Я висела.
Ну как висела? В паутине. И печально размышляла, как это меня угораздило так попасться.
Потому что, если вы, отправившись на лесную прогулку, сходите с проторенной тропы и внезапно оказываетесь в чужом лесу чужого мира — это сказка. Но если вы, не пройдя по чужому миру и сотни шагов, вляпываетесь со всей дури в паутину — это суровая реальность. Ужасающе суровая.
Поначалу я, конечно, дергалась и билась, но потом представила себе, каким должно быть существо, соткавшее эту чудовищную паутину, и затихла в испуге. И теперь висела вялой мухой, опутанная клейкими нитями, и с тоской вглядывалась в просветы между деревьями в надежде на спасение. Но ни один паршивец-комар не спешил мне на помощь!
Или все-таки?.. Чья-то огненная макушка мелькнула среди ветвей, а через мгновение передо мной предстал ее обладатель — лопоухий веснушчатый парень, голый по пояс, в мешковатых латаных штанах. Парень улыбнулся широко, от уха до уха, подмигнул... и прошел мимо, скрывшись из глаз. Что еще за «салют Кибальчишу»?!
— Эй! — возмущенно крикнула я ему вслед.
Парень появился снова, и уже не один — к давешнему рыжику прибавился приятель с соломенно-желтыми волосами, местами выгоревшими до белизны.
— Девка! — осклабился белобрысый.
— Неви-и-инная! — пропел рыжий.
— Эй, может, все-таки поможете?
— А ты нам что?
— А вы что, плату за спасение берете?
— Да вас не наспасаешься, ходите тут табунами!
— Куда? — опешила я.
— Ну это... — напрягся блондин. — Принца целовать.
— Какого еще принца?
— Да ты че, не знаешь, что ли?! — изумился рыжий.
Я помотала головой.
— Так это... принц у нас туточки... заколдованный... Спит в своем замке. Говорят, какая девица невинная поцелуем его разбудит, ту он в жены и возьмет. Вот и лезут все сюда. И вязнут в паутине.
— И всех спасаете?
— Ну а че?
— А потом?
— Потом отпускаем, вестимо. Тока выкуп сперва берем.
— А какой выкуп? — заинтересовалась я.
— Дык... знамо дело... — зарделся рыжий.
— Дык... — смущенно подтвердил второй. — Чего еще с девки возьмешь?
— Нет уж, — возмутилась я, — лучше уж тут повисю... повишу!
— Что, не спасать? — уточнил белобрысый.
Я помотала головой.
— Ну как знаешь, — опечалился рыжий.
— Надоест висеть — все равно обратно позовешь, — предсказал блондин, покидая поляну вслед за товарищем.
Позвала почти сразу.
— Что, передумала? — радостно ухмыльнулся конопатый.
— Не. Спросить хочу.
— Ну давай, спрашивай, — соломенный и не пытался скрыть разочарования в голосе.
— Мне вот интересно, все, что ли, в паутине застревают? Или кому-то удается и дальше пройти?
— Ну, бывают такие, что и проходят
— И что?
— Что-что... Возвращаются потом. Бегом. Глаза как плошки, волосы дыбом, чушь всякую бормочут. Жалко девок, — резюмировал рыжик.
— Так че, висишь дальше? — поинтересовался его товарищ.
Я кивнула, и эти двое тут же растворились среди деревьев. Страшно мне почему-то больше не было. Даже наоборот, подумалось, что было бы неплохо попасть туда, в замок, и посмотреть, чего девицы пугаются. Только подумала — и нити паутины вдруг ослабли, перестав удерживать мое тело, и я свалилась спиной вперед в черноту зачарованного леса — того самого, в глубине которого и ждал невесту местный спящий красавец...
В каменную кладку я уперлась к вечеру какого-то дня. Решила переночевать прямо у стены, под колючими кустами, а штурм заколдованного замка отложить на утро. Но штурмовать не понадобилось — оказалось, что внутрь проникнуть совсем легко. Зато интерьеры полностью соответствовали моим ожиданиям — кругом пыль, паутина, с карнизов истлевшие обрывки портьер свисают, обивка на мебели прогнила...
