— Кто здесь?
Ощущение было таким, словно кто-то смотрел прямо в спину немигающим, тяжелым взглядом, и Лиза почти крикнула в пустоту квартиры. Но ответом была тишина.
Пугающая тишина, даже звуки ремонта отовсюду стихли. Лиза сделала несколько робких шагов туда, откуда, как ей показалось, на нее смотрел кто-то, протянула руку и схватила воздух.
Никого нет и быть не может, сказала себе Лиза, дом только сдан в эксплуатацию. Здесь не было умерших старушек, безумных самоубийц и страшных преступлений. Надо быть рациональнее, надо уметь мыслить здраво, и, когда она почти уже убедила себя в этом, из угла донесся еле слышный вздох.
Лиза пулей вылетела из квартиры, едва успев закрыть за собой дверь. «Это просто нервы, — говорила она. — Нервы из-за того, как долго сдавали проклятый дом, нервы из-за того, что ипотеке конца не видно, а зарплата не растет уже года два. Нервы, потому что, казалось бы, должна начаться новая жизнь, а на самом деле — ничего не изменится, все это просто иллюзия».
Лифт еще не работал, пускали его как-то странно, по часам, и Лиза пошла пешком с девятого этажа. Ее нагонял оглушающий треск перфораторов.
— Глупости все и ерунда, — отрезала Надя, заехавшая к ней после работы. — Ты себя накрутила, тебе давно в отпуск пора, в нормальный, а не вот на это твое «моречко» — потому что в довесок к «моречку» ты травишься говном в турецких «пяти звездах», шарахаешься от продавцов разного ненужного дерьма и не спишь из-за гребаных дискотек. Бери рюкзак, езжай в горы.
Надя каждый раз заводила песню насчет гор. Сама она была фанаткой — от лыж до походов, но Лизе советовала просто пожить на турбазе. «Я же не говорю тебе лезть куда-то, просто там до тебя действительно никому дела нет. Ну, если только пальцем у виска покрутят, что, мол, не видишь настоящих гор». Лиза же боялась признаться Наде, что боится остаться одна. Боится ночевать в пустой квартире. В пустой палатке — так тем более. В Турции, где из каждого номера неслись то детский рев, то скандал, то пьяные вопли, не было страха одиночества. В конце концов, Лиза потому и жила с родителями до двадцати семи лет: с одной стороны, ей было очень удобно — до универа, потом до банка, всего десять минут по прямой на метро, а с другой… с другой — она была не одна, и в этом было все дело.
Когда банк предложил сотрудникам льготные условия по ипотеке, Лиза схватилась за этот шанс: она купит квартиру, и у нее не будет отговорок перед самой собой.
— Там кто-то есть, — упрямо повторила она. — Кто-то смотрел на меня, а потом — дышал.
Надя махнула рукой.
— Поехали и посмотрим, — предложила она. — Сейчас, и не смотри на меня так. Заодно и я на эти ваши хоромы гляну, может, понравится. Но скорее всего нет, ненавижу вмкадье.
Надя таскалась за пятьдесят километров из пригорода и, хотя зарабатывала в разы больше Лизы, даже не помышляла о том, чтобы перебраться в Москву. Спорить с ней Лиза вообще никогда не могла, все больше отмалчивалась, сейчас же просто комкала в пальцах край домашней футболки.
— Не хочу, я устала, — соврала она. — Завтра на работу.
— Как знаешь.
Лиза легла в постель вскоре после ухода Нади и долго слушала привычный шум. Бабушка смотрит телевизор — так громко, что жалуются даже соседи. Мать чем-то гремит на кухне, отец в наушниках что-то монтирует. «Зачем я вообще решила что-то менять, — чуть не заплакала Лиза. — Ладно еще — хотела бы замуж, так нет, не хочу. Может, сдать ее?»
Мысль была вроде и здравой, но трудно реализуемой. Центр пестрел объявлениями «сдам в аренду», рабочие места таяли, как апрельский снег, пробок стало меньше — и их действительно стало меньше, но не благодаря трудам праведным правительства города, а потому, что многие уезжали в родные места. Кто сейчас будет снимать квартиру в районе, где нет даже метро? Гастарбайтеры? Или вообще какой-нибудь домашний бордель?
