– Я бы хотела, чтобы он остался здесь. Думаю, в привычной обстановке ему будет лучше, нежели в больничной палате.
– Как пожелаете. Я оставлю Эву сиделкой, а после ее сменит другая сестра милосердия, вряд ли ваши горничные смогут... эмм... проделать необходимые манипуляции. Но вы, надеюсь, понимаете, что господин Ларс не простой посетитель, и кому-то следует известить его ведомство о случившемся?
Когда я заявила, что возьмусь и за это, он удовлетворенно кивнул и продолжил. Сказал, что причиной состояния ревизора могла быть внутренняя травма мозга, потому что внешних повреждений он не нашел. Тогда его будут лечить от контузии, если выживет, конечно. Или он впал в оцепенение от психического потрясения, увидев нечто, чего его разум не смог выдержать.
– Травматический невроз, такое случается у солдат, побывавших в бою, или у жертв катастроф, – пояснил господин Крогг. – В этом случае его придется перевозить в лечебницу для душевнобольных, в Сёлванде нет возможности для лечения расстройств психики.
– Это исключено. Ларс не покинет город, тем более в таком состоянии.
– Он может быть опасен для себя и окружающих, Уна, – со вздохом произнес он. – Вы не должны рисковать собой из чувства вины.
– Благодарю за заботу, но дело вовсе не в этом. Я действительно волнуюсь и хочу ему помочь. Тем более что... – я прикусила язык. Братец Ларс. О том, что у нас гораздо больше общего, чем казалось на первый взгляд, не стоило говорить даже врачу. – Лучше скажите, не потерял ли он зрение. Он вроде бы смотрит куда-то, но ни на что не реагирует.
Господин Крогг обнадежил меня, сказав, что уцелевший глаз наверняка здоров. Со вторым пока неясно, но Ларс точно не ослеп.
– Как я и говорил, физически ваш друг почти не пострадал. Постельный режим и хорошее питание – пока это все, что ему нужно. Я буду навещать его, если что-то изменится – посылайте за мной немедля.
Он докурил, тщательно выбил трубку, поднялся, опираясь на спинку кресла, и направился к выходу. Присоединиться к нам за ужином отказался, сказав в свое оправдание, что время уже позднее, а его ждут дома. Я проводила господина Крогга и вернулась к столу.
– Не томите – что с нашим ревизором? – спросил Эмиль, едва я успела присесть. – Евгений любезно рассказал нам о произошедшем, но, сдается мне, о многом умолчал.
Никто не расходился: постояльцы пили вино, слуги выглядывали из коридора, с любопытством прислушиваясь к разговору. Я решила на этот раз не отчитывать их за нарушение приличий: вряд ли кто-то на их месте удержался бы.
– Господин Фогг, мы все волнуемся за нашего дорогого Ларса, но дайте же Уне хотя бы отдышаться! – возразила Ханна, с укором глядя на него бархатными глазами. – Милая, поешьте немного, вы так устали, бедняжка. Как вы только выдержали весь этот кошмар, я боюсь даже вообразить его!
Я благодарно улыбнулась ей и принялась за суп – есть хотелось невыносимо. Наскоро проглотив всю порцию, я пересказала слова врача, сперва пропустив предположение о возможном безумии Ларса. Но оба собеседника выражали столь искреннее сочувствие, что я решилась признаться и в этом: в конце концов, им тоже придется терпеть такое соседство. К счастью, они всецело поддержали мое решение.
– Неужели вы думали, что мы способны вышвырнуть Ларса за порог, да еще после того, как он пожертвовал собой ради спасения его превосходительства и девочки? – укоряла меня Ханна. – Я готова сделать для него все, что в моих силах, и уверена, что господин Фогг тоже не откажет в помощи.
– Разумеется! В свое время мне приходилось сталкиваться с солдатами, пострадавшими от этого недуга, думаю, я смогу быть полезен, – заявил Эмиль. – Ларс должен оставаться здесь, это не обсуждается.
Им явно хотелось продолжить беседу, но я чувствовала себя такой усталой, что еще немного – и задремала бы прямо за столом. Евгений тоже еле сдерживал зевоту. Горячий ужин и вино разморили его.
