В глазах Фартаэля появилось сначала изумление, а затем и страх. Он неверяще смотрел на окутанного пламенем младшего сына, которого смерч поднял в воздух и носил над поляной, как ветер носит листья осенью. Такое было не под силу ни одному из эльфийских магов. Тинувиэль, между тем, мягко опустился на поляну, погасил мечи, спрятал их в ножны и победно улыбнулся.
— Значит, старая и глупая сказка? — насмешливо спросил он.
— Теперь вижу, что нет... — задумчиво сказал Фартаэль. — Ты меня удивил. Откуда у тебя эти мечи?
— Выковал. Своими руками. Но заготовки получил в Доме Стали города Тарсидара. Меня учил сам император! Не только он, конечно, но и он тоже.
— Даже так? — Владыка Эльварана нервно передернул ушами. — И что же понадобилось от тебя этому колдуну?
— Не знаю, — пожал плечами принц. — Да и какая разница? Говорят, мы те самые пятеро, что в пророчестве Пятерых.
— Пятеро?! — побелел Фартаэль, переглянувшись с мгновенно насторожившимися магами. — Но тогда среди вас должен быть орк...
— Да. Мой кровный брат Храт Сломанный Клык.
— Ты побратался с орком?! — ужаснулась Алливи. — С чудовищем?!
— Никакое он не чудовище! — обиделся за друга Тинувиэль. — Ты бы видела, как он рисует! Валлаэлю до него далеко.
— Теперь мне понятна причина увядания... — мрачно пробормотал Фартаэль. — Как же ты мог, сын мой? Неужели ты не знал, что случится, если эльф смешает свою кровь с орком? Ты ведь изучал каноны...
— Какие каноны? — растерялся принц, не понимая, что имеет в виду отец.
— Какие?! — раздраженно переспросил тот. — А такие! Иди сюда.
Тинувиэль подошел. И сразу просиял улыбкой. Отец-дерево! Его отец-дерево. Принц нежно коснулся пальцами коры, позвал и настороженно замер. Никто не ответил на призыв! Дерево молчало, как будто было мертвым! Оно отвергало своего воспитанника...
— Твое дерево умирает. — Фартаэль внимательно посмотрел на сына. — Когда Зеленая Стража сообщила мне об этом, я кинулся сюда. Увы, это оказалось правдой. Такое, как ты знаешь, случается только тогда, когда умирает связанный с деревом эльф. Мы выдернули тебя сюда усилиями лучших магов Эльварана, а ты оказался кровным братом орка... Ты хоть понимаешь, что стал своей родине чужим?
— Чужим? — растерялся принц. — Но почему?!
— Ты еще спрашиваешь?! В твоих жилах теперь течет кровь врага! Ты должен отречься от него. Или...
— Или что?
— Или уходи и никогда больше не возвращайся.
— Отец! — с ужасом воскликнула Алливи. — Как ты можешь?!
— Я — Хранящий Свет! — отрезал Фартаэль. — На мне ответственность за всех эльфов Эльварана! Если кровный брат твари Тьмы останется среди нас, то деревья-покровители отвергнут наш народ. Ты понимаешь, что это значит, девчонка?! Мне больно от того, что Тинувиэль — мой сын!
— Тини, мальчик мой... — К ошеломленному принцу протянула руки мать, Ланлиэли, самая прекрасная женщина эльваранских лесов. — Зачем тебе этот орк? Отрекись...
— Отрекись, сын... — поддержал жену Фартаэль. — Отрекись.
— Отрекись, юный эльф... — выступил вперед Дамаэль, самый сильный эльфийский маг. — Или уйди.
— Тини! — вскрикнула Алливи, с болью смотря на брата. — Ну на что он тебе сдался? Отрекись!
Тинувиэль отчаянно звал отца-дерево, всей своей сущностью звал, но оно молчало, презрительно игнорируя его призывы. Только в шуме листвы звучало то же самое страшное слово: «Отрекись!» Да как же это? Неужели они не понимают, чего требуют? Нельзя отречься от кровного брата — это предательство! Даже хуже, чем предательство... Подлость. В глазах принца застыли слезы, он неверяще смотрел на отца, мать, сестру. Но в их глазах не было ничего, кроме требования отречься. А он вспоминал, сколько раз Храт спасал его от последствий собственной безалаберности, сколько раз тащил на спине, когда Тинувиэль падал без сил. Разве можно все это забыть? Никак нельзя.
— Но я ведь носитель мечей Жизни... — неуверенно пробормотал он.
