Воды лесного озера сегодня были спокойны. Мужчина стянул ботинки, закатал брючины выше колена и зашел в воду. Он сделал только два шага, погружая уставшие ноги до икр, и остановился. Короткий свист сорвался с его губ, а где-то поблизости с ним в унисон протяжно зарычало что-то хищное и небольшое.
В лес Нор ушёл ранним утром, за полчаса до рассвета, взяв с собой немного орехов, вместо завтрака. Сейчас же солнце было высоко.
Утро оказалось плодотворным: на рассвете он собрал Ночные листья Двуцветки Пыльцевой. Их необходимо срывать с первыми восходящими лучами солнца, чтобы сохранить столь редкие свойства. Листьев было немного, всего десять, но Микхе, его супруге, их хватит на две настойки: одну чтобы продать на заказ и вторую оставить на запас — мало ли, вдруг пригодится? Настойки с Ночными листьями использовались для втирания в ноги, чтобы убирать тяжесть.
Первые утренние часы после рассвета мужчина посвятил сбору ягод. Их всегда лучше собирать утром, пока не так жарко, пока сил много. Сегодня ему также удалось найти несколько грибов — Микха будет рада. Она давно просила найти хотя бы один съедобный гриб, чтобы сделать мазь для крыльев.
Микха, как и сам Нор, не принадлежали к людям. Они относились к разным родам фэйри и проживали в Черте — деревне, что находится за стенами Схротена. Сама Черта не была обнесена стеной, но покидать границы было запрещено. Сквозь пальцы смотрели только на охотников: у них было разрешение, которое у Нора действовало еще в течение четырех дней. Он обязательно продлит его через неделю после истечения срока, так как уже через четыре дня мужчина обязан отправиться на смену в шахтах, которая продлится семь дней. В конце последнего дня смены фэйри получит оплату в семьдесят пять серебряных — тогда-то можно будет и думать о продлении.
Жизни жителей Черты посвящены были не только работе и семьям, но и вечным поискам о дополнительном заработке. Связано это было с тем, что люди установили слишком суровые требования.
Через две недели, семейству Тибб, необходимо будет провести оплату за проживание в доме, что составляло одну золотую монету. В этом году им удалось собрать почти всю сумму. К сожалению, это были еще не все траты, которые предстояли для семьи, но сейчас мысли мужчины были освобождены от размышлений: он полностью отдавался спокойствию воды и позволял себе расслабиться.
Нор имел особую связь с водой. Она помогала ему отдохнуть от ежедневных тягот жизни, отбросить все мысли и дарила спокойствие. Вода была его стихией, поддерживая своего потомка всеми силами.
Мужчина был достаточно высокого роста, пускай и не был самым высоким среди фэйри. Отличительной чертой его рода были ярко-синие волосы, что уже отросли по плечи и Нору приходилось собирать их в небольшой хвост. Глаза у него были серыми, как и крылья: прозрачных помощников для полета защищала серебристо-серая пыльца, которая и придавала оттенок крыльям. Телосложение у Нора было крепким, да и не могло быть иначе, учитывая то, что мужчина трудился в шахтах. Работа эта была тяжелой и выматывающей, но зато платили за нее сто пятьдесят серебряных монет за месяц. Была у мужчины и отличительная от других фэйри черта: шрам на шее, затрагивающий подбородок. След этот был неровным, ярким. Даже мази Микхи не смогли сгладить последствия ранения железом. Шрам значительно выделялся на светлой коже.
— Ну все, — тихо произнес Нор. — Нам пора возвращаться, Руа. Я провожу тебя, а сам… пойду из леса. Мне уже пора.
Вот только выйти из озера мужчина не успел — его любимица поступила по-своему, лишь бы задержать друга в лесу, ради того, чтобы он больше времени провел с ней.
Руа была мантикорой. Одной из тех, что относились к миниатюрному виду и которые были почти истреблены людьми. Если бы не кожистые крылья, наросты на коленях и защищенный хвост с ядовитым шипом, скрытым в кисточке, она была бы похожа на самую обычную кошку, которые в Черте бродили от дома к дому, не имея своих хозяев. И именно это создание сейчас бросилось в воду, врезаясь головой в ноги мужчины и сбивая того в объятия озера.