Извинившись, я простилась со всеми до завтрашнего утра и поднялась, пожелав доброй ночи. Евгений вызвался меня проводить, я смутилась и хотела отказаться – был не самый удачный момент для того, чтобы намекать на наши отношения. Но вспомнила о письмах, которые Фредерик отнес в мой кабинет.
– Не представляю, кто мне мог написать, – рассуждал Евгений, пока мы шли ко мне. – Конечно, у меня в столице были знакомые, даже приятели, но ведь я даже адреса никому не оставил...
“А как насчет приятельниц? – подумала я, ощутив внезапный укол ревности. – Наверняка у него были подружки, на аскета не похож. Почему бы одной из них вдруг по нему не заскучать?”
Но опасения оказались напрасны. На письмах и телеграммах отправителем значился Третий особый отдел Департамента государственной полиции – тот самый, где Ларс состоял на службе, а сам Евгений подрядился внештатным фотографом.
– У вас есть телеграф? – спросил он удивленно, вертя в руках листок.
– Нет, но телеграммы из Нодеборга доставляют гораздо быстрее, чем почту из столицы. Могу я полюбопытствовать, что в ней? Если это не государственная тайна, конечно.
Евгений пробежал глазами несколько строчек. Лицо его приняло совершенно растерянное выражение.
– Мне, кажется, присвоили звание, или взяли в штат, я не особенно в этом разбираюсь. И просят срочно доложить обстановку. Видимо, потому что Ларс в назначенный день не вышел на связь, – он посмотрел на меня вопросительно. – Это что же, я теперь агент полиции? Ерунда какая-то получается!
– У вас есть какие-то предубеждения в отношении полицейской службы? – усмехнулась я и поспешно добавила: – В любом случае, вам нужно немедленно ехать в Нодеборг и телеграфировать в ответ! А пока прочтите письма, наверняка в них все подробно объясняется.
Вместо того чтобы распечатать конверт, он бросил телеграмму обратно на стол и развернулся ко мне. Мы стояли совсем рядом, и теперь оказались лицом к лицу. Он смотрел на меня, чуть прищурившись, и я не выдержала, опустила ресницы.
– Подождет, – произнес он вкрадчиво. – Вы обещали мне разговор, Уна.
– Он будет долгим, а я устала, – его близость волновала, смущала и путала мысли, но мне вовсе не хотелось отдалиться. – Завтра в нашем распоряжении будет весь вечер. Разумеется, после вашего возвращения из Нодеборга.
– Я не собираюсь утомлять вас. Собственно, поговорить я хотел только об одном, но... – он коснулся моего подбородка, провел кончиками пальцев по щеке, обрисовал контур губ, заставив непроизвольно их приоткрыть. – Вы правы. Сейчас это лишнее.
Подняв глаза, я увидела его лицо совсем рядом, и в следующее мгновение он поцеловал меня. Томительно медленно, нежно, словно дразня. Запустил пальцы в волосы на затылке, перебирая пряди, и я подалась навстречу, отвечая на поцелуй беззастенчиво и жадно, не сдерживая себя больше.
Мы прошли долгий и трудный путь, а впереди ждали разочарования, потери, тяжелый груз долга и ответственности. Но это время, лишь несколько часов до рассвета, пусть будет только для нас. Пока мы еще важны друг для друга. Пока еще есть надежда на счастье и любовь, что не угаснет до конца наших дней.
Как странно и непривычно было проснуться в его объятьях. Ощутить щекой дыхание, равномерное и спокойное. Открыв глаза, увидеть его лицо близко-близко: длинные ресницы, чуть дрогнувшие во сне, легкую улыбку на губах, едва заметную щетину, проступившую на скулах и подбородке.
Я не жила затворницей, всякое бывало, но никогда еще никто не засыпал в моей кровати, под одним одеялом, прижимая меня к себе. Пытаясь понять, как так вышло, что этому мужчине удалось с легкостью войти в мой дом и в мою жизнь, я вдруг осознала, что раздета, волосы наверняка растрепались, а лицо сонное, помятое – в таком виде нельзя показываться никому.