Ну и спящий красавец под стать антуражу — чисто мумия: высохшее тело, обтянутое желтоватой пергаментной кожей. Понятно, отчего девки драпали.
Я загрустила: с одной стороны, было любопытно, да и принца жалко — спит ведь, ждет свою суженую, а ведь так и сгниет здесь, если ни одна решится... Правда, целовать мумию и у меня никакого желания не было... но я все равно ее поцеловала. И каково же было мое потрясение, когда костлявые руки внезапно заключили меня в крепкие объятия. Дернулась сразу, отпрянула... Впрочем, сильно испугаться я не успела, потому что мужские губы, накрывшие в следующее мгновение мой рот, ничем на губы покойника не походили, а были, наоборот, живыми, теплыми и удивительно нежными и целовали так сладко, что я не могла не откликнуться.
Когда меня наконец выпустили из объятий, мне удалось рассмотреть этого... принца. Ну что, всем хорош: чувственно изогнутый рот, высокий лоб, четко вылепленные скулы и нос, ровные, в меру густые брови и пронзительно-васильковые глаза. Словом, образец мужской привлекательности. И образец этот почему-то всем своим видом выражал огорчение.
— Не девица... — с грустью высказался принц.
— И что?! — возмущенно вскинулась я. — Плохо разбудила? Так ложись, спи дальше! Жди свою невинную.
— Не, разбудила как раз хорошо, — принц довольно ухмыльнулся, — но... жениться-то нельзя. Не положено.
— Эк у вас все строго, — запечалилась я. — Но я, честно говоря, и не планировала. И вообще случайно. Мне бы домой.
— И что, неужели никому до тебя не удавалось сюда пробраться?
— Отчего же, пробирались девицы.
— И?
— Ну и удирали с воплями ужаса — пыль, паутина, по углам чуть ли не привидения, да и ты еще... Ты себя со стороны-то видел, когда здесь валялся?
— Эх, — огорчился разбуженный красавец, — перемудрил я. Думал так несерьезных претенденток отпугнуть. А та, которую настоящее сильное чувство вести будет, страху не поддастся.
— Знаешь, — я хихикнула, — единственное сильное чувство, которое меня сюда вело, это любопытство. И на данный момент оно вполне удовлетворено.
— Тебя как зовут-то? — вдруг догадался спросить принц.
— Маша.
— А меня Арней, — представился он в свою очередь.
— И что дальше? — полюбопытствовала я.
— Гм... Ну, если жениться нельзя, то ведь всего остального никто не запрещал, а, Маша? — и принц с надеждой заглянул мне в глаза.
— Ты что?! — возмутилась я. — Вот здесь, в этой грязище?! Да я и сама, не забудь, не один день к тебе лесами пробиралась, тоже не фиалками благоухаю, так что ничего остального, покуда ванну не приму.
— Ну, с этим-то как раз легко, — принц взмахнул рукой, и спальня сразу приняла подобающий вид — занавески на окнах засияли золотым шитьем, выгоревшие обои насытились цветом, постель, с которой мы успели подняться за время разговора, сама собой застелилась свежим бельем, и даже балдахин над ней больше не пыхтел пылевыми облаками, стоило его слегка коснуться.
Как по волшебству. Впрочем... почему «как»? Волшебство и было. И ванна, прятавшаяся за неприметной дверцей, оказалась настоящим бассейном. Я скинула одежду у бортика, ничуть не смущаясь присутствием принца. Ну а что, меня мое тело всегда устраивало, чего стесняться-то?
Принц тоже быстро обнажился, а потом замер, на меня глядючи, и тело его выдавало вполне недвусмысленную реакцию... Сразу видно, что у мужика сто лет никого не было.
А потом он шагнул ко мне, подхватил за талию и буквально смахнул в бассейн — и сам плюхнулся следом. И тут же принялся восторженно лапать, будто мальчишка-подросток.
— Э, нет! — возразила я. — мы сюда мыться пришли!
— Ну, мыться — так мыться, — покладисто согласился принц.