Бабушкин телевизор страдал очередной мелодрамой, и от заунывных стенаний какой-то малоизвестной старлетки в роли главной героини Лизе полегчало. Старлетка так кривлялась голосом, что аналогия с кем-то в квартире просто напрашивалась из-за такой же несуразности. В квартире требовалось еще столько всего сделать, туда требовалось столько всего купить, что Лиза решила: придет время — она все решит.
Ремонт, хотя и косметический, занял недели три. Лиза не стала делать из квартиры извращение, просто наняла бригаду покрасить стены и положить в комнате ковролин — зимой она постоянно мерзла, — но бригада работала еще в нескольких квартирах и сильно сачковала, пользуясь тем, что заказчик не орет каждый вечер в трубку. Потом Лиза, появившаяся в квартире строго с бригадиршей, прислушивалась к чему-то, но призрак, если он еще не аннигилировал от трехэтажного мата и зычного голоса бригадирши, признаков жизни — нежизни? — не подавал. Все-таки Лиза спросила:
— Вы ничего здесь странного не заметили?
Бригадирша, крупная, с сильными руками, наклонив голову, заинтересованно посмотрела на Лизу.
— Ну, может… вам не казалось, что тут кто-то есть?
Бригадирша расхохоталась.
— Сопляки мои филонили, было дело, я на объект, а какой-нибудь пидорас точно дрыхнет. Так я их быстро с помощью ломика и какой-то матери в чувство приведу.
— А… — Лиза смутилась, не зная, как правильнее объяснить. — Не было у вас чувства, что на вас кто-то смотрит? Дышит… тяжело?
— Сопляки мои и смотрят, и дышат, — объяснила бригадирша. — Кроме них, вот те крест, киса, никто не дышал.
— Вы в потустороннее не верите?
Бригадирша, видимо, собралась залиться зычным хохотом, но передумала и посмотрела на Лизу как на душевнобольную.
— Я в руки человека верю, киса, и в заказчиков-пидорасов. В не-пидорасов тоже верю, но они почему-то попадаются реже. Подписывай акт, если все хорошо, и я пойду, у меня, помимо тебя, еще пятнадцать квартир.
Лиза подписала акт, потому что придраться действительно было не к чему, и осталась в квартире одна. Постояла, прислушалась. Было тихо… если не считать перфораторов.
А потом снова все стихло, и Лиза услышала едва уловимый стон. Он доносился откуда-то из угла комнаты, и Лиза, ведомая каким-то странным чувством, подошла туда и уставилась в угол. Но не было ничего, ни тени, ни дымки, только серая, идеально выкрашенная стена.
Вечером Лиза позвонила Наде.
— Даже не думай, — отрезала та, услышав насчет сдачи квартиры. — У нас на работе народ в свое время квартир накупил, теперь не знает, кого туда поселить, вон ждут, пока дети вырастут. Если кроме тебя никто никаких звуков не слышит, значит, нет никого, тебе кажется.
— Мне не кажется, — отчаянно повторила Лиза. — Я четко слышала. Кто-то там есть.
— Ну а в интернете ничего не смотрела? Может, какие несчастные случаи были? Прибило кого, нет?
— Нет.
Лиза не просто смотрела в сети, она постоянно общалась на форуме застройщика. Людей, тусящих в редких ветках, больше всего интересовали сроки сдачи и инфраструктура, которую почему-то постоянно меняли, но люди все равно обсуждали все, что связано со строительством, будь то запой прораба или развод одного из владельцев фирмы-заказчика, потому что супруга там грозила отхапать и долю в фирме, но обошлось малой кровью. Ни о каких несчастных случаях никто не упоминал.
Но несчастных случаев не было, а призрак в квартире был.
— Мужика заведи. Или кота. — И Надя отключилась.
Бабушка смотрела какой-то ментовской сериал про священника, который уделывал банды одной левой, и решение напросилось само собой.
Батюшка взял пять тысяч, освятил квартиру и недавно купленный диван — Лиза предусмотрительно поставила его в другой угол. Потом батюшка ушел, оставив запах ладана и умиротворение, а Лиза осталась ждать, пока ей привезут кухню.