Хотелось остаться в его объятьях еще немного, рассматривать его спящего и вдыхать запах теплой гладкой кожи, уткнувшись носом в плечо, но я осторожно попыталась выскользнуть из-под руки. Евгений немедленно открыл глаза, улыбнулся и притянул меня ближе.
– Еще совсем рано, – промурлыкал он, целуя меня в висок. – Давай сегодня пропустим завтрак. Думаю, нам простят.
– У нас кроме завтрака уйма дел, – напомнила я с неохотой. – Тебе нужно ехать на телеграф, не забыл?
Приподнявшись, он склонился надо мной, прижав к кровати. Заставляя мысли о делах разом улетучиться из головы.
– Тебя не было четверо суток, и мир не рухнул. Продержится еще пару часов. – Он потянулся было, чтобы поцеловать меня, но вдруг отпрянул и посмотрел серьезно. – Или ты боишься, что кто-то заметит, как я отсюда выхожу? Что я тебя скомпрометирую?
– Полно тебе, это последнее, что меня заботит. Просто... – я невольно прикусила губу. – Вероятно, мы будем жить долго, гораздо дольше, чем во внешнем мире. У нас впереди очень много времени... на все.
– Уна, мне не хватит вечности, чтобы на тебя насмотреться, – сказал он, склоняясь и проводя губами по моей шее. – И все равно я не хочу уходить прямо сейчас.
Конечно, я сдалась. Стена из сдержанности, приличий и чувства долга, которую я много лет выстраивала вокруг себя, рухнула еще вчера, в один миг, стоило Евгению меня поцеловать. К завтраку мы безнадежно опоздали.
Наверняка обитатели гостиницы о чем-то догадались, но вида никто не подал – осведомились о моем самочувствии и выразили надежду встретиться вечером, посидеть у камина и вдосталь наговориться обо всем. Разве что Фредерик, проходя мимо, бросил в сторону Евгения подозрительный взгляд, но выражать свое недовольство иным образом не решился.
Мы расположились на веранде, намереваясь выпить кофе и разобрать, наконец, корреспонденцию. Ханна и Эмиль деликатно удалились, чтобы нам не мешать. Увы, от матери вестей не было, зато я получила денежный перевод, положенный горожанам, участвующим в борьбе с “нежелательными явлениями”, пару коммерческих предложений и срочное письмо от Департамента полиции.
Вкратце суть его была той же, что и в адресованном Евгению: что происходит в Сёлванде? Где находится его превосходительство губернатор округа Нодеборг, прибывший в город инкогнито? И почему агент не выходит на связь?
– Ларс задержал отчет, – сказал Евгений. Его письмо все же было подробнее. – Не доложил о приезде господина Йессена и не ответил на телеграмму. Мне велено отправить подробный доклад. Что же делать, Уна? Скрыть произошедшее не выйдет – неизвестно, сколько времени Ларс будет не в себе.
– Не нужно ничего скрывать, хуже будет, – отозвалась я, украдкой радуясь, что о ситуации с Той Стороной они узнают от Евгения, которому небезразлична судьба Сёлванда. – Сегодня можно ограничиться телеграммой, а до завтра составить отчет. Я попрошу господина Крогга приложить заключение о болезни Ларса. А потом... только ждать.
– Уверен, они этого так не оставят. Что теперь будет с городом? И с нами?
Покачав головой, я попросила его не думать пока об этом. Просто делать, что должно. Он тяжело вздохнул и обмакнул перо в чернильницу. Едва мы закончили, за мной прибыл экипаж.
– Госпожа Соммер, к вам человек от градоначальника! – доложила Бриджит. – Просит ехать в ратушу немедленно, говорит, вас вызывают для объяснений.
– Передай, что скоро буду.
Горничная поклонилась и скрылась за дверью, а мы с Евгением переглянулись. Наверняка в моем взгляде он уловил тревогу, нахмурился, накрыл мою ладонь своей:
– Хочешь, поедем вместе.
