами — ткала для тебя эти сны из лунного блеска и хмельного ветра.
Ты взволнованно вдыхаешь хвойный аромат древнего леса и понимаешь — вот он, тот самый рубеж, за которым начинается новая жизнь. На самом деле ты никогда не была одинока, просто в суете привыкла не замечать этого. Волшебное полотно твоей судьбы охватывает прошлое, настоящее и будущее. И, вслушиваясь в голос своей богини, всё отчётливее звучащий в сердце, ты начинаешь видеть.
Когда-то ты была сильной и гордой, как эти сосны, стремительной, как этот ветер, и прекрасной, как этот солнечный свет. А рядом с тобой плечом к плечу стояли такие же сильные, гордые и прекрасные подруги. Вы вместе шли вперёд, и вся ваша жизнь была похожа на ритуальный танец. Вы сражались, любили и пели, и лучшие мужчины были очарованы свободой вашего духа и огнём ваших крепких тел. Как вышло, что теперь ты забыла об этом?
Беги же! Сверни с той жалкой тропы, что проторили для тебя твои страхи и сомнения. Спеши на зов прекрасной девы с оленьими рогами, свивающей под луной нить твоей новой судьбы. Если ты когда-то могла прямо и твёрдо смотреть жизни в глаза, почему не сможешь теперь? Здесь, в сердце древнего леса, у подножия высокой сосны, которая пронзает миры, словно пущенная из лука стрела, — тот рубеж, за которым нет места страху.
Сделай первый шаг…
Часть 2. Следы на снегу
Здесь было слишком много следов. Слишком много! Я в отчаянии остановился в том месте, где когда-то стоял красивый высокий забор, а сейчас не осталось даже сгнивших досок. Сад моей души был полностью разорён.
Следы тяжёлых тракторных колёс взрывали землю, размокшую от бесконечных осенних дождей, словно в попытке вывернуть её наизнанку. Рядом с ними отпечатки шин бесчисленных легковушек казались почти незаметными. Машины прокладывали себе путь, не замечая ничего вокруг, и об этом свидетельствовали поломанные яблони и вмятые в землю кусты. О том, что здесь когда-то были ещё и клумбы, цветущие до самых холодов, я лишь смутно припоминал: сейчас те яркие каскады бесследно исчезли, и на их месте уже давно пролегала ровная дорога, сбитая почти в асфальт чужими шагами. Острые отпечатки женских каблуков смешивались на ней с тяжёлыми следами мужских ботинок. В одном месте за следами тянулась дорожка крови, в другом кого-то отчаянно рвало…
— Хватит!
Мой хриплый крик прорезал низкое небо и растворился в пустоте. Как бы долго я ни отсутствовал, и какими бы серьёзными ни были причины, но теперь я здесь. И это — мой сад! Пусть в нём уже не осталось ничего, что напоминало бы мне обо мне самом, я больше не собираюсь никуда уходить. А всем, кто так радостно успел здесь потоптаться, пора, наконец, узнать, кто настоящий хозяин этого места.
Я решительно поднял руку и скомандовал:
— Снег.
В то же мгновение поднялся ветер, а из тяжёлых серых туч посыпались белые хлопья. Снег ложился на мокрую, истерзанную землю, бережно укрывая её, укутывая слой за слоем в пуховое одеяло. Я смотрел на это в каком-то завороженном оцепенении. Следы чужих обид исчезали из моей памяти так же быстро, как из-под ног исчезали следы чужих сапог и машин. Скоро не стало видно даже стволов поломанных деревьев — толстый слой снега сгладил все неровности, приглушил все краски и погасил кипящий во мне гнев.
Когда снегопад прекратился, я, почти успокоившись, снова поднял руку и произнёс второе повеление:
— Забор.
Вокруг ровного белого пространства выросли высокие стены. Надёжная глухая ограда с одной маленькой дверцей, ведущей во внешний мир. Для неё тоже стоило бы сотворить прочный затвор, подумал я. Но не успел этого сделать. Потому что в этот момент дверца приоткрылась, и ватная тишина почтительно расступилась, потревоженная робким серебристым голосом:
— Как красиво!
На снежном покрывале отпечаталась цепочка лёгких следов. Красные сапожки, красное пальто, вязаная шапочка и длинный шарф, упавший с худеньких плеч и волочащийся сзади, словно ленивая змея. Не скрывая досады, я взглянул на девочку. «Убирайся отсюда! Здесь уже побывали тысячи таких, как ты! С меня довольно! Сейчас я поставлю на дверь надёжный замок, и тогда больше никто и никогда не сможет сюда войти!» Мне хотелось бросить ей это в лицо, выразив тем самым всю накопившуюся боль и обиду, но я почему-то промолчал.
Впрочем, она, казалось, всё поняла без слов. Опустив голову, вдруг заметила свой упавший шарф и, поспешно подобрав его, пробормотала:
— Прости, пожалуйста. Просто я вдруг вспомнила, что здесь когда-то был чудесный сад, и так захотелось хоть одним глазком посмотреть на него снова!
