Остаток пути он лишь обиженно сопел и время от времени тяжело вздыхал.
Он сел на весла, я заняла место на носу, Евгений – возле кормы. Днем на реке все было иначе. Туман развеялся без следа, а вместе с ним и тишина. Щебетали птицы, стрекотали цикады, в местах, где берег Той Стороны зарос кустарником, что-то возилось в густой листве, шуршало и ломало ветки. Потревоженные плеском весел, тонконогие водяные пауки прыскали наперегонки, и загадочные твари ныряли под воду, поднимая облака ила.
Кругом кишела жизнь, таинственная и скрытная. Евгений напряженно озирался, силясь увидеть что-нибудь необычное, но загадочные обитатели Той Стороны были слишком осторожны, и ему ничего не удавалось толком рассмотреть.
– Мне кажется, кто-то идет за нами вдоль берега, – сказал, наконец, он. – Зверь какой-то. Слышите?
– Не берите в голову. Идет, и пусть себе идет, бояться нечего, в воду он не полезет, – добродушно отозвался Фредерик.
Грести было легко – шли по течению, русло пока было чистым, и настроение угрюмого ворчуна заметно улучшилось. Работа обещала стать приятной прогулкой.
– Получается, существа с Той Стороны не могут пересечь реку? – спросил Евгений, когда мы миновали луг, где утром смотрели на единорогов.
– По какой-то причине на воду ее влияние не распространяется, – ответила я, повернувшись к нему. – И даже то, что перелетело реку и попало к нам, долго не живет, вы и сами сегодня имели случай это наблюдать.
– Тем не менее вы чистите русло. Выходит, что-то все же может перебраться?
– Вероятность есть, – проговорила я уклончиво. – Вы наверняка обратили внимание, что в округе нет ни единого моста. Но мостом может послужить, например, поваленное дерево, поэтому жителям города поручено следить, чтобы ничто не соединило берега. Мы даже жалование за это получаем.
– И хорошо платят?
– Не жалуемся, – буркнул Фредерик и недовольно сверкнул глазами из-под мохнатых седых бровей.
Ему явно не понравилось, что я откровенничаю с пришлым о делах горожан. В общем-то, любой из старожилов Сёлванда отчитал бы меня за подобную несдержанность, здесь было не принято болтать обо всем подряд. Возможно, они были бы правы.
Я покосилась на Евгения, не подозревавшего, что ненароком сунул нос в чужие дела. Мне следовало прийти в себя: он такой же, как другие, просто один из бесконечной вереницы приезжавших в поисках чудес. Рано или поздно навсегда покинет город, не важно, найдет ли то, что ищет, или отправится восвояси ни с чем. Нельзя ни на минуту забывать об этом.
– А что насчет вас? Расскажите, как вы жили там, откуда пришли. Чем увлекались, как зарабатывали на жизнь, – я решила перевести разговор на другую тему, чтобы не провоцировать ссору. Да и к чему себя обманывать – мне хотелось узнать о нем больше.
– В общем-то тем же, что и сейчас, – немного подумав, ответил он. – Я художник и фотограф, без ложной скромности, довольно востребованный. Выставки, интересные заказы, мастер-классы... Моя семья никогда не нуждалась, поэтому я мог себе позволить заниматься тем, что люблю, даже когда это дело не приносило дохода.
– Изнеженный сынок богатых родителей, – прокомментировал Фредерик. Евгений ему не нравился, и он почему-то очень хотел, чтобы тот это понял.
– Я бы попросила вас держать свои выводы при себе! – одернула я его, в который раз замечая, что невыносимый старик не испытывает ко мне и малой доли того почтения, с каким относился к моей матери. Даже когда доживу до седин, для него останусь всего лишь маленькой хозяйкиной дочкой.
– Не стоит, Уна, в целом он прав. Мои родители – состоятельные люди, меня они любят и никогда ни в чем не отказывали, и я не вижу причин этого стыдиться. А если ваш подчиненный считает, будто съемки не настоящая работа, а так, ерунда, то в своем мнении он не оригинален. Правда, если заниматься этой ерундой умеючи, она приносит неплохой доход.