– Не выйдет, он вызвал только меня, – через силу улыбнувшись, я сжала его руку. – Лучше поезжай в Нодеборг, не медли! Только... если вдруг почувствуешь себя дурно, брось все и поворачивай назад. Кто знает, вдруг и ты тоже...
Боясь увидеть, как он отреагирует на такое предположение, я опустила ресницы.
– Заражен? Даже если и так – что с того, я не боюсь, в отличие от Ларса. Напротив, это бы сблизило меня с тобой, и я был бы рад.
– Мы и без того уже сблизились, – шепнула я едва слышно. – Гораздо сильнее, чем я могла себе позволить. Но сейчас не время это обсуждать. Нам обоим пора. Возвращайся скорее, я буду ждать.
Наскоро переодевшись в наряд, подходящий случаю, я спустилась в холл и сообщила, что готова. Провожаемая взволнованными взглядами, села в коляску, и кучер хлестнул лошадей – наверняка получил приказ доставить меня немедленно.
Экипаж грохотал по мостовой, распугивая прохожих, и казалось, изо всех окон смотрят нам вслед. Торопиться здесь было не принято, суетиться – неприлично для уважающего себя господина. Спешка означала, что произошло нечто из ряда вон выходящее даже для Сёлванда, привычного к странностям.
За короткое время, пока мы добирались до центральной площади, я пришла в совершеннейшее замешательство. Родившись и прожив всю жизнь в Сёлванде, нынешнего градоначальника, господина Оливера Гротта, я видела от силы пару раз. А после назначения на должность – всего единожды, в первый год, когда являлась к нему с отчетом о состоянии гостиницы. Тогда он выслушал меня, велел получить у секретаря распоряжения и инструкции и простился на долгие годы. До сего дня.
Господин Гротт слыл затворником. Он редко принимал кого-то лично, предпочитая получать доклады и передавать поручения через своих заместителей и секретаря. Никто не встречал его на променаде, не говоря уже о клубе, приемах и праздничных гуляниях. Лишь несколько приближенных и старых друзей навещали его и не рассказывали никому об этих визитах.
Убежденный холостяк, чудак и мизантроп – так про него говорили горожане, при этом непременно добавляя, что лучшего управителя не найти и без него еще неизвестно, что вокруг творилось бы. Местные жители легко прощали друг другу чудачества.
Но меня он все-таки принял лично. Робея, я зашла в кабинет, неожиданно темный, с наглухо зашторенными окнами. Пришлось ждать пару минут, пока зрение привыкнет, и все это время царила тишина. Лишь когда я взглянула туда, где за широким столом темного дерева возвышалась резная спинка кресла, похожего на трон, темный силуэт, сидевший на нем, произнес глухим голосом:
– Доброго дня, госпожа Соммер. Прошу вас, присаживайтесь.
– Ваше превосходительство, – пролепетала я, поклонившись, разыскала глазами стул для посетителей и расположилась напротив.
– Прошу простить за то, что вынужден принимать вас в темноте – меня снова одолела мигрень. Но если вам неловко – велю принести лампу.
– О нет, не стоит. Я не могу себе позволить причинять вам неудобство. И надеюсь, мой визит не сильно вас утомит.
Со стороны стола раздался короткий сухой смешок.
– Довольно любезностей. Перейдем к делу. Думаю, вы понимаете, зачем я вас вызвал?
– Полагаю, Третий отдел и вам направил телеграмму. Наверняка вас в первую очередь интересует, что случилось с его превосходительством губернатором Нодеборга? С прискорбием вынуждена сообщить, что он мертв. Тому есть трое... двое свидетелей в настоящий момент.
Коротко, но стараясь не упустить основных деталей, я рассказала о нашей экспедиции на Ту Сторону, начиная с исчезновения господина Йессена и Фриды из гостиницы и заканчивая встречей с сущностью, поселившейся в теле девочки. Тот разговор я пересказывать не стала, так и не решив, стоит ли о нем вообще кому-то знать.
– Все ясно. В его гибели я никого из вас не виню, и вряд ли у полиции возникнут к вам вопросы. Даже если пришлют особо дотошного агента, желающего выслужиться на этом деле – первый же визит за реку охладит его пыл, – он снова усмехнулся.