Кто-то восторженно забивал в стену гвоздь, и никаких вздохов Лиза не слышала. Потом приехали разбитные мужики, долго устанавливали кухню, двигали холодильник и матерились, а Лиза скучала. В очередной раз она убедилась в том, что жить должна или с семьей, или одна: еще кого-то было явно много. После освящения ей стало спокойнее, и она подумала, что стоит, наверное, повесить икону, которую дал ей батюшка.
Мужики уехали, когда уже стемнело, и Лиза, твердо решив завтра же купить постельное белье и переехать, стала собираться домой, когда снова услышала вздох. Уже не грустный, а какой-то задумчивый.
— Да кто ты есть-то! — чуть не заревела она. — Я же батюшку вызывала!
Батюшка все ее страхи насчет домовых отверг, обозвав «суеверием». Но кто-то дышал, несмотря на ладан, и Лиза уже никак не могла списать это на усталость или нервы. С присутствием в квартире кого-то она была готова смириться, но не готова была рядом с ним спать.
Лиза купила постельное белье и одеяло, но не поехала в квартиру ни на следующий день, ни потом, ни даже через неделю. В интернете она читала о разных способах задабривания домовых, но доверия у нее эти способы не вызывали. Она ведь даже не знала, что это за существо? Сущность? А без точного знания вся борьба была бесперспективной.
«Мне нужны братья Винчестеры», — думала Лиза, засыпая под очередной бабушкин печальный сериал и стук по батареям соседей снизу. Им почему-то страдания несчастных героинь доставляли дискомфорт не меньший, чем Лизе — кто-то странный в ее новой квартире.
«Мне нужны братья Винчестеры», — снова вспомнила Лиза, когда, возвращаясь с работы, при выходе из метро увидела их.
Один пыльно-рыжий и задумчивый, другой чернявенький и бойкий. Они сидели в коробке, с любопытством смотря по сторонам, и Лиза не могла отвести от них взгляд.
— Девушка, возьмите котенка! — обратилась к ней худенькая девочка-подросток. — Они здоровые, уже сами едят. А то у нас все подвалы забили, кошкам теперь негде жить, одна вот в подъезде у нас окотилась…
Котята повернулись на звук голоса и теперь внимательно смотрели на Лизу. Они были совсем маленькие, месяц, может быть, полтора, и глазки у них были еще мутные, детские, и нежная, чуть тронутая серым, словно пылью, шерстка.
— Я возьму, — торопливо проговорила Лиза. — Я возьму их обоих. Сколько я вам должна?
— Нисколько, — растерялась девочка. — А вы… вы их точно не бросите?
— Не брошу, — заверила ее Лиза. Это было ее спасение, она это знала, знала совершенно точно, как будто кто-то ей подсказал. Надя бы не поверила, но Лиза и не собиралась ей говорить, в конце концов, даже лучшей подруге не обязательно знать абсолютно все. — Они мне очень-очень нужны. Правда.
Котята были легкие и теплые и доверчиво шебаршились под курткой. Лиза ехала в свой новый дом с твердой уверенностью, что больше никто не будет ни смотреть на нее, ни дышать из угла.
Котята оказались бойкими. Они методично обследовали всю квартиру, слопали корм, за которым Лиза сбегала в недавно открывшийся зоомагазин, и охотно пошли в домик. Лиза поставила его специально в том самом углу… но котята словно и не замечали ничего нехорошего. Они еще немного повозились и улеглись друг на дружке спать, а Лиза сидела и вслушивалась в тишину. Потом она достала одеяло и подушку, махнув рукой на отсутствие белья, умылась и легла. Подумав, встала, приоткрыла окно и рискнула выключить свет.
Было уже темно, и с улицы доносилось ровное гудение трассы, а от соседней стройки по стене метался белый огонек. У кого-то играла музыка, напомнившая Лизе о бабушке и телевизоре, и не было слышно ни вздохов, ни дыхания, и Лиза, уже засыпая, подумала, что у каждого дома должна быть живая душа.