И конечно, взялся вымыть меня собственноручно. Стоит ли упоминать, что это мытье то и дело переходило в откровенные ласки? Я млела. Отвечала — терлась, прижималась, дышала часто-часто — но от продолжения уклонялась.
— В постели хочу, — шептала.
В итоге я и оказалась в этой самой постели. Принц усадил меня на самый краешек, а сам пристроился сзади и принялся соблазнять меня уже не с наскока, а обстоятельно, со знанием дела. И для начала легонько коснулся губами шеи, а потом прошелся медленными поцелуями сверху вниз по спине, обводя языком каждый позвонок.
— Ох! — выгнулась я со стоном. — Неужели сказочные принцы такое умеют?
— Принцы умеют еще и не такое, — шепнул красавец, — и ты очень скоро в этом убедишься.
И я убедилась. Потому что очень скоро я воском плавилась в его умелых руках, бесстыдно прогибалась, подставляя тело под его поцелуи, откликалась на каждое прикосновение и была готова проделать все то, на что никогда не решалась с другими мужчинами. И проделывала.
Он был хозяином надо мной и во мне. Он лишал меня дыхания, разрушал, сжигал — и заново создавал из пепла, я больше не принадлежала себе, в его власти было оставить мне жизнь или лишить ее, а мне оставалось только молить... нет, не о пощаде — о продолжении.
Я льнула к нему кошкой и обвивалась вокруг него змеей — даже не подозревала прежде, что все это во мне есть. Он пробудил это...
Три дня спустя... а может, позже или раньше... мы сидели все на той же кровати друг перед другом, сложив ноги по-турецки, утомленные, нагие, счастливые, а между нами стоял поднос с фруктами.
Я взяла яблоко, поднесла его ко рту, вгрызлась с наслаждением в хрустящий бочок. Струйка сока задрожала на губе, грозясь сползти на подбородок. Я торопливо слизнула ее языком и почему-то именно в этот момент внезапно осознала, что сказка кончилась. Что мы никогда больше не будем сидеть тут вдвоем, и это последние мгновения общего счастья.
— Что — всё? Пора? — растерянно, неверяще спросила я, выпуская яблоко из ослабевших пальцев.
Принц молча кивнул, и мы поднялись. Он снял со своей шеи цепочку с подвеской и надел ее на меня. Ярко-синий камень кулона цветом напоминал глаза моего сказочного красавца. Я посмотрела на камень, потом подняла взгляд на принца, снова вернулась к кулону... задумалась. Принц снова кивнул:
— Буду присматривать за тобой.
— Вот и кончилась сказка, — с грустью подытожила я.
— Не печалься, сказка останется с тобой, — с этими словами принц коснулся губами моего виска, а потом словно бы подтолкнул легонько в спину.
И оказалось, что я стою — как была, голышом — на собственной кухне. Благо жила я одна и никого не могла смутить таким своим появлением.
Я кое-как составила тяжелые сумки на коврик перед дверью и повернула ключ в замке.
— Мама! Мама! — бросилась мне навстречу Василинка.
Вот она, моя сказка — румяные щечки, тугие русые косички, бровки соболиные — и пронзительно-васильковый взор обрамленных пушистыми ресницами глазок.
— Пойдем, — дочь потянула меня за руку, — я тебе кое-что показать хочу.
Линка привела меня на кухню и, улыбаясь, плюхнулась на табуретку.
— Вот, смотри, — она гордо показала мне скромный натюрморт — яблоко на блюдце.
— Это ты рисовать собираешься? — осторожно спросила я.
— Это я так с папой разговариваю! — заявила дочка.
Про папу я ей ничего никогда не говорила. Да и что можно было ребенку рассказать? «Твой папа сказочный принц из другого мира». Ха! Сейчас еще, может, и прокатит. А через пару лет? Нет уж!
— Как это? — все-таки решилась спросить я.
— Ну как же, мама, яблочко-то наливное!
А блюдечко не серебряное, машинально отметила я. Зато старинное, еще из прабабкиного сервиза — беленькое с причудливым голубым (а когда-то насыщенно синим) рисунком по краям.
— И часто ты с папой общаешься? — яблочко с блюдечком основательно выбили меня из колеи.