Я украдкой взглянула на него. Евгений сидел вполоборота и по-прежнему любовался окружающей природой. Выглядел он немного задумчивым, но совсем не злым. Слова старика и впрямь не задели его.
– Как я понимаю, вы смогли заработать своими талантами и в Империи. Если нашли средства на поездку сюда.
“Зачем рисковать собой, пытаясь найти выход, которого и вовсе может не быть, если вы можете неплохо устроиться и здесь”, – добавила я мысленно и тут же осадила себя. Нечего. Так я незаметно дойду до того, что начну умолять его не уходить.
Он встретился со мной глазами и будто уловил эти мысли. По его лицу пробежала неясная тень, то ли сомнение, то ли сожаление о чем-то – я не успела разобрать. Через миг он улыбнулся в своей обычной приветливой манере.
– Не жалуюсь, – передразнил он Фредерика, на что тот нахмурился и фыркнул в усы. – Если руки и голова в порядке, везде можно прожить. Но, видите ли, Уна...
– Вам здесь неуютно? – тихо спросила я, когда пауза затянулась непозволительно долго. – Чувствуете себя чужим?
– Нет, что вы! Ваш мир – неплохое место, и к чужакам почти везде, где я побывал, относятся хорошо, гораздо лучше, чем у нас. Мне даже нравится здесь, особенно теперь, когда... – он запнулся. – Но не в этом дело. Верите или нет, меня моя жизнь устраивала, и даже более чем. Я не собирался ничего в ней менять. У меня там было все, понимаете?
– Что – все?
Окинув меня в ответ пристальным взглядом, он покосился на Фредерика и снова замолчал. Все-таки его присутствие тяготило Евгения. Зря, наверное, я затеяла этот разговор именно теперь.
– Простите, не стоило надоедать вам неуместными вопросами. Я вовсе не собиралась предлагать бросить поиски и остаться здесь, – пробормотала я примирительно. Он вскинулся и посмотрел с живым любопытством.
– А вы хотели бы, чтобы я остался?
– Лучше бы по сторонам глядели, молодой господин, чем повесничать, – одернул его Фредерик. – К бамбуковым зарослям подходим, там частенько на воду падает что-то.
Я вспыхнула и отвернулась. Старик смутил меня настолько, что даже не нашлось сил поставить его на место. Выходит, он совершенно прав, что не признает за мной авторитет – я бы тоже не признавала. Веду себя как глупая девчонка, не зря он считает меня таковой.
А ведь он напишет обо всем матери. Как пить дать, напишет – зная ее, я уверена, что мой помощник посылает ей подробные отчеты обо всем. Не удивлюсь, если она поручила ему и за мной присматривать.
“Впрочем, оно будет к лучшему, – думала я, скользя взглядом по частоколу длинных гладких стеблей бамбука. – Пусть убедится, что у меня все еще есть поклонники. Главное, чтобы вздорный старый мизантроп не наплел ей лишнего”.
Будто почуяв чужака, Та Сторона никак себя не проявляла во время нашей прогулки. За бамбуковой рощей, гулко постукивавшей на ветру и отбрасывавшей кружевную тень узких листьев, тянулась заболоченная низина. За ней снова луг, потом берег вздымался крутым оврагом, к краю которого вплотную подступал лес, тихий и сумрачный.
На наше счастье, берег не размыло, сильных ветров давно не бывало, и русло оставалось чистым до того места, где река широко разливалась и разбегалась множеством рукавов, огибая земли Той Стороны. Здесь мы поворачивали обратно.
Чуткий Евгений больше не поднимал в разговоре неудобных тем, и большую часть пути молча рассматривал все вокруг. Но я была уверена – когда настанет подходящий момент, он еще задаст мне множество вопросов. А пока Фредерик украдкой следил за каждым его словом и каждой улыбкой, обращенными ко мне, и я с запоздалой досадой понимала, что напрасно позволила ему присоединиться.