Или две сразу.
Ощущение было таким, словно кто-то смотрел прямо в спину немигающим, тяжелым взглядом, и Лиза почти крикнула в пустоту квартиры. Но ответом была тишина.
Пугающая тишина, даже звуки ремонта отовсюду стихли. Лиза сделала несколько робких шагов туда, откуда, как ей показалось, на нее смотрел кто-то, протянула руку и схватила воздух.
Никого нет и быть не может, сказала себе Лиза, дом только сдан в эксплуатацию. Здесь не было умерших старушек, безумных самоубийц и страшных преступлений. Надо быть рациональнее, надо уметь мыслить здраво, и, когда она почти уже убедила себя в этом, из угла донесся еле слышный вздох.
Лиза пулей вылетела из квартиры, едва успев закрыть за собой дверь. «Это просто нервы, — говорила она. — Нервы из-за того, как долго сдавали проклятый дом, нервы из-за того, что ипотеке конца не видно, а зарплата не растет уже года два. Нервы, потому что, казалось бы, должна начаться новая жизнь, а на самом деле — ничего не изменится, все это просто иллюзия».
Лифт еще не работал, пускали его как-то странно, по часам, и Лиза пошла пешком с девятого этажа. Ее нагонял оглушающий треск перфораторов.
— Глупости все и ерунда, — отрезала Надя, заехавшая к ней после работы. — Ты себя накрутила, тебе давно в отпуск пора, в нормальный, а не вот на это твое «моречко» — потому что в довесок к «моречку» ты травишься говном в турецких «пяти звездах», шарахаешься от продавцов разного ненужного дерьма и не спишь из-за гребаных дискотек. Бери рюкзак, езжай в горы.
Надя каждый раз заводила песню насчет гор. Сама она была фанаткой — от лыж до походов, но Лизе советовала просто пожить на турбазе. «Я же не говорю тебе лезть куда-то, просто там до тебя действительно никому дела нет. Ну, если только пальцем у виска покрутят, что, мол, не видишь настоящих гор». Лиза же боялась признаться Наде, что боится остаться одна. Боится ночевать в пустой квартире. В пустой палатке — так тем более. В Турции, где из каждого номера неслись то детский рев, то скандал, то пьяные вопли, не было страха одиночества. В конце концов, Лиза потому и жила с родителями до двадцати семи лет: с одной стороны, ей было очень удобно — до универа, потом до банка, всего десять минут по прямой на метро, а с другой… с другой — она была не одна, и в этом было все дело.
Когда банк предложил сотрудникам льготные условия по ипотеке, Лиза схватилась за этот шанс: она купит квартиру, и у нее не будет отговорок перед самой собой.
— Там кто-то есть, — упрямо повторила она. — Кто-то смотрел на меня, а потом — дышал.
Надя махнула рукой.
— Поехали и посмотрим, — предложила она. — Сейчас, и не смотри на меня так. Заодно и я на эти ваши хоромы гляну, может, понравится. Но скорее всего нет, ненавижу вмкадье.
Надя таскалась за пятьдесят километров из пригорода и, хотя зарабатывала в разы больше Лизы, даже не помышляла о том, чтобы перебраться в Москву. Спорить с ней Лиза вообще никогда не могла, все больше отмалчивалась, сейчас же просто комкала в пальцах край домашней футболки.
— Не хочу, я устала, — соврала она. — Завтра на работу.
— Как знаешь.
Лиза легла в постель вскоре после ухода Нади и долго слушала привычный шум. Бабушка смотрит телевизор — так громко, что жалуются даже соседи. Мать чем-то гремит на кухне, отец в наушниках что-то монтирует. «Зачем я вообще решила что-то менять, — чуть не заплакала Лиза. — Ладно еще — хотела бы замуж, так нет, не хочу. Может, сдать ее?»
Мысль была вроде и здравой, но трудно реализуемой. Центр пестрел объявлениями «сдам в аренду», рабочие места таяли, как апрельский снег, пробок стало меньше — и их действительно стало меньше, но не благодаря трудам праведным правительства города, а потому, что многие уезжали в родные места. Кто сейчас будет снимать квартиру в районе, где нет даже метро? Гастарбайтеры? Или вообще какой-нибудь домашний бордель?