— Почти каждый день, — сообщила Василинка.
— И что говорит? — осведомилась растерянная мама в моем лице.
Да, вот что может говорить ребенку выдуманный папа, использующий сказочные средства связи?
— Говорит, чтобы ты не расстраивалась, — серьезно ответила дочь, — что он нас к себе заберет. Вот дождется, пока вторая жена кончится — и заберет.
— Как это — кончится? — не поняла я.
— Ну как-как, просто, как это обычно бывает! Вот была-была одна жена — и кончилась. Потом вторая. А когда она тоже кончится — папе разрешат жениться на той, которая семь лет ждала, — с этими словами Линка соскочила с табуретки и унеслась в комнату.
Мысль о том, как могут кончаться жены, мне не понравилась, и я ее думать не стала. Подумала другую: о том, что ведь и правда уже почти семь лет прошло. И за все эти годы ни разу я ни на одного мужчину заинтересованного взгляда не бросила. И сердце ни разочка не екнуло. Не потому что претендентов не было — были, да еще какие — все как на подбор красавцы, умные и при деньгах. Некоторые даже настойчивость проявляли. Особо настойчивые, которые не гнушались и руки распускать, после такого с моего горизонта исчезали мгновенно. Будто и не было. А если попадались потом навстречу, спешили на другую сторону улицы перейти.
В задумчивости я поднесла ко рту яблочко — то самое, наливное — и впилась в него зубами. Яблоко оказалось сочным и ароматным. «Потому что наливное», — подумала, а потом бросила взгляд на блюдце и застыла, не поверив своим... вообще ничему не поверив. Потому что из посудины мне нахально подмигивал лукавый васильково-синий глаз. И красивые губы, которые умеют дарить такие сладкие поцелуи, расплылись в улыбке, а потом шевельнулись, произнося одно-единственное неслышное слово.
— Верь! — разобрала я.
Капелька яблочного сока качнулась на губе и, не встретив никаких препятствий, сползла вниз по подбородку, оставляя за собой влажную кисленькую дорожку...
5 января 2016 г.
Ну как висела? В паутине. И печально размышляла, как это меня угораздило так попасться.
Потому что, если вы, отправившись на лесную прогулку, сходите с проторенной тропы и внезапно оказываетесь в чужом лесу чужого мира — это сказка. Но если вы, не пройдя по чужому миру и сотни шагов, вляпываетесь со всей дури в паутину — это суровая реальность. Ужасающе суровая.
Поначалу я, конечно, дергалась и билась, но потом представила себе, каким должно быть существо, соткавшее эту чудовищную паутину, и затихла в испуге. И теперь висела вялой мухой, опутанная клейкими нитями, и с тоской вглядывалась в просветы между деревьями в надежде на спасение. Но ни один паршивец-комар не спешил мне на помощь!
Или все-таки?.. Чья-то огненная макушка мелькнула среди ветвей, а через мгновение передо мной предстал ее обладатель — лопоухий веснушчатый парень, голый по пояс, в мешковатых латаных штанах. Парень улыбнулся широко, от уха до уха, подмигнул... и прошел мимо, скрывшись из глаз. Что еще за «салют Кибальчишу»?!
— Эй! — возмущенно крикнула я ему вслед.
Парень появился снова, и уже не один — к давешнему рыжику прибавился приятель с соломенно-желтыми волосами, местами выгоревшими до белизны.
— Девка! — осклабился белобрысый.
— Неви-и-инная! — пропел рыжий.
— Эй, может, все-таки поможете?
— А ты нам что?
— А вы что, плату за спасение берете?
— Да вас не наспасаешься, ходите тут табунами!
— Куда? — опешила я.
— Ну это... — напрягся блондин. — Принца целовать.
— Какого еще принца?
— Да ты че, не знаешь, что ли?! — изумился рыжий.
Я помотала головой.
— Так это... принц у нас туточки... заколдованный... Спит в своем замке. Говорят, какая девица невинная поцелуем его разбудит, ту он в жены и возьмет. Вот и лезут все сюда. И вязнут в паутине.
— И всех спасаете?
— Ну а че?