— Мечи Жизни пригодятся нашему народу. — Фартаэль резко кивнул. — Когда мы начнем войну, они могут помочь.
— Войну? — удивился Тинувиэль. — Какую войну? Зачем?
— Люди с орками загнали нас сюда, на крайний юг, — зло усмехнулся владыка Эльварана. — Мы ничего не забыли и ничего не простили. Этот мир должен принадлежать эльфам, сын. Наш долг уничтожить захватчиков. И мечи Жизни могут в этом помочь.
— Но есть ведь и другие великие мечи...
— Другие?
— Каждый из нас получил пару великих мечей. Храт носит алые мечи Ярости, Энет — синие мечи Мудрости, Санти — белые мечи Света.
— Мечи Света пришли в мир?! — Фартаэль едва не подпрыгнул от такого известия. — Почему они не у тебя?!
— Не знаю, — пожал плечами Тинувиэль. — От меня там ничего не зависело.
— Но ты говорил о пяти парах великих мечей. — Владыка Эльварана пристально посмотрел на сына. — Какова же пятая?
— Черные мечи Тьмы. Их носит наш наставник, Лек ар Сантен.
Эльфы спали с лица, посмотрев на принца с откровенным ужасом. У магов вообще начали дрожать руки, такого Тинувиэль не видел ни разу.
— Твой наставник служит Тьме?! — Алливи отшатнулась от брата.
— Никому он не служит! — рявкнул в сердцах Тинувиэль, едва не плача от отчаяния — да что они все, с ума посходили? Не были же они раньше такими! Никогда не были!
— А...
— Нас не спросили, на нас эти мечи свалились, как птичье дерьмо на голову! И все мы — кровные братья!
— Не нужны эльфу люди и орки в кровных братьях! — отрезал Фартаэль. — Да, я предпочел бы иметь мечи Жизни в Эльваране. Но только если их носитель будет истинным эльфом. Отрекись и оставайся дома, мы будем рады тебе, сын.
Отречься? Не только от Храта, а от всех? От Санти? От Энета? От Лека? Перед глазами вереницей проплывали лица друзей. Нет, не мог он от них отречься. Не мог. Свет, до чего же больно... Душа рвалась на части, плакала, стонала. А ведь если не отречется, его изгонят... Он станет чужим для Эльварана. Навсегда чужим. Но отречься? Нет... Даже ради родного дома нельзя уродовать свою душу, ни в коем случае нельзя. Юный эльф опустил голову. Он уже принял решение, только боялся признаться в нем даже самому себе.
— Я не могу предать... — Принц поднял голову. — Отец, я не могу!
— Ты мне не сын! — выплюнул Фартаэль, брезгливо кривясь. — У меня нет больше сына по имени Тинувиэль!
Принц зашатался, ноги его не держали. Такой страшной, такой раздирающей душу боли он никогда еще не испытывал. За что? За то, что он не хочет становиться предателем? Отец ведь сам говорил, что нельзя предавать друзей! Сам! Отец, да как же ты можешь? Как?!
Тинувиэль попытался поймать взглядом глаза матери и сестры, но они отворачивались, не желая смотреть на отступника. Значит, он для них чужой только потому, что не способен предать друзей? Свет, да как же это? Ведь Фартаэль с детства учил его, что нельзя предавать, никого, никогда. И сам же теперь требует предательства...
Юный эльф долго еще стоял и молча смотрел на родителей, а затем повернулся и пошел, куда глаза глядят. Он почти ничего не видел вокруг, все скрывала какая-то пелена, ноги дрожали и подгибались, руки тряслись. Ему сейчас хотелось только одного — умереть, не чувствовать этой пронзительной, не поддающейся описанию боли. Тинувиэль не знал, сколько он шел, но внезапно на кого-то натолкнулся.
— Тини, мать твою, зараза ушастая! — раздался знакомый рык. — Ты когда под ноги смотреть научишься?! Больно же!
Принц ошеломленно открыл глаза — и замер. Эльваранский лес куда-то подевался, он, Тинувиэль, стоял в огромном пирамидальном зале черного цвета. Перед ним скорчился, сипя от боли, Храт. Эльф натолкнулся на него, и раненая нога орка подвернулась. Рядом сидел на полу прямо в луже крови изможденный до синевы Энет. Неподалеку от него бинтовал руку Санти, тоже, видимо, потерявший немало крови.
— Ребята... — Тинувиэль развесил уши в стороны. — Ребята...