— Руа! — рассмеялся Нор, смотря, как хищная красавица вспрыгивает на его грудь и ластится.
Нор потрепал любимицу по голове. Та громко урчала, топталась на груди мужчины и равнодушно относилась к тому, что лапки были мокрыми.
— Я тоже тебя люблю, — прошептал фэйри, не предпринимая попыток встать, поглаживаю Руа по холке. — Давай выходить из воды. Посидим на берегу, пока обсохнем. Но потом я тебя провожу. Меня дома ждут…
Мантикора спрыгнула в воду, затем в два прыжка оказалась на суше и отряхнулась. Нор расположился рядом с любимицей, сев на землю. Руа тут же улеглась на его ноги, продолжая урчать, ластиться, за что тут же получила порцию поглаживаний по мягкой шерстке на боках. Порой он жалел, что домашние животные во всей округе под запретом. Не будь этого закона, Нор не раздумывая привел бы Руа в тот дом, в котором он жил вместе с Микхой.
— Ты бы понравилась Прим… — пробормотал Тибб, прекрасно зная, что не первый раз об этом заговаривает с мантикорой. — Стала бы ей подругой и скрасила ее жизнь… нам еще год бы продержаться. Чуть больше года… а потом будет легче.
Прим, о которой не раз рассказывал Нор своей любимице, была его дочерью. Все было бы не так плохо, родись она законно. Вот только о существовании девочки знали лишь трое: Микха, Руа и сам Нор.
— Знаешь, милая моя, ты бы скрасила не только жизнь Прим, но и нашу… наш дом, конечно, маленький, но какой есть: всего две небольших комнатки, одна кухонька и подвал. Но это наш дом. Тебе бы место нашлось. Спать могла бы на нашей кровати… мышей бы ловила.
Фэйри вздохнул. Находясь рядом с водой, он чувствовал себя лучше. Здесь не было той тяжести, что была в Черте.
Жизнь в городе, в котором проживала семья Тибб, не была легкой. Впрочем, Нор понимал, что она не была легкой ни для кого из фэйри: установлено слишком много законов, слишком много формуляров по прошениям и слишком много бедности. Иной раз мужчине казалось, что вся жизнь состоит из «слишком много…».
К примеру, семье Тибб необходимо было собирать три золотых в год: один золотой для оплаты дома, а два — для оплаты жизни. Годовой доход Нора, благодаря работе в шахте, составлял один золотой и восемьсот серебряных, а Микха получала в садах всего четыреста восемьдесят серебряных и ещё сто восемьдесят монет за уборку и выполнения мелких поручений в доме казначея. Остальную требуемую сумму они набирали благодаря настойкам, мазям, выращиванию, собирательству и охоте.
— Солнце уже высоко… Микха сейчас в садах, — он провел по ушку мантикоры. — А Прим дома… Знаешь, Руа, это невыносимо: прятать собственного ребенка, видеть, как ее крылья осыпаются, и сама она слабеет… нам нужно продержаться чуть больше года. Тогда будет легче. Когда ей исполнится семь, я отведу ее в Лён. Я уже все распланировал, знаю всю дорогу… мы доберемся до Лёна и я оставлю ее недалеко от ворот. Там она сможет найти работу и сможет делать все, чтобы собирать деньги на жизнь.
Подобные разговоры стали уже традицией. Нор знал, что Руа не ответит, да ему и не нужны были слова. Мужчина просто хотел выговориться. В очередной раз поведать о всей той боли, что фэйри хранил в своей душе, ведь о таких тайнах не рассказывают никому: опасно для жизни. Да, у Нора была супруга. Вот только и с ней не обсудить боль струн души, потому что он слишком сильно любил свою Микху и не хотел ее огорчать.