— А потом?
— Потом отпускаем, вестимо. Тока выкуп сперва берем.
— А какой выкуп? — заинтересовалась я.
— Дык... знамо дело... — зарделся рыжий.
— Дык... — смущенно подтвердил второй. — Чего еще с девки возьмешь?
— Нет уж, — возмутилась я, — лучше уж тут повисю... повишу!
— Что, не спасать? — уточнил белобрысый.
Я помотала головой.
— Ну как знаешь, — опечалился рыжий.
— Надоест висеть — все равно обратно позовешь, — предсказал блондин, покидая поляну вслед за товарищем.
Позвала почти сразу.
— Что, передумала? — радостно ухмыльнулся конопатый.
— Не. Спросить хочу.
— Ну давай, спрашивай, — соломенный и не пытался скрыть разочарования в голосе.
— Мне вот интересно, все, что ли, в паутине застревают? Или кому-то удается и дальше пройти?
— Ну, бывают такие, что и проходят
— И что?
— Что-что... Возвращаются потом. Бегом. Глаза как плошки, волосы дыбом, чушь всякую бормочут. Жалко девок, — резюмировал рыжик.
— Так че, висишь дальше? — поинтересовался его товарищ.
Я кивнула, и эти двое тут же растворились среди деревьев. Страшно мне почему-то больше не было. Даже наоборот, подумалось, что было бы неплохо попасть туда, в замок, и посмотреть, чего девицы пугаются. Только подумала — и нити паутины вдруг ослабли, перестав удерживать мое тело, и я свалилась спиной вперед в черноту зачарованного леса — того самого, в глубине которого и ждал невесту местный спящий красавец...
В каменную кладку я уперлась к вечеру какого-то дня. Решила переночевать прямо у стены, под колючими кустами, а штурм заколдованного замка отложить на утро. Но штурмовать не понадобилось — оказалось, что внутрь проникнуть совсем легко. Зато интерьеры полностью соответствовали моим ожиданиям — кругом пыль, паутина, с карнизов истлевшие обрывки портьер свисают, обивка на мебели прогнила...
Ну и спящий красавец под стать антуражу — чисто мумия: высохшее тело, обтянутое желтоватой пергаментной кожей. Понятно, отчего девки драпали.
Я загрустила: с одной стороны, было любопытно, да и принца жалко — спит ведь, ждет свою суженую, а ведь так и сгниет здесь, если ни одна решится... Правда, целовать мумию и у меня никакого желания не было... но я все равно ее поцеловала. И каково же было мое потрясение, когда костлявые руки внезапно заключили меня в крепкие объятия. Дернулась сразу, отпрянула... Впрочем, сильно испугаться я не успела, потому что мужские губы, накрывшие в следующее мгновение мой рот, ничем на губы покойника не походили, а были, наоборот, живыми, теплыми и удивительно нежными и целовали так сладко, что я не могла не откликнуться.
Когда меня наконец выпустили из объятий, мне удалось рассмотреть этого... принца. Ну что, всем хорош: чувственно изогнутый рот, высокий лоб, четко вылепленные скулы и нос, ровные, в меру густые брови и пронзительно-васильковые глаза. Словом, образец мужской привлекательности. И образец этот почему-то всем своим видом выражал огорчение.
— Не девица... — с грустью высказался принц.
— И что?! — возмущенно вскинулась я. — Плохо разбудила? Так ложись, спи дальше! Жди свою невинную.
— Не, разбудила как раз хорошо, — принц довольно ухмыльнулся, — но... жениться-то нельзя. Не положено.
— Эк у вас все строго, — запечалилась я. — Но я, честно говоря, и не планировала. И вообще случайно. Мне бы домой.
— И что, неужели никому до тебя не удавалось сюда пробраться?
— Отчего же, пробирались девицы.
— И?
— Ну и удирали с воплями ужаса — пыль, паутина, по углам чуть ли не привидения, да и ты еще... Ты себя со стороны-то видел, когда здесь валялся?
— Эх, — огорчился разбуженный красавец, — перемудрил я. Думал так несерьезных претенденток отпугнуть. А та, которую настоящее сильное чувство вести будет, страху не поддастся.