Как бы то ни было, реку мы осмотрели, и оба моих спутника остались вполне довольны поездкой. Мне же она навеяла странное чувство беспокойства и неясного ожидания чего-то. Это было мучительно, ведь жизнь моя давно проходила тихо и размеренно, но я вовсе не жаждала перемен.
Обед мы пропустили. Я распорядилась, чтобы нам с Евгением накрыли стол на веранде. В гостинице не осталось никого из постояльцев – в такой чудесный день они не пожелали сидеть в четырех стенах и отправились на прогулку или в город по делам. Официантка подала обед и удалилась, оставив нас наедине.
– Мне не стоило навязываться, да? – спросил Евгений после того, как мы доели суп в молчании. – Скажите честно. Не хочу быть для вас обузой.
Чтобы быть честной, мне бы пришлось признаться в том, что сама ищу повод быть рядом. И что мысль о его скором отъезде невыносима. Но даже если я об этом скажу, ничего не изменится.
– Подумать только, третьего дня вы уговаривали меня любой ценой отвести вас на Ту Сторону! – усмехнулась я, накладывая ему рагу. – Нет, Евгений, вы вовсе не обуза. Если бы ваше общество было мне неприятно, я бы нашла множество поводов его избежать.
– Выходит, вы проводите со мной время не только потому, что этого требует долг гостеприимной хозяйки?
– Склонность задавать неуместные вопросы не доведет вас до добра, – предостерегла я.
Он извинился и вновь замолчал. Во взгляде его при этом не было ни тени смущения, напротив, он рассматривал меня с нескрываемым интересом.
– Хорошо, давайте поговорим о чем-нибудь безобидном, – сказал он наконец и долил нам вина. – Обедать в полной тишине неуютно, вы не находите?
– С удовольствием. О чем же? – я сделала вид, будто задумалась. – Может быть, о вас?
– Обо мне? Неужели вы действительно хотите узнать меня... – он спохватился, прервался, виновато улыбнулся и продолжил. – Почему именно обо мне? По сравнению с вашей жизнью в моей нет ничего интересного.
– Все любят говорить о себе.
– Кроме вас, – заметил он, и когда я пожала плечами в ответ, неожиданно спросил: – Вы вообще себя не очень-то любите, ведь так?
Почти беззвучно ступая в мягких тапочках, вошла официантка. Убрала со стола, поставила перед нами чай и десерты и так же тихо удалилась. Я растерянно наблюдала за ее ловкими, умелыми движениями, радуясь, что не пришлось отвечать на очередной бестактный вопрос. Лилианн работала здесь столько, сколько я себя помнила, и дело свое знала в совершенстве.
– Милая девушка, – сказал Евгений, проводив ее взглядом. – Только очень серьезная. Я ни разу не слышал ее голоса и не видел улыбки. Она недавно у вас?
– Точно не помню, я была еще ребенком, когда она нанялась, – ответила я, с нескрываемым удовольствием наблюдая, как вытянулось его лицо. – Старая школа, тогда считалось, что обслуга должна как можно меньше занимать внимание посетителей. Лилианн превосходно умеет скрывать свои чувства и быть незаметной, словно тень.
– Вы должно быть шутите? Или она начала работать еще подростком?
– Нет, у нее был достаточно большой опыт и хорошие рекомендации, – я и впрямь забавлялась от души. Очевидно, он слышал о Сёлванде и его жителях далеко не все. – Вы хотите спросить, сколько ей лет, ведь так? Свой возраст она не скрывает, поэтому я не выдам секрета, если отвечу. Лилианн разменяла шестой десяток. Так что отнеситесь к ней с должным почтением и вспомните об этом, если надумаете за ней приударить.
– И в мыслях не имел! – вскинулся Евгений, вызвав у меня смешок. – Но ведь ей на вид никак не больше тридцати! Вы действительно меня не разыгрываете?
Я клятвенно заверила, что это чистая правда, в чем он может лично удостовериться, поговорив с Лилианн. Евгений сказал, что не станет задавать даме подобных вопросов, и покосился на меня подозрительно.