Бабушкин телевизор страдал очередной мелодрамой, и от заунывных стенаний какой-то малоизвестной старлетки в роли главной героини Лизе полегчало. Старлетка так кривлялась голосом, что аналогия с кем-то в квартире просто напрашивалась из-за такой же несуразности. В квартире требовалось еще столько всего сделать, туда требовалось столько всего купить, что Лиза решила: придет время — она все решит.
Ремонт, хотя и косметический, занял недели три. Лиза не стала делать из квартиры извращение, просто наняла бригаду покрасить стены и положить в комнате ковролин — зимой она постоянно мерзла, — но бригада работала еще в нескольких квартирах и сильно сачковала, пользуясь тем, что заказчик не орет каждый вечер в трубку. Потом Лиза, появившаяся в квартире строго с бригадиршей, прислушивалась к чему-то, но призрак, если он еще не аннигилировал от трехэтажного мата и зычного голоса бригадирши, признаков жизни — нежизни? — не подавал. Все-таки Лиза спросила:
— Вы ничего здесь странного не заметили?
Бригадирша, крупная, с сильными руками, наклонив голову, заинтересованно посмотрела на Лизу.
— Ну, может… вам не казалось, что тут кто-то есть?
Бригадирша расхохоталась.
— Сопляки мои филонили, было дело, я на объект, а какой-нибудь пидорас точно дрыхнет. Так я их быстро с помощью ломика и какой-то матери в чувство приведу.
— А… — Лиза смутилась, не зная, как правильнее объяснить. — Не было у вас чувства, что на вас кто-то смотрит? Дышит… тяжело?
— Сопляки мои и смотрят, и дышат, — объяснила бригадирша. — Кроме них, вот те крест, киса, никто не дышал.
— Вы в потустороннее не верите?
Бригадирша, видимо, собралась залиться зычным хохотом, но передумала и посмотрела на Лизу как на душевнобольную.
— Я в руки человека верю, киса, и в заказчиков-пидорасов. В не-пидорасов тоже верю, но они почему-то попадаются реже. Подписывай акт, если все хорошо, и я пойду, у меня, помимо тебя, еще пятнадцать квартир.
Лиза подписала акт, потому что придраться действительно было не к чему, и осталась в квартире одна. Постояла, прислушалась. Было тихо… если не считать перфораторов.
А потом снова все стихло, и Лиза услышала едва уловимый стон. Он доносился откуда-то из угла комнаты, и Лиза, ведомая каким-то странным чувством, подошла туда и уставилась в угол. Но не было ничего, ни тени, ни дымки, только серая, идеально выкрашенная стена.
Вечером Лиза позвонила Наде.
— Даже не думай, — отрезала та, услышав насчет сдачи квартиры. — У нас на работе народ в свое время квартир накупил, теперь не знает, кого туда поселить, вон ждут, пока дети вырастут. Если кроме тебя никто никаких звуков не слышит, значит, нет никого, тебе кажется.
— Мне не кажется, — отчаянно повторила Лиза. — Я четко слышала. Кто-то там есть.
— Ну а в интернете ничего не смотрела? Может, какие несчастные случаи были? Прибило кого, нет?
— Нет.
Лиза не просто смотрела в сети, она постоянно общалась на форуме застройщика. Людей, тусящих в редких ветках, больше всего интересовали сроки сдачи и инфраструктура, которую почему-то постоянно меняли, но люди все равно обсуждали все, что связано со строительством, будь то запой прораба или развод одного из владельцев фирмы-заказчика, потому что супруга там грозила отхапать и долю в фирме, но обошлось малой кровью. Ни о каких несчастных случаях никто не упоминал.
Но несчастных случаев не было, а призрак в квартире был.
— Мужика заведи. Или кота. — И Надя отключилась.
Бабушка смотрела какой-то ментовской сериал про священника, который уделывал банды одной левой, и решение напросилось само собой.
Батюшка взял пять тысяч, освятил квартиру и недавно купленный диван — Лиза предусмотрительно поставила его в другой угол. Потом батюшка ушел, оставив запах ладана и умиротворение, а Лиза осталась ждать, пока ей привезут кухню.