Он сел на пол и тихо заплакал. Раны, которые в лесу не болели, снова начали болеть, да так, что дыхание перехватывало. Только душевная боль была куда как сильнее.
— Ну, чего ты... — присел рядом Храт. — Не баба.
— Меня из дому изгнали... — всхлипнул принц. — За то, что вас предавать отказался...
— Меня тоже... — помрачнел орк. — И за то же самое.
— А я от мечты отрекся... — пробормотал Санти.
— И я... — тяжело вздохнул Энет.
— А зря! — прогремел под потолком чей-то насмешливый голос. — Вы отреклись от самих себя. Значит, умрете!
Из множества ведущих в зал коридоров начали выходить люди, орки и эльфы. С мечами. Не сразу друзья поняли, что смотрят на самих себя. Их шли убивать бесчисленные Храты, Энеты, Сантиары и Тинувиэли. Четверо переглянулись и с трудом, поддерживая друг друга, встали, обнажив картаги. Умирать следовало с достоинством.
— Моя кровь — ваша кровь, братья! — прохрипел оскалившийся орк, тяжело дыша, — сил не осталось ни на что.
— Моя кровь — ваша кровь! — повторил принц, сморщив уши. — Наше время, похоже, пришло. Встретимся там!
Вслед за ними ту же фразу произнесли Санти с Энетом. Четверо друзей молча стояли и ждали начала своего последнего боя. Они ни о чем не жалели. Выбор был сделан, и жалеть о нем глупо, да и недостойно. Они просто стояли и ждали, не замечая, что их мечи медленно разгораются цветами Жизни, Мудрости, Ярости и Света. Это уже не имело никакого значения, все осталось позади. За все было заплачено, все долги отданы. Мосты были сожжены. Если бы кто-нибудь посмотрел на них со стороны, то удивился бы. Обреченные на смерть улыбались. Глаза каждого были широко распахнуты навстречу иному миру, который уже открывал свои ворота, заливая все вокруг нездешним светом. И какая разница, что пирамида над головой начала раскрываться, а за спиной каждого медленно растут крылья? Да никакой!
Лек ломал пальцы уже который час, не зная, что и думать. Никто еще не задерживался в пирамиде на такой срок. Никогда! Неужели погибли? Не дай Единый Создатель! Он не видел, что император волнуется не меньше его. Да и Ланиг с Керталом тоже мерили нервными шагами площадку у подножия гигантского монолита. Все они успели полюбить четверых оболтусов.
— Твое величество! — донесся до Марана голос одного из эльдаров. — Смотри! Это же...
Император посмотрел вверх и ошеломленно замер. Верхушка пирамиды раскрывалась! Медленно расходились в стороны черные лепестки странного цветка, чего никогда еще не случалось. Ни в одной хронике не описывалось ничего подобного, ученики входили в пирамиду и выходили из нее через одну и ту же дверь. Иных отверстий в черном монолите не было! Что происходит? Но какое-то воспоминание не давало покоя, что-то он читал об этом. Но что? Маран лихорадочно припоминал. А припомнив, застыл как изваяние. То же самое пророчество Пятерых. «И взлетят они, пять птиц, над памятью Тьмы, и станут крылаты над черным цветком».
— Крылаты... — прошептал император. — Крылаты... Создатель, неужели свершилось?
Свершилось. Над раскрывшейся черной пирамидой медленно всплывали в небо четыре фигуры, горящие неземным светом. За спиной каждой бились полупрозрачные, почти невидимые крылья. У каждого своего цвета. Белые. Алые. Синие. И зеленые. Летящие казались ангелами, пришедшими из небесных сфер. Но это были не ангелы, это были два человека, эльф и орк. Крылатые. Совсем как на рисунках Храта.
— Что это? — непонимающе спросил Лек.
— Не что, а кто, — ответил его величество, руки императора дрожали. — Твои ученики. Что же ты стоишь, парень? Лети к ним, они тебя ждут!
— Лететь?! — Изумлению горца не было предела. — Как?!
— А никак! Просто бери и лети!
Просто? Хорошо же! Лек трясущимися руками обнажил картаги и призвал их силу. Лезвия медленно загорелись черным огнем, за спиной выросли черные полупрозрачные крылья. Он одним прыжком взметнулся в небо и понесся к парящей там четверке. Друзья радостно встретили наставника.