– Мне тридцать два, не мучайтесь. Ну зачем вы так странно смотрите? Это же Сёлванд! Неужели не слыхали легенду о том, что на Той Стороне якобы можно разыскать источник вечной молодости?
– Как ни странно, в это легко поверить. Вы слишком умны для такой юной девушки, каковой кажетесь, – он продолжал смотреть во все глаза, и мне стало немного неловко. – А он в самом деле существует? Источник?
Я ответила, что не удивилась бы. О том, что на самом деле творилось на Той Стороне, никто не имел четкого представления. Но местные жили долго, почти не болели (по крайней мере, обычными для остального мира недугами) и старели невероятно медленно. Мои ровесники внешне почти не изменились с тех пор, как стали взрослыми. Возможно, кому-то и удастся жить вечно, но пока слишком мало времени прошло, чтобы об этом судить.
– Вот оно как, – медленно проговорил Евгений, кончиками пальцев поглаживая пустую чашку. – Теперь мне ясно, что имел в виду Ларс, когда говорил о флюидах.
– Неужели и вправду вам об этом не рассказывали? – я исподтишка всматривалась в его лицо, пытаясь понять, изменилось ли его отношение ко мне, когда оказалось, что вместо девицы лет восемнадцати перед ним почтенная дама.
– Я слышал только об исцелении. Возможно, просто не придал значения тем легендам, ведь меня интересовало другое... Уна? Что-то не так?
– Исцеление, замедление старения... все это правда. И Ларс тоже в чем-то прав: если достаточно времени провести рядом с Той Стороной, что-то в организме меняется, – вздохнув, я опустила ресницы. – Здесь все не так, Евгений. Но вы же говорили, что ищете что-то особенное.
– Получается, пока я остаюсь в Сёлванде, время и надо мной не имеет власти? – увидев, как я кивнула, он скривил уголок губ в усмешке. Кривой, горькой – даже ямочка на щеке не заиграла. – Так вот почему вы здесь никуда не торопитесь. Ну и какова она, вечная молодость?
– Ну, знаете ли! Мне всего лишь тридцать, а не триста!
– Простите. Я и сам не понимаю, как так получается, что я всякий раз задеваю вас своими словами. Меньше всего на свете я хотел вас обидеть.
Сказав это, он накрыл мою ладонь своей. Я ненароком подумала, какие у него красивые руки, длинные пальцы, как у пианиста. Сильные, сухие и теплые, и тепло это мгновенно побежало вверх под кожей, до самого сердца.
– Когда я родилась, мои отец и мать достигли весьма преклонных лет. Они давно смирились с тем, что детей им судьба не подарит, и готовились встретить мирную старость вдвоем, но за рекой стало происходить нечто странное. Тем или иным образом оно воздействовало на людей вокруг. Исцеляло, укрепляло тело, возможно, поворачивало возраст вспять... Как бы то ни было, я появилась на свет вопреки всем ожиданиям и даже законам природы.
Я перевела дыхание, подбирая слова. Меня зачали незадолго после того, как отец подрядился туда ходить. Одним из первых – мать рассказывала, что он вообще любил рискованные авантюры. А ровно через семь дней после моего рождения он ушел и не вернулся, даже его следов больше никто не видел. В какой-то мере я тоже детище Той Стороны, такая же зараженная, как земля за рекой, и дело вовсе не в том, что выгляжу моложе своих лет. Но я не хотела говорить Евгению об этом.
– Отец погиб, когда я была еще младенцем. Наверное, мать сильно горевала, во всяком случае, она так и не вышла замуж второй раз. С момента моего первого воспоминания о ней она ничуть не изменилась. Не постарела. Ее не мучали обычные для такого возраста недуги. Кто знает, не ей ли суждено было стать примером вечной жизни.
Если бы она не покинула Сёлванд. Я вспомнила о последнем письме к ней и запоздало спохватилась – нужно было написать иначе, я ведь не сказала всего, что важно, но уже не переделать, оставалось лишь ждать. Такое часто бывало со мной.
– Что же произошло? – тихо спросил Евгений. – Где она сейчас?