— Знаешь, — я хихикнула, — единственное сильное чувство, которое меня сюда вело, это любопытство. И на данный момент оно вполне удовлетворено.
— Тебя как зовут-то? — вдруг догадался спросить принц.
— Маша.
— А меня Арней, — представился он в свою очередь.
— И что дальше? — полюбопытствовала я.
— Гм... Ну, если жениться нельзя, то ведь всего остального никто не запрещал, а, Маша? — и принц с надеждой заглянул мне в глаза.
— Ты что?! — возмутилась я. — Вот здесь, в этой грязище?! Да я и сама, не забудь, не один день к тебе лесами пробиралась, тоже не фиалками благоухаю, так что ничего остального, покуда ванну не приму.
— Ну, с этим-то как раз легко, — принц взмахнул рукой, и спальня сразу приняла подобающий вид — занавески на окнах засияли золотым шитьем, выгоревшие обои насытились цветом, постель, с которой мы успели подняться за время разговора, сама собой застелилась свежим бельем, и даже балдахин над ней больше не пыхтел пылевыми облаками, стоило его слегка коснуться.
Как по волшебству. Впрочем... почему «как»? Волшебство и было. И ванна, прятавшаяся за неприметной дверцей, оказалась настоящим бассейном. Я скинула одежду у бортика, ничуть не смущаясь присутствием принца. Ну а что, меня мое тело всегда устраивало, чего стесняться-то?
Принц тоже быстро обнажился, а потом замер, на меня глядючи, и тело его выдавало вполне недвусмысленную реакцию... Сразу видно, что у мужика сто лет никого не было.
А потом он шагнул ко мне, подхватил за талию и буквально смахнул в бассейн — и сам плюхнулся следом. И тут же принялся восторженно лапать, будто мальчишка-подросток.
— Э, нет! — возразила я. — мы сюда мыться пришли!
— Ну, мыться — так мыться, — покладисто согласился принц.
И конечно, взялся вымыть меня собственноручно. Стоит ли упоминать, что это мытье то и дело переходило в откровенные ласки? Я млела. Отвечала — терлась, прижималась, дышала часто-часто — но от продолжения уклонялась.
— В постели хочу, — шептала.
В итоге я и оказалась в этой самой постели. Принц усадил меня на самый краешек, а сам пристроился сзади и принялся соблазнять меня уже не с наскока, а обстоятельно, со знанием дела. И для начала легонько коснулся губами шеи, а потом прошелся медленными поцелуями сверху вниз по спине, обводя языком каждый позвонок.
— Ох! — выгнулась я со стоном. — Неужели сказочные принцы такое умеют?
— Принцы умеют еще и не такое, — шепнул красавец, — и ты очень скоро в этом убедишься.
И я убедилась. Потому что очень скоро я воском плавилась в его умелых руках, бесстыдно прогибалась, подставляя тело под его поцелуи, откликалась на каждое прикосновение и была готова проделать все то, на что никогда не решалась с другими мужчинами. И проделывала.
Он был хозяином надо мной и во мне. Он лишал меня дыхания, разрушал, сжигал — и заново создавал из пепла, я больше не принадлежала себе, в его власти было оставить мне жизнь или лишить ее, а мне оставалось только молить... нет, не о пощаде — о продолжении.
Я льнула к нему кошкой и обвивалась вокруг него змеей — даже не подозревала прежде, что все это во мне есть. Он пробудил это...
Три дня спустя... а может, позже или раньше... мы сидели все на той же кровати друг перед другом, сложив ноги по-турецки, утомленные, нагие, счастливые, а между нами стоял поднос с фруктами.
Я взяла яблоко, поднесла его ко рту, вгрызлась с наслаждением в хрустящий бочок. Струйка сока задрожала на губе, грозясь сползти на подбородок. Я торопливо слизнула ее языком и почему-то именно в этот момент внезапно осознала, что сказка кончилась. Что мы никогда больше не будем сидеть тут вдвоем, и это последние мгновения общего счастья.
— Что — всё? Пора? — растерянно, неверяще спросила я, выпуская яблоко из ослабевших пальцев.