— Я же не могу сказать ей, что я не выношу шахты… — внезапно произнёс Нор и тон его голоса изменился: в одно мгновение потерял все краски, став тусклым и безжизненным. — Там нет солнца… ни единый луч не проникает… и воздух… воздух… он совсем другой… не такой, как в городе или в лесу… Мы проиграли не войну. Мы проиграли жизнь, Руа.
Если бы не крайняя нужда, Нор не стал бы работать на шахтах. Но его семье необходимы были деньги, и мужчина работал на износ, не отказываясь от дополнительных рабочих смен.
— Пора идти… — вздохнул Нор и в его голос вернулись краски, а взгляд просветлел, словно и не было того внезапного откровения.
Мантикора недовольно дернула ушками. Конечно, говорить она не умела, но речь понимала и свято хранила доверенные тайны. Именно поэтому Руа спрыгнула с колен мужчины и лизнула его руку. Язычок у мантикоры был шершавым.
— Я тоже не хочу тебя оставлять, милая моя. Но надо… Листья Двуцветки Пыльцевой не будут ждать вечно, да и ягоды… и гриб… и тушки! Как я мог про них забыть? Ты сегодня молодец: поймала зайца и двух белок. Давай по-честному — заяц тебе, а две белки мне.
Мантикора на его слова лишь фыркнула. Она прекрасно охотилась и в отсутствие Нора, так что могла себя прекрасно прокормить, благо дичь в лесу была всегда, а иной раз можно было полакомиться яйцами. Именно поэтому, когда фэйри встал на ноги и подошел к кустарнику, вытащив спрятанную корзину и достав из нее тушку зайца, хищная красавица подтолкнула тельце косоглазой жертвы головой к Нору.
— Руа, это твое. Без тебя я не поймал бы! — Мужчина покачал головой, схватил зайца и протянул лесной красавице, положил недалеко от неё.
Вот только мантикора продолжила подталкивать тушку к Нору до тех пор, пока тот не был вынужден убрать зайца в корзину.
— Ты слишком добра ко мне.
Нор печально улыбнулся. Он помнил Руа совсем маленьким слепым котенком. Мужчина прекрасно помнил, как покупал молоко, добавлял в него огненных семян и выкармливал кроху. Мантикора была привязана именно к нему и ради него готова была охотиться.
Двумя часами позже мужчина вышел из леса и направился со своей корзиной домой. Он знал, что Руа в лесу в безопасности и понимал, что до опушки она его не проводит. Этого не хотел и сам фэйри, так как отчаянно боялся за свою лесную подругу.
Домой мужчина не стал заходить. Шторы на окнах были плотно задернуты, а дверь заперта. Это означало, что Микха ещё была в садах. Задернуты шторы были и в домах у соседей. В это время многие были на работах и здания по их улочке почти все пустовали. Фэйри никогда не позволяли себе оставлять окна с раскрытыми шторами, если никого не было дома.
Перенеся все утренние лесные трофеи на задний дворик своей обители, Нор прежде всего занялся тушками. Их следовало освежевать, снять шкурки, избавить от когтей, голов и внутренностей. Затем тщательно промыть мясо и взвесить. После следовало обработать шкурки и подготовить их к продаже. После того как Нор закончил работу с тушками, он перебрал и ягоды: цельные на продажу, те что помялись — на стол семьи. После ягод он почистил грибы, порезал их на мелкие кусочки и залил водой в миске. В последнюю очередь он сложил листья в другую миску и накрыл полотенцем — с ними уже будет работать Микха.
Закончив обработку товаров на продажу, Нор сложил все в другую корзинку и отправился в центр города, чтобы как можно быстрее продать все то, что сегодня удалось собрать.
Нор рассчитывал получить за такую корзинку до пяти серебряных. Давно не было таких удачных дней, а все благодаря Руа. Если бы не ее помощь в охоте, то было бы всего двадцать медных монеток.
Семья Тибб проживала в предпоследнем доме на улице Западного ветра. До Торговой улицы, на которой располагались лавки, дорога занимала всего полчаса. Еще час потребовался на то, чтобы продать шкурки, мясо и ягоды. Вот только оплата Нора разочаровала. Он ожидал выручить гораздо больше.