Он сел на весла, я заняла место на носу, Евгений – возле кормы. Днем на реке все было иначе. Туман развеялся без следа, а вместе с ним и тишина. Щебетали птицы, стрекотали цикады, в местах, где берег Той Стороны зарос кустарником, что-то возилось в густой листве, шуршало и ломало ветки. Потревоженные плеском весел, тонконогие водяные пауки прыскали наперегонки, и загадочные твари ныряли под воду, поднимая облака ила.
Кругом кишела жизнь, таинственная и скрытная. Евгений напряженно озирался, силясь увидеть что-нибудь необычное, но загадочные обитатели Той Стороны были слишком осторожны, и ему ничего не удавалось толком рассмотреть.
– Мне кажется, кто-то идет за нами вдоль берега, – сказал, наконец, он. – Зверь какой-то. Слышите?
– Не берите в голову. Идет, и пусть себе идет, бояться нечего, в воду он не полезет, – добродушно отозвался Фредерик.
Грести было легко – шли по течению, русло пока было чистым, и настроение угрюмого ворчуна заметно улучшилось. Работа обещала стать приятной прогулкой.
– Получается, существа с Той Стороны не могут пересечь реку? – спросил Евгений, когда мы миновали луг, где утром смотрели на единорогов.
– По какой-то причине на воду ее влияние не распространяется, – ответила я, повернувшись к нему. – И даже то, что перелетело реку и попало к нам, долго не живет, вы и сами сегодня имели случай это наблюдать.
– Тем не менее вы чистите русло. Выходит, что-то все же может перебраться?
– Вероятность есть, – проговорила я уклончиво. – Вы наверняка обратили внимание, что в округе нет ни единого моста. Но мостом может послужить, например, поваленное дерево, поэтому жителям города поручено следить, чтобы ничто не соединило берега. Мы даже жалование за это получаем.
– И хорошо платят?
– Не жалуемся, – буркнул Фредерик и недовольно сверкнул глазами из-под мохнатых седых бровей.
Ему явно не понравилось, что я откровенничаю с пришлым о делах горожан. В общем-то, любой из старожилов Сёлванда отчитал бы меня за подобную несдержанность, здесь было не принято болтать обо всем подряд. Возможно, они были бы правы.
Я покосилась на Евгения, не подозревавшего, что ненароком сунул нос в чужие дела. Мне следовало прийти в себя: он такой же, как другие, просто один из бесконечной вереницы приезжавших в поисках чудес. Рано или поздно навсегда покинет город, не важно, найдет ли то, что ищет, или отправится восвояси ни с чем. Нельзя ни на минуту забывать об этом.
– А что насчет вас? Расскажите, как вы жили там, откуда пришли. Чем увлекались, как зарабатывали на жизнь, – я решила перевести разговор на другую тему, чтобы не провоцировать ссору. Да и к чему себя обманывать – мне хотелось узнать о нем больше.
– В общем-то тем же, что и сейчас, – немного подумав, ответил он. – Я художник и фотограф, без ложной скромности, довольно востребованный. Выставки, интересные заказы, мастер-классы... Моя семья никогда не нуждалась, поэтому я мог себе позволить заниматься тем, что люблю, даже когда это дело не приносило дохода.
– Изнеженный сынок богатых родителей, – прокомментировал Фредерик. Евгений ему не нравился, и он почему-то очень хотел, чтобы тот это понял.
– Я бы попросила вас держать свои выводы при себе! – одернула я его, в который раз замечая, что невыносимый старик не испытывает ко мне и малой доли того почтения, с каким относился к моей матери. Даже когда доживу до седин, для него останусь всего лишь маленькой хозяйкиной дочкой.
– Не стоит, Уна, в целом он прав. Мои родители – состоятельные люди, меня они любят и никогда ни в чем не отказывали, и я не вижу причин этого стыдиться. А если ваш подчиненный считает, будто съемки не настоящая работа, а так, ерунда, то в своем мнении он не оригинален. Правда, если заниматься этой ерундой умеючи, она приносит неплохой доход.