Мы стояли напротив друг друга, и теперь я отчётливо видел, что никакая это не девочка. Потому что «чудесный сад», про который она говорила, остался далеко позади — в моём детстве. Хотя, если подумать, сколько лет прошло с тех пор? И сколько сейчас лет мне самому? Смущённо улыбнувшись незнакомке, я подошёл к забору и уверенным голосом произнёс третье заклинание:
— Ключ.
В дверце вместо тяжёлого засова, о котором я с наслаждением думал совсем недавно, появилась аккуратная замочная скважина, а на моей ладони заблестели два драгоценных ключа.
— Сейчас зима, — сказал я, протягивая моей странной гостье ключ, такой же серебряный, как её голос. — Земля отдыхает. Приходи весной, если захочешь. Я буду сажать новые деревья.
Её ладонь оказалась очень тёплой, и это почему-то вдруг согрело моё сердце. Она взяла ключ и, бережно спрятав его в карман красного пальто, улыбнулась светлой улыбкой:
— Тогда я принесу рассаду, можно? Здесь обязательно должны быть цветы!
— Хорошо, — кивнул я на прощание и, заперев за ней калитку, тихо добавил: — Я буду ждать.
Сейчас мой дремлющий под снегом сад пересекала только одна цепочка следов, и меня это вполне устраивало.
Часть 3. Карнавальная маска
Смотри, милая, это — люди. Странные создания! Мы для них — красивый аксессуар, игрушка, карнавальная маска. Прячут за нашей личиной своё лицо, скрывают горе, стыд, тысячу разных чувств, притворяются, играют. Наша улыбка для них фальшива, наши глаза — лишь прорези для их взгляда. Мы — ложь и мишура, символ греха и разврата. Это люди, милая, это люди…
Кто из них видит нас настоящими? Знает что-то о нашей жизни? Кто хотя бы задумывался о том, существует ли эта жизнь без их лица? Его не видно за нашей пёстро раскрашенной личиной, его как бы нет, но лишь собственное лицо они считают единственно достойным внимания! Хотя, может, к лучшему, что люди ничего о нас не знают?
Иначе давно бы увидели за пустыми прорезями глазниц дверь в тот мир, куда им дорога закрыта. О, они бы лопнули от зависти, изошли ядом, узнав, что наши истинные глаза отражают свет, потерянный их душами! За этими прорезями — сказка их детства, о котором многие так горько сожалеют, праздник их юности, солнце их несбывшейся мечты и совершенства. Но разве стоит делиться подобными дарами с теми, кто сам оттолкнул протянутую руку жизни, променяв всю радость мира на грязь и пошлость, глупую мышиную возню?
Молчи, милая, молчи и смейся для них своей красивой, пустой, фальшивой улыбкой! Смотри в их глаза их собственными глазами и забирай без сожаления их жизнь и радость! Тот, кто пришёл с нашей помощью сеять ложь, сам будет жестоко обманут! Ты узнаешь, как это сладко — карать предательство, издеваться над пороком, слой за слоем снимая с их глупых лиц кожуру самодовольства. Их взгляд потускнеет, затянется серой плёнкой безысходности, тогда как в твоём по-прежнему будет плескаться безбрежный океан блаженства; их лица сжурятся, как печёное яблоко, покроются морщинами, но ты навсегда останешься молодой и прекрасной. Ты будешь жить отвергнутой ими жизнью и собирать всеобщее восхищение, то самое, которое могли бы собрать они, если бы у них хватило смелости творить во славу любви и от имени своего сердца!
Но, может быть, тебе повезёт, и однажды, когда ты устанешь от пёстрого карнавала бесполезной суеты, вдруг появится твой единственный печальный Пьеро: тот, кому не нужна маска, но кому её так не хватает… Он возьмёт твоё лицо в свои ладони, будет гладить твои раскрашенные щёки пальцами, истосковавшимися по кистям, резцу или перу. Заглянув в прорези твоих глаз, он увидит свет и счастье — величественный, прекрасный мир, полный совершенства изначального замысла. Он будет целовать твои губы и орошать слезами разноцветные перья волос. И когда он всё же решится приложить своё лицо к твоему (не для того, чтобы скрыться за ним, нет! — но чтобы хоть на миг попытаться увидеть мир твоими глазами), ты покроешься трещинами и рассыплешься в его руках. Ты подаришь ему то, что маски могут только хранить и созерцать, а людям дана сила воплотить в реальность. Ты закроешь своей личиной его ранимую душу, позволишь смотреть твоими глазами — уже не на миг, а навсегда. Ты отдашь ему своё чувство прекрасного и умение наслаждаться жизнью — всё, до последней крупинки! Твоя улыбка заиграет на его устах, вы оба станете счастливы, но каждый своим счастьем. Я искренне желаю тебе, милая, найти его, потому что маски создаются только для них — этих странных Пьеро, не похожих на всех прочих людей…
А пока безумствуй в своё удовольствие! Сокрушай гордых, унижай безвольных, осмеивай глупых, обманывай хитрых. Ты же маска, милая! Карнавальная маска.