– Как пожелаете. Я оставлю Эву сиделкой, а после ее сменит другая сестра милосердия, вряд ли ваши горничные смогут... эмм... проделать необходимые манипуляции. Но вы, надеюсь, понимаете, что господин Ларс не простой посетитель, и кому-то следует известить его ведомство о случившемся?
Когда я заявила, что возьмусь и за это, он удовлетворенно кивнул и продолжил. Сказал, что причиной состояния ревизора могла быть внутренняя травма мозга, потому что внешних повреждений он не нашел. Тогда его будут лечить от контузии, если выживет, конечно. Или он впал в оцепенение от психического потрясения, увидев нечто, чего его разум не смог выдержать.
– Травматический невроз, такое случается у солдат, побывавших в бою, или у жертв катастроф, – пояснил господин Крогг. – В этом случае его придется перевозить в лечебницу для душевнобольных, в Сёлванде нет возможности для лечения расстройств психики.
– Это исключено. Ларс не покинет город, тем более в таком состоянии.
– Он может быть опасен для себя и окружающих, Уна, – со вздохом произнес он. – Вы не должны рисковать собой из чувства вины.
– Благодарю за заботу, но дело вовсе не в этом. Я действительно волнуюсь и хочу ему помочь. Тем более что... – я прикусила язык. Братец Ларс. О том, что у нас гораздо больше общего, чем казалось на первый взгляд, не стоило говорить даже врачу. – Лучше скажите, не потерял ли он зрение. Он вроде бы смотрит куда-то, но ни на что не реагирует.
Господин Крогг обнадежил меня, сказав, что уцелевший глаз наверняка здоров. Со вторым пока неясно, но Ларс точно не ослеп.
– Как я и говорил, физически ваш друг почти не пострадал. Постельный режим и хорошее питание – пока это все, что ему нужно. Я буду навещать его, если что-то изменится – посылайте за мной немедля.
Он докурил, тщательно выбил трубку, поднялся, опираясь на спинку кресла, и направился к выходу. Присоединиться к нам за ужином отказался, сказав в свое оправдание, что время уже позднее, а его ждут дома. Я проводила господина Крогга и вернулась к столу.
– Не томите – что с нашим ревизором? – спросил Эмиль, едва я успела присесть. – Евгений любезно рассказал нам о произошедшем, но, сдается мне, о многом умолчал.
Никто не расходился: постояльцы пили вино, слуги выглядывали из коридора, с любопытством прислушиваясь к разговору. Я решила на этот раз не отчитывать их за нарушение приличий: вряд ли кто-то на их месте удержался бы.
– Господин Фогг, мы все волнуемся за нашего дорогого Ларса, но дайте же Уне хотя бы отдышаться! – возразила Ханна, с укором глядя на него бархатными глазами. – Милая, поешьте немного, вы так устали, бедняжка. Как вы только выдержали весь этот кошмар, я боюсь даже вообразить его!
Я благодарно улыбнулась ей и принялась за суп – есть хотелось невыносимо. Наскоро проглотив всю порцию, я пересказала слова врача, сперва пропустив предположение о возможном безумии Ларса. Но оба собеседника выражали столь искреннее сочувствие, что я решилась признаться и в этом: в конце концов, им тоже придется терпеть такое соседство. К счастью, они всецело поддержали мое решение.
– Неужели вы думали, что мы способны вышвырнуть Ларса за порог, да еще после того, как он пожертвовал собой ради спасения его превосходительства и девочки? – укоряла меня Ханна. – Я готова сделать для него все, что в моих силах, и уверена, что господин Фогг тоже не откажет в помощи.
– Разумеется! В свое время мне приходилось сталкиваться с солдатами, пострадавшими от этого недуга, думаю, я смогу быть полезен, – заявил Эмиль. – Ларс должен оставаться здесь, это не обсуждается.
Им явно хотелось продолжить беседу, но я чувствовала себя такой усталой, что еще немного – и задремала бы прямо за столом. Евгений тоже еле сдерживал зевоту. Горячий ужин и вино разморили его.