Возвращался домой фэйри с пустой корзинкой, сплетенной из тонких ветвей ивы. Он шел медленно, потому что понимал, что супруга будет дома, и пытался оттянуть разговор с Микхой. Ожидания остались всего лишь ожиданиями: оплата была низкой, даже серебряной монеты не было — жалкие восемьдесят пять медных кругляшей.
Им скоро платить за дом, а спустя полтора сезона — за жизнь. Но денег не хватало, и мужчина судорожно размышлял на тему заработка и где найти такие нужные монеты.
Нор был в бессильной ярости: и в этом году их жизнь на грани, а все потому что у них не получалось копить — семья и так жила впроголодь. Мужчина с ужасом думал о том, что они не способны были бы платить за дочь до ее семилетия.
Их малышка Прим Тибб была незаконнорожденной.
Существование фэйри контролировалось людьми и подчинялось многим законам. Простаки оказались не так просты, смогли подчинить к себе детей природы и контролировали все моменты жизни тех, в чьих жилах сплетались стихии и магия: от рождения и до смерти. С разрешения властей Черты заключались браки, выдавались разрешения на детей, но брак между Нором и Микхой не был официально заключенным: прошение о свадьбе не одобрили. Официально они жили в одном доме и лишь по собственным ритуалам была проведена свадьба.
Беременность Микхи была нежданной для обоих. Их доход не позволял даже рассчитывать на разрешение, не говоря уже о том, что до семилетия ребенка родители платят за собственного ребёнка пятьсот серебряных в год.
Предполагая отрицательный ответ от властей, Микха и Нор все же подали прошение о ребенке. Как и ожидалось — им отказали. Другого выхода, кроме как родить ребенка и скрывать его, у семьи просто не было. Услуги целителя стоили очень дорого, чтобы убить плод во чреве матери. К тому же такой способ сделал бы Микху бесплодной. Да и подкинуть другим фэйри или дому людей тоже было страшно — вычислить роженицу по виду не составило бы труда. Наказание было суровым: казнь не только для рождённого, но и родителей. Об убийстве собственного чада они и думать не могли — за такое сама Мать Природа наказала бы куда худшими последствиями, чем обычным бесплодием.
За время беременности жены Нор обустроил часть подвала под комнатку, проклиная всех за то, что ребенка растить придется тайно, с горечью вспоминая рассказы деда о тех временах, когда их жизни не были подчинены людским законам.
Не обращаясь к целителю за помощью и скрывая свое положение, Микха родила дома дочь. Через три луны ее назвали Примулой, но документы на ребенка не были получены и никакой регистрации так же не было. Налог на жизнь дочери родители тоже не платили.
— Удачно? — тихо спросила Микха, когда Нор зашел домой, оставив корзинку на пороге.
Мужчина лишь вздохнул, достал из кармана куртки мешочек и передал супруге.
— Восемьдесят пять медных монет…
Микха ахнула, положила мешочек на стол и села на стул.
— У нас… не хватит… — прошептала женщина. — Нор, это даже хуже, чем в прошлом году… что мы будем делать?
Мужчина решительно сжал кулаки.
— Отправлюсь завтра на охоту еще раз. Попробую поймать тех странных тварей, за коих в прошлый раз дали с десяток серебряных, — Нор надеялся, что Руа сможет отыскать мелких василисков. — А…
— Спит, — предугадала вопрос супруга женщина. — Она устала. Без солнца ее крылья слишком слабы, почти нет пыльцы… Нор… Ей нужно солнце. Хотя бы немного. Она даже неуверенно ходит, словно каждый шаг причиняет ей боль! Мы ведь можем потерять нашу дочь… мы можем ее потерять…
Мужчина опустился на корточки перед женой, обнял ее ноги и уткнулся лбом в колени Микхи.
— Я что-нибудь придумаю. Обещаю. Я все сделаю ради нашей семьи!
Шанс вывести Прим на улицу во время дневного солнца предоставился через две недели.