Только немногие свидетели чуда, стоявшие у подножия пирамиды испытаний, могли видеть парящих в недоступной человеку выси Пятерых. Крылатые хохотали, купались в океане разноцветного пламени и летели. Ничто больше не имело значения, только они и небо. Все остальное осталось внизу.
Иерусалим, январь–июнь, 2005
— Значит, старая и глупая сказка? — насмешливо спросил он.
— Теперь вижу, что нет... — задумчиво сказал Фартаэль. — Ты меня удивил. Откуда у тебя эти мечи?
— Выковал. Своими руками. Но заготовки получил в Доме Стали города Тарсидара. Меня учил сам император! Не только он, конечно, но и он тоже.
— Даже так? — Владыка Эльварана нервно передернул ушами. — И что же понадобилось от тебя этому колдуну?
— Не знаю, — пожал плечами принц. — Да и какая разница? Говорят, мы те самые пятеро, что в пророчестве Пятерых.
— Пятеро?! — побелел Фартаэль, переглянувшись с мгновенно насторожившимися магами. — Но тогда среди вас должен быть орк...
— Да. Мой кровный брат Храт Сломанный Клык.
— Ты побратался с орком?! — ужаснулась Алливи. — С чудовищем?!
— Никакое он не чудовище! — обиделся за друга Тинувиэль. — Ты бы видела, как он рисует! Валлаэлю до него далеко.
— Теперь мне понятна причина увядания... — мрачно пробормотал Фартаэль. — Как же ты мог, сын мой? Неужели ты не знал, что случится, если эльф смешает свою кровь с орком? Ты ведь изучал каноны...
— Какие каноны? — растерялся принц, не понимая, что имеет в виду отец.
— Какие?! — раздраженно переспросил тот. — А такие! Иди сюда.
Тинувиэль подошел. И сразу просиял улыбкой. Отец-дерево! Его отец-дерево. Принц нежно коснулся пальцами коры, позвал и настороженно замер. Никто не ответил на призыв! Дерево молчало, как будто было мертвым! Оно отвергало своего воспитанника...
— Твое дерево умирает. — Фартаэль внимательно посмотрел на сына. — Когда Зеленая Стража сообщила мне об этом, я кинулся сюда. Увы, это оказалось правдой. Такое, как ты знаешь, случается только тогда, когда умирает связанный с деревом эльф. Мы выдернули тебя сюда усилиями лучших магов Эльварана, а ты оказался кровным братом орка... Ты хоть понимаешь, что стал своей родине чужим?
— Чужим? — растерялся принц. — Но почему?!
— Ты еще спрашиваешь?! В твоих жилах теперь течет кровь врага! Ты должен отречься от него. Или...
— Или что?
— Или уходи и никогда больше не возвращайся.
— Отец! — с ужасом воскликнула Алливи. — Как ты можешь?!
— Я — Хранящий Свет! — отрезал Фартаэль. — На мне ответственность за всех эльфов Эльварана! Если кровный брат твари Тьмы останется среди нас, то деревья-покровители отвергнут наш народ. Ты понимаешь, что это значит, девчонка?! Мне больно от того, что Тинувиэль — мой сын!
— Тини, мальчик мой... — К ошеломленному принцу протянула руки мать, Ланлиэли, самая прекрасная женщина эльваранских лесов. — Зачем тебе этот орк? Отрекись...
— Отрекись, сын... — поддержал жену Фартаэль. — Отрекись.
— Отрекись, юный эльф... — выступил вперед Дамаэль, самый сильный эльфийский маг. — Или уйди.
— Тини! — вскрикнула Алливи, с болью смотря на брата. — Ну на что он тебе сдался? Отрекись!
Тинувиэль отчаянно звал отца-дерево, всей своей сущностью звал, но оно молчало, презрительно игнорируя его призывы. Только в шуме листвы звучало то же самое страшное слово: «Отрекись!» Да как же это? Неужели они не понимают, чего требуют? Нельзя отречься от кровного брата — это предательство! Даже хуже, чем предательство... Подлость. В глазах принца застыли слезы, он неверяще смотрел на отца, мать, сестру. Но в их глазах не было ничего, кроме требования отречься. А он вспоминал, сколько раз Храт спасал его от последствий собственной безалаберности, сколько раз тащил на спине, когда Тинувиэль падал без сил. Разве можно все это забыть? Никак нельзя.
— Но я ведь носитель мечей Жизни... — неуверенно пробормотал он.
— Мечи Жизни пригодятся нашему народу. — Фартаэль резко кивнул. — Когда мы начнем войну, они могут помочь.