Кто-то восторженно забивал в стену гвоздь, и никаких вздохов Лиза не слышала. Потом приехали разбитные мужики, долго устанавливали кухню, двигали холодильник и матерились, а Лиза скучала. В очередной раз она убедилась в том, что жить должна или с семьей, или одна: еще кого-то было явно много. После освящения ей стало спокойнее, и она подумала, что стоит, наверное, повесить икону, которую дал ей батюшка.
Мужики уехали, когда уже стемнело, и Лиза, твердо решив завтра же купить постельное белье и переехать, стала собираться домой, когда снова услышала вздох. Уже не грустный, а какой-то задумчивый.
— Да кто ты есть-то! — чуть не заревела она. — Я же батюшку вызывала!
Батюшка все ее страхи насчет домовых отверг, обозвав «суеверием». Но кто-то дышал, несмотря на ладан, и Лиза уже никак не могла списать это на усталость или нервы. С присутствием в квартире кого-то она была готова смириться, но не готова была рядом с ним спать.
Лиза купила постельное белье и одеяло, но не поехала в квартиру ни на следующий день, ни потом, ни даже через неделю. В интернете она читала о разных способах задабривания домовых, но доверия у нее эти способы не вызывали. Она ведь даже не знала, что это за существо? Сущность? А без точного знания вся борьба была бесперспективной.
«Мне нужны братья Винчестеры», — думала Лиза, засыпая под очередной бабушкин печальный сериал и стук по батареям соседей снизу. Им почему-то страдания несчастных героинь доставляли дискомфорт не меньший, чем Лизе — кто-то странный в ее новой квартире.
«Мне нужны братья Винчестеры», — снова вспомнила Лиза, когда, возвращаясь с работы, при выходе из метро увидела их.
Один пыльно-рыжий и задумчивый, другой чернявенький и бойкий. Они сидели в коробке, с любопытством смотря по сторонам, и Лиза не могла отвести от них взгляд.
— Девушка, возьмите котенка! — обратилась к ней худенькая девочка-подросток. — Они здоровые, уже сами едят. А то у нас все подвалы забили, кошкам теперь негде жить, одна вот в подъезде у нас окотилась…
Котята повернулись на звук голоса и теперь внимательно смотрели на Лизу. Они были совсем маленькие, месяц, может быть, полтора, и глазки у них были еще мутные, детские, и нежная, чуть тронутая серым, словно пылью, шерстка.
— Я возьму, — торопливо проговорила Лиза. — Я возьму их обоих. Сколько я вам должна?
— Нисколько, — растерялась девочка. — А вы… вы их точно не бросите?
— Не брошу, — заверила ее Лиза. Это было ее спасение, она это знала, знала совершенно точно, как будто кто-то ей подсказал. Надя бы не поверила, но Лиза и не собиралась ей говорить, в конце концов, даже лучшей подруге не обязательно знать абсолютно все. — Они мне очень-очень нужны. Правда.
Котята были легкие и теплые и доверчиво шебаршились под курткой. Лиза ехала в свой новый дом с твердой уверенностью, что больше никто не будет ни смотреть на нее, ни дышать из угла.
Котята оказались бойкими. Они методично обследовали всю квартиру, слопали корм, за которым Лиза сбегала в недавно открывшийся зоомагазин, и охотно пошли в домик. Лиза поставила его специально в том самом углу… но котята словно и не замечали ничего нехорошего. Они еще немного повозились и улеглись друг на дружке спать, а Лиза сидела и вслушивалась в тишину. Потом она достала одеяло и подушку, махнув рукой на отсутствие белья, умылась и легла. Подумав, встала, приоткрыла окно и рискнула выключить свет.
Было уже темно, и с улицы доносилось ровное гудение трассы, а от соседней стройки по стене метался белый огонек. У кого-то играла музыка, напомнившая Лизе о бабушке и телевизоре, и не было слышно ни вздохов, ни дыхания, и Лиза, уже засыпая, подумала, что у каждого дома должна быть живая душа.
Или две сразу.