Я украдкой взглянула на него. Евгений сидел вполоборота и по-прежнему любовался окружающей природой. Выглядел он немного задумчивым, но совсем не злым. Слова старика и впрямь не задели его.
– Как я понимаю, вы смогли заработать своими талантами и в Империи. Если нашли средства на поездку сюда.
“Зачем рисковать собой, пытаясь найти выход, которого и вовсе может не быть, если вы можете неплохо устроиться и здесь”, – добавила я мысленно и тут же осадила себя. Нечего. Так я незаметно дойду до того, что начну умолять его не уходить.
Он встретился со мной глазами и будто уловил эти мысли. По его лицу пробежала неясная тень, то ли сомнение, то ли сожаление о чем-то – я не успела разобрать. Через миг он улыбнулся в своей обычной приветливой манере.
– Не жалуюсь, – передразнил он Фредерика, на что тот нахмурился и фыркнул в усы. – Если руки и голова в порядке, везде можно прожить. Но, видите ли, Уна...
– Вам здесь неуютно? – тихо спросила я, когда пауза затянулась непозволительно долго. – Чувствуете себя чужим?
– Нет, что вы! Ваш мир – неплохое место, и к чужакам почти везде, где я побывал, относятся хорошо, гораздо лучше, чем у нас. Мне даже нравится здесь, особенно теперь, когда... – он запнулся. – Но не в этом дело. Верите или нет, меня моя жизнь устраивала, и даже более чем. Я не собирался ничего в ней менять. У меня там было все, понимаете?
– Что – все?
Окинув меня в ответ пристальным взглядом, он покосился на Фредерика и снова замолчал. Все-таки его присутствие тяготило Евгения. Зря, наверное, я затеяла этот разговор именно теперь.
– Простите, не стоило надоедать вам неуместными вопросами. Я вовсе не собиралась предлагать бросить поиски и остаться здесь, – пробормотала я примирительно. Он вскинулся и посмотрел с живым любопытством.
– А вы хотели бы, чтобы я остался?
– Лучше бы по сторонам глядели, молодой господин, чем повесничать, – одернул его Фредерик. – К бамбуковым зарослям подходим, там частенько на воду падает что-то.
Я вспыхнула и отвернулась. Старик смутил меня настолько, что даже не нашлось сил поставить его на место. Выходит, он совершенно прав, что не признает за мной авторитет – я бы тоже не признавала. Веду себя как глупая девчонка, не зря он считает меня таковой.
А ведь он напишет обо всем матери. Как пить дать, напишет – зная ее, я уверена, что мой помощник посылает ей подробные отчеты обо всем. Не удивлюсь, если она поручила ему и за мной присматривать.
“Впрочем, оно будет к лучшему, – думала я, скользя взглядом по частоколу длинных гладких стеблей бамбука. – Пусть убедится, что у меня все еще есть поклонники. Главное, чтобы вздорный старый мизантроп не наплел ей лишнего”.
Глава 3.3
Будто почуяв чужака, Та Сторона никак себя не проявляла во время нашей прогулки. За бамбуковой рощей, гулко постукивавшей на ветру и отбрасывавшей кружевную тень узких листьев, тянулась заболоченная низина. За ней снова луг, потом берег вздымался крутым оврагом, к краю которого вплотную подступал лес, тихий и сумрачный.
На наше счастье, берег не размыло, сильных ветров давно не бывало, и русло оставалось чистым до того места, где река широко разливалась и разбегалась множеством рукавов, огибая земли Той Стороны. Здесь мы поворачивали обратно.
Чуткий Евгений больше не поднимал в разговоре неудобных тем, и большую часть пути молча рассматривал все вокруг. Но я была уверена – когда настанет подходящий момент, он еще задаст мне множество вопросов. А пока Фредерик украдкой следил за каждым его словом и каждой улыбкой, обращенными ко мне, и я с запоздалой досадой понимала, что напрасно позволила ему присоединиться.