— Войну? — удивился Тинувиэль. — Какую войну? Зачем?
— Люди с орками загнали нас сюда, на крайний юг, — зло усмехнулся владыка Эльварана. — Мы ничего не забыли и ничего не простили. Этот мир должен принадлежать эльфам, сын. Наш долг уничтожить захватчиков. И мечи Жизни могут в этом помочь.
— Но есть ведь и другие великие мечи...
— Другие?
— Каждый из нас получил пару великих мечей. Храт носит алые мечи Ярости, Энет — синие мечи Мудрости, Санти — белые мечи Света.
— Мечи Света пришли в мир?! — Фартаэль едва не подпрыгнул от такого известия. — Почему они не у тебя?!
— Не знаю, — пожал плечами Тинувиэль. — От меня там ничего не зависело.
— Но ты говорил о пяти парах великих мечей. — Владыка Эльварана пристально посмотрел на сына. — Какова же пятая?
— Черные мечи Тьмы. Их носит наш наставник, Лек ар Сантен.
Эльфы спали с лица, посмотрев на принца с откровенным ужасом. У магов вообще начали дрожать руки, такого Тинувиэль не видел ни разу.
— Твой наставник служит Тьме?! — Алливи отшатнулась от брата.
— Никому он не служит! — рявкнул в сердцах Тинувиэль, едва не плача от отчаяния — да что они все, с ума посходили? Не были же они раньше такими! Никогда не были!
— А...
— Нас не спросили, на нас эти мечи свалились, как птичье дерьмо на голову! И все мы — кровные братья!
— Не нужны эльфу люди и орки в кровных братьях! — отрезал Фартаэль. — Да, я предпочел бы иметь мечи Жизни в Эльваране. Но только если их носитель будет истинным эльфом. Отрекись и оставайся дома, мы будем рады тебе, сын.
Отречься? Не только от Храта, а от всех? От Санти? От Энета? От Лека? Перед глазами вереницей проплывали лица друзей. Нет, не мог он от них отречься. Не мог. Свет, до чего же больно... Душа рвалась на части, плакала, стонала. А ведь если не отречется, его изгонят... Он станет чужим для Эльварана. Навсегда чужим. Но отречься? Нет... Даже ради родного дома нельзя уродовать свою душу, ни в коем случае нельзя. Юный эльф опустил голову. Он уже принял решение, только боялся признаться в нем даже самому себе.
— Я не могу предать... — Принц поднял голову. — Отец, я не могу!
— Ты мне не сын! — выплюнул Фартаэль, брезгливо кривясь. — У меня нет больше сына по имени Тинувиэль!
Принц зашатался, ноги его не держали. Такой страшной, такой раздирающей душу боли он никогда еще не испытывал. За что? За то, что он не хочет становиться предателем? Отец ведь сам говорил, что нельзя предавать друзей! Сам! Отец, да как же ты можешь? Как?!
Тинувиэль попытался поймать взглядом глаза матери и сестры, но они отворачивались, не желая смотреть на отступника. Значит, он для них чужой только потому, что не способен предать друзей? Свет, да как же это? Ведь Фартаэль с детства учил его, что нельзя предавать, никого, никогда. И сам же теперь требует предательства...
Юный эльф долго еще стоял и молча смотрел на родителей, а затем повернулся и пошел, куда глаза глядят. Он почти ничего не видел вокруг, все скрывала какая-то пелена, ноги дрожали и подгибались, руки тряслись. Ему сейчас хотелось только одного — умереть, не чувствовать этой пронзительной, не поддающейся описанию боли. Тинувиэль не знал, сколько он шел, но внезапно на кого-то натолкнулся.
— Тини, мать твою, зараза ушастая! — раздался знакомый рык. — Ты когда под ноги смотреть научишься?! Больно же!
Принц ошеломленно открыл глаза — и замер. Эльваранский лес куда-то подевался, он, Тинувиэль, стоял в огромном пирамидальном зале черного цвета. Перед ним скорчился, сипя от боли, Храт. Эльф натолкнулся на него, и раненая нога орка подвернулась. Рядом сидел на полу прямо в луже крови изможденный до синевы Энет. Неподалеку от него бинтовал руку Санти, тоже, видимо, потерявший немало крови.
— Ребята... — Тинувиэль развесил уши в стороны. — Ребята...
Он сел на пол и тихо заплакал. Раны, которые в лесу не болели, снова начали болеть, да так, что дыхание перехватывало. Только душевная боль была куда как сильнее.