Извинившись, я простилась со всеми до завтрашнего утра и поднялась, пожелав доброй ночи. Евгений вызвался меня проводить, я смутилась и хотела отказаться – был не самый удачный момент для того, чтобы намекать на наши отношения. Но вспомнила о письмах, которые Фредерик отнес в мой кабинет.
– Не представляю, кто мне мог написать, – рассуждал Евгений, пока мы шли ко мне. – Конечно, у меня в столице были знакомые, даже приятели, но ведь я даже адреса никому не оставил...
“А как насчет приятельниц? – подумала я, ощутив внезапный укол ревности. – Наверняка у него были подружки, на аскета не похож. Почему бы одной из них вдруг по нему не заскучать?”
Но опасения оказались напрасны. На письмах и телеграммах отправителем значился Третий особый отдел Департамента государственной полиции – тот самый, где Ларс состоял на службе, а сам Евгений подрядился внештатным фотографом.
– У вас есть телеграф? – спросил он удивленно, вертя в руках листок.
– Нет, но телеграммы из Нодеборга доставляют гораздо быстрее, чем почту из столицы. Могу я полюбопытствовать, что в ней? Если это не государственная тайна, конечно.
Евгений пробежал глазами несколько строчек. Лицо его приняло совершенно растерянное выражение.
– Мне, кажется, присвоили звание, или взяли в штат, я не особенно в этом разбираюсь. И просят срочно доложить обстановку. Видимо, потому что Ларс в назначенный день не вышел на связь, – он посмотрел на меня вопросительно. – Это что же, я теперь агент полиции? Ерунда какая-то получается!
– У вас есть какие-то предубеждения в отношении полицейской службы? – усмехнулась я и поспешно добавила: – В любом случае, вам нужно немедленно ехать в Нодеборг и телеграфировать в ответ! А пока прочтите письма, наверняка в них все подробно объясняется.
Вместо того чтобы распечатать конверт, он бросил телеграмму обратно на стол и развернулся ко мне. Мы стояли совсем рядом, и теперь оказались лицом к лицу. Он смотрел на меня, чуть прищурившись, и я не выдержала, опустила ресницы.
– Подождет, – произнес он вкрадчиво. – Вы обещали мне разговор, Уна.
– Он будет долгим, а я устала, – его близость волновала, смущала и путала мысли, но мне вовсе не хотелось отдалиться. – Завтра в нашем распоряжении будет весь вечер. Разумеется, после вашего возвращения из Нодеборга.
– Я не собираюсь утомлять вас. Собственно, поговорить я хотел только об одном, но... – он коснулся моего подбородка, провел кончиками пальцев по щеке, обрисовал контур губ, заставив непроизвольно их приоткрыть. – Вы правы. Сейчас это лишнее.
Подняв глаза, я увидела его лицо совсем рядом, и в следующее мгновение он поцеловал меня. Томительно медленно, нежно, словно дразня. Запустил пальцы в волосы на затылке, перебирая пряди, и я подалась навстречу, отвечая на поцелуй беззастенчиво и жадно, не сдерживая себя больше.
Мы прошли долгий и трудный путь, а впереди ждали разочарования, потери, тяжелый груз долга и ответственности. Но это время, лишь несколько часов до рассвета, пусть будет только для нас. Пока мы еще важны друг для друга. Пока еще есть надежда на счастье и любовь, что не угаснет до конца наших дней.
Глава 8.2
Как странно и непривычно было проснуться в его объятьях. Ощутить щекой дыхание, равномерное и спокойное. Открыв глаза, увидеть его лицо близко-близко: длинные ресницы, чуть дрогнувшие во сне, легкую улыбку на губах, едва заметную щетину, проступившую на скулах и подбородке.
Я не жила затворницей, всякое бывало, но никогда еще никто не засыпал в моей кровати, под одним одеялом, прижимая меня к себе. Пытаясь понять, как так вышло, что этому мужчине удалось с легкостью войти в мой дом и в мою жизнь, я вдруг осознала, что раздета, волосы наверняка растрепались, а лицо сонное, помятое – в таком виде нельзя показываться никому.