Часть 4. Предвестие осени
Утро. Твои волосы на белой наволочке гостиничной постели — как пепельная дымка, дрожащая за окном. Уже по-осеннему прозрачная, но всё ещё хранящая отголосок летнего зноя, что трепетным огоньком слабо мигает в его сердцевине. Лежу тихо, едва переводя дыхание: любуюсь, боюсь разбудить. Эти минуты драгоценны, и так сладко осознавать, что сейчас они принадлежат только мне. Хочу до последней капли впитать эту прохладную, спокойную негу. Но безжалостное утро уже разгоняет своими лучами рассветный дым, и лёгкий ветерок, заплутавший средь стен старинного квартала, уже готов сорваться с подушки. Солнце взошло!
День. Цветы и крылья. Оживлённые улицы, пышность парков с синими фонтанами и алыми клумбами. Каждый прохожий, спешащий куда-то по своим делам, напоминает мне тебя, и я невольно вздрагиваю, когда перед глазами вновь проносится кусочек серого ветра: чья-то длинная юбка или развевающийся шарф, лощёный галстук, ремешки на брюках, детский бант или обрывок разговора. Город дразнит и смеётся надо мной. Но я не в обиде. Потому что это твой город: он имеет на это полное право. Я лишь застенчиво усмехаюсь, ныряя в сеть старинных переулков, ловлю взмахи невидимых крыльев вдохновения, словно глоток твоего дыхания. Забываюсь, теряюсь во времени, и вот уже тени вокруг становятся длиннее и резче, а голоса прохожих — громче и нетерпеливее. Лёгкий, почти невидимый дымок превращается в осень, которая всё настойчивее напоминает о себе алыми гроздьями рябин и жёлтыми листьями на подстриженных газонах. Незаметно наступает вечер.
Вечер. Ты появляешься, как птица феникс, окутанная языками пламени. Задорный ритм музыки и танец на булыжной мостовой, в плотном кольце восхищённой толпы. В твоих руках два пылающих веера, они тоже танцуют, повторяя каждое движение твоего гибкого тела. Кажется, ещё немного, и эти огненные крылья унесут тебя ввысь. Я отступаю в тень, выхожу из круга, где огонь и дым перемешан с аплодисментами. Мне становится страшно: если ты улетишь, я не смогу догнать тебя. Мне нет места в твоём небе — иссиня-чёрном, лишь немного подсвеченном заревом вечерних огней. Я вдыхаю воздух твоего города, но на губах оседает лишь противный привкус керосина. И пытаясь поймать в объятия огненный вихрь, ощущаю лишь пустоту. Но твой танец окончен, ты улыбаешься зрителям, а девочка-помощница проходит по рядам, собирая деньги в плетёную корзинку. Какой-то мужчина дарит тебе цветы. Я отворачиваюсь и ухожу в ночь.
Ночь. Белые простыни той же гостиницы, серая дымка занавесок на окне с видом на тёмный кирпичный переулок, освещённый единственным фонарём. Шикарный букет, подаренный тебе вечером, сиротливо притулился на полу в пластиковой бутылке из-под фанты. Ты смеёшься и надкусываешь дешёвый пирожок из ближайшего ларька. Я пью чай — и в нём за пряным вкусом корицы уже проступает горечь осенних листьев, сгорающих в кострах неизбежности. Ты снова ветер, не огонь. Но моё сердце не может забыть твоих пылающих крыльев и твоего чернильного неба. Оттого мои поцелуи горьки, а объятия жадны. Эта ночь будет бесконечной, но всё-таки и она когда-нибудь растает. Что мне в этот миг останется от тебя? Лишь лёгкий серый дымок рассвета и первое утро осени…
Часть 5. В едином огне
Милый, сколько тебе нужно нежности? Любви, тепла руки, протянутой через пространство?…
Ты сейчас сидишь в своей мастерской один, ты художник. Пёстрая жизнь богемы, природная красота и обаяние не способны сделать тебя счастливым: ты умеешь нравиться всем, но не себе. Что бы ты ни сделал, всегда найдётся то, за что можно было бы вынести себе суровый приговор. Печальный финал всех попыток: разочарование, одиночество и дождь… Даже любви друзей, такой преданной и самоотверженной, не хватает, чтобы наполнить твоё тоскующее сердце. Оно бездонно, жадно, ненасытно. Горячее огня в печи и неистовее бега обезумевшей лошади. Твой вдохновенный экстаз и погибель. Но пока оно бьётся, ты должен услышать меня!
Тяну к тебе руки, пробираясь по тонкой ниточке памяти через сны и собственное недоверие. Я похожа на пугливого зверя, на очарованную куклу, и моё сердце так же пусто и ненасытно.