— Ну, чего ты... — присел рядом Храт. — Не баба.
— Меня из дому изгнали... — всхлипнул принц. — За то, что вас предавать отказался...
— Меня тоже... — помрачнел орк. — И за то же самое.
— А я от мечты отрекся... — пробормотал Санти.
— И я... — тяжело вздохнул Энет.
— А зря! — прогремел под потолком чей-то насмешливый голос. — Вы отреклись от самих себя. Значит, умрете!
Из множества ведущих в зал коридоров начали выходить люди, орки и эльфы. С мечами. Не сразу друзья поняли, что смотрят на самих себя. Их шли убивать бесчисленные Храты, Энеты, Сантиары и Тинувиэли. Четверо переглянулись и с трудом, поддерживая друг друга, встали, обнажив картаги. Умирать следовало с достоинством.
— Моя кровь — ваша кровь, братья! — прохрипел оскалившийся орк, тяжело дыша, — сил не осталось ни на что.
— Моя кровь — ваша кровь! — повторил принц, сморщив уши. — Наше время, похоже, пришло. Встретимся там!
Вслед за ними ту же фразу произнесли Санти с Энетом. Четверо друзей молча стояли и ждали начала своего последнего боя. Они ни о чем не жалели. Выбор был сделан, и жалеть о нем глупо, да и недостойно. Они просто стояли и ждали, не замечая, что их мечи медленно разгораются цветами Жизни, Мудрости, Ярости и Света. Это уже не имело никакого значения, все осталось позади. За все было заплачено, все долги отданы. Мосты были сожжены. Если бы кто-нибудь посмотрел на них со стороны, то удивился бы. Обреченные на смерть улыбались. Глаза каждого были широко распахнуты навстречу иному миру, который уже открывал свои ворота, заливая все вокруг нездешним светом. И какая разница, что пирамида над головой начала раскрываться, а за спиной каждого медленно растут крылья? Да никакой!
***
Лек ломал пальцы уже который час, не зная, что и думать. Никто еще не задерживался в пирамиде на такой срок. Никогда! Неужели погибли? Не дай Единый Создатель! Он не видел, что император волнуется не меньше его. Да и Ланиг с Керталом тоже мерили нервными шагами площадку у подножия гигантского монолита. Все они успели полюбить четверых оболтусов.
— Твое величество! — донесся до Марана голос одного из эльдаров. — Смотри! Это же...
Император посмотрел вверх и ошеломленно замер. Верхушка пирамиды раскрывалась! Медленно расходились в стороны черные лепестки странного цветка, чего никогда еще не случалось. Ни в одной хронике не описывалось ничего подобного, ученики входили в пирамиду и выходили из нее через одну и ту же дверь. Иных отверстий в черном монолите не было! Что происходит? Но какое-то воспоминание не давало покоя, что-то он читал об этом. Но что? Маран лихорадочно припоминал. А припомнив, застыл как изваяние. То же самое пророчество Пятерых. «И взлетят они, пять птиц, над памятью Тьмы, и станут крылаты над черным цветком».
— Крылаты... — прошептал император. — Крылаты... Создатель, неужели свершилось?
Свершилось. Над раскрывшейся черной пирамидой медленно всплывали в небо четыре фигуры, горящие неземным светом. За спиной каждой бились полупрозрачные, почти невидимые крылья. У каждого своего цвета. Белые. Алые. Синие. И зеленые. Летящие казались ангелами, пришедшими из небесных сфер. Но это были не ангелы, это были два человека, эльф и орк. Крылатые. Совсем как на рисунках Храта.
— Что это? — непонимающе спросил Лек.
— Не что, а кто, — ответил его величество, руки императора дрожали. — Твои ученики. Что же ты стоишь, парень? Лети к ним, они тебя ждут!
— Лететь?! — Изумлению горца не было предела. — Как?!
— А никак! Просто бери и лети!
Просто? Хорошо же! Лек трясущимися руками обнажил картаги и призвал их силу. Лезвия медленно загорелись черным огнем, за спиной выросли черные полупрозрачные крылья. Он одним прыжком взметнулся в небо и понесся к парящей там четверке. Друзья радостно встретили наставника.
Только немногие свидетели чуда, стоявшие у подножия пирамиды испытаний, могли видеть парящих в недоступной человеку выси Пятерых. Крылатые хохотали, купались в океане разноцветного пламени и летели. Ничто больше не имело значения, только они и небо. Все остальное осталось внизу.
Иерусалим, январь–июнь, 2005