Хотелось остаться в его объятьях еще немного, рассматривать его спящего и вдыхать запах теплой гладкой кожи, уткнувшись носом в плечо, но я осторожно попыталась выскользнуть из-под руки. Евгений немедленно открыл глаза, улыбнулся и притянул меня ближе.
– Еще совсем рано, – промурлыкал он, целуя меня в висок. – Давай сегодня пропустим завтрак. Думаю, нам простят.
– У нас кроме завтрака уйма дел, – напомнила я с неохотой. – Тебе нужно ехать на телеграф, не забыл?
Приподнявшись, он склонился надо мной, прижав к кровати. Заставляя мысли о делах разом улетучиться из головы.
– Тебя не было четверо суток, и мир не рухнул. Продержится еще пару часов. – Он потянулся было, чтобы поцеловать меня, но вдруг отпрянул и посмотрел серьезно. – Или ты боишься, что кто-то заметит, как я отсюда выхожу? Что я тебя скомпрометирую?
– Полно тебе, это последнее, что меня заботит. Просто... – я невольно прикусила губу. – Вероятно, мы будем жить долго, гораздо дольше, чем во внешнем мире. У нас впереди очень много времени... на все.
– Уна, мне не хватит вечности, чтобы на тебя насмотреться, – сказал он, склоняясь и проводя губами по моей шее. – И все равно я не хочу уходить прямо сейчас.
Конечно, я сдалась. Стена из сдержанности, приличий и чувства долга, которую я много лет выстраивала вокруг себя, рухнула еще вчера, в один миг, стоило Евгению меня поцеловать. К завтраку мы безнадежно опоздали.
Наверняка обитатели гостиницы о чем-то догадались, но вида никто не подал – осведомились о моем самочувствии и выразили надежду встретиться вечером, посидеть у камина и вдосталь наговориться обо всем. Разве что Фредерик, проходя мимо, бросил в сторону Евгения подозрительный взгляд, но выражать свое недовольство иным образом не решился.
Мы расположились на веранде, намереваясь выпить кофе и разобрать, наконец, корреспонденцию. Ханна и Эмиль деликатно удалились, чтобы нам не мешать. Увы, от матери вестей не было, зато я получила денежный перевод, положенный горожанам, участвующим в борьбе с “нежелательными явлениями”, пару коммерческих предложений и срочное письмо от Департамента полиции.
Вкратце суть его была той же, что и в адресованном Евгению: что происходит в Сёлванде? Где находится его превосходительство губернатор округа Нодеборг, прибывший в город инкогнито? И почему агент не выходит на связь?
– Ларс задержал отчет, – сказал Евгений. Его письмо все же было подробнее. – Не доложил о приезде господина Йессена и не ответил на телеграмму. Мне велено отправить подробный доклад. Что же делать, Уна? Скрыть произошедшее не выйдет – неизвестно, сколько времени Ларс будет не в себе.
– Не нужно ничего скрывать, хуже будет, – отозвалась я, украдкой радуясь, что о ситуации с Той Стороной они узнают от Евгения, которому небезразлична судьба Сёлванда. – Сегодня можно ограничиться телеграммой, а до завтра составить отчет. Я попрошу господина Крогга приложить заключение о болезни Ларса. А потом... только ждать.
– Уверен, они этого так не оставят. Что теперь будет с городом? И с нами?
Покачав головой, я попросила его не думать пока об этом. Просто делать, что должно. Он тяжело вздохнул и обмакнул перо в чернильницу. Едва мы закончили, за мной прибыл экипаж.
– Госпожа Соммер, к вам человек от градоначальника! – доложила Бриджит. – Просит ехать в ратушу немедленно, говорит, вас вызывают для объяснений.
– Передай, что скоро буду.
Горничная поклонилась и скрылась за дверью, а мы с Евгением переглянулись. Наверняка в моем взгляде он уловил тревогу, нахмурился, накрыл мою ладонь своей:
– Хочешь, поедем вместе.