Как бы то ни было, реку мы осмотрели, и оба моих спутника остались вполне довольны поездкой. Мне же она навеяла странное чувство беспокойства и неясного ожидания чего-то. Это было мучительно, ведь жизнь моя давно проходила тихо и размеренно, но я вовсе не жаждала перемен.
Обед мы пропустили. Я распорядилась, чтобы нам с Евгением накрыли стол на веранде. В гостинице не осталось никого из постояльцев – в такой чудесный день они не пожелали сидеть в четырех стенах и отправились на прогулку или в город по делам. Официантка подала обед и удалилась, оставив нас наедине.
– Мне не стоило навязываться, да? – спросил Евгений после того, как мы доели суп в молчании. – Скажите честно. Не хочу быть для вас обузой.
Чтобы быть честной, мне бы пришлось признаться в том, что сама ищу повод быть рядом. И что мысль о его скором отъезде невыносима. Но даже если я об этом скажу, ничего не изменится.
– Подумать только, третьего дня вы уговаривали меня любой ценой отвести вас на Ту Сторону! – усмехнулась я, накладывая ему рагу. – Нет, Евгений, вы вовсе не обуза. Если бы ваше общество было мне неприятно, я бы нашла множество поводов его избежать.
– Выходит, вы проводите со мной время не только потому, что этого требует долг гостеприимной хозяйки?
– Склонность задавать неуместные вопросы не доведет вас до добра, – предостерегла я.
Он извинился и вновь замолчал. Во взгляде его при этом не было ни тени смущения, напротив, он рассматривал меня с нескрываемым интересом.
– Хорошо, давайте поговорим о чем-нибудь безобидном, – сказал он наконец и долил нам вина. – Обедать в полной тишине неуютно, вы не находите?
– С удовольствием. О чем же? – я сделала вид, будто задумалась. – Может быть, о вас?
– Обо мне? Неужели вы действительно хотите узнать меня... – он спохватился, прервался, виновато улыбнулся и продолжил. – Почему именно обо мне? По сравнению с вашей жизнью в моей нет ничего интересного.
– Все любят говорить о себе.
– Кроме вас, – заметил он, и когда я пожала плечами в ответ, неожиданно спросил: – Вы вообще себя не очень-то любите, ведь так?
Почти беззвучно ступая в мягких тапочках, вошла официантка. Убрала со стола, поставила перед нами чай и десерты и так же тихо удалилась. Я растерянно наблюдала за ее ловкими, умелыми движениями, радуясь, что не пришлось отвечать на очередной бестактный вопрос. Лилианн работала здесь столько, сколько я себя помнила, и дело свое знала в совершенстве.
– Милая девушка, – сказал Евгений, проводив ее взглядом. – Только очень серьезная. Я ни разу не слышал ее голоса и не видел улыбки. Она недавно у вас?
– Точно не помню, я была еще ребенком, когда она нанялась, – ответила я, с нескрываемым удовольствием наблюдая, как вытянулось его лицо. – Старая школа, тогда считалось, что обслуга должна как можно меньше занимать внимание посетителей. Лилианн превосходно умеет скрывать свои чувства и быть незаметной, словно тень.
– Вы должно быть шутите? Или она начала работать еще подростком?
– Нет, у нее был достаточно большой опыт и хорошие рекомендации, – я и впрямь забавлялась от души. Очевидно, он слышал о Сёлванде и его жителях далеко не все. – Вы хотите спросить, сколько ей лет, ведь так? Свой возраст она не скрывает, поэтому я не выдам секрета, если отвечу. Лилианн разменяла шестой десяток. Так что отнеситесь к ней с должным почтением и вспомните об этом, если надумаете за ней приударить.
– И в мыслях не имел! – вскинулся Евгений, вызвав у меня смешок. – Но ведь ей на вид никак не больше тридцати! Вы действительно меня не разыгрываете?
Я клятвенно заверила, что это чистая правда, в чем он может лично удостовериться, поговорив с Лилианн. Евгений сказал, что не станет задавать даме подобных вопросов, и покосился на меня подозрительно.