Принц молча кивнул, и мы поднялись. Он снял со своей шеи цепочку с подвеской и надел ее на меня. Ярко-синий камень кулона цветом напоминал глаза моего сказочного красавца. Я посмотрела на камень, потом подняла взгляд на принца, снова вернулась к кулону... задумалась. Принц снова кивнул:
— Буду присматривать за тобой.
— Вот и кончилась сказка, — с грустью подытожила я.
— Не печалься, сказка останется с тобой, — с этими словами принц коснулся губами моего виска, а потом словно бы подтолкнул легонько в спину.
И оказалось, что я стою — как была, голышом — на собственной кухне. Благо жила я одна и никого не могла смутить таким своим появлением.
***
Я кое-как составила тяжелые сумки на коврик перед дверью и повернула ключ в замке.
— Мама! Мама! — бросилась мне навстречу Василинка.
Вот она, моя сказка — румяные щечки, тугие русые косички, бровки соболиные — и пронзительно-васильковый взор обрамленных пушистыми ресницами глазок.
— Пойдем, — дочь потянула меня за руку, — я тебе кое-что показать хочу.
Линка привела меня на кухню и, улыбаясь, плюхнулась на табуретку.
— Вот, смотри, — она гордо показала мне скромный натюрморт — яблоко на блюдце.
— Это ты рисовать собираешься? — осторожно спросила я.
— Это я так с папой разговариваю! — заявила дочка.
Про папу я ей ничего никогда не говорила. Да и что можно было ребенку рассказать? «Твой папа сказочный принц из другого мира». Ха! Сейчас еще, может, и прокатит. А через пару лет? Нет уж!
— Как это? — все-таки решилась спросить я.
— Ну как же, мама, яблочко-то наливное!
А блюдечко не серебряное, машинально отметила я. Зато старинное, еще из прабабкиного сервиза — беленькое с причудливым голубым (а когда-то насыщенно синим) рисунком по краям.
— И часто ты с папой общаешься? — яблочко с блюдечком основательно выбили меня из колеи.
— Почти каждый день, — сообщила Василинка.
— И что говорит? — осведомилась растерянная мама в моем лице.
Да, вот что может говорить ребенку выдуманный папа, использующий сказочные средства связи?
— Говорит, чтобы ты не расстраивалась, — серьезно ответила дочь, — что он нас к себе заберет. Вот дождется, пока вторая жена кончится — и заберет.
— Как это — кончится? — не поняла я.
— Ну как-как, просто, как это обычно бывает! Вот была-была одна жена — и кончилась. Потом вторая. А когда она тоже кончится — папе разрешат жениться на той, которая семь лет ждала, — с этими словами Линка соскочила с табуретки и унеслась в комнату.
Мысль о том, как могут кончаться жены, мне не понравилась, и я ее думать не стала. Подумала другую: о том, что ведь и правда уже почти семь лет прошло. И за все эти годы ни разу я ни на одного мужчину заинтересованного взгляда не бросила. И сердце ни разочка не екнуло. Не потому что претендентов не было — были, да еще какие — все как на подбор красавцы, умные и при деньгах. Некоторые даже настойчивость проявляли. Особо настойчивые, которые не гнушались и руки распускать, после такого с моего горизонта исчезали мгновенно. Будто и не было. А если попадались потом навстречу, спешили на другую сторону улицы перейти.
В задумчивости я поднесла ко рту яблочко — то самое, наливное — и впилась в него зубами. Яблоко оказалось сочным и ароматным. «Потому что наливное», — подумала, а потом бросила взгляд на блюдце и застыла, не поверив своим... вообще ничему не поверив. Потому что из посудины мне нахально подмигивал лукавый васильково-синий глаз. И красивые губы, которые умеют дарить такие сладкие поцелуи, расплылись в улыбке, а потом шевельнулись, произнося одно-единственное неслышное слово.
— Верь! — разобрала я.
Капелька яблочного сока качнулась на губе и, не встретив никаких препятствий, сползла вниз по подбородку, оставляя за собой влажную кисленькую дорожку...
5 января 2016 г.