– Не выйдет, он вызвал только меня, – через силу улыбнувшись, я сжала его руку. – Лучше поезжай в Нодеборг, не медли! Только... если вдруг почувствуешь себя дурно, брось все и поворачивай назад. Кто знает, вдруг и ты тоже...
Боясь увидеть, как он отреагирует на такое предположение, я опустила ресницы.
– Заражен? Даже если и так – что с того, я не боюсь, в отличие от Ларса. Напротив, это бы сблизило меня с тобой, и я был бы рад.
– Мы и без того уже сблизились, – шепнула я едва слышно. – Гораздо сильнее, чем я могла себе позволить. Но сейчас не время это обсуждать. Нам обоим пора. Возвращайся скорее, я буду ждать.
Наскоро переодевшись в наряд, подходящий случаю, я спустилась в холл и сообщила, что готова. Провожаемая взволнованными взглядами, села в коляску, и кучер хлестнул лошадей – наверняка получил приказ доставить меня немедленно.
Экипаж грохотал по мостовой, распугивая прохожих, и казалось, изо всех окон смотрят нам вслед. Торопиться здесь было не принято, суетиться – неприлично для уважающего себя господина. Спешка означала, что произошло нечто из ряда вон выходящее даже для Сёлванда, привычного к странностям.
За короткое время, пока мы добирались до центральной площади, я пришла в совершеннейшее замешательство. Родившись и прожив всю жизнь в Сёлванде, нынешнего градоначальника, господина Оливера Гротта, я видела от силы пару раз. А после назначения на должность – всего единожды, в первый год, когда являлась к нему с отчетом о состоянии гостиницы. Тогда он выслушал меня, велел получить у секретаря распоряжения и инструкции и простился на долгие годы. До сего дня.
Господин Гротт слыл затворником. Он редко принимал кого-то лично, предпочитая получать доклады и передавать поручения через своих заместителей и секретаря. Никто не встречал его на променаде, не говоря уже о клубе, приемах и праздничных гуляниях. Лишь несколько приближенных и старых друзей навещали его и не рассказывали никому об этих визитах.
Убежденный холостяк, чудак и мизантроп – так про него говорили горожане, при этом непременно добавляя, что лучшего управителя не найти и без него еще неизвестно, что вокруг творилось бы. Местные жители легко прощали друг другу чудачества.
Но меня он все-таки принял лично. Робея, я зашла в кабинет, неожиданно темный, с наглухо зашторенными окнами. Пришлось ждать пару минут, пока зрение привыкнет, и все это время царила тишина. Лишь когда я взглянула туда, где за широким столом темного дерева возвышалась резная спинка кресла, похожего на трон, темный силуэт, сидевший на нем, произнес глухим голосом:
– Доброго дня, госпожа Соммер. Прошу вас, присаживайтесь.
– Ваше превосходительство, – пролепетала я, поклонившись, разыскала глазами стул для посетителей и расположилась напротив.
– Прошу простить за то, что вынужден принимать вас в темноте – меня снова одолела мигрень. Но если вам неловко – велю принести лампу.
– О нет, не стоит. Я не могу себе позволить причинять вам неудобство. И надеюсь, мой визит не сильно вас утомит.
Со стороны стола раздался короткий сухой смешок.
– Довольно любезностей. Перейдем к делу. Думаю, вы понимаете, зачем я вас вызвал?
– Полагаю, Третий отдел и вам направил телеграмму. Наверняка вас в первую очередь интересует, что случилось с его превосходительством губернатором Нодеборга? С прискорбием вынуждена сообщить, что он мертв. Тому есть трое... двое свидетелей в настоящий момент.
Коротко, но стараясь не упустить основных деталей, я рассказала о нашей экспедиции на Ту Сторону, начиная с исчезновения господина Йессена и Фриды из гостиницы и заканчивая встречей с сущностью, поселившейся в теле девочки. Тот разговор я пересказывать не стала, так и не решив, стоит ли о нем вообще кому-то знать.
– Все ясно. В его гибели я никого из вас не виню, и вряд ли у полиции возникнут к вам вопросы. Даже если пришлют особо дотошного агента, желающего выслужиться на этом деле – первый же визит за реку охладит его пыл, – он снова усмехнулся.