– Мне тридцать два, не мучайтесь. Ну зачем вы так странно смотрите? Это же Сёлванд! Неужели не слыхали легенду о том, что на Той Стороне якобы можно разыскать источник вечной молодости?
– Как ни странно, в это легко поверить. Вы слишком умны для такой юной девушки, каковой кажетесь, – он продолжал смотреть во все глаза, и мне стало немного неловко. – А он в самом деле существует? Источник?
Я ответила, что не удивилась бы. О том, что на самом деле творилось на Той Стороне, никто не имел четкого представления. Но местные жили долго, почти не болели (по крайней мере, обычными для остального мира недугами) и старели невероятно медленно. Мои ровесники внешне почти не изменились с тех пор, как стали взрослыми. Возможно, кому-то и удастся жить вечно, но пока слишком мало времени прошло, чтобы об этом судить.
– Вот оно как, – медленно проговорил Евгений, кончиками пальцев поглаживая пустую чашку. – Теперь мне ясно, что имел в виду Ларс, когда говорил о флюидах.
– Неужели и вправду вам об этом не рассказывали? – я исподтишка всматривалась в его лицо, пытаясь понять, изменилось ли его отношение ко мне, когда оказалось, что вместо девицы лет восемнадцати перед ним почтенная дама.
– Я слышал только об исцелении. Возможно, просто не придал значения тем легендам, ведь меня интересовало другое... Уна? Что-то не так?
– Исцеление, замедление старения... все это правда. И Ларс тоже в чем-то прав: если достаточно времени провести рядом с Той Стороной, что-то в организме меняется, – вздохнув, я опустила ресницы. – Здесь все не так, Евгений. Но вы же говорили, что ищете что-то особенное.
– Получается, пока я остаюсь в Сёлванде, время и надо мной не имеет власти? – увидев, как я кивнула, он скривил уголок губ в усмешке. Кривой, горькой – даже ямочка на щеке не заиграла. – Так вот почему вы здесь никуда не торопитесь. Ну и какова она, вечная молодость?
– Ну, знаете ли! Мне всего лишь тридцать, а не триста!
– Простите. Я и сам не понимаю, как так получается, что я всякий раз задеваю вас своими словами. Меньше всего на свете я хотел вас обидеть.
Сказав это, он накрыл мою ладонь своей. Я ненароком подумала, какие у него красивые руки, длинные пальцы, как у пианиста. Сильные, сухие и теплые, и тепло это мгновенно побежало вверх под кожей, до самого сердца.
– Когда я родилась, мои отец и мать достигли весьма преклонных лет. Они давно смирились с тем, что детей им судьба не подарит, и готовились встретить мирную старость вдвоем, но за рекой стало происходить нечто странное. Тем или иным образом оно воздействовало на людей вокруг. Исцеляло, укрепляло тело, возможно, поворачивало возраст вспять... Как бы то ни было, я появилась на свет вопреки всем ожиданиям и даже законам природы.
Я перевела дыхание, подбирая слова. Меня зачали незадолго после того, как отец подрядился туда ходить. Одним из первых – мать рассказывала, что он вообще любил рискованные авантюры. А ровно через семь дней после моего рождения он ушел и не вернулся, даже его следов больше никто не видел. В какой-то мере я тоже детище Той Стороны, такая же зараженная, как земля за рекой, и дело вовсе не в том, что выгляжу моложе своих лет. Но я не хотела говорить Евгению об этом.
– Отец погиб, когда я была еще младенцем. Наверное, мать сильно горевала, во всяком случае, она так и не вышла замуж второй раз. С момента моего первого воспоминания о ней она ничуть не изменилась. Не постарела. Ее не мучали обычные для такого возраста недуги. Кто знает, не ей ли суждено было стать примером вечной жизни.
Если бы она не покинула Сёлванд. Я вспомнила о последнем письме к ней и запоздало спохватилась – нужно было написать иначе, я ведь не сказала всего, что важно, но уже не переделать, оставалось лишь ждать. Такое часто бывало со мной.
– Что же произошло? – тихо спросил Евгений. – Где она сейчас?
